т, пока ему не удалось направить непокорные мысли  по  безобидному
пути, он буквально  взмок  от  напряжения.  Грэхем  извлек  из  памяти
женский образ, и ум  его  с  готовностью  принялся  любоваться  волной
черных кудрей, изгибом бедер, безмятежной улыбкой,  которая  временами
освещала миловидное лицо в форме сердца  -  ну  конечно  же  это  была
доктор Кертис! Как мужчина он мог без  всякого  труда  забывать  о  ее
профессиональных качествах. И вообще, кто дал ей  право  напускать  на
себя ученый вид - с такой-то фигурой!
    Он все еще мысленно всматривался  в  ее  спокойные,  ясные  глаза,
когда Корбетт залез в кабину и недовольно проворчал:
    - Жаль, парень не смог объяснить, что это еще за чертовы солнца!
    - Да, - не слушая его, согласился Грэхем  и  захлопнул  за  тучным
полицейским дверцу. - Позвоню вам в управление сразу после обеда. - Он
торопливо зашагал прочь, по-прежнему  упорно  сохраняя  в  воображении
необычайно яркий образ девушки.
    Опустив стекло, Корбетт крикнул ему вслед:
    - Этими солнышками наверняка стоит как  следует  заняться!  Ставлю
жизнь на карту - что-то тут не чисто!
    Не получив ответа, начальник полиции пронзил широкую спину Грэхема
возмущенным взглядом и, поставив жизнь на карту, нажал толстым пальцем
на кнопку стартера.
    Гиромобиль взвизгнул, как голодная собака, рванул с места и набрал
скорость. Все убыстряя ход, он с воем понесся по улице - только ставни
на окнах домов захлопали от поднятого  ветра.  Пулей  нырнув  в  узкую
брешь между машинами, двигавшимися  наперерез,  гиромобиль  влетел  на
перекресток, не обращая внимания на сигналы автоматических светофоров,
так что перепуганные пешеходы бросились врассыпную. С той  же  бешеной
скоростью он миновал следующий квартал, описав пологую дугу, проскочил
еще один перекресток  и  со  всего  маху  врезался  в  бетонный  торец
углового дома. От удара машина  сложилась  в  гармошку,  а  двухтонная
панель раскололась. Раздавшийся грохот еще  долго  отдавался  эхом  от
стен окружающих зданий.
    Этот звук настойчиво бился в барабанные перепонки Грэхема, который
еще не вышел из состояния самогипноза. Он из  последних  сил  отчаянно
старался удержать перед мысленным взором девичье лицо, чтобы отогнать,
отразить, не допустить ужасную весть о том, что  еще  одному  пришлось
так  страшно  -  поплатиться  за  проявленное  к   маленьким   солнцам
любопытство.
    Вокруг  места  катастрофы   уже   толпились   зеваки,   защищенные
собственным неведением, а  Грэхем,  который  из-за  возникших  у  него
подозрений стал уязвим для неведомой опасности, упрямо шагал  прочь  и
боролся с собой - боролся, силясь сосредоточиться на своем  видении  и
полностью отключить все остальные мысли. Он все шел и шел,  настойчиво
стараясь замаскировать предательский ум, и постепенно одержал победу в
этой упорной борьбе.

                               ГЛАВА 6

    Тропинка, вся в пятнах лунного света, взбиралась все выше и  выше,
петляя и извиваясь, как испуганная змея.
    Прошло лишь несколько  часов  с  тех  пор,  как  Корбетт  разбился
всмятку, а Грэхему казалось -  целый  год.  Отогнав  воспоминание,  он
нырнул в тень сотворенного самой природой  обелиска,  который  высился
рядом с дорогой Унылая луна заливала тусклым светом  мрачные  скалы  и
молчаливые сосны, придавая гористому пейзажу бледный, призрачный вид.
    Затаившись,  путник  лихорадочно  обшарил  взглядом  густые  тени,
пятнавшие только  что  пройденный  путь.  Напрягая  слух,  силился  он
уловить среди шелеста листвы, скрипа ветвей, журчания невидимого ручья
какие-нибудь посторонние звуки - звуки, которые могли бы  принадлежать
чему-то обычно неслышимому. Невольно, только для того, чтобы успокоить
свою  чрезмерную  бдительность,  он  старался   разглядеть   незримое,
услышать беззвучное, ожидая появления того, что при встрече никому  не
оставляло времени для раздумий.
