оих
ребятишек  палить начнет? Ребятишки у меня нервные. Пришьют  на  ме-сте -- и
одним хорошим человеком на Свире  меньше  будет...  А  из-за чего? Все из-за
твоей забывчивости, Шан... Только нет,  милый, нет! Ты  стой, где  стоял, за
мной не ходи.  И саквояжик не трогай,  не надо. Неровен час... Ай,  какой ты
сердитый, Шан, какой серди-тый... И притомился малость, видно, белый весь...
По-стой, постой, отдохни маленько...
     Горон выглянул  в дверь,  коротко  что-то пролаял. В рубке вскинулась и
затихла  короткая возня. Выстрела  не было. Шан  успел сделать только  шаг к
двери. Писто-лет Горона уперся ему в живот.
     -- Не надо,  Шан.  Там  все в  порядке. Береги  нервы.  Я  имею желание
согласиться на твое предложение.
     Хамелеон демонстрировал новый  облик. Исчез  верт-лявый дедушка-садист,
исчез глиноликий божок.
     Даже  убрав  пистолет,  Горон остался  продолжением  своего  оружия  --
точным, молниеносным, неотвратимым.
     -- И поставим все на свои места. Я мог ответить тебе "да", мог ответить
"нет". Ты мне можешь ответить только "да". Это первое. Второе. Я веду игру с
умни-ками и с дураками. Но сам я никогда не остаюсь в ду-раках. Поэтому твой
чемоданчик  -- прости, мой чемо-данчик --  будет у  меня,  пока  не кончится
дело. Это  из-бавит тебя  и от  забот по охране, и  от  искушения  поме-нять
партнера. Или сбежать со всеми серебряными пря-мехонько в небо...
     -- Наши серебряные за Стальным Коконом -- пыль...
     -- Не знаю, не знаю... Но это не меняет суть.
     -- Но где гарантия...
     -- Твоя единственная гарантия -- верно служить мне, Шан.
     Детектива не  получалось. Не  получалось героя-раз-ведчика,  хитроумным
планом  загоняющего  врага в угол. Эта  скользкая бестия Горон  легко, одним
движением снова оказался наверху. Пришла запоздалая мысль о том, что драться
против таких их ржавым оружием безнадежно. Они владеют им с  рождения. Любая
трени-ровка не сможет заменить врожденной способности  се-ять  беду  и  зло.
Нужно  другое  оружие  --  оружие,  о  ко-тором  эти  люди  не  подозревают.
Основанное на ином принципе. Оружие добра. Но что это такое -- оружие добра?
Не читать же проповеди этой сочащейся ядо-витой слюной кобре?
     --  Что-то  ты замолчал, Шан.  Я  не слышу воплей  ра-дости.  Ведь я же
согласился. Ты уговорил меня,  Шан. Я  даже  принял твой  дележ --  половина
наполовину.
     Я мог бы... Но  я  уважаю смелость. Так что же  ты про-глотил язык, мой
дорогой компаньон? Или...
     -- Я жду твоих приказаний, Горон.
     Вынырнул   на   мгновение  дедушка-садист,  залился  дробным   хохотом,
поощрительно потрепал плечо Шани-на, умильно зачмокал ему в лицо. И скрылся,
спугну-тый жесткой диктовкой Горона-хозяина:
     -- Мы сейчас перейдем ко мне на катер. Мож вме-сте с кораблем, чернуком
и сикером пусть  проваливает ко всем  чертям. Мне некогда им  заниматься. Ты
полу-чишь форму и документы полицейского гвардейца -- 1,е "липу", настоящие.
На днях мы проводим  большую операцию  по розыску крупного  государственного
пре-ступника Канира  Урана  по кличке Бин. Мы  накроем  его.  Что  с  тобой,
дружок?
     -- Ничего. Я слушаю.
