о дело заведомой чепухой, Локтев не
рассказал ему о гипотезе Коринты. Поэтому бородач был просто сражен
невероятной новостью. Он загудел так, что пламя свечи затрепетало и чуть
не погасло.
   - Что же это такое?! Майор, ты понимаешь что-нибудь? Ведь он врет! Мы
его накормили, а он нам врет! Но ведь мы его сейчас же выведем на чистую
воду!
   - Я не вру, - сухо сказал Кожин.
   Горалек даже растерялся от такой неслыханной наглости.
   - Ну, знаешь: Если ты, парень, не врешь, то, значит, совсем спятил!
   Вмешался Локтев:
   - Успокойся, Горалек. Я тоже думаю, что он не врет. Иначе как бы он
очутился в нашем лагере? Часовые, надеюсь, не спят?
   - Еще бы: Я бы им показал спать!
   - Значит, все ясно.
   - Нет, не ясно. Ты что же, майор, думаешь, я поверю:
   - Погоди, Горалек, скоро все поймешь. Майор подумал и обратился к
Кожину:
   - Вот что, сержант. Ты, я вижу, устал, поэтому сейчас, ночью, мы
никаких проверок устраивать не будем. Время терпит. А завтра: завтра
покажешь мне и товарищу Горал„ку свое летное искусство. Покажешь, сержант?
   - Покажу, товарищ майор. Это очень просто.
   - Вот и хорошо. До завтра товарищ Горалек тебя извинит. А теперь идем,
я провожу тебя на место.
   Кожин поблагодарил Горалека за ужин и вышел вместе с Локтевым.
   Снова они пошли по темным переходам, пока не очутились в просторном
помещении, где слышался храп спящих.
   Майор чиркнул спичкой, осветил пустую койку.
   - Вот тебе и свободное место, Иван. Ложись и отдыхай. А завтра во всем
разберемся.
   Оставшись в темноте, Кожин сбросил куртку, сложил ее под голову и лег.
Все тело его сразу заныло, как избитое.
   "Налетался с непривычки", - подумал он.
   Было приятно ощущать под собой прочную опору после многих часов,
проведенных в зыбкой воздушной стихии; было приятно сознавать, что снова
находишься среди своих; было приятно представлять себе, как удивятся
завтра командиры, когда он покажет им свое умение двигаться в воздухе, и,
может быть, именно потому, что все это приятное было прочным, надежным и
неотъемлемым, в душе с новой силой поднялась тревога за Ивету, за доктора
Коринту, за Влаха с Владиком. Как они проводят эту ночь? Каково им?
   Он долго ворочался с боку на бок, пока усталость не взяла свое. Уснув
же, он и во сне продолжал летать над темным незнакомым лесом, стараясь
разыскать в нем своих пропавших друзей - Ивету, доктора, бородатого
лесника и Владика.
 
 
   7
 
 
   Не спалось в эту ночь и командирам отряда. Сознавая свою вину перед
Горалеком, Локтев во всех подробностях посвятил его в удивительную
гипотезу доктора Коринты. Объяснил он ее по-своему, упрощенно, но тем не
менее достаточно точно.
   Уже поверив, что Кожин действительно умеет летать, майор говорил об
этом без малейшей иронии, хотя и без особого увлечения.
   Однако бородатый партизанский командир был человеком слишком
здравомыслящим, чтобы с ходу поверить в такое чудо. К сообщению Локтева он
отнесся крайне скептически. Он был уверен, что майор его разыгрывает.
   - Никогда не слышал, чтобы шахтеры по воздуху летали, - загудел он
насмешливо. - Акробаты в цирке - другое дело. Эти обязаны летать. Но
шахтеры!.. Нет, ни за что не поверю, пока своими глазами не увижу.
   - Поверить трудно, - согласился майор.
   - Послушай, друг, - с жаром заговорил Горалек. - Вот ты мне изложил
теорию этого доктора Коринты. А скажи ты мне такое. Сам-то Коринта видел
хоть раз, как Кожин летает?
   - Когда я с ним говорил, у него не было ничего, кроме этой гипотезы. У
Кожина ведь тогда еще гипс на ноге был.
   - Не видел, а доказывал: Как хочешь, майор, а тут что-то нечисто.
Перестал мне нравиться этот главврач, у которого жена немка. И Кожин из-за
этого перестал нравиться. Боюсь, что парня втянули в какое-то грязное дело!