    Так  он  простоял  целых  пять  минут.  Нервы   взвинчены,   мышцы
напряжены, тело  и  разум  устремлены  навстречу  опасности,  грозящей
вырваться из мрака и безмолвия. Но ничего' не случилось -  вокруг  все
так же громоздились суровые скалы,  тянувшие  свои  рваные  вершины  к
таким же рваным облакам, да сосны,  как  часовые,  несли  свою  вахту,
охраняя ночной покой.
    Грэхем уже который раз останавливался вот так,  озирая  пройденный
путь, - и  каждый  раз  тропа  оказывалась  пуста,  ничто  не  внушало
подозрений.
    Таинственные преследователи, крадущиеся за ним по пятам в  черноте
ночи, были порождением его усталого ума. Он достаточно  владел  собой,
чтобы понимать: все это - лишь плод разыгравшегося воображения, и  все
же не мог удержаться;. снова и снова выбирал наблюдательный  пункт  и,
напрягая усталые глаза, пытался  отыскать  подтверждение  преследующих
его кошмаров.
    Он вглядывался в ночь, пока не убедился, что все  спокойно,  потом
вышел из густой тени, отбрасываемой обелиском,  и  двинулся  вверх  по
тропе. Проваливаясь в глубокие расщелины,  натыкаясь  на  разбросанные
тут и там валуны, еле видимые в обманчивом свете луны, он  спешил  все
вперед и вперед.
    Тропа, прихотливо извиваясь, шла вокруг  горы  и  заканчивалась  в
маленькой долине,  с  трех  сторон  окруженной  нависающими  каменными
утесами. Дом, стоящий в конце  долины,  казалось,  припал  к  земле  и
затаился. Это была не какая-нибудь развалюха, а мощное  сооружение  из
бетона и местного камня  -  мрачное,  приземистое,  зловещее  в  своем
одиночествое.
    У входа в долину стоял ветхий старинный указатель На его выцветшей
табличке были неуклюже выведены слова: МИЛЛИГАНЗ СТРАЙК. Прищурившись,
путник пристально всмотрелся в  надпись,  потом  оглянулся  на  тропу.
Ничего подозрительного.
    Он стал крадучись пробираться через  долину.  Угольно-черные  тени
громоздящихся вокруг скал поглотили его собственную тень.  Наконец  он
добрался  до  безмолвно  застывшего  дома  и  оглядел  его   холодные,
бесстрастно поблескивающие  окна.  Ни  в  одном  из  них  не  мелькнул
приветливый огонек, ни единого звука не доносилось из-за суровых стен.
Все было тихо, только потревоженный камень с шумом скатился по  тропе.
Этот слабый отдаленный гул заставил его прижаться  к  стене  и  сунуть
руку в карман. Целых пятнадцать минут он следил  за  освещенным  луной
входом в долину.
    Успокоившись, Грэхем сильно постучал в бронированную дверь,  потом
подергал за ручку  -  заперто.  Он  еще  раз  постучал,  на  этот  раз
булыжником. Никакого ответа. Повернувшись  спиной  к  двери  и  вперив
налитые кровью глаза в белеющий под луной указатель, он  заколотил  по
броне подкованным башмаком, так что по всей долине прокатилось эхо.
    Пока он яростно сражался с дверью, сердце его сжималось от  ужаса.
А вдруг другие  уже  проникли  в  дом  до  него,  другие,  которые  не
стучались и не открывали дверей, а просто вошли, коварно  и  бесшумно?
Другие,  стрелять  в  которых  бесполезно,  убежать   от   которых   -
невозможно.
    Прогнав панику, он нанес двери последний сокрушительный удар. Если
через  минуту  никто  не  откроет,  он  возьмет  здоровенный  камень-и
разобьет железную решетку на окне. Он должен войти любой  ценой,  даже
если придется разнести весь дом. Прижав ухо  к  двери,  он  напряженно
прислушался и уловил слабое гудение, которое переросло в низкий вой.
    Вой прекратился; лицо сыщика прояснилось.  Раздался  металлический
грохот, потом послышались медленные осторожные шаги. Лязгнула цепочка,
заскрипели отодвигаемые засовы, щелкнул замок - и  дверь  приоткрылась
на шесть дюймов.
    - Ну, кто там? - спросил из темноты низкий глуховатый голос.
    Грэхем кратко представился и спросил:
    - Профессор Бич?
    Дверь распахнулась,  и  хозяин,  неразличимый  в  царившем  внутри
мраке, отрывисто произнес:
    - Входите, Грэхем. Когда-то мы встречались. В этой кромешной  тьме
я вас не узнал.
    Войдя, Грэхем услышал, как дверь захлопнулась,  загремели  запоры.
Его взяли за руку и в полной темноте перевели  через  площадку.  Прямо
перед лицом раздался лязг и скрежет металла, и пол ушел у него  из-под
ног. Надо же - лифт, в таком месте!
