ат и скандал не поутихнет.
     Добравшись до своего жилища, он разделся, но уснул не сразу.  Лежа  в
постели, он еще раз внимательно рассмотрел удостоверение Кайтемпи. Это был
документ исключительной важности, и теперь Моури  разрывался  между  двумя
противоречивыми желаниями: избавиться от него или поскорее использовать.
     Если учесть  особенности  социально-политической  системы  Сирианской
Империи, то удостоверение Кайтемпи, несомненно,  может  наводить  ужас  на
любой  принадлежащей  сири  планете.  Один  вид  крылатого  меча  заставит
девяносто девять процентов гражданского населения бухнуться  на  колени  и
прославлять тайную полицию, зарывшись носом в грязь. В этом  для  "осы"  и
заключалась ценность подобного документа. Однако Земля не  снабдила  Моури
подобным оружием  -  он  сам  добыл  его.  Очевидно,  земная  разведка  не
располагала оригиналом такого удостоверения.
     Там, среди звезд, на зелено-голубоватой планете под названием  Земля,
способны сделать дубликат  чего  угодно,  кроме  человеческой  жизни;  да,
пожалуй, и с нее  могут  снять  копию.  Возможно,  там  нуждаются  в  этом
удостоверении. Ведь таким документом можно снабдить каждую "осу" и  спасти
многих разведчиков,  обреченных  в  иных  обстоятельствах  на  мучительную
смерть.
     Но для него  пожертвовать  удостоверением  в  пользу  своего  земного
начальства  равнозначно  потере  ферзя  в  шахматной  партии.   Он   долго
колебался, но перед тем, как заснуть, все же решил в первое  же  посещение
пещеры отправить подробный отчет о своих успехах и  уникальном  документе,
который ему удалось добыть. Пусть Земля решает, что с ним делать.
     В полдень Моури вернулся на  вокзал,  послонялся  там  минут  десять,
делая вид, что встречает кого-то. Придав лицу слегка утомленное, скучающее
выражение, он внимательно  изучал  обстановку.  Пятьдесят  или  шестьдесят
пассажиров,  с  таким  же  безразличным  и  утомленным  видом,  находились
неподалеку от камер хранения.  Казалось,  за  камерами  никто  из  них  не
наблюдал. По вокзалу болталась дюжина типов весьма мускулистого  сложения,
в манерах которых проглядывало нечто официальное; однако они, в  основном,
следили за пассажирами на перроне.
     Наконец он решил рискнуть,  неторопливо  подошел  и  своей  ячейке  и
вставил ключ в скважину, жалея, что не имеет  третьего  глаза  на  затылка
Открыв дверцу, Моури вытащил чемоданчик и оглянулся. В этот момент,  держа
в руках улики своего преступления, он чувствовал себя крайне неуютно. Если
что-то должно произойти, то именно сейчас. Тяжелая лапа опустится  на  его
плечо,  раздастся  торжествующий  рев,  и  люди   с   хищным   оскалом   и
безжалостными глазами сомкнутся вокруг него...
     Но этого не случилось. Он медленно двинулся к выходу,  настороженный,
как лисица, заслышавшая вдали  лай  гончих.  За  вокзальными  воротами  он
вскочил  в  рейсовый  автобус  и  забился  в  угол,  бросая  по   сторонам
осторожные, внимательные взгляды.
     Возможно, никто не заметил его, никто им не интересовался,  никто  не
шел по его следам, и люди Кайтемпи все еще безуспешно обшаривают Радин, не
имея ни малейшего представления, где продолжать поиски. Но  Моури  не  мог
успокоиться, опасаясь недооценить их профессонализм. Оставался  один  шанс
из тысячи, что он ничего не заметил и привел их прямиком к камере, что его
решили оставить на свободе, надеясь выйти на остальных  членов  мифической
Партии Свободы Сириуса.
     Он наблюдал за пассажирами, входившими и выходившими  на  остановках,
за пролетавшими мимо динокарами и даже за небом, словно  ожидал,  что  над
автобусом  с  минуты  на  минуту   зависнет   полицейский   вертолет.   Он
пересаживался раз пять, протащил чемодан по темным закоулкам, по проходным
дворам и галереям  трех  универмагов,  которые  покидал  через  незаметные
боковые выходы.
     В результате всех этих маневров Моури убедился в  отсутствии  слежки;
тогда он отправился домой, засунул кейс под кровать и глубоко,  облегченно
вздохнул.  Его  предупреждали,  что   деятельность   разведчика   способна
доставить массу сильных впечатлений. Похоже, так оно и есть.
