е сделал свое дело и деловито радировал о найденном  двигателе,
но на протяжении его пути через сфероидальное скопление обломков,  в  темных
глубинах боевых палуб уже зажглись инфракрасные прожектора, и боевые  машины
тронулись вслед паукообразному роботу...
   Спустя пятьдесят минут локального времени отряд роботов Земного альянса в
поисках бегунка  поднялся  на  боевую  палубу  крейсера  колонистов,  где  в
обманчивом оцепенении ждали своего часа десятки машин Свободных колоний.
   Данте не подозревал, что так начинается ад.

   * * *

   Никогда Номад Берг не чувствовал так остро свою уязвимость.
   Двигатели его корабля были демонтированы, и впервые за многие годы тот не
мог сорваться с места по первому приказу хозяина.
   Рассуждения Хьюго о том, что десять часов,  необходимые  для  доставки  и
монтажа новых силовых установок, - это не  срок,  мало  утешали  Номада.  Он
боялся этого места и не пытался скрыть свой страх.  Все  вокруг  пропиталось
страданием и смертью. Тысячи  мертвых  тел  плавали  в  темных  коридорах  и
отсеках изуродованных кораблей...
   Номад встал из-за пульта  управления,  со  злостью  посмотрев  на  ровную
шеренгу мониторов. Все  было  готово  к  приему  двигательной  установки,  и
оставалось самое мучительное - ждать. Прошло уже три часа  с  того  момента,
как Хьюго с командой роботов исчез в недрах сфероида.
   Номад раздраженно закурил и вышел в центральный салон.
   Андрей томился ожиданием,  сидя  у  прозрачной  скорлупки  реанимационной
камеры, которую Хьюго приспособил  для  двухлетнего  малыша.  Мальчик  спал,
смешно раскинув руки, и его посапывание наполняло  грубое  и  функциональное
пространство отсека каким-то трогательным уютом.
   Номад застыл в  дверях.  Сутулая  фигура  Андрея  резко  диссонировала  с
безмятежными чертами ребенка, словно между ними была незримая стена.
   Он вздохнул, направляясь к бару.
   - Выпьешь?
   Не дождавшись ответа, он налил два бокала и протянул один Андрею.
   Тот взял, равнодушно глядя в пол.
   - О чем задумался, солдат? - спросил Номад, стараясь  разогнать  гнетущую
тишину, и тут же пожалел о своем ироничном тоне.  В  глазах  молодого  парня
вспыхнуло вдруг такое яростное пламя, что Берга  по  спине  продрал  ледяной
озноб.
   - Мы все погибнем... - выдавил из себя Андрей.
   Ему безумно хотелось  жить,  но  он-то  знал,  что  война  охватила  весь
освоенный людьми космос. Ни он, ни кто-либо другой  уже  не  мог  остановить
бешеного танца  смерти.  Лавина  галактической  войны  сметет  человечество,
оставив лишь единицы  таких,  как  он,  -  постаревших  без  времени  ребят,
обожженных и наделенных запоздалым пониманием сути вещей.
   - А как хочется жить... - яростно выдохнул он.
   Номад хотел возразить, но осекся. Он понял, что не знает нужных слов.
   - Оставайся с нами, - наконец нашелся он. -
   Подумай, ведь тебе не хочется вновь стать одним из миллионов,  идущих  на
смерть.
   Андрей поднял голову.
   - Спасибо. - В этом слове прозвучала горечь.
   Он опрокинул в себя содержимое бокала и,  закурив,  откинулся  на  спинку
кресла, чтобы дым не летел к колыбели.
   - Мы все эгоисты, -  внезапно  сказал  он,  словно  продолжая  оборванную
мысль. - Мы как чума. И только, вляпавшись в дерьмо,  начинаем  барахтаться,
постигая извечные ценности, которые открыты за тысячи лет до нас...
   Номад вдруг разозлился:
   - Это ты, философ,  извини,  загнул.  Ты  не  забудь,  что  защищал  свои
планеты. А если не веришь мне, посмотри на пацана. Я  видел  его  родителей,
расстрелянных в упор! Пацифизм тоже хорош только до определенной степени...
   В этот момент корабль потряс удар.
   Реанимационную камеру качнуло,  Номада  сбило  с  ног,  и  его  проклятия
смешались с плачем проснувшегося мальчика. Палуба под ногами вибрировала.
   - Скафандры! - приказал он, вскочив на ноги.
