,
образуя почти правильную окружность; луны нет.
     Трамбробот приближался к  планете  Гора  Посмотрика.  Приближался  он
осторожно, так как в его компьютере был запрограммирован  фактор  поправки
на ошибку. Органы чувств робота зондировали космос.
     Температура  поверхности:  600  градусов  по  Фаренгейту  с   мелкими
вариациями. Атмосфера:  плотная,  непрозрачная,  у  поверхности  ядовитая.
Диаметр: 7650 миль.
     Что-то вынырнуло из-за горизонта. В видимом свете это выглядело,  как
остров в море тумана. Топографически он был организован, как ряд  широких,
очень пологих ступеней - плоских плато, разделенных крутыми  обрывами.  Но
Трамбробот номер 143 знал больше, чем можно было увидеть в видимом  свете.
Температура там была как  на  Земле;  пригодный  для  дыхания  воздух  при
сходном с  земным  давлении.  И  еще  с  него  исходило  два  направляющих
радиосигнала.
     Сигналы  были  приняты.  Трамброботу  номер  143  даже  не   пришлось
выбирать, на который из них откликнуться, так как они исходили  из  точек,
отстоящих всего на четверть мили друг от друга.  Собственно,  они  шли  от
двух  космобарж  Горы  Посмотрика,  расстояние  между  которыми  заполняла
растянутая масса Госпиталя, так что космолеты были уже не  космолетами,  а
странного вида башнями над чем-то вроде невысокого  замка.  Но  трамбробот
этого не знал и в том не нуждался.
     Просто сигналы были. Трамбробот номер 143 начал снижаться.
 
     Ощущая  подошвами  мягкую  вибрацию  пола  и  слыша  отовсюду  мерный
приглушенный   гром,   Иисус   Пьетро   Кастро   шагал   по    извилистым,
переплетающимся коридорам в лабиринте Госпиталя.
     Хотя он страшно спешил, ему и в голову не приходило побежать. В конце
концов, он же был не в спортзале. Вместо этого Иисус Пьетро двигался,  как
слон, который не может бежать, но  может  идти  достаточно  быстро,  чтобы
растоптать бегущего человека. Голова его была  опущена,  а  шаг  настолько
широк, насколько хватало ног. Глаза  угрожающе  смотрели  из-под  выпуклых
надбровий и кустистых седых бровей. Бандитские усы и нимало не  поредевшая
прическа тоже были седыми и кустистыми,  что  странно  контрастировало  со
смуглой кожей. Полицейские - исполнители, вытягивающиеся при виде  его  по
струнке, отскакивали у него с дороги с ловкостью пешеходов, увертывающихся
из-под автобуса. Была ли  причина  тому  в  его  чине,  или  они  пугались
массивной, неостановимой туши? Быть может, они и сами не знали.
     У большой каменной арки, служившей главным входом в Госпиталь,  Иисус
Пьетро поднял взгляд, чтобы посмотреть на бело-голубую искорку звезды  над
головой. Как раз, когда он нашел  ее,  она  мигнула.  А  несколько  секунд
спустя пронизывавший все гром иссяк.
     Джип  уже  ждал.  Если  Иисусу  Пьетро  приходилось  кого-то   звать,
вызванный являлся очень быстро. Он сел, и шофер-исполнитель тотчас  тронул
с места, не дожидаясь приказа. Госпиталь остался позади, вместе со стенами
и окружавшей его защитной пустошью.
     Груз трамбробота опускался на парашютах.
     Отовсюду мчались другие автомобили, беспорядочно меняя курс, по  мере
того, как  их  водители  пытались  угадать,  где  опустится  белая  точка.
Где-нибудь возле Госпиталя, конечно. Трамбробот  нацеливался  на  тот  или
иной из кораблей, а Госпиталь, словно некое животное,  словно  опухоль  из
архитектурного коралла разросся между двух бывших космолетов.
     Но сегодня был сильный ветер.
     Иисус Пьетро нахмурился. Парашют сдует за край обрыва. Он приземлится
не на плато Альфа, где стоят дома команды и где не терпят колонистов, а  в
колонистских землях за его пределами.
     Так и вышло. Машины устремились следом, точно гусиная стая, перевалив
через четырехсотфутовый обрыв, отделяющий Плато Альфа от  Плато  Бета,  на
котором леса фруктовых деревьев чередовались с  полями  зерна,  овощами  и
лугами, где пасся скот. На Бета домов  не  было,  потому  что  команде  не
нравилось присутствие колонистов так близко. Но колонисты там работали,  а
частенько и отдыхали.