   - В таком случае, Горалек, я снова вынужден спросить: как же он на базе
очутился?
   - То-то и оно!.. Пойдем-ка, майор, проверим караулы и усилим их на
всякий случай. Иначе мне не уснуть - сердце будет не на месте.
   Майор с удовольствием согласился пройтись по воздуху. Ему хотелось
покурить, а в гроте, который плохо проветривался через узкий дымоход в
стене, курить было невозможно. Опасений Горалека он не разделял, но против
усиления караулов возражать не стал, полагая, что излишняя осторожность
никогда не повредит.
   Командиры оделись и вышли из пещеры.
   Ближайший караул стоял на площадке, возле входа в пещеру. Партизаны,
задержавшие Кожина, еще не сменились, и поэтому Горалек решил их допросить.
   - Как сержант очутился в расположении базы? С которой стороны он
появился?
   Часовые, смущенные своей неосведомленностью, отвечали неуверенно и
крайне неопределенно:
   - Подошел он вроде со стороны обрыва, товарищ командир. Точно сказать
трудно.
   Темень ведь, хоть глаз выколи. Сначала тихо было, только вода под
обрывом гудит.
   А потом вдруг шаги. Осторожные такие, словно человек не знает, куда
идет. Ну, мы его и окликнули:
   - Значит, как он попал на площадку, вы не знаете?
   - Не знаем, товарищ Горалек: Ей-богу, он точно с неба свалился! Верно,
Гонза?
   - И впрямь точно с неба!..
   - "С неба, с неба"! Заладили!.. Вот что, ребята. Когда вас придут
сменять, передайте начальнику караула, чтобы поставил здесь четверых. Ясно?
   - Ясно, товарищ командир! Передадим!
   Ничего не добившись от первого поста, командиры направились к более
отдаленным.
   Но те вообще ничего не знали о появлении Кожина. На их участках не было
ни малейшей тревоги.
   Удвоив все посты и приказав людям быть в эту ночь особенно осторожными
и бдительными, командиры вернулись на площадку и присели на краю обрыва.
Закурили, послушали монотонный шум воды в потоке, потом снова
разговорились.
   - Значит, доктор Коринта считает возможным, чтобы человек взял и сам
собой полетел? Без пропеллера, без крыльев, без ничего? - в который раз
уже допытывался Горалек.
   - Да, Коринта считает это возможным, - сдержанно ответил майор.
   - А ты, товарищ Локтев? Ведь ты человек образованный, не чета мне,
простому шахтеру, как ты сам на это смотришь?
   - Трудно сказать. Доктор Коринта показался мне честным человеком.
Кожина я знаю давно и уверен, что он врать не станет: Но с другой стороны,
трудно поверить такому невероятному. Есть вещи, Горалек, доступные
человеческому воображению, но абсолютно невозможные по самой своей сути.
Невозможные просто потому, что противоречат основным законам природы.
Можно фантазировать о том, что человек дышит под водой, как рыба, или
читает мысли другого человека, как открытую книгу. Можно представить себе
человека-невидимку или человека абсолютно неуязвимого и бессмертного.
Воображение человеческое достаточно гибко для этого.
   Но допустить все это всерьез никак нельзя. Так и с полетом по воздуху.
Одно дело - во сне или в мечтах, а другое дело - в действительной жизни:
Впрочем, не будем забегать вперед. Может, и прав доктор Коринта, что в
человеке еще много нераскрытых загадок. Жаль, что он сам попался к
фашистам в руки. Но будем думать, что это дело поправимое и что нам
удастся его вызволить:
   - Об этом пока рано думать, майор:
   После этих слов Горалек надолго замолчал. Попыхивая трубкой, он
задумчиво поплевывал в невидимые волны потока. Потом вздохнул и, словно
про себя, прогудел:
   - Чепуха это, определенно чепуха!.. А все-таки, ежели пораскинуть умом,
то хорошо бы было этак вот взять и взаправду полететь: Эх, и задали бы мы
гитлеровцам перцу!
   Локтев на это ничего не ответил. Он думал о возможности полета в
совершенно ином разрезе:
   Посидев с час на свежем воздухе, командиры вернулись в душный грот и
улеглись на койки. Но, задув свечу, они долго еще не могли уснуть и
вполголоса переговаривались о необыкновенном сержанте и его удивительных
приключениях.