     Вновь покинув квартиру, он купил стопку конвертов и  дешевую  пишущую
машинку. Остаток этого дня и весь следующий он прилежно трудился,  печатая
краткие послания на фирменных бланках Кайтемпи. Моури не  боялся  оставить
на  письмах  отпечатки  пальцев;  их  подушечки  были  обработани   особым
способом, так что  на  бумаге  не  обнаружат  ничего,  кроме  расплывчатых
неясных пятен.
     Закончив эту работу, он целый день провел  в  библиотеке,  кропотливо
выискивая нужную ему информацию, делая  подробные  выписки,  а  вернувшись
домой, надписал конверты и наклеил марки.
     К вечеру Моури успел отправить более двухсот писем редакторам  газет,
дикторам радио, высшим офицерам  и  важным  правительственным  чиновникам,
шефам полиции крупнейших городов, известным политикам  и  членам  кабинета
министров.
     Послание, вызывающе  напечатанное  под  грифом  Кайтемпи,  снабженное
печатью с крылатым мечом, было кратким, но содержательным:

     "Саллана первый.
     За ним последуют другие.
     Список у нас длинный.
     Дирак Ангестун Гесепт".

     Итак, первая фаза операции была завершена. Моури сжег коробку  из-под
конвертов и выбросил пишущую машинку в речку, выбрав место поглубже.  Если
ему придется еще раз заняться письмами, он купит другую и избавится от нее
таким же образом. Если потребуется, он сможет  купить  и  выбросить  сотню
пишущих машинок. Чем больше их  будет,  тем  забавнее.  Пусть  в  Кайтемпи
занимаются  анализом  его  посланий;  они  обнаружат   различные   шрифты,
принадлежащие неизвестным пишущим машинкам, и  решат,  что  имеют  дело  с
гигантской организацией. К тому же каждая сделанная  им  покупка  ведет  к
дестабилизации экономики Джеймса, наводняя планету фальшивыми деньгами.
     Следующим шагом стал визит в контору по прокату динокаров.  Он  нанял
машину на неделю под именем Шира Агавана и  дал  адрес  отеля,  в  котором
остановился в первый день. С помощью динокара Моури избавился  от  пятисот
листовок, расклеив их в шести городках и тридцати деревнях вокруг столицы.
Работа здесь была связана с большим риском, чем в Пертейне или  Радине.  В
деревнях приходилось труднее всего, и чем меньше было селение, тем  больше
опасностей его  подстерегало,  В  городе,  где  обитают  сотни  тысяч  или
миллионы людей, никто не обращает внимания друг на друга; но в местечке  с
населением  в  несколько  сотен  человек  незнакомца  заметят,   запомнят,
проследят за каждым его шагом.
     Во многих случаях деревенские зеваки облегчали  Моури  задачу,  давая
возможность налепить листовку, пока  все  их  внимание  было  приковано  к
машине. Дважды кто-то записывал номер его динокара - очевидно, просто ради
интереса. Он поступил весьма предусмотрительно, использовав  псевдоним,  к
которому не собирался возвращаться  впредь.  Очень  скоро  полиция  свяжет
появление  листовок   с   немногословным   и   таинственным   незнакомцем,
исколесившим округу на динокаре ХС-17978.
     В конце четвертой недели Моури заложил последнюю листовку в фундамент
мифического джеймекского подполья. И тут он упал духом.
     Газеты и правительственные радиостанции хранили гробовое  молчание  о
подрывной деятельности на  Джеймеке.  Ни  словом  они  не  обмолвились  об
убийстве Салланы  -  Свинорылого.  Казалось,  правительство  нисколько  не
беспокоило ни жужжание "осы", ни  таинственная  и  грозная,  но  -  увы  -
воображаемая Партия Свободы Сириуса.
     Моури не видел никаких результатов своей деятельности и не знал, есть
ли они вообще. Иногда вся  эта  бумажная  война  казалась  ему  чепухой  -
несмотря на утверждение Вулфа, что целую армию можно поставить на колени с
помощью двух-трех пропагандистских заклинаний. Получалось, что он,  Моури,
размахивает кулаками в темноте - возможно, ему и удалось зацепить  кого-то
по носу, но противник даже не удосужился нанести ответный удар.