     Иисус Пьетро поднял трубку телефона.
     - Приказ, - сказал он. - Груз трамбробота сто сорок три опускается на
Бету, сектор...  двадцать  два  или  около  него.  Отправьте  туда  четыре
бригады. Ни при каких обстоятельствах  не  мешайте  автомобилям  и  членам
команды, но арестуйте любого колониста, которого обнаружите на  расстоянии
полумили от груза. Просто задержите их для допроса. И поторапливайтесь.
     Груз проплыл над полуакром цитрусовых деревьев и опустился на дальней
опушке.
     Роща состояла из лимонных и апельсиновых деревьев.  В  составе  груза
одного из последних трамброботов прибыли, наряду с другими чудесами земной
биоинженерии, генетически измененные семена, давшие начало этой  роще.  На
этих деревьях совершенно не приживались  паразиты.  Они  могли  расти  где
угодно.  Они  уживались  с  другими  цитрусовыми,  претерпевшими   сходную
обработку. Их плоды оставались в наивысшей степени зрелости десять месяцев
в году, а когда они роняли плоды, чтобы посеять  семена,  это  происходило
через неравные промежутки времени, так  что  на  пяти  деревьях  из  шести
всякий раз были спелые плоды.
     В беспощадном  стремлении  к  солнечному  свету  деревья  переплетали
листья и ветки в непрозрачный полог, так что находиться в  роще  было  все
равно, что в  девственном  лесу.  Там  росли  грибы,  присланные  с  Земли
неизмененными.
     Полли собрала уже пару дюжин. Если бы кто-то спросил, то она пришла в
цитрусовый лес за грибами. К тому времени, как  явился  бы  гипотетический
спрашивающий, она успела бы спрятать свою камеру.
     Если учесть, что сезон ухода за растениями уже месяц,  как  кончился,
на Плато Бета находилось на удивление много  колонистов.  Сотни  мужчин  и
женщин отправились туда на пикники и экскурсии - в леса, на равнины, лазая
упражнения ради по обрывам.  Бдительный  офицер  Исполнения  нашел  бы  их
распределение по Плато невероятно равномерным.  Слишком  во  многих  можно
было признать Сынов Земли.
     Но  груз  трамбробота  выбрал  для  приземления  участок  Полли.  Она
находилась недалеко от  опушки,  когда  услыхала  тяжелый  удар  о  землю.
Быстро, но спокойно она двинулась в  этом  направлении.  При  ее  смуглой,
загорелой коже и темных волосах,  она  была  почти  неразличима  в  лесном
полумраке.  Медленно  прокралась  она  между   двух   древесных   стволов,
спряталась за третьим и присмотрелась.
     Впереди на траве лежал большой цилиндрический  предмет.  Стропы  пяти
парашютов колыхались на ветру.
     "Так  вот  как  он  выглядит",  -  подумала  она.  Он  кажется  таким
маленьким, хотя прибыл из такой дали... но это, должно  быть,  всего  лишь
крошечная часть целого трамбробота. Основная часть, должно быть, уже летит
обратно.
     Но важен только груз. Содержимое груза трамбробота никогда не  бывало
банальным. Уже шесть месяцев,  с  тех  пор,  как  было  получено  лазерное
сообщение, Сыны Земли строили планы захвата капсулы трамбробота номер 143.
В худшем случае, они могли потребовать у команды за него выкуп.  В  лучшем
случае, это могло оказаться нечто, чем можно драться.
     Полли едва не вышла из лесу раньше, чем увидела  машины.  По  меньшей
мере тридцать машин опускалось вокруг груза.
     Она осталась в укрытии.
 
     Собственные солдаты не узнали бы Иисуса Пьетро, но они поняли бы его.
Все,  кроме  двух  или  трех  из  окружавших  его  мужчин  и  женщин  были
чистокровными  членами  команды.  Шоферы,  включая  и  его   собственного,
благоразумно остались в машинах. Иисус Пьетро Кастро  был  подобострастен,
почтителен и очень старался не подтолкнуть под  локоть,  не  наступить  на
ногу или не оказаться хотя бы у кого-нибудь на дороге.
     В  результате  поле  зрения  его  оказалось  закрыто,  когда  Миллард
Парлетт, потомок по прямой линии первого капитана "Планка", открыл капсулу
и заглянул в нее. Он увидел, что патриарх поднял  что-то  к  свету,  чтобы
получше рассмотреть.
