сланий, хотя и знал, что за подсказки
рано или поздно придется пла-тить, -- он был уверен,  что в последнюю минуту
сумеет  перехитрить  проницательных.Встранномслоге   безымянных  записок  он
чувствовал  нечто родственное  -- не по крови, а  по  системе ценностей,  по
взгляду на жизнь, по стилю поступков. В минуты хорошего на-строения  он даже
симпатизировал своему безликому врагу-союзнику. Он ценил  тех, кто  понимает
вкус предательства.
     Получив от Кокиля Урана Вечный Дворец со ска-зочной  Башней и похоронив
его секреты  вместе с ге-ниальным архитектором,  Оксиген Аш  упивался  своим
всемогуществом и  неуязвимостью. Из своего рабочего кабинета он мог видеть и
слышать  все,  что  происходит  в  самых тайных  закоулках  Дворца.  Скрытые
телекаме-ры переносили хозяина на площади и  улицы  Дромы.  Лифты  в двойных
стенах и электрокары в подземных  коридорах могли в  несколько минут сделать
мнимое присутствие истинным. Ему нравилось неожиданно  воз-никать за спинами
заседающих  министров  или  на  ска-меечке  городского  сквера  и  бесследно
исчезать на гла-зах подданных, окаменевших от ужаса и благоговения.
     Правда, ему  все  больше и больше докучали дела. Но тут помогла детская
любовь к оригинальным само-делкам. Из трех "вечных маятников", табулятора  и
пишущей электромашинки он  соорудил себе "механи-ческого секретаря", который
лихо шлепал подписи на  всем, что приносил  в кабинет  конвейер пневмопочты.
Это  освободило Кормчего от  черной работы, оставив  время  для всепланетных
мыслей и проектов, а также для отдыха и развлечений.
     Оксиген  Аш  набил  Башню  личной  охраной  из  отбор-ных  фанатиков  и
замкнулся  в  ней.  Внешний  мир  приоб-рел  безопасную  форму телевизионной
картинки, а пра-витель 0'бщался с ним только на языке донесений и при-казов.
Он разработал  для  своих министров и мини-стерств  единый образец  решения,
который единообразно визировал -- "да", "нет", "отложить".
     Это было мрачное и скучное могущество, но все же могущество.
     Однажды в Правителя выстрелил спятивший тело-хранитель, которому начали
являться привидения. Окси-ген Аш был ранен в плечо, а телохранитель укокошил
двенадцать  своих  коллег,  пока  его  самого  не  изреше-тили  очередью  из
пулемета.  Человеческая психика ока-залась  ненадежным элементом  в  системе
защиты. А не-истребимое племя проницательных, видимо, решило под-вести черту
и взыскать плату по векселям.
     В Башне снова закипела работа. Казармы опустели. На место солдат пришли
специалисты по электронике и автоматике.
     Шаг за шагом, метр за метром, уровень за уровнем они превращали обитель
правителя  в удивительный, за-мкнутый механизм, в компактную квази-Вселенную
на одного человека, где Великий Кормчий мог не зависеть от людской ненависти
или любви.
     Специалисты делали свое дело и куда-то исчезали. Только Оксиген Аш знал
куда. Но он молчал. Главная Шахта регенерации тоже не выдавала секрета.
     Пришел день, и правитель  остался  один. Казалось, теперь  он  мог быть
вполне уверен, что роковой выстрел не прозвучит никогда.
     Но теперь он все чаще и чаще думал о Кокиле Уране.
     Башня была неприступна. Ничто живое не могло проникнуть внутрь. Но если
бы случилось невероятной и злоумышленник сумел просочиться сквозь  запретные
стены, он  неизбежно заблудился бы в безвыходных ла-биринтах  переходов  или
сгорел в мгновенном плазмен-ном разряде коварных электроловушек.