     В результате первоначальный энтузиазм Моури несколько поостыл.  Чтобы
подогреть   его   снова,   требовалось    какое-то    проявление    эмоций
противоборствующей стороны - крик боли, проклятье  или  угроза:  тогда  он
поймет, что удар попал в цель. Хотя бы тяжелое дыхание врага!.. Но  Джеймс
не слышал и этого.
     Он больше не в силах был переносить одиночество. Не было товарищей, с
которыми он мог бы разделить тяжкий груз неясных предположений и тревожных
предчувствий;  товарищей,  которые  нуждались  бы  в  его   поддержке,   и
одобрении, а в нужный момент были бы  готовы  прийти  на  помощь.  Никого,
никого  рядом...  Ни  одной  живой  души,  разделяющей  с  ним   опасности
нелегального существования в чужом мире. Ни единого человека, с кем  можно
переброситься словом...  или  хотя  бы  посмеяться.  В  роли  осы  он  мог
рассчитывать  только  на  собственные  душевные  силы,  а  их  требовалось
поддерживать зримыми свидетельствами успеха его операций -  но  этого  как
раз и не было.
     Вскоре его хандра превратилась в  депрессию  такой  силы,  что  Моури
целых два дня не выходил из дома, мрачно слоняясь по квартире  из  угла  в
угол. На третий день им внезапно овладело растущее чувство тревоги.  Моури
не  стал  с  ним  бороться;  в  разведшколе  ему  сотню  раз  твердили   о
необходимости прислушиваться к интуиции.
     "Осознание того, что на вас ведется серьезная  охота,  может  вызвать
аномальное обострение  психического  восприятия  -  вплоть  до  проявления
шестого чувства. Именно поэтому матерых преступников так  трудно  поймать.
Многие рецидивисты, которых  разыскивала  полиция,  умудрялись  неожиданно
улизнуть в самый последний момент, проявляя чудеса  изобретательности.  На
самом деле такой тип вдруг чуял, что пахнет жареным и пора  уносить  ноги.
Для спасения собственной шнуры делайте то же самое. Если вы  почувствуете,
что кто-то сел вам на хвост, не ждите, не проверяйте, не  тяните  время  -
сматывайтесь!"
     Да, именно так его учили. Он вспомнил, как в свое время  размышлял  о
природе этого странного чувства - предвидения опасности. Может быть, в его
основе лежала телепатия?
     Полиция не  устраивает  облаву  без  предварительного  наблюдения  за
преступником. Агенты, которым поручена слежка, сосредотачивают внимание на
предмете своих забот, - и жертва  иногда  ощущает  некие  исходящие  извне
импульсы, которые воспринимаются на уровне подсознания и создают  ощущение
опасности.
     Нечто подобное Моури чувствовал сейчас. Поэтому, взяв свои  вещи,  он
покинул квартиру с черного хода Никто не  слонялся  поблизости,  никто  не
видел, как он выходил, никто не заметил, куда он направился.
     Незадолго до полуночи во дворе его  бывшего  дома  появилось  четверо
крепких парней; они расположились так, чтобы  блокировать  черный  ход.  У
парадного подъезда со стороны улицы остановились две машины  с  такими  же
типами; дверь  распахнулась  под  сильным  ударом,  и  агенты  устремились
наверх. Они пробыли там часа три и чуть не прикончили хозяина - прежде чем
убедились в его полной невиновности.
     Моури об этом  ничего  не  знал.  Его  деятельность  вызвала  наконец
ответную  реакцию,  но,  к  счастью,  он  сумел  проворонить  столь  явное
доказательство успеха своих операций.
     Он выбрал новое убежище в полутора милях от старого -  длинную  узкую
комнату  на  верхнем  этаже  полуразвалившегося  здания  в  самом  опасном
квартале Пертейна, в районе, где тротуары очищали единственным способом  -
спихивая мусор на мостовую. Документы здесь никого не  интересовали;  одна
из самых похвальных привычек обитателей этого квартала заключалась в  том,
что они не лезли в чужие дела. Чтобы снять комнату, оказалось  достаточным
предъявить купюру в пятьдесят гильдеров. Взамен он получил старый ключ.
     Моури пользовался им недолго - он сразу же приобрел надежный замок  и
врезал его в дверь. А также поставил новые шпингалеты на  окно,  хотя  оно
находилось в сорока футах над землей и к нему было  трудно  пробраться.  И
наконец,  он  сделал  небольшой  люк   на   крышу,   которым   предполагал
воспользоваться, если лестница будет заблокирована агентами Кайтемпи.
