жест рукой. -  Вы  что,  можете  вообразить  что-нибудь
более отчаянное, чем та ситуация, в которой мы находимся сейчас?
    - Уж лучше известное зло, чем неизвестное, - парировал  Грэхем.  -
Сейчас мы хотя  бы  знаем,  что  происходит.  А  кто  знает,  что  они
затевают?
    Если они изобретут еще  какие-нибудь  козни,  Бог  свидетель,  нам
придет конец!
    Грэхем промолчал. Он весь ушел в тревожные раздумья. Один человек,
ныне покойный, приписал ему экстрасенсорное восприятие. Возможно, дело
в нем, а может быть, предчувствие, но только он знал, что  надвигается
новый ад, притом куда более страшный.

    Стояла тьма, такая глубокая и зловещая, которая мыслима  только  в
городе, когда-то сиявшем мириадами огней. Кроме  мимолетных  отблесков
гиромобилей, которые, приглушив свет  фар,  светлячками  пролетали  по
выщербленным каньонам Нью-Йоркских улиц, ничто  не  оживляло  густого,
давящего, непроглядного мрака.
    Кое-где  мерцали  зеленоватым  светом  ограждения  из   деревянных
столбиков, покрытых  светящейся  краской,  предупреждая  водителей  об
огромных  воронках,  оставленных  взорвавшимися  ракетами.  Кисловатый
запах войны  был  силен  как  никогда  -  запах  вздыбленной  земли  и
разрушенных коммуникаций, битого кирпича и перемолотой плоти.
    В верхней части города, на Шестой улице, Грэхем  увидел  маленький
красный огонек, раскачивающийся из стороны в сторону,  и  притормозил.
Машина замедлила бег и остановилась; он вышел.
    - В чем дело?
    Из угольной тьмы выступил молодой офицер.
    - Извините, мистер, нужна ваша машина. - Он молча  подождал,  пока
Грэхем  предъявит  удостоверение,  потом  сказал:  -  Ничего  не  могу
поделать, мистер  Грэхем,  мне  приказано  реквизировать  все  машины,
следующие мимо.
    Что ж, не буду спорить. - Грэхем вынул из гиромобиля теплое пальто
и закутался в него. - Придется пройтись пешком.
    - Мне искренне жаль, - проговорил  офицер.  -  В  западном  районе
случилось что-то серьезное, нужны все машины, которые удастся достать.
- Он обернулся к двум солдатам в грязно-зеленой форме,  еле  видным  в
темноте. - Отгоните машину на станцию. - Когда они отъехали, он  нажал
на кнопку красного фонарика и  подал  сигнал  очередному  проезжающему
гиромобилю.
    Быстрым шагом Грэхем шел  по  дороге.  Его  окружали  покосившиеся
стены, кое-где укрепленые деревянными подпорками.  На  другой  стороне
улицы в мрачном унынии высились страшные развалины некогда  оживленных
деловых кварталов.
    На    площади,    замыкавшей    улицу,    обосновалась     батарея
противовоздушной обороны. Грэхем  молча  прошел  мимо.  От  безмолвных
фигур в железных касках, облепивших длинные задранные к  небу  стволы,
веяло настороженностью. Они были обречены выполнять  свой  бесполезный
долг. Все их пушки, хитроумные взрыватели ближнего действия, еще более
хитроумные приборы управления огнем  не  могли  тягаться  с  ракетами,
намного опережающими  скорость  звука.  Максимум,  на  что  они  могли
надеяться, - это случайная управляемая  бомба  или  безумный  азиат  -
камикадзе, решившийся на почетное самоубийство.  Других  вариантов  не
было.

    За площадью,  на  полуразрушенной  крыше,  шатко  угнездился  пост
подслушивания вместе с радиолокатором. Квадратные раструбы поста  были
бесцельно  устремлены  на  запад,  полусферическая  антенна  радара  с
деловым видом, но без особой пользы вращалась вокруг своей  оси.  Даже
не видя, Грэхем знал: где-то между постом на крыше и пушками застыли у
приборов управления огнем еще более  напряженные,  безмолвные  фигуры,
ожидающие  нечеловеческого  воя,  который  возвестит   о   приближении
какого-нибудь объекта, летящего достаточно медленно  для  того,  чтобы
его обнаружить, а при удаче и сбить.
    На какой-то миг над Скалами вспыхнуло яркое розовое зарево,  вслед
за ним  прокатился  грохот  взрыва.  Вверх  по  Гудзону  пошла  мощная
приливная волна. Еще мгновение, и следующая вспышка возникла  выше  по
реке, близ Хэверстроу. Потом все смолкло.