     То был прямоугольный предмет с закругленными  краями,  упакованный  в
эластичный материал, теперь уже разорванный. Нижняя половина предмета была
металлическая. Верхушка состояла из отдаленного потомка стекла,  твердого,
как легированная сталь и  прозрачней  окна.  И  в  этой  верхней  половине
плавало что-то бесформенное.
     Иисус  Пьетро  почувствовал,  как  рот   у   него   открывается.   Он
присмотрелся, сощурив глаза; зрачки его увеличились. Да, он знал, что  это
такое. Это и было обещанное в мазерном сообщении, пришедшем шесть  месяцев
назад.
     Великий дар и великая опасность.
     - Это должно стать  самым  тщательно  охраняемым  нашим  секретом,  -
сказал Миллард Парлетт голосом, напоминающим  дверной  скрип.  -  Ни  одно
слово об этом никогда не должно просочиться. Если  колонисты  это  увидят,
они раздуют дело сверх всякой меры. Надо сказать Кастро... Кастро! Где, во
имя Пыльных Демонов, Кастро?
     - Я здесь, сэр.
 
     Полли вложила камеру обратно в футляр и начала пробираться поглубже в
лес. Она кое-что отсняла и сделала два телескопических снимка  предмета  в
прозрачном футляре. Сама она не разглядела его как следует, но  на  пленке
будут видны все детали.
     Она забралась на дерево,  повесив  камеру  на  шею.  Листья  и  ветки
отталкивали ее, однако она пробивалась все  глубже  и  глубже  под  защиту
лиственного покрова.  Когда  она  остановилась,  едва  ли  хоть  на  одном
квадратном дюйме ее тела не ощущалось ласкового давления. Было темно,  как
в пещерах Плутона.
     Через несколько минут здесь будет кишеть полиция. Они ожидают  только
ухода членов команды, чтобы сосредоточиться в этом районе. Полли мало было
стать невидимкой. Еще нужно  было  достаточно  много  листьев,  чтобы  они
преградили путь инфракрасному излучению ее тела.
     Она вряд ли могла себя винить за то, что упустила капсулу. Сыны Земли
не в силах были расшифровать мазерное  сообщение,  но  команда  могла  это
сделать. Они знали ценность капсулы. Но знала ее и Полли -  теперь.  Когда
восемнадцать тысяч колонистов Горы Посмотрика  узнают,  что  было  в  этой
капсуле...
     Настала ночь. Полиция Исполнения  собрала  всех  колонистов,  которых
смогла найти. Ни один из них не видел капсулы после ее приземления и после
допроса  всех  отпустили.  Теперь  полицейские  рассыпались   в   цепь   с
инфракрасными   детекторами.   В   рощице   Полли   обнаружили   несколько
неупорядоченных  тепловых  пятен  и  каждое   обработали   ультразвуковыми
парализаторами. Полли так и не узнала, что  в  нее  стреляли.  Проснувшись
следующим утром, она с облегчением обнаружила себя  по-прежнему  на  своем
насесте. Она выждала до позднего полудня,  а  потом  направилась  к  Мосту
Бета-Гамма, укрыв камеру под грибами.
 
 
 
                           Глава 2. Сыны Земли 
 
     С колокольни  Кэмпбеллтауна  донеслись  четыре  оглушительно  звонких
ноты.  Звуковые  волны,  не  меняя  конфигурации,  вылетели  из  города  и
понеслись через поля и дороги, ослабевая по мере своего  продвижения.  Над
шахтой они пронеслись уже едва заметными. Но люди  там  подняли  головы  и
опустили инструменты.
     В первый раз за день Мэтт улыбнулся. Он уже чувствовал вкус холодного
пива.
     Дорога от шахты вела все время под гору. Мэтт подъехал на мотоцикле к
заведению Циллера, когда оно только начинало наполняться. Он заказал  себе
кувшин, как обычно, и первый стакан опрокинул не переводя дыхания.  Что-то
вроде благодати снизошло на него и он осторожно,  по  стеночке,  чтобы  не
было пены, налил второй стакан. Мэтт сидел, посасывая пиво, а тем временем
все новые и новые рабочие после смены прибывали в пивную.
     Завтра была суббота. На два дня и три ночи он может забыть ненадежных
маленьких бестий, зарабатывавших ему на жизнь.
     Вдруг Мэтта толкнули локтем в шею. Он не обратил  внимания:  привычку
толкаться его предки привезли с перенаселенной Земли и бережно  сохранили.