     И все-таки каждый раз, уходя из рабочего кабинета на самом верху Башни,
на двадцать четвертом уровне, где телеокна рисовали круговую  панораму Дромы
с вы-соты орлиного полета, Оксиген Аш останавливался в не-решительности.
     За двумя одинаковыми дверями было два одинако-вых лифта.
     Внизу, на первом уровне, у правителя было два ло-гова, повторяющих друг
друга,  как зеркальные отраже-ния, -- каждым  углом, каждой  линией,  каждой
кар-тиной   на   стене,   каждой   пылинкой.  В   близнецах-жили-щах  стояли
близнецы-столы,  близнецы-стулья,  близ-нецы-кровати.  В  близнецах-прихожих
висели близне-цы-плащи.
     Оксиген  Аш постоянно менял  жилье.  Он старался  ме-нять его как можно
беспорядочнее, чтобы шансы угадать место  его  ночлега были возможно ближе к
нулю.
     Он сам не  понимал, чего боялся. Для страха не было  никаких причин. Из
газет, которые каждое утро подавались ему  автоматами с первым завтраком, из
официальных  докладов  в министерствах,  из  секретных  рапортов  и  сводок,
подсмотренных  и  подслушанных  у   своих  приближенных,  он   узнавал,  что
каждодневные труды не пропадают даром, а обманные зерна дают буйные всходы.
     Однако  растоптанная и  поруганная  тень Кокиля  Ура-на  жила в  Башне,
росла, заполняла потайные ходы и  темные закоулки и, стоило только выключить
свет, на-висала  над  правителем. Оксиген  Аш  заблокировал все  коридоры  и
тоннели  высоким напряжением и перестал бродить по Башне. Он ограничил  свое
пространство  рабочим кабинетом  и  двумя жилыми комнатами.  Но каждый  раз,
выходя из кабинета, он замирал в нерешительности перед двумя лифтами. Он был
почти уверен, что  в одной  из комнат кто-то есть.  Но в какой? Какую кнопку
нажать,  чтобы  избе-жать  засады?  Его  кабинет  превращался  в мастерскую.
Уходили  в  утиль непрочитанные  газеты, неделями  и  месяцами не загорались
экраны  следящих камер, молчали аппа-раты подслушивания.  И впустую  на весь
свет  восхваля-ли  наперебой  поэты  всезнающий и  всемогущий гений Великого
Кормчего, ведущего Свиру по тропе невидан-ного счастья и благополучия.
     Оксиген Аш воевал с Кокилем Ураном.
     Это была  схватка не на жизнь, а  на  смерть.  Сдав  бесплотному  врагу
жизненное  пространство  Башни,  пра-витель встал  грудью  за  свойпоследний
оплот.  Он  мастерил сигнализацию, которая реагировала на  звук, на свет, на
давление, на микроколебание темпе-ратуры, на запах, на радиацию, на вибрацию
и даже на дыхание. Но его враг не имел ни цвета, ни запаха, он не дышал и не
касался пола,  его нельзя было засечь по излучению или по  звуку. Он был, он
все время  был где-то  очень  близко  --  Оксиген  Аш  чувствовал  его  всем
существом, как ревма-тик грозу. Входя в комнату, Оксиген Аш твердо знал, что
Кокиль  Уран  только что вышел из нее. А  сигнализа-ция молчала.  Другой  бы
сдался. Правитель продолжал борьбу. Он срывал только что проложенные линии и
реле,  топтал  сверхчувствительные измерители и  улавливате-ли, превращал  в
груду  хлама  собранные по жилке мно-гополюсные анализаторы.  И начинал  все
сначала  -- новая  схема,  новый  принцип, кропотливый многодневный труд  --
засечь врага, поймать его след, загнать в угол, схватиться клыки на клыки...
     Оксиген долго не мог уснуть, ворочаясь на роскош-ном ложе. Его знобило.