    Но только не на улице. Из глубины, прямо  из-под  ног,  доносились
странные неумолкающие звуки, как будто  кто-то  глодал  землю  мощными
челюстями.  Ба   протяжении   мили   одинокого   пешехода   неотступно
сопровождало это подземное "хрум-хрум-хрум".
    Там, глубоко внизу, ниже всех подземных этажей города,  гигантские
бериллиевые челюсти вгрызались в породу, прокладывая  артерии  нового,
более безопасного города, недоступного для бомб и ракет.
    "Когда все это кончится, - подумалось Грэхему, -  бывшая  подземка
превратится в наземную железную дорогу".
    Повернув налево, он увидел в окружающем мраке более плотное темное
пятно. Неясный силуэт находился на другой стороне  улицы  и  торопливо
приближался, громко позвякивая металлическими подковками.
    Они почти поравнялись и должны были вот-вот разминуться, когда  из
набухшего темного облака, незаметного в кромешной  тьме,  вылетел  шар
холодного голубого света. От его внезапной яростной атаки спасения  не
было. Почуяв  близкую  гибель,  смутно  различимый  во  мраке  человек
завертелся волчком и издал леденящий душу вопль.
    Грэхем отступил туда, где тень была поглубже,  его  зоркий  взгляд
отметил поразительную быстроту нападения. Шар  заплясал  вокруг  своей
жертвы, озарив ее тусклым, мертвенным светом. Было видно,  как  тонкие
сверкающие нити щупальцев вонзились в тело несчастного. Витон выпустил
пару колец, которые призрачным ореолом рассеялись в воздухе. Еще миг -
и светящаяся тварь взмыла ввысь, унося с собой обмякшее тело.
    Еще одного человека тем же  манером  схватили  на  пустыре,  ярдов
через двести дальше, по дороге. Проходя мимо  остова  многоквартирного
дома, Грэхем видел,  как  охотник  и  его  добыча  пересекли  открытый
участок.  Гротескно  удлиненная  тень  пешехода,  высвеченная  бледным
сиянием шара, стремительно  неслась  впереди.  Бег  жертвы  был  столь
неистов, как будто она спасалась  от  порождения  ада.  Человек  несся
огромными неуклюжими скачками, из сдавленного ужасом горла  вырывались
невнятные обрывки слов.
    Переливающаяся  голубая  бестия  нависла  над  жертвой,  образовав
вокруг ее головы дьявольский нимб. Потом раздулась,  поглотив  беглеца
вместе с последним отчаянным воплем. Перед тем, как подняться в небо с
добычей, витон выпустил два светящихся кольца.
    Третьего и четвертого  схватили  на  Дрекслер  авеню.  Они  успели
заметить пикирующие голубые мол-. нии. Один  бросился  бежать.  Второй
упал на колени, скрючился в жутком поклоне  и  закрыл  голову  руками.
Бегущий что-то хрипло выкрикивал. Живот трясся, по ногам текло,  вопли
звучали,    как    стенания    обреченной    на    заклание    жертвы.
Коленопреклоненный оставался в той же позе, как будто  молился  своему
идолу. Но идол, как и все  боги,  не  внял  молитвам.  Обоих  схватили
одновременно. Оба разом вскрикнули, разом  вознеслись  в  небеса  -  и
еретик, и истово верующий, и грешник, и праведник.  Витоны  никому  не
оказывали предпочтения, никого не миловали. Они сеяли  гибель  так  же
неумолимо, как торговцы смертоносным бактериологическим оружием.
    Лоб Грэхема покрывала обильная испарина. Он крадучись проскользнул
по дорожке к дверям больницы Самаритэн. Перед встречей с Гармонией  он
отер со лба пот и решил ничего не рассказывать о трагических событиях,
свидетелем которых он оказался.

    Она, как всегда, выглядела  сдержанной  и  спокойной.  Во  взгляде
глубоких   темных   глаз   ему   почудилась   какая-то    убаюкивающая
безмятежность. Однако они видели его насквозь.
    - Что случилось? - спросила девушка.
    - Случилось? С чего вы взяли?
    - Вид у вас взволнованный. К тому же вы только что вытерли лоб.
    Вытащив носовой платок, Грэхем еще раз отер испарину и спросил:
    - Откуда вы узнали?
    - Он у вас еще влажный. - В глазах ее мелькнула тревога. -  Витоны
снова гнались за вами?
    - На сей раз не за мной.
    - За кем же?
    - Это что, допрос? - осведомился он.
    - В кои-то веки вы вышли из себя! - сказала она, защищаясь.