 
 
   8
 
 
   Начальник отделения гестапо, оберштурмбанфюрер Штольц любил оставаться
на службе до позднего вечера. Благодаря этому он первым из немецких
районных властей узнал о событиях в К-ове. Доложил ему о них сам к-овский
комендант капитан Фогель, прибывший в Б. в девять часов вечера.
   Выслушав доклад капитана, начальник гестапо задал ему несколько
неприятных вопросов.
   - Насколько мне известно, капитан, вам в свое время было поручено найти
в к-овском лесу некий таинственный предмет, заброшенный туда советскими
диверсантами. Скажите, вы догадались в связи с этим заданием сделать обыск
в сторожке лесника?
   - Должен признаться, господин оберштурмбанфюрер, что о необходимости
обыскать сторожку мы не подумали. В приказе по этому делу ясно сказано,
что искать надо какой-то бесшумный снаряд. Нам прислали для этого саперов.
Мы добросовестно обшарили в лесу каждый куст, каждый овраг. Но в сторожке:
нет, нам просто в голову не пришло, что снаряд может оказаться у лесника в
сторожке.
   - Снаряд, разумеется, к леснику попасть не мог, но это не давало вам
права отказываться от обыска. Вы могли напасть на какие-нибудь следы. А
теперь мы видим, что там были не только следы, а настоящее бандитское
логово. Я считаю это серьезным упущением, капитан. Теперь дальше. В погоню
за мальчишкой вы послали одного обер-лейтенанта Крафта. Почему одного?
Ведь вы уже знали, что в сторожке укрываются диверсанты!
   Капитан Фогель опустил голову. На это ему нечего было ответить. Штольц
сделал небольшую паузу и продолжал чеканить страшные, обвиняющие слова:
   - Я не могу не отметить, что гибель Крафта произошла исключительно
из-за вашей нераспорядительности. Вам придется за это ответить, капитан.
Но это не все.
   Сторожить медсестру вы поручили гражданскому лицу, дав ему в помощь
штабного увальня. В результате мы потеряли полезного человека, а
преступница бежала из-под ареста и теперь гуляет на свободе. Почему вы не
взяли ее сразу и не посадили в более надежное место у себя в казарме?
   - Я очень спешил, господин оберштурмбанфюрер. Я боялся упустить
бандитов, засевших в сторожке:
   - Так, так: Вы спешили: А скажите, что это еще за Ночной Орел, который
убил доктора Майера? Вы слышали о нем что-нибудь?
   - Нет, господин оберштурмбанфюрер, не слышал. Это что-то совершенно
новое.
   Должно быть, это тот русский, который скрывался в сторожке Влаха.
   Начальник гестапо погладил выбритый подбородок и огорченно вздохнул:
   - Трудно работать с такими людьми, как вы, капитан. Вас любая девчонка
способна обвести вокруг пальца. Вот вы говорите, что сняли с Коринты
предварительный допрос. Что же вы узнали? Чем этот хитрый эскулап
занимался в лесной сторожке?
   - Мы нашли много подозрительных предметов, но Коринта отказался
что-либо объяснять. Мы ничего от него не добились.
   - Твердый, должно быть, орешек. Ничего, у нас он расколется. Ну, а чем
вы, капитан, объясняете его присутствие в сторожке? Почему все, даже
мальчишка, скрылись, а этот человек остался? Вам не кажется это странным?
   - Да, господин оберштурмбанфюрер. Мне сразу показалось подозрительным,
что Коринта без всякого сопротивления отдался нам в руки. Я спрашивал его
об этом.
   - Ну, и что же?
   - Он сказал, что не чувствует за собой никакой вины, а потому и не
считает нужным скрываться. Это все, что мы от него узнали.
   - Мало: Ну ладно, капитан, Коринту вы взяли, и это единственное, что
вас спасает от немедленного ареста. Идите и оставайтесь в Б. до особого
распоряжения. Людей своих отправьте в К-ов, а тела обер-лейтенанта Крафта
и этого врача Майера оставьте вместе со всеми конфискованными предметами у
нас. Этим займутся эксперты. Ступайте и постарайтесь впредь быть
порасторопней.
   - Слушаюсь, господин оберштурмбанфюрер! Капитан, пошатываясь, вышел из
кабинета гестаповского начальника. На душе у него было очень скверно, во
рту пересохло.
   Он чувствовал, что совершил непоправимую ошибку, за которую рано или
поздно ему придется расплачиваться.