     В таком районе стоило опасаться только мелких воришек  -  крупные  не
станут размениваться на комнаты в трущобах. Моури решил, что новый замок и
шпингалеты на окне окажутся для них  серьезным  препятствием.  Он  доверял
своим беспокойным соседям не больше, чем сами соседи доверяли друг другу.
     Пришлось затратить немало времени на уборку, чтобы привести комнату в
жилой вид. Если он когда-нибудь попадет в застенки Кайтемпи, то там  будет
не до соблюдения правил  гигиены;  но  на  свободе  ему  хотелось  жить  в
чистоте. Когда он закончил свой труд, комната стала такой опрятной, какой,
видимо, не была с тех пор, как из нее ушли строители.
     Депрессия и чувство нависшей  опасности  наконец  покинули  Моури.  В
хорошем настроении он вышел из дома и  бодро  зашагал  по  улице,  которая
упиралась  в  заваленный  мусором  пустырь.  Поблизости  никого  не  было;
оглянувшись, он положил конфискованный у Свиного  Рыла  пистолет  на  краю
тротуара - так, что его не заметил бы только слепой. Затем, сунув  руки  в
карманы, чуть искривив ноги, он двинулся обратно. Ярдах в  семидесяти  ему
попался подходящий подъезд; Моури встал там  в  небрежной  позе,  с  видом
человека, не столь глупого, чтобы утруждать  себя  честным  трудом.  Такая
манера считалась весьма модной в квартале, избранном им для проживания.
     Джеймс бездумно созерцал противоположную сторону улицы, но  время  от
времени бросал цепкий взгляд на пистолет, валявшийся на тротуаре.
     Дальнейший ход событий еще раз подтвердил,  что  люди  редко  смотрят
себе под ноги. За четверть часа тридцать человек  прошли  мимо  пистолета,
ничего не заметив; один даже  наступил  на  него.  Наконец  оружие  увидел
парень со впалой грудью,  ногами,  кривыми,  как  колесо,  и  темно-сизыми
пятнами на лице. Он застыл на месте, глядя на пистолет; потом  наклонился,
чтобы разглядеть его получше, и уже протянул было  руку  к  оружию,  но  в
последний момент передумал и поспешил убраться. Кривоногий парень  перешел
улицу перед носом Моури; на лице его застыло выражение  неудовлетворенного
желания и страха.
     "Не прочь стащить, но боится", - решил Моури.
     Прошли еще двадцать прохожих.  Из  них  двое  заметили  пистолет,  но
притворились, что ничего не видят. Не  решились  они  и  вернуться,  чтобы
завладеть  оружием,  когда  поблизости  никого  не  будет.  Вероятно,  они
догадались, что пистолет был опасной уликой, от которой кто-то счел нужным
избавиться, и не горели желанием таскать такую штуку в своем кармане.
     Человек, в конце концов поднявший пистолет, похоже, не боялся ничего.
Крепко сбитый, с квадратной челюстью и раскачивающейся походкой,  он  даже
не замедлил шагов, хотя сразу же заметил  оружие.  Остановившись  на  углу
ярдах в пятидесяти,  он  оглянулся  с  видом  человека,  заблудившегося  в
незнакомом районе, затем вытащил из кармана записную книжку и притворился,
что ищет в ней адрес. Тем временем его острые маленькие глазки  обшаривали
улицу; однако Моури, укрывшегося в тени подъезда, он не заметил.
     Через несколько минут он пошел обратно, ловко уронил записную  книжку
на пистолет, сгреб и то и  другое  одним  движением  и  спокойно  двинулся
дальше. В руке его осталась только записная книжка; пистолет исчез куда-то
с непостижимой скоростью, свидетельствовавшей о долгой практике  в  такого
рода делах.
     Позволив  незнакомцу  удалиться  на  достаточное  расстояние,   Моури
выскользнул из подъезда  и  последовал  за  ним.  Он  надеялся,  что  идти
недалеко. Этот тип с квадратной челюстью был серьезным клиентом; в  случае
длительной слежки он обнаружит преследователя и попытается  отделаться  от
него любым способом. Моури очень не хотелось упускать свою с таким  трудом
выслеженную добычу.