    Я всегда выхожу из себя, когда разговариваю с вами. - Он на  время
выбросил из головы гнетущие мысли и одарил ее призывным взглядом. -  Я
приду в норму, когда немножко привыкну к вам, когда мы будем  видеться
чаще.
    - В каком смысле?
    - Вы прекрасно понимаете, в каком.
    - Уверяю вас,  что  не  имею  ни  малейшего  понятия,  на  что  вы
намекаете, - холодно произнесла она.
    - На свидание, - подсказал он.
    - На свидание! - Она воздела глаза к потолку. -  Подумать  только,
он явился назначать свидание! И это при том, что  творится  вокруг.  -
Она села за свой стол и взялась за ручку. - Вы,  должно  быть,  совсем
рехнулись, мистер Грэхем. День добрый, и всего хорошего.
    - Сейчас не день, а ночь, - напомнил  он  и,  притворно  вздохнув,
добавил: - Ночь, так и созданная для любви.
    Доктор Кертис громко фыркнула и углубилась в свои бумаги.
    - Ладно, -  сдался  он,  -  вижу,  мне  опять  дали  отставку.  За
последние дни я к этому уже привык.  -  Давайте  поговорим  на  другую
тему. Что вы узнали?
    Она отложила ручку.
    - Я ждала, пока вы придете в себя. Ведь я уже несколько часов хочу
вас видеть.
    - Ей-богу? - он радостно вскочил с места.
    - Не обольщайтесь, - она жестом велела  ему  сесть.  -  Все  очень
серьезно.
    - Господи, а со мной-то разве  все  не  серьезно?  -  изрек  он  в
пространство.
    - Ко мне на чай заходил профессор Фармилоу.
    - Что же вы такого в нем нашли, чего недостает мне?
    Умение себя вести, - отрезала она.
    Он поморщился, но промолчал.
    - Кстати, очень милый старик. Вы его знаете?
    - Так, немного, а теперь и вовсе знать не желаю, - он изобразил на
лице ревность и презрение.  -  Тихий  вечерок  с  седеньким  козликом?
Кажется, он чем-то занимается у Фордэма - тропическими  бабочками  или
еще какой-то ерундой.
    - Между прочим, он мой крестный отец. - Она произнесла эти слова с
таким выражением, как будто они объясняли все. - Он физик.
    - Билл, - подсказал он.
    Она не обратила внимания.
    - Думаю, что он...
    - Билл, - не сдавался он.
    - Ну хорошо, хорошо, - нетерпеливо отмахнулась она, -  Билл,  если
для вас это так важно. -  Девушка  старалась  сохранить  непроницаемое
выражение, но Грэхем уловил на ее лице тень улыбки и  получил  немалое
удовольствие. - Мне кажется, Билл, он что-то задумал. Я боюсь за него.
Ведь едва человек успеет что-то задумать, как сразу гибнет.
    - Вовсе  не  обязательно.  Просто  мы  не  знаем,  сколько  людей,
месяцами вынашивающих какие-то идеи, до сих пор живы-здоровы. А потом,
я пока еще тоже жив.
    - Вы живы, потому что одержимы одной-единственной идеей, - ядовито
заметила она, проворно убирая ноги под стол.
    - Как вы можете говорить такое? - он изобразил негодование.
    - Боже правый, дадите вы мне наконец рассказать то,  ради  чего  я
вас так ждала?
    - 0'кей. - Он насмешливо улыбнулся. - Так почему вы считаете,  что
старик Фармилоу носится с какой-то идеей?
    - Мы говорили о витонах. Я попросила  его  объяснить,  почему  так
трудно найти против них оружие.
    - Ну, а он что?
    - Он сказал, что мы еще не научились так же уверенно обращаться  с
силами, как с  веществами,  что  мы  сделали  большой  шаг,  обнаружив
витонов, но этого еще не достаточно, чтобы с ними покончить. - Говоря,
девушка не спускала с Грэхема своих  прекрасных  глаз,  следя  за  его
реакцией.  -  Он  сказал,  что   мы   можем   бомбардировать   витонов
всевозможными  энергетическими  пучками,  но  если  ничего  так  и  не
случится, мы не сумеем выяснить, почему.  Мы  даже  не  можем  поймать
витона, чтобы узнать, отражает он энергию или же  поглощает,  а  потом
снова излучает. Мы  не  можем  его  изловить  и  разобраться,  как  он
устроен.