    Мимо проплыл плафон, и кабина остановилась. В  лучах  света  перед
Грэхемом предстало лицо  профессора.  Он  был  все  тот  же:  высокий,
темноволосый,  с  тонкими  чертами  лица.  Бремя  прожитых  лет   мало
сказалось на нем. Грэхем не видел его несколько  лет,  но  не  заметил
никаких перемен. Нет, одна перемена все-таки была, причем ошеломляющая
- глаза!
    Тонкий, горбатый, как  у  ястреба,  нос  обрамляла  пара  холодных
суровых  глаз,  сверкающих  каким-то  неземным  светом.  Было   что-то
подавляющее в их сверхъестественном  блеске,  что-то  гипнотическое  в
остром, настороженном, проницательном взгляде.
    - Почему наверху так темно? - поинтересовался Грэхем, все еще не в
силах оторваться от этих поразительных очей.
    - Свет приманивает ночных тварей, - уклончиво ответил Бич.  -  Они
могут причинить неудобство. - Он разглядывал гостя. - Кто вас надоумил
искать меня здесь?
    - Редактор  газеты,  издающейся  в  Бойсе,  знает,  что  вы  часто
уединяетесь в этом  доме.  Он  сказал,  что  утром  пришлет  репортера
посмотреть, живы вы или нет. Вот я и решил его опередить.
    Бич вздохнул.
    - Так я и знал: после того,  что  случилось,  сюда  набежит  целая
свора ищеек. Ну, да ладно! - Он провел Грэхема  в  небольшую  комнату,
всю заставленную книгами, и  подвинул  гостю  стул.  Осторожно  закрыв
дверь, сел напротив. Потом переплел длинные, тонкие пальцы и  устремил
на собеседника свой странный  взгляд  -  Мне  искренне  жаль,  что  мы
встречаемся при таких прискорбных обстоятельствах. Полагаю, ваш приход
связан с катастрофой в Силвер Сити?
    - Да.
    - Но Ведомство целевого финансирования здесь вроде бы ни при  чем.
Почему же  вас  это  интересует?  -  Темные,  тонко  очерченные  брови
профессора вопросительно поднялись.
    - Вы правы, - согласился Грэхем. Сняв с руки  кольцо,  он  передал
его Бичу. - Может быть, вы слышали о таких вещах,  даже  если  вам  не
доводилось  их  видеть?  На  его   внутреннюю   поверхность   нанесена
микроскопическая надпись, подтверждающая, что  я  являюсь  сотрудником
Разведывательной  службы  США  Если  хотите,  можете  посмотреть   под
микроскопом.
    - А, разведка! - Нахмурив лоб, Бич задумчиво  повертел  в  пальцах
кольцо и отдал владельцу, даже не удосужившись разглядеть как следует.
- Верю вам  на  слово,  -  он  нахмурился  еще  сильнее.  -  Если  вас
интересует, почему взорвался нитрат  серебра,  то  на  этот  вопрос  я
ответить  не  смогу.  Мне  еще  несколько   недель   придется   давать
бесчисленные   объяснения    полицейским,    заводским    инспекторам,
химикам-технологам, репортерам. И все они будут даром тратить время. Я
совершенно не в силах объяснить причину аварии.
    - Лжете! - без обиняков заявил Грэхем.
    Покорно вздохнув, ученый поднялся и медленно направился  к  двери.
Он отыскал палку  с  крючком  на  конце,  зацепил  ею  большой  экран,
спрятанный в углублении потолка, и опустил его вниз.  Удостоверившись,
что экран полностью закрывает дверь, он вернулся на свое место.
    - Почему вы считаете, что я лгу?
    - Потому что  вы,  как  никто  другой,  знаете,  что  раствор  был
непостижимым образом взорван тем таинственным  феноменом,  который  вы
пытались сфотографировать, - ответил Грэхем, чувствуя,  как  волосы  у
него на затылке зашевелились. - Потому что кому-то  из  вашей  команды
удалось, наконец, получить запретное изображение - и вот ответный ход:
Силвер Сити сметен с лица земли.
    Горло у него судорожно сжалось. Грэхем отчетливо почувствовал, что
этими словами подписал себе смертный приговор, и с удивлением отметил,
что все еще жив. Он взглянул на  Бича,  желая  увидеть,  какой  эффект
произвело  на  него  это  заявление,  но  ученый  только  крепче  сжал
скрещенные на груди руки,  да  в  его  горящих  глазах  блеснула  едва
различимая искра.