 
 
   9
 
 
   Гестапо занимало здание старой районной тюрьмы. Все немногочисленные
камеры ее были забиты до отказа.
   Коринту посадили в темный, сырой подвал и продержали в нем без еды и
питья ровно двое суток. Стараясь сберечь силы, доктор все это время
пролежал почти без движения на охапке гнилой соломы, которую нашел в углу
подвала. Чтобы не думать о голоде и жажде, он мысленно сочинял трактат о
чудесных ферментах антигравах.
   Впрочем, это был не столько трактат, сколько фантастическое сочинение о
блестящих перспективах великого открытия.
   Его воображение рисовало феерические картины причудливых воздушных
городов, созданных летающим человечеством. Он представлял себе то
великолепное время, когда люди, полностью овладевшие секретом
биологической антигравитации, окончательно покинут двухмерное жизненное
пространство и перейдут в более совершенное - трехмерное. Это будет новая
ступень на восходящей лестнице физического и нравственного совершенства.
Прекрасные бескрылые существа будут свободно парить в воздухе, покорять
могучие атмосферные реки, строить легкие воздушные города, направлять
движение облаков: А покоренная Земля будет лежать под ними - не владычица
больше, а кормилица:
   Перед внутренним взором Коринты проносились вс„ новые и новые светлые
образы будущего, мысли текли неудержимо. Ни темнота, ни холод, ни сознание
обреченности не в силах были уничтожить мечту.
   А гестаповские эксперты тем временем трудились не покладая рук. Они
легко установили, что обер-лейтенант Крафт убит из двуствольного
охотничьего ружья, а доктор Манер - из пистолета советского образца; что
гипсовая повязка, сохранившая форму человеческой ноги, снята совсем
недавно; что саквояж с медицинскими инструментами ясно доказывает: доктор
Коринта лечил в сторожке неизвестного раненого человека. Единственное, что
поставило экспертов в тупик, была кровать, соединенная с десятичными
весами. По этому предмету эксперты не смогли высказать какое-либо четкое
суждение.
   Убедившись, что экспертиза не в состоянии внести в дело полную ясность,
оберштурмбанфюрер Штольц решил допросить своего пленника, доктора Коринту.
Он был уверен, что двухсуточный пост в темном подвале сделал свое дело и в
достаточной мере размягчил неподатливого врача.
   И вот Коринту вывели из холодного подземного мрака на свет. Поднимаясь
по лестнице в кабинет начальника гестапо, доктор судорожно хватался за
перила.
   Измятый, грязный, обросший седой щетиной, с длинными, обвисшими усами,
он от слабости едва держался на ногах. Лишь глаза на его из-нуренном лице
светились сухим лихорадочным блеском, красноречиво свидетельствуя о том,
что дух его не сломлен, что он полон решимости бороться до конца.
 
 
   10
 
 
   Начальник гестапо встретил узника вежливо, усадил в кресло, поднес
стакан воды.
   - Нам очень, очень неприятно, господин доктор, что пришлось с вами так
поступить. Трудно соблюдать все нормы в военное время. А дело ваше
оказалось весьма странным и щекотливым. Но поверьте, как только вы
ответите на некоторые интересующие нас вопросы, вам будет немедленно
возвращена свобода.
   - Благодарю вас господин: э: э:
   - Полковник, господин доктор. Можете меня называть полковником.
   - Благодарю вас, господин полковник. Я готов удовлетворить вашу
законную любознательность.
   - Вот и хорошо, господин доктор! Я знал, что мы с вами сумеем найти
общий язык.
   Итак, вопрос первый. Объясните, пожалуйста, почему вы на службе
объявили, что уезжаете в Прагу по семейным делам, а на самом деле
находились в сторожке лесника Влаха? Кстати, ваша супруга, эта в высшей
степени достойная и уважаемая женщина/ приехала в К-ов, чтобы показать вам
вашу дочку. Ей горько было узнать, что вы запутались в каком-то темном и
грязном преступлении.
   - Что с моей дочерью, полковник? - глухо спросил Коринта.
   - О, поверьте, сущие пустяки! Женщины всегда преувеличивают. Я сам
видел ее.
   Вполне здоровая на вид девочка и очень, кстати, похожая на вас!.. Итак,
что же вы делали в лесной сторожке?
   - Занимался научными опытами, господин полковник. До времени не
хотелось это разглашать. Поэтому и сказал на службе, что уезжаю в Прагу.