    -  Мы  знаем,  что  некоторые  виды  энергии   они   действительно
поглощают, - вставил Грэхем. - Они поглощают нервные токи, жадно  пьют
их, как лошади, стосковавшиеся по воде. Еще они поглощают  импульсы  -
радары этих тварей не улавливают. Что же касается загадки их строения,
тут старик Фармилоу прав. Мы об этом понятия не имеем и даже не знаем,
с какой стороны подступиться. Вот в чем вся загвоздка.
    - Профессор Фармилоу сказал: лично он считает, что  шары  обладают
каким-то электродинамическим полем и умеют его  произвольно  изменять,
обволакивая себя разными видами энергии и поглощая только те,  которые
нужны им для питания. - Она передернулась от отвращения. -  Вроде  тех
нервных токов, о которых вы сказали.
    - И никакой аппарат, имеющийся в нашем распоряжении, не  может  их
воспроизвести, - пожаловался Грэхем. - А то мы бы пичкали их, пока они
не лопнут!
    На лице девушки снова мелькнула улыбка.
    - Я сказала профессору: "Вот бы взять волшебную ложку и взбить их,
чтобы получился голубой пудинг!" - Ее тонкие пальцы сомкнулись  вокруг
воображаемой ложки, которой  она  энергично  покрутила  в  воздухе.  -
Странно, но моя шутка почему-то привлекла его внимание.  Он  стал  мне
подражать, все вертел-и вертел пальцем, как  будто  играл  в  какую-то
новую игру. Ведь я просто дурачилась, - но зачем было  ему  дурачиться
вместе со мной? Он знает об энергии  куда  больше,  чем  я  могу  себе
представить.
    - Да, непонятно. А вы не думаете, что он просто впал в детство?
    - Нет и еще раз нет!
    - Тогда сдаюсь, - Грэхем поднял руки.
    - Он даже не намекнул, что у него на уме, - продолжала она,  -  но
вид у него был какой-то ошеломленный, и он  вскоре  откланялся.  Когда
профессор так  же  задумчиво  направился  к  выходу,  он  сказал,  что
постарается достать мне такую ложку. Я уверена: он что-то задумал. Это
были не просто пустые слова, он действительно  что-то  задумал!  -  Ее
плавно изогнутые брови вопросительно приподнялиск - Только вот что?
    - Чушь  собачья,  -  решил  Грэхем.  И  тоже  поболтал  в  воздухе
невидимой ложкой. - Такая же чушь, как и все  в  этом  безумном  деле.
Должно быть, профессор Фармилоу свихнулся от слишком большой учености.
Он отправилсл домой изобретать проволочную мутовку для сбивания яиц  и
кончит свои дни, забавляясь с ней в клинике Фосетта. Там,  у  Фосетта,
таких, как он, не одна дюжина.
    - Если бы вы  знали  профессора  так  же  хорошо,  как  я,  вы  бы
воздержались от подобных замечаний, - резко ответила она. -  Уж  он-то
никогда не теряет голову. Я бы на вашем месте сходила  к  нему.  Может
быть, у него есть для вас что-то стоящее. - Она подалась вперед. - Или
вы, как всегда, прибудете слишком поздно?
    - Ну ладно, ладно, - поморщился Грэхем.  -  Лежачего  не  бьют.  Я
прямо сейчас отправляюсь к нему.
    - Вот и молодец, - похвалила девушка - Она смотрела, как он встает
и берется за шляпу, и выражение ее глаз менялось. - Может  быть,  пока
вы еще не ушли, вы все-таки расскажете мне, что вас тревожит?
    - Тревожит? - он медленно обернулся. - Вот смехота! Ха-ха-ха! Нет,
вы только вообразите: меня - тревожит!
    - Не пытайтесь меня провести. Вся эта болтовня  о  свиданиях  меня
нисколько не обманула. Вы только вошли, а я сразу увидела: вас  что-то
беспокоит. У вас был такой вид, как будто вы готовы кого-то  убить.  -
Она сжала руки. - Что случилось, Билл? Что-то новое, еще страшнее?
    - Проклятье! - Он на миг задумался, потом сдался. - Думаю, что вам
тоже можно сказать. Все равно рано или поздно вы узнаете.
    - 0 чем?
    - Похоже, что они перестали  убивать.  Теперь  они  хватают  людей
живьем и утаскивают Бог весть куда. - Он повертел  в  руках  шляпу.  -
Неизвестно, почему они их хватают и зачем. Можно только  догадываться,
а догадки невеселые...
    Девушка побледнела.
    - Вот вам и последний вариант старой как мир шутки, - зло  добавил
Грэхем, - судьба, которая еще похуже смерти! - Он надел шляпу.  -  Так
что, ради Бога, берегите себя и старайтесь держаться от них  подальше.