    - Ведь город пал жертвой того  же  явления  или  явлений,  которое
погубило невесть сколько лучших ученых мира, - наступал Грэхем, -  как
раз  выяснение  обстоятельств  смерти  некоторых  из  этих  ученых   -
американских ученых - и привело меня к вам.
    Он достал бумажник, извлек из него телеграмму и передал Бичу.  Тот
стал читать, бормоча себе под нос:
    ПОЛИЦИЯ БОЙСЕ ДЛЯ ГРЭХЕМА ЕДИНСТВЕННЫЙ ОБЩИЙ ЗНАМЕНАТЕЛЬ ТИРЕ  ВСЕ
БЫЛИ ДРУЗЬЯМИ БЬЕРНСЕНА ИЛИ ДРУЗЬЯМИ ЕГО ДРУЗЕЙ ТОЧКА ГАРРИМАН.
    - Имеются  в  виду  те,  кто  умер  в  прошлом  месяце.  -  Жестом
обвинителя Грэхем наставил на профессора указательный палец. - Но ведь
и вы были другом Бьернсена!
    - Совершенно верно, - согласился  Бич  и  стал  задумчиво  изучать
собственные руки. - Мы с Бьернсеном очень старые друзья. Таких, как я,
осталось совсем немного. - Он поднял глаза и посмотрел  прямо  в  лицо
собеседнику. - И еще я должен признаться,  что  у  меня  действительно
много таких сведений, которые я собираюсь хранить в строгой тайне.  Ну
и что вы собираетесь со мной делать?
    Этот дерзкий вызов мог бы смутить кого-то менее  настойчивого.  Но
сыщик так легко не сдавался. Уперев руки в голени и подавшись  вперед,
он постарался изобразить  на  лице  такое  выражение,  как  будто  ему
известно гораздо больше, чем подозревает его оппонент, больше, чем  он
пока намерен открыть.
    - Скажу вам откровенно, - начал он, - Ирвин  Уэбб  оставил  тайное
послание, которое нам удалось расшифровать. Оно  содержало  многое  из
того,  что  он  обнаружил.  Уэбб  утверждал:  эту  картину  необходимо
показать миру - если такое зрелище не приведет к бойне.
    - Бойня! - хрипло вырвалось у Бича.  -  Разве  вам  не  достаточно
того, что случилось с Силвер Сити? Один человек видит картину, смотрит
на нее, думает о ней - и  в  единое  мгновение  тридцать  тысяч  людей
расплачиваются за это своими жизнями, а может быть, и  душами.  Вот  и
сейчас самый опасный для вас враг - ваши собственные мысли. Зная самую
малость, думая о ней, размышляя,  прокручивая  ее  в  мозгу,  вы  сами
подставляете себя под удар,  обрекаете  себя  на  гибель.  Вас  выдает
непроизвольная деятельность вашего же ума. - Взгляд  его  скользнул  к
двери. - Если вдруг люминещентный экран на двери засветится, ни я,  ни
весь цивилизованный мир  уже  не  смогут  спасти  вас  от  немедленной
смерти.
    - Знаю, - невозмутимо  ответил  Грэхем.  -  Но  риск,  которому  я
подвергаюсь, ничем не больше вашего: к тому же, он не сможет возрасти,
если я узнаю то, что уже известно вам. От большего  знания  смерть  не
станет больше. - Стараясь не смотреть на экран,  он  сосредоточил  все
внимание на сверкающих глазах собеседника. Если экран  засветится,  он
увидит его отсвет в глазах Бича. - Раз уж бойня все  равно  произошла,
несмотря на то,  что  истина  не  стала  достоянием  масс,  навряд  ли
положение ухудшится, если истина выйдет наружу.
    - Ваше предположение, - Бич саркастически усмехнулся, -  построено
на ошибочной предпосылке: плохое не может стать  еще  хуже.  -  Он  не
сводил глаз с экрана. - Когда-то не было ничего хуже лука  и  стрел  -
пока не появился порох. Не стало ничего хуже него - пока не  появились
отравляющие газы. Потом бомбардировщики. Потом  сверхзвуковые  ракеты.
Потом атомные бомбы. Сегодня - бактерии  и  вирусы-мутанты.  Завтра  -
что-нибудь еще. - Последовал отрывистый язвительный  смешок.  -  Ценой
слез и страданий мы начинаем понимать, что  всегда  есть  простор  для
дальнейших усовершенствований.
    - Охотно поспорю с вами, но только когда буду знать все  факты,  -
парировал Грэхем.
    - Поверить в эти факты невозможно!
    - Но вы-то сами верите?