     -- В поимке Бина  ты  проявишь чудеса храбрости. И я отправлю тебя, как
героя,   сопровождать   преступ-ника   в    Дрому,   с   рапортом   министру
государственного  милосердия высшему  Тирасу Уфо, славному командиру легиона
"Слуг справедливости", которых в просторе-чии почему-то величают "топорами".
Странно, Шан, что ты запамятовал имя моего дорогого друга Тираса, странно...
Тирас примет тебя. Ты передашь ему кое-что. Остальное зависит от тебя. С той
минуты тебе придется  отрабатывать свою половину доли. А я по-смотрю. Я буду
за твоей спиной даже в... Впрочем, ты понятливый малый.
     -- С пустыми  руками мне никто не поверит. Даже правитель. Я окажусь на
яблоне раньше, чем открою рот.
     -- У тебя будет  корень. Один корень. Образец. Это все, чем я могу тебе
помочь. А  насчет  яблони...  Отлич-ный  код!  Мы будем  называть наш  товар
"Силайские  яблоки". Просто и со вкусом! Никакого повода для  по-дозрений  и
тонкий философский намек... Все мы философы, Шан. Это наша слабость.
     -- Кто это "мы"?
     --  Мы --  это мы, милый  Шан. Те,  от  которых не  уйти... Да, чуть не
забыл:  не  верь  ни  одному  слову  Тираса,  пока  он  не  покажет  золотой
треугольник. Когда покажет  -- говори напрямик.  Запомнил? Такой вот, как  у
меня, видишь? Треугольник на цепочке...
     Замурлыкал востроглазый старичок, подхватил сак-вояж  и, пропуская Шана
в рубку, подмигнул:
     -- Яблочки силайские...

        4.ДРОМА

     Весь путь от Силая до Дромы пассажир  проспал, и, только  когда аэробот
пошел  в  посадочный  вираж, он  недовольно зарычал. Полицейский  гвардеец с
вензелем сержанта скрипнул зубами.
     -- Оставь его в покое. Он опять будет биться.
     -- Но  это  я.  И  я не  позволю, чтобы  всякая шваль скалила зубы  над
Бином...
     --  Говорю, оставь. Ему уже  ничем  не  поможешь.  Че-ловек убит  в нем
давным-давно.
     -- Но он -- это я, понимаешь, я! Я мог бы стать та-ким, если бы...
     -- Замолчи. Немедленно замолчи. Иначе я надаю тебе пощечин. Ты сопливый
истерик. Ты все погубишь. Не только себя и меня -- все!
     Пассажир тяжко с подзывом заскулил. Пилоты не успели еще сбросить трап,
как прямо по посадочной полосе к аэроботу подкатила закры-тая машина. Из нее
посыпались  широкогрудые  пар-ни  в  небесно-голубых  мундирах.  Не  обращая
внимания на  двух  "пернатых"  коллег, они споро  взялись  за  дело, и через
минуту  клетка с рычащим и воющим Бином бы-ла уже в машине. Шан долго не мог
понять,  кто  у них старший,  пока  не  приметил рядом  с водителем скучного
человека с двумя серебряными топориками в пет-лице.
     -- Окс-капитан, у меня сопроводительный пакет и письмо к высшему Тирасу.
Скучный человек протянул из кабины руку.
     -- Мне поручено передать их лично.
     Рука нетерпеливо дернулась -- давай.  Секунду по-колебавшись, Шан сунул
письмо и пакет в  ленивые пальцы.  Рука  исчезла.  Аудиенция  была окончена.
Го-лубые  громилы скрылись  в кузове.  Взвыла  сирена,  и  тяжелый фургон  с
неожиданной  прытью  умчался  по  бе-тонному  нолю,  оставив  растерянных  и
недоумевающих гвардейцев на произвол судьбы.
     -- Я не  знаю правил этикета в этих кругах, но  с точки  зрения здешних
нравов  нас  встретили  в   Дроме  сдержанно.  Жду  ваших  ценных  указаний,
септ-капитан.
