сматривался
вдаль. - Гироскоп обеспечит ему ровное приземление, да только шины все
равно не спасет. Одна-то уж  наверняка  лопнет.  Ведь  он  гонит,  как
одержимый!
    - Потому-то и ясно, что дело тут не  чисто.  -  Центробежная  сила
заставила   Грэхема   задержать   дыхание.   Они   обошли   еще   одну
четырехколесную колымагу. В эту краткую долю секунды ее  водитель  все
же успел жестами выразить свои чувства.
    - Нужно запретить всей  этой  рухляди  выползать  на  воздушку,  -
ворчливо заметил Воль. Взгляд его был устремлен вперед. Сияющий контур
преследуемой цели  бешено  мчался  по  плавной  кривой,  подводящей  к
главной развязке. - Мы отыграли сотню ярдов, но он жмет на пределе,  к
тому же у него спортивная модель. Можно подумать, что  за  ним  кто-то
гонится.
    - Мы, например, - сухо вставил Грэхем. Не спуская глаз  с  зеркала
заднего обзора, он прикидывал в  уме  вероятность  того,  что  Дейкина
преследует ктото еще, кроме них. От кого же все-таки пытается спастись
Дейкин? В кого стрелял Уэбб, так бесстрашно  встретивший  смерть?  Что
погубило  Бьернсена  и  отчего  Лютер  испустил  дух,  бормоча  что-то
несусветное?
    Он прервал свои  бесплодные  размышления  и  отметил,  что  позади
никакой  погони  нет.  Потом,  увидев  над  прозрачной  крышей  кабины
какую-то темную тень, поднял глаза. Над ними,  вращая  винтами,  завис
полицейский вертолет. Всего ярд отделял его колеса от верха  мчащегося
гиромобиля.
    Несколько секунд обе машины шли вровень Воль начальственным жестом
указал на полицейский знак на  капоте,  потом  выразительно  махнул  в
сторону бешено несущейся впереди машины.
    Пилот показал, что все понял;  вертолет  взмыл  вверх  и  прибавил
скорость. Перевалив через высокие крыши, машина  с  ревом  устремилась
вперед,  отчаянно  пытаясь  срезать  поворот  воздушки  и  перехватить
Дейкина у развязки.
    Даже не сбросив газ, Воль взял поворот на скорости  сто  двадцать.
Шины жалобно взвизгнули,  преодолевая  боковое  сопротивление.  Грэхем
тяжело навалился на дверцу, на него всем своим весом  обрушился  Воль.
Центробежная сила не давала им пошевелиться, а гироскоп  из  последних
сил пытался удержать машину в вертикальном положении. Все же  шины  не
выдержали и гиромобиль выписал головокружительную  двойную  восьмерку.
Он  подпрыгнул,  как  краб,  всего  на  волосок  разминувшись  с   еле
тащившейся развалюхой, прорвался  между  двумя  гиромобилями,  оторвал
крыло у подпрыгивающего авто и врезался в ограждение.
    Воль, как рыба, хватал воздух ртом,  пытаясь  вдохнуть  Он  кивком
указал на рампу, где воздушка нависала над другим шоссе, пересекаясь с
ним под прямым углом.
    - Боже правый! - выдохнул он. - Вы только взгляните!
    С их точки казалось, что впереди,  ярдах  в  четырехстах  от  них,
вершина рампы врезается  прямо  в  крошечные  оконца  дальних  зданий.
Машина Дейкина  находилась  как  раз  в  центре  возвышения,  над  ней
беспомощно висел полицейский вертолет. Но мчащийся гиромобиль, миновав
подъем, не скрылся  из  глаз,  как  можно  было  ожидать  при  обычных
обстоятельствах. Казалось, он медленно парит в  воздухе  -  между  его
колесами и вершиной рампы виднелся ряд оконных  проемов.  На  какое-то
томительное мгновение он застыл в  таком  подвешенном  положении  чуть
пониже вертолета, как будто бросив вызов закону всемирного  тяготения.
Потом с такой же сверхъестеетвенной медлительностью исчез из вида.
    -  Спятил!  -  выдохнул  Грэхем,  отирая  испарину   ео   лба.   -
Окончательно и бесповоротно!
    Он до отказа опустил боковое стекло.  Оба  напряженно  и  тревожно
прислушивались Из-за рампы донесся пронзительный скрежет  раздираемого
металла. Мгновение тишины - потом приглушенный удар.
    Не сказав ни слова, они выбрались из  покореженного  гиромобиля  и
помчались по шоссе, одолевая  длинный  пологий  подъем.  В  ограждении
зияла тридцатифутовая брешь Вокруг скопилась дюжина машин, в  основном
современные  гиромобили.  Бледные  водители,  уцепившись  за  погнутые
стойки, пытались разглядеть что-нибудь внизу, на дне пропасти.