Свет настольной лампы,  черес-чур яркой для ночника, проникал  сквозь плотно
сомкну-тые веки, и оттого  Ашу  мерещились ледяные  равнины силайских болот,
прокаленные морозом  до звона. Надо бы-ло бы накрыться плащом сверху одеяла,
но вставать за плащом не хотелось. Вообще ничего не хотелось.
     Наверное, он все-таки дремал, когда услышал над собой негромкие внятные
слова:  "Он  здесь.  Он сегодня  здесь".  Приоткрыв  глаза,  он  увидел, как
задра-лась и завернулась тяжелая серебристая штора на двери.
     В комнате царили пронзительный холод, запах раз-рытой земли и  горелого
мяса.  И  странные  эти запахи  не удивили Аша, он только  подумал:  "Землей
пахнет от могилы, а горелым мясом -- от чего?" И вспомнил от чего.
     Он встал и вышел  в прихожую за плащом. Плаща на вешалке не было. И  он
снова не удивился.
     Все вокруг  было прежним и в то же время неузна-ваемо другим: чуть ярче
желтели стены, веселей поблес-кивали анодированные затворы лифта.
     Оксиген  Аш вошел в лифт и нажал  панель с  цифрой 6.  Через  несколько
минут он остановился перед дверью, которая давно уже не существовала. Он сам
за-ложил проем  плитами иберского  гранита  и  сравнял напыленным  пластиком
сплоскостью коридорной стены.
     Но сейчас дверь была. И снова не удивился этому Оксиген Аш.
     Не удивился он, войдя в комнату  и увидев  там ши-рокоплечего человека,
уронившего   на  руки  тяжелую   се-дую  голову.   Рядом   на   столе  лежал
плащправи-теля.
     -- Так  вот  ты где,  Кокиль  Уран...  Ты долго  прятал-ся,  но  я тебя
нашел!..
     -- Ошибаешься. Я не прятался. Я ждал.
     -- Чего ты ждал?
     -- Суда.
     -- Ха-ха! Ты еще ждешь суда? Неужели ты не по-умнел? Я застрелил тебя в
упор  вот за этим столом,  а  труп  сжег вон в том углу, на трансформаторной
ши-не, -- от  тебя не осталось горсточки пепла! Если ты действительно сделал
тайную  дверь, через которую мож-но  проникнуть в Башню, то о ней  никто  не
узнал! И еще я замуровал твой бывший кабинет -- ведь  ты здесь сделал дверь,
не так ли? Ты хотел бежать -- иначе зачем она тебе...
     -- Ошибаешься. Я не хотел бежать.
     -- А зачем ты брал мой плащ -- и тогда и сей-час?
     --  Тогда  я  брал  твой плащ, чтобы  беспрепятственно  проходить  мимо
охраны. Я делал дверь по ночам. И она совсем в другом месте.
     -- Ты лжешь!
     -- Мертвые не лгут.
     -- Но мертвые и не мстят.  Что можешь сделать ты, мертвец, мне, живому?
Ты -- прошлое, тебя нет, ты ис-чез, а я существую.
     --  Мертвые не мстят. Но  мертвые будят  живых.  Жи-вые приходят судить
прошлое и  воздают по заслугам виновным  и  невиновным.  Они  судят прошлое,
чтобы бу-дущее не родилось мертвым...
     --  Ты  "проницательный", хотя всю жизнь скрывал это! Это они подослали
тебя, ты служишь им!
     -- Нет,  Оксиген Аш,  я  не "проницательный".  Я  про-сто зрячий. Ты  и
"проницательные" --  карты из одной колоды. У вас один  крап и  одна игра --
продавать и пре-давать.  Вы  пытаетесь  убедить  себя  и других  в том,  что
властны   над  путями  человеческими  и   счастьем   человеческим.  Но  пути
прокладывают  ноги идущих, а счастье создают руки  творящих. И только  добро
по-настоящему  властвует  над  жизнью, ибо только  добро  способно  сде-лать
Человека. А вы питаетесь смертью и потому никуда не уйдете от смерти...