Но локоть ударил его вторично, как раз, когда он подносил стакан  ко  рту.
Чувствуя, как пиво влажно струится по его шее, Мэтт обернулся, чтобы мягко
упрекнуть обидчика.
     - Извиняюсь, - сказал невысокий смуглый  человек  с  прямыми  черными
волосами. У него было худое, лишенное  выражения  лицо  и  облик  усталого
клерка. Мэтт вгляделся попристальней.
     - Худ, - сказал он.
     - Да, меня зовут Худ. Но  я  вас  не  узнаю,  -  в  голосе  человечка
прозвучала вопросительная интонация.
     Мэтт ухмыльнулся  -  он  любил  красивые  жесты.  Погрузив  пальцы  в
воротник, он рывком распахнул рубаху до пояса.
     Похожий на  клерка  тип  отшатнулся,  и  тут  ему  на  глаза  попался
крошечный шрам на груди Мэтта.
     - Келлер.
     - Верно, - ответил Мэтт и застегнул рубаху.
     - Келлер. Будь я п-проклят, - произнес Худ. Отчего-то было ясно,  что
такими словами он не привык бросаться. - Не меньше семи лет прошло. Что же
ты поделывал в последнее время?
     - Хватай стул. - Худ углядел свой шанс и оказался на табурете рядом с
Мэттом раньше, чем сидевший здесь до того успел полностью встать.  -  Я-то
строил из себя няньку с рудокопными червями. А ты?
     Улыбка Худа внезапно увяла.
     - Э... ведь ты же не держишь на меня зла за этот шрам, верно?
     - Нет! - с чистосердечной пылкостью отвечал Мэтт. - Во  всем  виноват
был я. Да и вообще это было давным-давно.
     Так оно и было. Мэтт учился в восьмом классе в тот злосчастный  день,
когда Худ пришел к нему в класс, чтобы одолжить  точилку  для  карандашей.
Тогда он увидел Худа впервые: парнишка величиной примерно  с  Мэтта,  хотя
явно на год старше; недоросток, нервический старшеклассник.  К  несчастью,
учителя в классе не оказалось. Худ прошел до самого конца комнаты,  ни  на
кого не глядя очинил карандаш и,  повернувшись,  обнаружил,  что  обратный
путь перекрыт толпой орущих и скачущих восьмиклассников. Для Худа, новичка
в этой школе, они должны были выглядеть толпой каннибалов. А впереди  всех
был Мэтт, орудовавший стулом как укротитель.
     Худ выбежал, одичав от ужаса. Заостренный кончик карандаша он оставил
в груди у Мэтта.
     То был один из немногих случаев, когда Мэтт хулиганил. Шрам  был  для
него метиной позора.
     - Вот и славно, - сказал Худ с явным облегчением.  -  Так  ты  теперь
шахтер?
     - Верно, и жалею об этом всякий час, как не сплю. Оплакиваю тот день,
когда Земля отправила нам этих змеенышей.
     - Наверняка это лучше, чем копать самим.
     - Ты так думаешь? Готов выслушать лекцию?
     - Секунду, - Худ героическим жестом осушил стакан. - Готов.
     - Рудокопный червь имеет пять дюймов  в  длину  и  четверть  дюйма  в
диаметре, это мутировавший дождевой  червяк.  Перемалывающее  отверстие  у
него усажено по кругу  мелкими  алмазными  зубами.  Он  переваривает  руды
металлов удовольствия ради, но в качестве корма  его  необходимо  снабжать
брикетами  синтетического  вещества,  для  каждой  разновидности   червяка
особого, а у него на каждый металл по разновидности. Это все усложняет. На
нашем участке шесть разновидностей, и  я  должен  присматривать,  чтобы  у
каждой разновидности наготове был свой брикет.
     - Звучит не так уж сложно. А они могут сами находить свою пищу?
     - Теоретически могут. А на практике не всегда. Но  это  еще  не  все.
Руду разлагают  бактерии  у  червя  в  желудке.  Потом  червь  выбрасывает
зернышки металла вокруг брикета пищи, а мы  их  подбираем.  Так  вот,  эта
бактерия очень легко погибает. Если погибает  бактерия,  гибнет  и  червь,
потому что металлическая руда закупоривает ему кишечник.  Тогда  его  тело
съедают другие черви, чтобы сберечь руду. Только в пяти случаях  из  шести
руда оказывается не та.
     - Черви друг друга не различают?