    Протиснувшись вперед,  Грэхем  с  Волем  тоже  перевесились  через
перила.
    Там, далеко внизу, на противоположной стороне  улицы,  проходившей
за нижним, поперечным шоссе, виднелась бесформенная  груда  металла  -
трагический финал погони. По фасаду здания, десятью этажами ниже  того
места,  где  они  стояли,  проходили  глубокие  борозды,   оставленные
рухнувшей машиной. Колея дороги, ведущей в мир иной..
    Один из глазеющих водителей тараторил, не обращаясь ни  ж  кому  в
отдельности:
    Кошмар, какой кошмар! Он, должно быть, рехнулся. Вылетел, как ядро
из пушки, вдребезги разнес ограждение и врезался прямо вон в тот  дом.
Я слышал, как он туда впилился. - Он облизнул губы. - Что твой  жук  в
консервной банке! Ну и загремел! Кошмар, да и только!
    Говоривший выразил словами то, что ощущали все  остапьные.  Грэхем
чувствовал их волнение  и  страх.  Их  возбуждение,  садистскую  жажду
впечатлений и эмоциональный подъем, сплачивающий толпу,  которая,  как
всегда в  подобных  случаях,  уже  начала  собираться  внизу,  на  дне
трехсотфутовой пропасти.
    "А ведь массовая истерия - заразная штука, - думал Грэхем, ощущая,
как она  вздымается,  словно  незримый  дымок  какого-то  дьявольского
куренка. - Так можно и поддатьса. Обычно трезвый человек может в толпе
ненароком  опьянеть.  Опьянеть  от  коллективных  эмоций.   Эмоции   -
невидимая отрава!"
    Пока он стоял, как зачарованный, глядя  вниз,  его  посетило  иное
чувство,  прогнавшее  эти  мрачные  раздумья,  -  страх,  смешанный  с
ощущением  вины.  Так,  наверное,  чувствовал  бы  себя   чужестранец,
лелеющий опасные, наказуемые воззрения, доведись ему оказаться в некой
заморской  стране,  где  за  инакомыслие  того  и  гляди  вздернут  на
виселицу. Ощущение было столь  сильным  я  острым,  что  ему  пришлось
основательно потрудиться, дабы обуздать свой  ум.  Оторвав  взгляд  от
зрелища, открывавшегося с высоты, Грэхем толкнул  Воля  в  бок,  желая
привлечь его внимания.
    - Здесь больше делать нечего. Мы  прошли  за  Дейкиним  до  самого
финиша - и вот результат! Нам пора.
    Воль  неохотно  попятился  от  провала  Заметив,  что  потерпевший
неудачу вертолет садится на воздушку, он устремился к нему.
    Воль, отдел по расследованию убийств, кратко отрекомендовался  он.
- Свяжитесь с Центральным управлением. Пусть  мою  машину  отбуксирувт
для ремонта. Еще скажите им, что я скоро позвоню и передам рапорт.
    Вернувшись ж группе водителей, которые все еще  не  разошлись,  он
опросил их и отыскал парня, направляющегося в сторону Уильям стрит.  У
того была древняя четырехколесная таратайка, с  адским  грохотом  едва
выжимавшая пятьдесят  миль.  Воль  снисходительно  принял  предложение
подбросить их до места и, презрительно сморщив нос, полез в кабину.
    - Одни идут в ногу со временем, другие забегают вперед, а  кое-кто
безнадежно отстает, - он брезгливо ковырнул потертую обивку сиденья. -
Эта чертова колымага устарела еще в те  времена,  когда  Тутик  строил
свои пирамиды.
    - Тутанхамон не строил пирамид, - возразил Грэхем.
    - Ну, тогда брат Тутика. Или его дядюшка. Или субподрядчик - какая
разница?
    Водитель выжал сцепление, и автомобиль с ревом рванулся  с  места,
так что голова у Воля дернулась. Он  выругался  и  с  обиженным  видом
проговорил, обращаясь к Грэхему:
    - Ведь почему я повсюду таскаюсь за вами следом? Мне,  как  любому
работяге, приходится делать все, что ни прикажут. Только  я  никак  не
пойму что вы ищете и ищете  ли  что-нибудь  вообще.  Вашему  ведомству
стало известно что-то конкретное, не предназначенное для прессы?