Конечно, я солгал.
   Но ведь в этой лжи, надеюсь, нет ничего преступного?
   - Разумеется, нет! Значит, вы занимались научными опытами? Это очень
интересно!
   Мы, немцы, глубоко уважаем науку и оказываем ученым всестороннюю
помощь: Но позвольте, а кровать-весы, которая была обнаружена на чердаке
сторожки, она что, тоже имеет отношение к вашим научным опытам?
   - Самое прямое, господин полковник!
   - В таком случае, если вам не трудно, объясните коротко суть вашей
работы.
   - С удовольствием. Я, видите ли, задался целью изучить структуру
человеческого сна. Помимо всего прочего, мне хотелось выяснить, возникают
ли в человеческом организме весовые колебания иод влиянием тех или иных
сновидений. На весах спал я, а контролировал весы лесник Влах по моим
указаниям.
   - Отлично! Все становится на место. И, конечно, подозрение в том, что
вы лечили в сторожке раненого советского диверсанта, полностью отпадает,
не так ли?
   - Советского диверсанта?.. Странно слышать. Я в жизни не видел ни
советского, ни какого-либо иного диверсанта, господин полковник.
   - Я так и думал! Остаются сущие пустяки. Кто убил обер-лейтенанта
Крафта? Где лесник Влах? Где мальчишка, брат вашей сообщницы, медсестры
Сатрановой? С чьей ноги вы сняли на днях гипсовую повязку? Зачем вам был
нужен саквояж с медицинскими инструментами? Вы можете ответить на эти
вопросы, господин доктор?
   - Попытаюсь. О том, что обер-лейтенант Крафт убит, я впервые слышу от
вас. Мой друг лесник Влах за час до моего ареста ушел на обход леса. Ни о
каком мальчишке я не знаю, никаких сообщниц у меня нет.
   - А гипсовая нога?
   - Да, еще эта гипсовая повязка. С месяц назад Влах сильно повредил себе
ногу, а в больницу идти ни за что не хотел. Я опасался перелома и на
всякий случай наложил гипсовую повязку. Для этого я принес с собой и
саквояж с инструментами.
   Перелома у Влаха не оказалось, и десять дней назад я освободил его ногу
от повязки.
   - Подумать, как все просто!.. Ну, а вот этот документ, господин доктор,
вам ничего не напоминает?
   С этими словами Штольц подал Коринте листок, на котором рукой Кожина
было написано: "Это сделал Ночной Орел. Смерть фашистам и предателям!"
   Коринта пожал плечами:
   - Ничего не понимаю, господин полковник. Кто предатели? Что за Ночной
Орел?
   Изумление его было совершенно искренним, хотя он и начал уже смутно о
чем-то догадываться.
   - Не понимаете, господин доктор? - В голосе гестаповца появились
металлические нотки. - Тогда придется освежить вашу память!
   Штольц на минуту задумался, играя костяным ножиком для вскрывания
писем. Он словно накапливал в себе злобу, чтобы разом обрушить ее на
упрямого пленника.
   Вот он выпрямился и устремил на Коринту холодный гипнотизирующий взгляд.
   - Через три часа после вашего ареста в больнице был убит ваш
заместитель, доктор Майер. Одновременно исчезла медсестра Ивета Сатранова
вместе с матерью и младшим братом. Вы, конечно, скажете, что не знаете,
кто убил доктора Майера, а нам известно, что доктор Майер выдал вас,
Сатранову и Влаха и Что, стало быть, предателем он мог быть прежде всего
для вас, Сатрановой и Влаха. Вы утверждаете, что за час до вашего ареста
лесник Влах ушел на обход леса, а мы знаем, что Сатранова послала своего
братишку именно к вам и что отправленный за ним в погоню обер-лейтенант
Крафт был убит из охотничьей двустволки. Вы говорите, что лечили Влаха, а
мы знаем, что в сторожке скрывался раненый советский диверсант по имени
Иван и что лечили вы именно его. Об этом достаточно четко свидетельствует
подслушанный Майером разговор между Сатрановой и ее братом. Вам не
кажется, что все эти факты уличают вас настолько, что ваш рассказ о
каких-то там экспериментах со сном выглядит наивным детским лепетом.
   - Возможно, господин полковник: И тем не менее я не могу вам сказать
ничего иного.
   Коринта почувствовал ужасную слабость. Комната закачалась и поплыл