Ну, а от свиданий не отказывайтесь, даже если  вздумаете  взлететь  на
небо, договорились?
    - Я не назначала никаких свиданий.
    -  Пока.  Но  когда-нибудь  назначите.  Когда  кончится  вся   эта
заваруха,  вам  не  удастся  так  легко  от  меня  отделаться.  -   Он
ухмыльнулся. - Тогда времени у меня будет вагон, и я  целиком  посвящу
его вам!
    Он закрыл дверь, унося в памяти тень ее  улыбки.  Выскальзывая  из
ворот на окутанную мраком дорогу, стелющуюся под угольно-черным небом,
он знал, что она все еще улыбается, припоминая его последние слова. Но
долго думать о ее улыбке ему не удалось.
    Вдали, из затаившихся  в  черноте  облаков  посыпались  сверкающие
голубые капли - дождь из поднебесного ада. Чуть позже дьявольские шары
стали роем подниматься ввысь. Грэхем был слишком далеко, чтобы  видеть
детали, но чувствовалось, что захватчики поднимаются не налегке.
    Перед его мысленным  взором  предстали  безжизненные  человеческие
тела, повисшие в объятиях омерзительных тварей, вздымающих свои жертвы
в небеса. А под ними, на земле, десять тысяч пушек нацелены в нависшее
небо, тысяча чутких раструбов застыла  в  ожидании  нашествия  другого
врага, врага, который по крайней  мере  сотворен  из  плоти  и  крови.
Болото обмеривают в поисках  лягушек,  несмотря  на  то,  что  лягушки
бьются между собой не на жизнь, а на смерть. Теперь наша жизнь зависит
от лягушек.
    "Как должны воспринимать эти повальные похищения те,  кто  еще  не
прошел обработку по формуле Бьернсена? - подумалось ему.  -  Наверняка
столь устрашающее проявление высших сил только  под  тверждает  старые
как мир, пугающие суеверия. Такое случалось и  раньше.  Взять  историю
или старинные предания - там люди только и делают, что внезапно сходят
с ума, летают по воздуху и возносятся в таинственную синеву бездонного
неба".
    Тут его мысли переключились на старика-ученого,  который  поспешил
домой, захваченный странной идеей. "Ставлю доллар против  цента,  Билл
Грэхем, - сказал он себе, -  что  Фармилоу  свихнулся,  смотался  либо
скончался".
    Усмехнувшись своей мрачной шутке, он свернул на Дрекслер  авеню  и
стал осторожно пробираться по  обочине,  стараясь  держаться  в  самой
глубокой тени.  Его  резиновые  подошвы  бесшумно  ступали  по  земле,
блестящие, серые, как агаты, глаза бдительно  всматривались  в  ночное
небо, стараясь не пропустить возможную засаду. А глубоко внизу,  прямо
нод его осторожно крадущимися ногами, зубья из берилпиевой  стали  все
так же неотступно глодали подземную руду и невидимые валуны.

                               ГЛАВА 11

    Сомнений не оставалось -  профессор  Фармилоу  был  мертв.  Грэхем
понял это, как только открыл дверь. Он быстро пересек  погруженную  во
мрак   комнату   и,   осветив   фонариком    окна,    убедился,    что
светонепроницаемые   шторы   не   пропускают   ни   единого    лучика.
Удовлетворенный осмотром, он нащупал  на  стене  выключатель  и  зажег
лампу под потолком.
    Двухсотваттный поток света устремился вниз,  на  неподвижное  тело
ученого,  -  заиграл  насмешливыми  бликами  на  его   седой   голове,
обрамленной безжизненно застывшими на столе руками. Фармилоу сидел  на
стуле и как будто спал, уронив усталую голову на руки. Но это  был  не
тот сон, который прерывается с рассветом, а совсем другой - не знающий
ни сновидений, ни пробуждения.
    Грэхем осторожно приподнял ссутуленные  плечи,  просунул  руку  за
ворот рубашки и  приложил  ладонь  к  холодной  груди  профессора.  Он
заглянул в доброе старческое лицо и не заметил на нем  того  выражения
ужаса, которое обычно искажало лица других жертв.
    Да, Фармилоу был стар, очень  стар.  Может  быть,  он  умер  своей
смертью. Может быть, в часах его жизни кончился отпущенный им завод, и
витоны не имеют к трагедии никакого отношения? На первый  взгляд,  они
действительно ни при чем: лицо такое мирное, и тому же профессор умер,
а не был похищен. И что самое паршивое,  если  вскрытие  покажет,  что
смерть наст