    - Нам известно не больше вашего. Все началось с того, что  у  меня
возникли смутные подозрения, а мое начальство приняло  их  всерьез.  -
Грэхем задумчиво рассматривал  выщербленное,  пожелтевшее  от  времени
ветровое стекло. - Я первый почуял  неладное.  И  вот  теперь  за  все
заслуги мне придется либо докапываться до истины, либо трубить отбой.
    Так, значит, это вам я должен отдать пальму  первенства  по  части
подозрений? - Воль подпрыгнул на сиденье и жалобно проговорил:  -  Кто
бы видел: сыщик при исполнении - и на таком драндулете! Ну и дела! Все
только и делают, что помирают, вот и мы трясемся на  катафалке.  -  Он
еще раз подпрыгнул. - Судя по тому, как  все  складывается,  быть  мне
обвалянным в перьях, и дело с концом! Но пока с головой у меня  полный
порядок, я остаюсь с вами.
    - Спасибо, - Грэхем усмехнулся,  разглядывая  своего  спутника.  -
Кстати, как тебя зовут?
    - Арт.
    - Спасибо, Арт! - повторил он.

                               ГЛАВА 3

    Скрупулезный обыск квартиры Дейкина не принес никаких открытий: ни
щемящей душу последней записки, ни спрятанных  в  тайнике  заметок,  -
ничего такого, что могло бы показаться хоть сколько-нибудь  необычным.
Этот путь к решению головоломной загадки завел в тупик.
    Воль обнаружил грубую модель  верньера,  собранную  руками  самого
изобретателя, и теперь развлекался тем, что проецировал ее стандартный
стереоскопический  куб  на  маленький  экран.  Крутя  микрометрический
фокусировочный винт,  регулирующий  перспективу  куба,  он  то  сжимал
геометрический  каркас  до  того,  что  тот  начинал  казаться  совсем
плоским, то растягивал его так, что он напоминал нескончаемый тоннель.
    - Ловко! - приговаривал он.
    Грэхем вышел из задней комнаты, держа в руке почти пустой  пузырек
с йодом.
    - Я стал его искать опять же  по  наитию.  Вот,  стоял  у  него  в
аптечке вместе с целой  кучей  снадобий  от  всех  мыслимых  болезней.
Лекарств там хватит на целый лазарет.  Дейкин  всегда  был  порядочным
ипохондриком. - Он водрузил пузырек на  стол  и  мрачно  уставился  на
него. - Так что  это  ничего  не  значит.  -  Его  недовольный  взгляд
прошелся по комнате. - Мы здесь только время теряем. Я  хочу  повидать
доктора Фосетта из Государственной психиатрической клиники. Подвезешь?
    - Сначала  звякну.  -  Воспользовавшись  аппаратом  Дейкина,  Воль
переговорил с управлением, повесил трубку и сказал Грэхему  -  Дейкина
вскрывать не стали - там и вскрывать-то нечего. - Он убрал верньер  на
место, сунул пузырек  в  карман  и  открыл  дверь.  -  Поехали!  Стоит
взглянуть на твою психушку. Как знать, может, когда-нибудь  это  будет
наш дом, милый дом!
    Над Гудзоном нависла тьма. Унылая луна хмуро взирала на мир сквозь
рваные облака. Словно желая составить контраст мрачному пейзажу, вдали
вспыхивали кроваво-красные буквы пятидесятифутовой  неоновой  рекламы,
через равные  промежутки  времени  повторяя  одно  и  то  же  радушное
приглашение: ЗА ПИВОМ ВСЕГДА СПЕШИТЕ СЮДА! Взглянув на рекламу,  Воль,
сам  того  не  замечая,  облизнул   губы.   Нетерпеливо   прохаживаясь
взад-вперед, они ожидали гиромобиль, который Воль вызвал по телефону.
    Наконец, сверкая  огнями  фар,  с  гулом  подъехала  машина.  Воль
подошел к ней и сказал одетому в полицейскую форму водителю:
    - Я сам поведу. Мы едем в Олбани.
    Усевшись в водительское кресло, он подождал, пока Грэхем устроится
рядом, и резко тронул машину с места.
    - Мы, конечно, спешим, но  уж  не  настолько,  -  предупредил  его
Грэхем.
    - Что ты хочешь этим сказать?
    - Видишь ли, я предпочел бы добраться до места в целости, а не  по
частям. В разобранном виде я плохо функционирую.
    -  Каждый,  кому  ты  садишься  на  хвост,  тоже  начинает   плохо
функционировать. Слушай, а ты ненароком  не  прикупил  акций  местного
кладбища? -  На  упитанной  физиономии  Воля  появилась  выразительная
ухмылка. - Правда, есть в твоем обществе и кое-что утешительное.
    - Например?