     -- Опять высокопарный бред! Ни одно живое суще-ство не может проникнуть
в Башню!
     -- Судьи уже пришли.
     -- Это ты провел их?
     -- Да. Я ждал их.
     -- Зачем ты взял мой плащ?
     -- Это не твой плащ. Это плащ Великого Кормчего.
     -- Но Великий Кормчий я!
     -- Нет. Ты уже мертвец...
     Холодея от ненависти и ужаса, Оксиген Аш  бросился  на зодчего, пытаясь
вырвать у него свое законное одея-ние, но пальцы прошли сквозь мех и золотое
шитье и, судорожно сжавшись, ухватили пустоту...
     Оксиген  Аш  проснулся  на спине с руками,  протя-нутыми  к безжалостно
ровному шлейфу света из-под колпака настольной лампы, и в ту ночь уже не мог
уснуть.
     Утром  он встал и, хотя лихорадка не прошла, сделал обычную физзарядку,
принял душ и побрился. Потом, подумав, надел парадный хитон.
     За  первым  завтраком  он позволил  себе  основатель-но  приложиться  к
бутылке шипучего билу  и  несколько захмелел, что бывало  с ним нечасто.  Не
поднимаясь  из-за  стола, он  пересмотрел  все газеты, что бывало с  ним еще
реже.
     В кабинет Оксиген поднялся только затем, чтобы взять инструменты.
     Все время до второго завтрака он провел в спальне:
     что-то вымерял,  высчитывал, размечал. Несколько раз  ложился  на  пол,
очертив квадрат  по  своему росту. По-том вскрыл по очерченной  линии настил
пола слой за слоем, пока не добрался до  утрамбованной земли. И только тогда
сделал передышку.
     Обед  он съел  в один присест и снова  воздал  должное  шипучему билу и
красному пиву. Показалось мало. Аш вызвал из автокухни дополнительный поднос
с  двумя бутылками контрабандного  муската  и корзиной силайских яблок. Одну
бутылку выпил сразу.
     Набив яблоками карманы парадного  хитона, пра-витель  взялся за лопату.
То ли отвык он копать, то ли плотно затрамбовалась земля,  то ли хмель мешал
работе, но яма росла медленно. Все чаще Верховный делал перерывы, садился на
край углубления и грыз яблоки.
     --  Мы  еще  посмотрим,   дорогой  Кокиль...  Мы  еще  по-смотрим,  кто
покойник... Судьи!.. Скоты паршивые... Умники...
     К ужину яма была по пояс Оксигену Ашу. За ужином он снова изрядно выпил
и запасся це-лой  батареей бутылок на ночь.  Вино вернуло иллю-зию бодрости,
спать не хотелось, и Оксиген, постоянно прикладываясь, проработал без отдыха
еще  часов  десять. Скоро  из ямы стало трудно вылезать, и  он опустил  туда
позолоченную стремянку.  Когда над безмятежно спящей Дромой занялся рас-свет
и Башня Кормчего в первых лучах солнца встала над городом сверкающим золотым
обелиском, яма в спальне правителя достигла трехметровой глубины. Оксиген Аш
попробовал  вылезти из ямы  без помощи лестницы,  не  смог  и удовлетворенно
вытер залитые по-том глаза.
     --  Готово,  Кокиль!  Добро пожаловать вместе  с судь-ями! Коммунальная
могила системы Оксигена Аша к вашим услугам! В любое время дня и ночи!
     С большим  трудом он  вылез  наружу  и  вытащил  из ямы  лестницу.  Его
пошатывало и  подташнивало.  Яблоки на время снимали тошноту, и он  грыз  их
одно за другим, разбрасывая  ошметки  по полу. Работы еще было много, а силы
на исходе. Перезвон челесты сообщил,  что первый завтрак при-был. Оксиген Аш
подумал, не принять ли  душ,  но просто умылся холодной водой и выпил подряд
два полных ста-кана билу. Голова приятно закружилась, мышцы рассла-бились, а
кривая настроения резко метнулась вверх.