     - Точно, черт побери, не различают. Они жрут не те металлы, они  жрут
не тех червей, они жрут не те пищеблоки: а когда они все делают, как надо,
то все равно сдыхают через десять дней. Так уж они  задуманы  из-за  того,
что зубы у них слишком быстро изнашиваются. Предполагается, что они должны
плодиться, как черти, чтобы скомпенсировать потери,  но  очевидная  правда
состоит в том, что за работой им просто не хватает  на  это  времени.  Нам
приходится опять идти к команде за новыми.
     - Так они держат вас за интересное место.
     - Точно. Делают, что хотят.
     - А не может быть так, что они кладут в брикеты не те вещества?
     Мэтт пораженно поднял на него взгляд.
     - Держу пари, именно это  они  и  делают.  Или  недокладывают  нужных
веществ, это еще заодно и деньги им экономит. Уж конечно,  они  не  хотят,
чтобы мы сами выращивали своих червей. Это... - Мэтт проглотил  словцо.  В
конце концов, он не виделся с Худом несколько лет. Команда не любит, когда
ее бранят.
     - Пора обедать, - сказал Худ.
     Они прикончили пиво и отправились в единственный в  городе  ресторан.
Худу хотелось узнать, что произошло с его старыми школьными  друзьями  или
одноклассниками - Худ нелегко приобретал друзей. Мэтт, которому про многих
было известно, удовлетворял его любопытство. Они обговорили дела на работе
у них обоих.  Худ  преподавал  в  школе  на  Дельте.  К  удивлению  Мэтта,
замкнутый паренек  превратился  в  записного  рассказчика.  Он  все  время
сохранял сухой, деловитый тон, и это делало его шутки  еще  забавнее.  Оба
они неплохо преуспели по службе и сколотили достаточно денег, чтобы  можно
было прожить. Настоящей бедности  не  было  нигде  на  Плато.  Команде  от
колонистов нужны не их деньги, как указал Худ за мясным блюдом.
     - Я знаю, где сейчас вечеринка, - сказал он за кофе.
     - Мы приглашены?
     - Да.
     Мэтт  ничего  не  запланировал  на  эту  ночь,  но  все-таки  пожелал
подстраховаться.
     - И незваных гостей там принимают?
     - Таких, как ты - да. Такие незваные гости там просто приветствуются.
Тебе понравится Гарри Кейн. Это хозяин.
     - Ты меня купил.
     Когда они отправлялись, солнце опускалось за край Плато  Гамма.  Свои
мотоциклы они оставили позади дома. Когда  они  обогнули  его  и  вышли  к
фасаду, солнце показалось вновь -  сияющий  красный  полукруг  над  вечным
облачным морем за обрывом в пустоту. Дом Гарри Кейна стоял всего  ярдах  в
сорока от обрыва. Они  остановились  ненадолго  понаблюдать,  как  блекнет
закат, а потом обернулись к дому.
     Дом  был  огромным,  расползшимся  вширь  особняком,   спланированным
приблизительно в виде креста, с выпученными стенами явно из архитектурного
коралла. Даже попытки не  было  сделано  скрыть  его  происхождение.  Мэтт
никогда раньше не видел некрашеного дома, но ему  пришлось  признать,  что
результат восхитителен. Остатки формообразующего баллона, придающего  всем
домам из архитектурного коралла  их  предательскую  выпуклость,  тщательно
соскоблили. Ничем не прикрытые стены отполировали до розового блеска. Даже
после заката дом слабо отсвечивал.
     Словно здесь гордились его исключительно колонистским происхождением.
     Архитектурный   коралл   был   еще   одним   подарком   трамброботов.
Генетические  манипуляции  с  обыкновенным  морским  кораллом  дали  самый
дешевый из всех известных  строительных  материалов.  Хоть  сколько-нибудь
стоил только пластмассовый баллон, направляющий рост коралла и  содержащий
взвешенную в воздухе особую подкормку для коралла. Все  колонисты  жили  в
коралловых зданиях. Не многие захотели бы построить себе дома  из  дерева,
кирпича или камня, даже  будь  это  позволено.  Но  большинство  старалось
придать своим домам внешность, чем-либо напоминающую внешность построек на
Плато Альфа. Для подражания команде привлекались краска, дерево и  металл,
поддельные каменные стены, мощные шлифовальные круги,  с  помощью  которых
стачивались неизбежные выпуклости.
     При дневном свете или во тьме,  а  дом  Гарри  Кейна  был  совершенно
нетипичен.
     Шум обрушился на них, стоило открыть дверь. Мэтт смирно  стоял,  пока
его уши приспосабливали