    - Можно быть уверенным, что умрешь на боевом посту.
    Грэхем  усмехнулся,  но  ничего  не  ответил.   Машина   прибавила
скорость. Минут через двадцать, когда они брали очередной поворот, ему
пришлось ухватиться за поручень И снова он промолчал. Они стремительно
мчались на север и через несколько часов -  неплохое  время  даже  для
Воля - прибыли в Олбани.
    - Далековато я забрался от своих мест, - заметил Воль,  когда  они
подруливали к цели путешествия. - Потому будем считать,  что  я  здесь
неофициально. Просто-напросто ты захватил с собой приятеля.
    Новые корпуса Государственной психиатрической клиники, выдержанные
в строгом ультрасовременном стиле, раскинулись на  территории  бывшего
парка. Доктор Фосетт явно занимал в здешней иерархии одну  из  верхних
ступенек.
    Казалось, этот невзрачный  коротышка  весь  состоит  из  головы  и
кривоватых ножек. Его треугольное лицо,  массивное  в  верхней  части,
книзу постепенно сужалось и  заканчивалось  тощей  козлиной  бородкой.
Глаза за стеклами пенсне высокомерно щурились.
    Он уселся за стол размером с  футбольное  поле,  после  чего  стал
казаться еще меньше, и помахал копией записки Уэбба,  которую  передал
ему Грэхем. Потом заговорил  с  безапелляционностыо  человека,  каждое
желание  которого  воспринимается  как  закон,  каждое  слово  -   как
непререкаемая истина.
    Интереснейшее свидетельство душевного состояния моего друга Уэбба!
Печально, очень печально. - Сняв с носа пенсне, он  похлопывал  им  по
бумагам, как бы акцентируя свои изречения.  -  Я  подозревал,  что  он
одержим навязчивыми идеями, но,  должен  вам  признаться,  даже  я  не
понимал, до какой степени бедняга утратил равновесие.
    - Что же вызвало ваши подозрения~ - спросил Грэхем.
    - Я страстный шахматист, и Уэбб  -  тоже.  Наша  дружба  держалась
исключительно на общем интересе к игре. В остальном у  нас  было  мало
общего. Уэбб - чистый физик,  и  его  работа  не  имела  ни  малейшего
отношения к психическим расстройствам. И вдруг  он  стал  проявлять  и
этой области жгучий интерес. По его просьбе я  разрешил  ему  посетить
клинику и даже понаблюдать за некоторыми пациентами.
    - Вот как! - Грэхем  так  и  подался  вперед  -  А  он  как-нибудь
объяснил этот свой внезапный интерес?
    - Нет, да я и не спрашивал, - сухо ответил доктор  Фосетт.  -  Его
занимали   в   первую   очередь   пациенты,   страдающие   навязчивыми
галлюцинациями в сочетании с манией преследования. Особое внимание  он
уделял шизофреникам.
    - Это кто такие? - с невинным видом поинтересовался Волк
    Доктор Фосетт поднял брови:
    - Пациенты, страдающие шизофренией, кто же еще?
    - Что в лоб, что по лбу, - не сдавался Воль.
    - Шизоидные эгоцентрики, -  пояснил  доктор  Фосетт  с  выражением
безграничного терпения на лице.
    Воль обреченно махнул рукой.
    - Придурок - он и есть придурок, как его ни обзови, -  пробормотал
он.
    Фосетт пронзил его ледяным взглядом:
    - А вы, как видно, склонны к категорическим суждениям.
    Я полицейский, - прищурясь парировал Воль, - а потому всегда секу,
когда мне зубы заговаривают.
    -  Шизофреники,  -  ответил  Фосетт  таким  тоном,  каким   обычно
разговаривают с детьми, - это люди, страдающие особым видом  душевного
расстройства, которое  в  прошлом  веке  было  известно  как  дементия
прекокс. У них происходит  раздвоение  личности,  причем  доминирующая
часть живет в фантастическом мире, который кажется им  реальнее  любой
реальности. Для многих форм дементии характерны галлюцинации,  которые
могут варьироваться по интенсивности и детальности. Фантастический  же
мир шизофреника всегда одинаково ярок и  неизменен.  Если  максимально
упростить картину, то можно сказать: перед ним всегда один  и  тот  же
кошмар.
    - Теперь ясно, - неуверенно промолвил Грэхеж.
    Фосетт с предельной осторожностью нацепил пенсне на нос и встал.
    - Я покажу вам одного из наших пациентов - он весьма заинтересовал
Уэбба.
    Вслед за доктором они  вышли  из  кабинета  и,  минуя  бесконечные
переходы,  добрались  до  восточного  крыла  клиники.   Здесь   Фосетт
приблизился к ряду дверей, ведущих в палаты, остановился  у  одной  из
них и жестом пригласил своих спутников подойти поближе.