     --  А все-таки ты  хитрый парень, Оксиген... Парень что надо... С таким
приятно жить и работать.. И выпить приятно...
     Налив  себе  еще стакан,  он  нетвердой  походкой на-правился в спальню
взглянуть  на дело рук своих. Вино расплескивалось  ему  под ноги,  красными
пятнами рас-плывалось по голубому френчу, но он не обращал на это внимания.
     -- Я буду жить, а вы сгниете...
     Оксигена качнуло,  вино  плеснуло  на  ботинок,  чавк-нул под  каблуком
предательский яблочный огрызок, ногу подсекло и... Он  упал в яму лицом вниз
и,  хотя не  потерял созна-ния, с  минуту ничего не мог сообразить от острой
боли.  А  когда сообразил -- понял, что всякие попытки спас-тись бесполезны.
Самостоятельно из  ямы выбраться было невозможно. Звать  было некого.  Ждать
было  нечего.  И  тревога,  много лет глодавшая  Великого  Кормчего, прошла.
Отступил и рассеялся беспричинный страх. Оксигену Ашу стало легко и покойно.
     Он лег на  спину, вытянулся и  сложил руки  на груди. Над ним  близко и
недоступно светлел квадрат, похожий на  экран неизвестной телесистемы. Он ни
о чем не  жалел, никому  не завидовал, ни в чем не  раскаивался.  Ему некого
было  проклинать  и не  с кем  прощаться. Великий Кормчий закрыл  глаза. Суд
свершился.
     -- Ну, с  ним, кажется,  все ясно. Он кончил, как и начинал. Не лучше и
не хуже. Кончил, когда пришел его срок...
     Шанин  подвинул ногой пластиковую плиту, присло-ненную  к стене. Ее  не
суждено  было  установить  на  место  --  западня сработала  раньше.  Плита,
простоявшая полтора века  в ожидании,  скользнула  вниз и закрыла яму. Вошла
она в квадрат точно, сровняв с землей и скрыв могилу хозяина Башни.
     --  Обидно,  --  сказал Бин.  -- Обидно  за  легенду.  В  легенде  этот
отъявленный негодяй выглядит значи-тельнее и...  красивее, что ли. А вот мои
родители  всю свою  жизнь  отдали борьбе с властью правителя.  Они предпочли
смерть предательству.  Таких, как они,  много...  Но они представляли своего
врага иначе...  Одно  дело --  жертвовать собою в бою с  могучим  чудовищем,
другое -- погибнуть по воле бесталанного ничтожества...
     --  Они  боролись не  с  правителем.  Хотя,  быть  может, и  не  всегда
сознавали это. Правитель был для них всего лишь символом, центром  мишени. А
сама  мишень значи-тельнее и больше правителя. Она тысячелика и  многоименна
--  Мос,  Горон,  Тирас, рыбник с улицы Благода-ти, наездники  на  двугорбых
козлах, "топоры", "пер-натые".
     -- Может быть.  Но я  лично боролся с правителем.  Я хотел отомстить, и
только. И не смог -- опоздал...
     -- Да,  с местью  ты опоздал.  Но  разве  тебе все равно, что  будет со
Свирой  завтра? Ведь  мы  не знаем главно-го: как мог Аш приказывать, будучи
мертвым.  И даже предсказывать -- если принять на веру  убеждение, что Слово
Кормчего рождается в этой Башне... Что с то-бой, Бин? Зачем тебе понадобился
его плащ?
     -- Примерить... Ну как?
     -- Хорош! Словно на тебя шили!