     --  Обалдуй,  --  сказал  Шан.  Они  шли  с летного поля  не  спеша  --
торопиться им  было  некуда -- и,  полу-чив наконец возможность говорить, не
опасаясь быть подслушанными, не находили слов.
     --  Обалдуй, -- сказал Шан. --  Если бы я знал, что буду из-за тебя так
волноваться, никогда бы с тобой не связался...
     -- Ты волновался за меня? Или за исход операции?
     -- Не знаю... Я дилетант в этой  профессии. Когда я услышал, как  ловко
тебя обезоружили,  а  Горон мину-той позже заявил,  что Бин в его  руках, я,
честно говоря, думал только о том, как тебя выручить. Я был уве-рен, что нас
раскрыли... И чуть было не наломал дров...
     -- Да,  Горон применил старый прием: выдал за Бина беглого  уголовника,
сошедшего  с  ума в силайских  дебрях. И  начальство это  знает.  Начальству
выгодно  быть обманутым -- будет громкий процесс, будет по-казательная казнь
-- и да устрашен будет всякий неотвратимостью возмездия! И ко  всему прочему
новые чины и награды...
     -- Но такой вариант выгоден и  тебе. Тебя  уже не  будут искать. Нельзя
казнить одного человека дважды...
     --  Выгоден... Ты начал  говорить, как Горон. А  како-во мне? Наверное,
тот, кто сейчас в клетке, был на сво-боде большим подонком. Но его казнят не
за  это.  Его казнят за меня.  Я должен  теперь ему  жизнь,  понима-ешь? Они
лишили меня права распоряжаться своей жизнью...
     --  Не  раскисай,  Сип.  Я  понимаю --  тебе  тяжело.  Но  ты ничего не
исправишь жалобами. Здесь нужно другое...
     -- Я знаю. Прости. Но что же нам все-таки делать теперь?
     -- Послушай, Горон проницательный?
     -- Разумеется.
     -- Ты все-таки  когда-либо  объяснишь толком, кто такие проницательные?
Что их объединяет? Каковы их цели? Как их узнают? Я только и слышу -- проник
да  проник,  слышу  в  разных  вариантах,  в  самых  неожиданных  и  взаимно
исключающих значениях! Наваждение какое-то!
     Сип долго молчал, расшвыривая камешки с дорож-ки коваными ботинками.
     --  Проник...  Проник  есть  проник...  Это  не вмещается в ваши земные
категории. Внешне они неотличимы  от всех, они неотличимы от  всех остальных
свирян.  Они  бесформенны  и  всепроникающи.  Теоретически  они  вне закона,
каждому   разоблаченному   пронику   грозит   смерть.  А   практически  весь
государственный,  весь администра-тивный аппарат  Свиры -- сплошные проннки,
потому   что  доказать,   что  проник  действительно   проник,  практи-чески
невозможно... Они выходят сухими  из любых чис-ток, которые устраивает время
от времени Кормчий -- они получают награды за усердие, а на яблоню попада-ют
те, кто им мешал...
     -- Заумь какая-то! Много страха  и мало  смысла. Ты что-то перегибаешь,
Сип. Здесь что-то не то. И не так.
     --  Так, Шан. Просто это сразу  трудно укладывает-ся в  голове. Мы  уже
привыкли, а ты нет. Впрочем, уви-дишь сам. Поймешь. И привыкнешь.
     -- Но как ты все-таки узнаешь, что кто-то проник?
     --  Спроси  что-либо полегче... Как узнаю?  Сам не знаю! Конечно, не по
внешности.  Хотя...  Есть  что-то, но...  Вот стоит ему заговорить --  сразу
видно.  По  же-стам,  по  поведению, по речи,  по  какой-то внутренней  злой
затаенности --  на  языке  мед,  в  глазах яд... Тыся-ча  мелочей...  Трудно
объяснить... Ты меня понимаешь?
     -- Пытаюсь изо всех сил. Но, честно говоря...