     Квадратная Челюсть бодро ковылял по тротуару, потом юркнул направо  в
узкий грязный переулок, а на следующем перекрестке повернул налево. Он шел
уверенно и спокойно и, казалось, не подозревал, что за ним следят. В конце
улицы Квадратная Челюсть вошел в дешевый  ресторан  с  пыльными  окнами  и
вывеской, настолько облупившейся, что ее невозможно  было  прочесть.  Чуть
позже Моури решительно распахнул дверь и вошел.
     Воняло потом, прогорклой пищей  и  зисом.  Бармен  с  желтовато-сизой
физиономией встретил  Моури  неприветливым  взглядом,  видимо,  специально
приготовленным для незнакомцев. Дюжина посетителей, сидевших в полумраке у
заляпанной  некрашеной  стены,  смотрела  не  ласковей.  Вид  у  них   был
довольно-таки кровожадный.
     Моури небрежно оперся о стойку и обратился к Железной Роже,  стараясь
говорить внушительно:
     - Неплохо бы выпить чашечку кофе, а, приятель?
     - Кофе? - Бармен дернулся,  словно  его  кольнуло  шилом.  -  Клянусь
кровью Джеймы, это же спакумское пойло!
     - Ага, - согласился Моури. - И я собираюсь облевать им весь пол. - Он
хрипло рассмеялся. - Проснись, парень, и налей мне зиса!
     Бармен оскалился, оценив шутку, достал  с  полки  стеклянную  кружку,
которую,  несомненно,  мыли  не  чаще  раза  в  неделю,  налил  до   краев
низкосортным зисом и протянул Моури:
     - С тебя шесть десятых.
     Расплатившись, Моури понес кружку к маленькому столику в самом темном
углу; двенадцать  пар  глаз  внимательно  следили  за  ним.  Усевшись,  он
внимательно осмотрел зал, не обращая внимания на повисшую мрачную  тишину.
Он вел себя так, словно был завсегдатаем в подобных трущобах.  Взгляд  его
уткнулся в Квадратную Челюсть - как раз в тот момент, когда сия  достойная
личность, встав с кружкой в руке, прошествовала через зал и уселась за его
столик.
     Этот акт признания сразу же разрядил  обстановку.  Напряжение  спало,
головорезы у стены потеряли всякий  интерес  к  Моури,  бармен  облегченно
переступил с ноги на ногу, снова раздался тихий шелест голосов.  Очевидно,
Квадратная Челюсть был одним из почетных клиентов этого  заведения  и  его
знакомые пользовались неограниченным доверием.
     Сидевший напротив Моури головорез представился:
     - Меня зовут Архава, Бутин Архава - Он подождал ответа, которого  так
и не последовало, затем продолжал: - Ты не отсюда. С Диракты.  И  конечно,
из Машамы, судя по акценту.
     - Ловко подмечено, - отозвался Моури.
     - Приходится ловчить.. дураки обычно кончают в петле. - Он хлебнул из
кружки. - Будь ты местным, ты не зашел бы сюда. А может, ты - из Кайтемпи?
     - Да ну?
     - Нет, не похоже... Они не рискнули бы послать сюда тебя одного.  Они
бы отправили шестерых, а может, и больше. Им известно, что в баре  "Сузун"
всякое случается.
     - Меня, - сказал Моури, - это вполне устраивает.
     - А меня - еще больше.
     Бутин Архава шевельнулся, и над краем стола показалось дуло пистолета
Свинорилого, оно было направлено прямо на собеседника:
     - Я не люблю, парень, когда за мной  следят.  Учти,  если  эта  пушка
случайно бабахнет, никто здесь даже не пошевельнется... ну, а  ты  надолго
избавишься от волнений. Так что лучше рассказывай. Зачем ты за  мной  шел,
а?
     - Выходит, ты все время знал, что я за тобой иду?
     - Конечно! И что с того? - Квадратная Челюсть  поиграл  пистолетом  -
Ну, говори!
     - Ты вряд ли поверишь, когда я скажу, - склонившись над столом, Моури
усмехнулся прямо в оскалившуюся рожу - Я хочу дать тебе тисячу гильдеров.
     - Очень хорошо, -  сказал  Архава  с  полным  равнодушием,  -  просто
прекрасно. - Его глаза сузились - И ты готов прямо сейчас полезть в карман
и вытащить денежки, не так ли?
     Моури кивнул, все еще улыбаясь.
     - Несомненно - если ты достаточно храбр, чтобы позволить мне это.
     - Не купишь, не на  такого  напал,  -  огрызнулся  Архава.  -  Хозяин
пол