    Заглянув в маленькое зарешеченное оконце, они увидели перед  собой
совершенно голого мужчину. Он стоял у кровати, расставив тощие ноги  и
выпятив неестественно раздутый живот.  Потухший  взор  страдальца  был
неотрывно,  с  какой-то  дьявольсвй  сосредоточенностью   прикован   к
собственному брюху.
    Это часто бывает при шизофрении:  пациент  принимает  определенную
позу, порой непристойную, и может, не шелохнувшись, находиться в  ней.
так долго, что  нормальный  человек  ни  за  что  не  выдержал  бы,  -
скороговоркой  зашептал  Фосетт.  -  Случаются  такие  периоды,  когда
больные превращаются в живые статуи, зачастую довольно  отталкивающие.
Вот этот - типичный позер. Его безумный мозг  одержим  мыслью,  что  в
животе у него - живая собака. Вот он и ждет, когда она пошевельнется.
    - Боже правый! - вырвалось у Грэхема, явно пораженного увиденным.
    - Уверяю вас, это вполне заурядная галлюцинация, - заметил Фосетт,
являя собой образчик профессиональной невозмутимости. Он смотрел через
решетку с видом натуралиста, разглядывающего пришпиленную  на  булавке
бабочку. - Только иррациональная реакция Уэбба заставила меня обратить
на этого пациента особое внимание.
    - А как реагировал Уэбб? - Грэхем еще  раз  заглянул  в  палату  и
сразу же поспешно отвел глаза. У него в мозгу мелькнула та  же  мысль,
что и у Воля: "Я бы ни за какие блага туда не вошел".
    - Больной его просто заворожил. Он сказал мне:  "Фосетт,  бедолагу
доконали  невидимые  студенты-медики.  Это  всего   лишь   изувеченные
останки, которые  супервивисекторы  выбросили  на  свалку".  -  Фосетт
погладил бородку. - Образно, но логики - никакой,  -  произнес  он  со
снисходительной усмешкой.
    По телу Грэхема пробежала внезапная дрожь.  Несмотря  на  железные
нервы, он ощутил приступ дурноты. У Воля вид был тоже бледноватый. Оба
они  почувствовали  одинаковое  облегчение,  когда  Фосетт  повел   их
обратно, в свой кабинет.
    - Я спросил Уэбба, что, черт побери, он имеет в виду, - все с  той
же безмятежностью. продолжал доктор Фосетт, - но  он  только  натянуто
усмехнулся и процитировал изречение о том, что  глупо  быть  мудрецом,
когда неведение - благо. Через неделю он в страшном волнении  позвонил
мне и попросил дать сведения  о  статистике  заболевания  зобом  среди
слабоумных.
    - У вас они есть?
    - Есть. - Совсем исчезнув за своим огромным столом, Фосетт порылся
в ящике и вынырнул с листом бумаги. - Вот, я приготовил специально для
него. Поскольку Уэбб умер, информация несколько запоздала. Он подвинул
листок Грэхему.
    - Но отсюда следует, что  на  две  тысячи  обитателей  клиники  не
зарегистрировано ни одного случая зоба! - воскликнул Грэхем,  пробежав
глазами текст. - Из  отчетов  других  клиник  тоже  видно,  что  таких
случаев либо нет вообще, либо они крайне редки.
    - Это ровным счетом ничего не значит и свидетельствует лишь о том,
что слабоумные не особо подвержены болезни, которая вообще встречается
редко. Вероятно, такие же данные мы получили  бы  и  по  двум  тысячам
водителей автобусов, торговцев краской или... полицейских.
    - Как только подхвачу зоб; так  сразу  же  вам  сообщу,  -  мрачно
пообещал Воль.
    - А что вызывает зоб? - перебил его Грэхем.
    - Недостаток йода, - с готовностью ответил Фосетт.
    - Йода! - Грэхем и Воль обменялись многозначительными взглядами, и
Грэхем спросил:
    - А избыток йода как-нибудь связан со слабоумием?
    Фосетт расхохотался так, что козлиная бородка затряслась.
    Будь так, среди моряков встречались бы сплошные идиоты - ведь  они
употребляют в пищу продукты, богатые йодом.
    В мозгу у Грэхема молнией мелькнула ослепительная мысль.  На  лице
Воля было написано, что  до  него  тоже  дошло.  Весть  от  покойника,
страдающего отсутствием логики:
    Особенно восприимчивы моряки.
    Восприимчивы - но к чему? К  иллюзиям  и  осн