    - Логичный вопрос, - с готовностью согласился Бич. - Только в моем
случае о вере речи не идет. При чем здесь вера, если  знание  получено
эмпирическим путем! Нет, Грэхем, я в них не верю - я  их  знаю!  -  Он
задумчиво погладил подбородок. -  Для  людей  сведущих  неопровержимые
доказательства, которые удалось собрать, не оставляют места сомнениям.
    - Так что же это за факты? -  не  отступал  Грэхем,  всеми  силами
стараясь заставить ученого заговорить.  -  Что  -  развеяло  по  ветру
Силвер Сити? Что прервало эксперименты целой группы ученых,  прикончив
их таким образом, чтобы не  вызвать  никаких  подозрений?  Что  только
сегодня убило начальника полиции Корбетта?
    -  Корбетт?  Так  он  тоже  погиб?  Бич  погрузился  в  длительное
раздумье, устремив  глаза  через  плечо  собеседника  на  занавешенную
дверь. В комнате повисла тишина - только настольные  часы  отсчитывали
время, оставшееся до смерти. Один  ум  лихорадочно  мыслил,  другой  с
суровой неумолимостью ждал. Наконец Бич встал и выключил свет.
    - Лучше наблюдать за экраном в темноте,  пояснил  он.  -  Садитесь
сюда, рядом со мной, и не сводите с него  глаз.  Если  он  засветится,
начинайте думать о чем-то постороннем, или само  небо  не  сможет  вас
спасти!
    Придвинувшись поближе к ученому, Грэхем устремил взгляд  во  тьму.
Он знал: наконец-то дело вот-вот сдвинется  с  мертвой  точки,  и  его
безжалостно терзали угрызения совести.
    "Ты обязан выполнить приказ! - не умолкал в нем внутренний  голос.
- Твой долг - связаться с Лимингтоном, как тебе было велено! Если Бичу
придет конец, а вместе с ним - и тебе, то мир ничего не узнает,  кроме
того, что ты потерпел неудачу, как  и  все  остальные,  причем  только
потому, что не захотел выполнить свой долг!"
    - Грэхем, - произнес из темноты хрипловатый  голос  Бича,  положив
конец покаянным мыслям разведчика,  -  мир  получил  научное  открытие
такой же величины и важности и такой же далеко идущей перспективы, как
изобретение телескопа и микроскопа.
    - Что же это?
    - Способ  расширения  видимой  части  спектра  далеко  за  пределы
инфракрасного диапазона.
    - Вот оно что!
    Его обнаружил Бьернсен, - продолжал Бич. -  Как  уже  случалось  с
многими другими великими открытиями, он натолкнулся на него  случайно,
занимаясь чем-то совсем другим. Но сумел понять значение своей находки
и получить практические результаты. Как и телескоп, и  микроскоп,  она
раскрыла перед ним новый, доселе неведомый мир, о котором  никто  даже
не подозревал.
    - Новый ракурс, позволяющий увидеть то, что незримо присутствовало
и раньше? - подсказал Грэхем.
    - Вот именно! Когда Галилей, сам себе не веря, глядел в  телескоп,
он обнаружил то, что  испокон  веков  было  перед  глазами  несведущих
миллионов,  то  новое,  революционное,  что   перевернуло   официально
принятую и широко известную геоцентрическую систему.
    - Замечательное открытие, - согласился Грэхем.
    - Микроскоп дает  гораздо  лучшую  аналогию  -  ведь  он  позволил
увидеть факт, который с сотворения мира маячил у всех под  носом  и  о
котором тем не менее никто не подозревал. Факт, что мы всю свою  жизнь
соседствуем с бесчисленным множеством живых организмов, скрытых от нас
за пределами нашего зрения, скрытых  в  бесконечно  малом.  Вы  только
подумайте, - настаивал Бич, голос его звучал все громче, - юркие живые
твари, кишащие вокруг нас - над головой, под ногами, в нас самих.  Они
борются, размножаются и погибают в нашей  же  собственной  кровеносной
системе, и при этом никто о них знать не знал,  даже  не  догадывался,
пока микроскоп не прибавил остроты нашему слабому зрению.
    - Да, это тоже великое открытие, - подтвердил Грэхем. Несмотря  на
заинтересованность, нервы его  все  еще  были  на  взводе:  он  так  и
подскочил, когда собеседник случайно коснулся его рукой в темноте.
    - Все это веками ускользало от нас - одно, скрываясь в непостижимо
большом, второе - в невероятно малом. Точно так же ускользало и другое
- затаившись в абсолютно бесцветном. - Глуховатый голос Бича дрожал от
волнения.  -   Шкала   электромагнитных   колебаний   занимает   более
шестидесяти октав, из которых человеческий глаз сносо