     -- Да, мы с Оксигеном Ашем были, оказывается,
     одного роста...  Шан, ты очень рассердишься, если  я пока похожу в этом
плаще? Ну не  напрасно же я, в самом деле, шел сюда по лезвию  ножа -- через
Зейду и Зем-лю!  Должен что-то сделать такое -- поставить точку на этой куче
костей?
     -- Ты мальчишка, Бин. Честное слово, мальчишка. Носи, если хочешь. Хоть
всю жизнь носи -- плащ бес-хозный...
     -- Всю жизнь?
     --  Да.  Только,  откровенно  говоря, лично мне ты больше нравишься без
плаща.
     -- В полицейском мундире?
     -- Нет.
     -- В балахоне контрабандиста?
     -- Перестань, Бин. Дался тебе этот хлам. Надо най-ти кабинет правителя.
     -- Слушаюсь, высший.  Я готов вас  сопровождать  на  двадцать четвертый
уровень,   ибо   именно   там   находится   творческая   лаборатория   моего
предшественника. По слу-хам, именно там рождается всеблагое и всепобеждающее
Слово.
     --  А ты  повеселел, Бин, увидев  тигра  дохлым... Вдвоем  в  лифт  они
втиснулись с трудом. Бин нажал панельку, но не двадцать четвертую, а шестую.
     -- Хочу посмотреть кабинет деда.
     Кабина лифта замерла в решетчатом цилиндре из толстых стальных  полос в
центре большого полутемного  холла. Изнутри цилиндр запирался  на  массивный
сдвоен-ный засов, но снаружи, со стороны холла, дверца не открывалась.
     -- Никто не имел права покидать  уровень. Комфор-табельный застенок для
"умников".
     В холле стояло около  полусотни кресел, несколько чертежных кульманов с
эпидиаскопическими приставка-ми и десяток демонстрационных  столов. Когда-то
здесь  кипели  жаркие ученые  споры,  а Кормчий  с презритель-ным удивлением
рассматривал  своих экзотических плен-ников, которых даже неволя  и реальная
угроза смерти не могла оторвать от сладкой жажды творить.
     Радиальные  коридоры  вели к большим бронирован-ным дверям, за которыми
угадывались  вместительные залы. На всех  дверях была  одна и та же надпись:
"Ла-боратория.  Не  входить --  защита  включается без  предуп-реждения!"  И
дважды  перечеркнутый  черным  человече-ский  череп...  Короткие  радиальные
коридоры обрывались, влив-шись в длинную спираль широкого, как улица, общего
коридора. На  эту  пустынную  сейчас "улицу",  крытую  ве-селым бело-розовым
пластиком,  выходили двери помень-ше,  раскрашенные  в разные цвета.  На них
стояли  только  цифры --  порядковый  номер  и  окошечко автосчетчика. Здесь
пленники жили.  Бин в развевающемся плаще правителя петлял от двери к двери,
всматриваясь  в цифры счетчиков.  Двери  были  закрыты, а  в окошечках везде
стоял "О" -- в  .ком-натах не было  ни одной живой души. Они дошли до самого
конца коридора. Он кончался комнатой номер два. Вместо двери в комнату номер
один была гладкая розовая стена.
     -- Комнаты деда действительно замурованы... Леген-да говорила правду...
     -- Что ты хотел здесь найти?
     -- Ничего. Я должен был увидеть это своими гла-зами. Я дал клятву  отцу
и матери... Вернее, их па-мяти...
     Они постояли еще  немного у  розовой стены и пошли назад, к лифту.  Бин
снова хмурился. Настроение его ме-нялось как цвет моря перед штормом.
     -- И еще,  откровенно говоря, я надеялся  найти раз-гадку потусторонней
деятельности правителя  здесь,  на этом уровне.  На  уровне  науки.  Не знаю
как... Впрочем... Нет. Этот  уровень изолирован, а лаборатории обесточены. Я
смотрел. Значит,  адрес  чуда  --  двадцать  четвер-тый  уровень... Двадцать
ч