     -- Стоп!
     Сип приложил палец  к губам. Шанин оглянулся, но ничего подозрительного
не заметил.  Они потоптались  у ворот  аэрогавани, глядя, как пе-регруженный
грузовой дирижабль безуспешно  пытается оседлать причальную  мачту. Рядом  с
ними останови-лись несколько зевак, по традиции обсуждающих про-махи пилотов
и их шансы причалить в такой ветер.
     -- Им "пернатые" помогут. У них крылышки,  -- ядо-вито хихикнул  кто-то
за спиной. Шан обернулся. Все с постными лицами смотрели в небо.
     -- Надо идти в ближайший участок "ПГ"  и связы-ваться с  Гороном. Пусть
он  сам  разбирается,  что  к че-му и какого  лешего нас бросили  посередине
дороги...
     -- Не надо, септ-капитан. Все делается согласно при-казу. Та команда не
имела инструкций на ваш счет.
     У говорящего не было лица. Потом, через минуту после разговора, ни Шан,
ни  Сип не  могли  вспомнить наверняка ни одной  четкой  черточки, ни  одной
особен-ности фигуры,  ни  одной броской  детали  одежды  -- какое-то смутное
облако, желе,студень с бесцветным го-лосом.
     -- Кто ты такой?
     Молчание.  Наручные  часы,  где  вместо  циферблата  -- силуэт  топора.
Какие-то розовые бумажки.
     -- Вот ваши места в гостинице и суточные на не-делю. Вас позовут, когда
будет надобность.
     Он растаял  в  воздухе,  не  оставив следа.  Но  еще  раньше,  едва  он
появился,  растаяла  толпа  зевак  вокруг  Шана  и  Сипа.  У  жителей  Дромы
выработалась мгно-венная реакция.
     -- У меня  был  один знакомый исследователь  древ-ней  письменности. Он
постоянно тренировал воображе-ние. Нарисует две черточки и пристает ко всем:
"Что это может значить?" Что это может значить?
     --  Только  одно  --  даже на улице  следует говорить  вполголоса.  А в
гостинице -- орать.  У  них паршивая  ап-паратура,  работает  с искажениями.
Глупо влипнуть по вине неисправного магнитофона.
     -- Думаешь, нас собираются пощупать? Вместо ответа Сип кивнул на такси,
которое медлен-но  тащилось за  ними, явно  желая  "случайно"  попасть-ся на
глаза.  Они  сели  на  заднее  сиденье и  молчали  всю  дорогу,  чем  весьма
расстроили водителя.  И только пос-ле остановки Сип вознаградил  его, громко
воскликнув  "Слава  Великому  Кормчему,  высшие  умеют ценить  пре-данность!
"Изобилие" -- лучший отель Дромы. Здесь не соскучишься"...
     Они стояли со  своими  провинциальными чемоданчи-ками  на  тротуаре, не
решаясь   войти  под  гулкие  своды  гигантской  пирамиды,  составленной  из
разногабарит-ных  полушарий.  Поражало  мастерство,  с  которым  архи-тектор
рассчитал   все  детали  своего   нелепого   сооруже-ния.  Оно  должно  было
развалиться  без всякого внешне-го толчка,  само  по  себе, но оно высилось,
венчая центр столицы, и высилось, вероятно, не одно десятилетие.
     -- Нравится?
     -- Впечатляет. Одна из  вершин абстрактного архи-тектурного  искусства.
Того и гляди сейчас все посыплется...
     -- Не посыплется. На века. Гостиница -- ровесница Стального Кокона.
     -- Вот как. А кто архитектор?
     --  Тише...  Об  этом не  спрашивают.  В  справочниках  говорится,  что
гостиница построена волей правителя...
     Подозрительный бритоголовый  юноша, тоже  заинте-ресовавшийся  бетонным
десертом, сразу заскучал и отошел.
     --  Леший их разберет.  То ли вправду  уличный  без-дельник,  то  ли...
Всякие тут ходят...
     Фойе   встретило   гостей    сладковатым   запахом.   Боль-шая    часть
храмообразного  пространства  была  отдана  растительному  миру --  плодовым
деревьям,  ягодным кустам,  овощным  грядкам.  Строгие  таблички "Руками  не
трогать" и защитные металлические  сетки под  током предостерегали,  однако,
заезжих лакомок от вольного обращения с этим соблазнительным великолепием. У
таблички,  удостоверяющей,  что за барьером  портье, гости  простояли  минут
десять. Портье смотрел  сквозь  их прозрачные тела в глубины,  доступные ему
одному. Робкие  попытки вывести его из каталепсии  успеха  не  имели,  и Шан
довольно внятно пробормотал:
     "Сип, здесь нет таблички "Руками не трогать", и я  сей-час попробую..."
Сип  наступил  ему на  ногу.  Тем  не ме-нее портье протянул руку -- ленивым
жестом, как го-лубой окс-капитан в машине.
     Розовые  бумажки   имели   волшебную   силу.  В   своем   двухкомнатном
номере-люксе  гости  оказались  ровно  че-рез минуту, слегка  обалдевшие  от
подобострастных  улы-бок  носильщика,  выросшего  из-под  земли,  запаленных
вздохов  скоростного  лифта  и  магнитофонной  скороговор-ки  очаровательной
горничной,  которая  оставила  после себя  аромат  нектара и  горячий чай  с
какими-то желты-ми орешками.
     --  Сказка,  --  проворковал  Сип,  оглядывая  безудерж-ную  безвкусицу
литерного номера. -- Как щедро платит правитель своим преданным слугам!  Сто
лет не спал на такой кровати...
     Он  плюхнулся  на  свое   необъятное  ложе,  ловко  под-дел   матрац  и
внимательно осмотрел группу  пружинных  контактов, от которой в ножку уходил
красный провод. Потом включил бра на стене. Вместе со  вспыхнувшей лампой  в
настенной стойке что-то щелкнуло и зажуж-жало.
     -- Для  любителей ночного чтения,  --  прокомменти-ровал Сип.  -- Очень
хорошо видно, что читаешь...
     Они обследовали номер и  обнаружили массу  не ме-нее интересных  вещей:
радио   динамик,  который   не   вклю-чался   и   не  выключался;   странное
вентиляционное отвер-стие в потолке над люстрой; сушилку в  ванной,  которая
не сушила, но трещала, как автоматическая кинока-мера.
     Шанину наконец все это надоело.
     -- Эти желтые орешки с  чаем вызывают отличный  аппетит. Не заняться ли
нам этим вопросом? Там, ка-жется, есть какие-то талоны в ресторан, который я
при-метил внизу...
     -- Талоны пригодятся  на потом.  А сейчас  с помощью вот  этого чека мы
должны стать богатыми людьми...
     * * *
     Несмотря на  рабочий  день,  улицы  Дромы были  мно-голюдны,  пестры  и
бестолковы.  Человеку, привыкшему  к  тишине  и успокаивающей медлительности
современных поселений Большого мира, здесь было нелегко. А Ша-нину в мундире
гвардейца  было  нелегко  вдвойне: Дрома  кишела "пернатыми",  и приходилось
бдительно следить  за людским потоком,  чтобы  ответить на  приветствие  или
откозырять самому.
     Улицы  бесконечно  петляли, переламывались,  рас-ходились  зигзагами  у
подножия одинаковых, как дет-ские кубики, многоэтажных коробок,  упирались в
не-ожиданные тупики, по ним, вплотную  друг  к  другу,  скрежеща и  цепляясь
бортами,   судорожными  толчками   продвигался  чадящий   бензиновой   гарью
автомобильный  поток. Порой где-нибудь впереди  раздавался  вой  тор-мозов и
хруст  сплющиваемого металла.  Урчащий кон-вейер  замирал тогда надолго,  но
никакая сила на свете не могла прекратить его движение совсем.
     Зато людской поток на  тротуарах тек  безостановоч-но, Каждый  прохожий
что-то делал  на ходу -- жевал, курил, читал, --  и, может быть,  поэтому на
всех лицах каменела равнодушная отрешенность от окружаю-щего.
     -- Куда мы все-таки несемся?
     -- Никуда.  Мы уже на месте. Тут можно присесть или  постоять без риска
быть  сбитым с ног... Когда-то здесь был Дворец Свободы -- правительственная
рези-денция. По  Слову Правителя  он  был  снесен  и на его мес-те  выстроен
Вечный Дворец, увенчанный персональной Башней Кормчего. В ней находится  его
рабочий  каби-нет.  А  Вечный  Дворец  отдан  исполняющим   Слово  Корм-чего
министерствам.
     И снова пирамида,  но уже не из полушарий, а из не-правильных  конусов,
опоясавших тонкую свечу  башни, зеркальный купол,  который  поздно вечером и
рано  ут-ром  полыхал  языком  пламени  на  сером  небе.  И   та  же  печать
незаурядного  мастерства, скрученного  и  извра-щенного злой волей  нелепого
заказа.  И  скульптура у главного входа:  юный  бог  в куртке с  надкушенным
яблоком в руке.
     -- Правитель в ту великую минуту, когда он заду-мался о судьбе Свиры  и
принял решение взять на  плечи  бремя Кормчего...  Ну как? На что похоже это
со-оружение?
     -- Похоже на  то, что гостиницу "Изобилие" и Веч-ный Дворец строил один
и тот же архитектор.
     -- Тот же? Нет... Но... Разве есть сходство? В чем?
     -- В характере. Во взгляде, что ли. В мастерстве... Словом, если это не
он, то его ученик.
     -- Да...
     Сип долго молчал, разглядывая дворец, словно ви-дел его впервые.
     -- Да... А  ведь действительно...  А ты  зорок,  Шан. Дворец строил сын
того, кто поставил злополучную гос-тиницу.
     -- И он плохо кончил?
     -- Да. Можно мне задать тебе вопрос без околич-ностей?
     -- Разумеется, Сип.
     -- Что ты собираешься делать?
     -- Сейчас? Продолжать прогулку.
     -- А завтра, послезавтра, через неделю?
     -- Наблюдать, запоминать, анализировать.
     -- А действовать?
     --  И действовать. Во всех  детективных романах, ко-торые  я специально
проштудировал перед Свирой,  го-ворится, что  главное в профессии разведчика
-- дедук-тивный  метод. Действие --  частность, а  частное  по де-дуктивному
методу должно выводиться из общего. Сле-довательно, чтобы действовать,  надо
основательно побездействовать.
     -- Ты все шутишь.  Тебе все это кажется пока забав-ной игрой. Не спорь.
Ты попал в  прошлое,  в пройденные вами века.  И  ты не  прочь подурачиться,
уверенный, что завтра вернешься в свое время.  А  ведь Горон ждет, ко-гда ты
проникнешь к правителю.  И  он  не будет ждать  бесконечно.  И он  не  любит
шутников.
     -- Хорошо, давай серьезно. Мы  работаем не для Горона. И  если говорить
откровенно, я вообще не соби-раюсь встречаться с правителем. Потому что меня
и мо-их друзей интересует не  то, каким образом этот древний хрен сумел себя
законсервировать на двести лет, а то, каким образом Свира так долго держится
на краю неизбежной пропасти. Уверен, что правитель не выложит ответа даже за
женьшень. Придется докапываться самим, изучать производство и распределение,
понять  по-ложение  и взаимоотношение  всех  классов  и  прослоек  общества,
оценить настроение и степень зрелости на-рода...
     -- Для этого надо прожить здесь две жизни...
     --  Чтобы улови