   Андрею не нужно было повторять дважды. Корабль еще раз  тряхнуло.  Где-то
гулко взвыла сирена.
   Когда он вбежал в салон с тремя гермокостюмами высшей защиты. Номада  там
уже не было, лишь малыш  заходился  беспомощным  криком  в  своей  колыбели.
Схватив цилиндр индивидуальной аптечки, Андрей сделал ему укол снотворного и
стал натягивать скафандр. Пока он возился с креплениями, ребенок в последний
раз  судорожно   всхлипнул   и   затих,   безвольно   опустившись   на   дно
реанимационного саркофага.
   Андрей бережно поднял маленькое тельце и уложил его во  второй  скафандр.
Включив автоматическую подачу  кислорода,  он  убедился,  что  все  работает
исправно, и наглухо застегнул крепления. Скафандр слегка  надулся,  вспыхнул
голубой индикатор на предплечье, что означало нормальную герметизацию.
   Теперь уже по всему кораблю неистово выли сигналы тревоги.
   - Номад, что у тебя, ответь! - спросил Андрей, включив коммуникатор.
   - Не могу разобраться. Вижу какой-то отблеск на броне соседних  кораблей.
Хьюго не отвечает.
   Радар показывает приближение шести объектов...
   О, черт! У них характеристики планетарных танков!
   Андрея передернуло.
   Закрыв забрало своего гермошлема, он  прикрепил  скафандр  с  малышом  на
грудь, стянув его пустые рукава самоклеящейся лентой, и выскочил из салона.
   Он был на полпути к рубке, когда корабль снова тряхнуло. Андрей  упал  на
спину,  чтобы  не  придавить  ребенка,  скорее  почувствовав,  чем   услышав
протяжный вой уходящего наружу воздуха. Противоположная стена  вдруг  начала
удаляться, по  полу  обозначился  ровный,  расползающийся  срез,  в  котором
одиноко сверкнула звезда...
   Лазерный луч развалил посудину свободных торговцев пополам...
   Поднявшись на ноги, Андрей  ощутил  невесомость.  Отключились  генераторы
искусственной гравитации.  Оттолкнувшись  от  пола,  он  пролетел  последние
несколько метров и втиснулся в полуоткрытую дверь рубки.
   Тело Номада плавало в вакууме,  окруженное  ореолом  алых  капель.  Рядом
парили вывалившиеся из пирамиды импульсные винтовки.
   Ноги  подкашивались  от  ярости,  бессилия  и   непонимания,   но   мышцы
действовали помимо разума. Схватив проплывавшую мимо винтовку, он вылетел  в
коридор и заскользил вдоль стены по направлению к шлюзу.
   Берг умер от мгновенной декомпрессии. Его легкие просто взорвались.
   Андрей нырнул в черноту и включил передатчик.
   - Хьюго, где ты?!
   - А, черт... - донеслось сквозь помехи. - Я тут, рядом с кораблем. На нас
напали боевые машины!
   - Уходи! -  крикнул  Андрей  в  коммуникатор,  мгновенно  сообразив,  что
случилось.  -  Спрячься  где-нибудь  и  не  шевелись.  Выключи  все  системы
скафандра, кроме подачи кислорода и обогрева! Ребенок со мной, я найду тебя!
   Тишина.
   Затем в коммуникаторе что-то прохрипело, и в уши Андрея  ударил  истошный
вопль.
   Он вынырнул из шлюза во мрак, освещаемый вспышками стационарного  лазера.
В вакууме кипел бой. Шесть  боевых  машин  сошлись  в  смертельной  схватке,
полосуя друг друга лучами лазеров, и среди этого  хаоса  плыл  изуродованный
двигатель, и рядом - обезглавленное человеческое тело...
   Андрей вновь остался один.
   Он  рванулся  к  ближайшей  пробоине  и   скрылся   в   недрах   корабля.
Разворачиваясь  в  узком  коридоре,  он  задел   грудью   за   переборку   и
почувствовал, как зашевелился внутри второго скафандра беспомощный комок.
   Их было двое.
   И они были обречены.


   ЧАСТЬ 2
   СФЕРОИД

   Кровавый шар во мраке ночи
   Парит по воле - мертвецов,
   Обитель смерти. Кто захочет
   Взглянуть в безносое лицо?
   Кто сможет под огнем машин
   Средь холода стальных развалин,
   Оставшись навсегда один,
   Сказать: "Я жив. И я нормален"?


   Глава 4

   Впереди царил мрак.
   Семка приподнялся на локтях и глянул  поверх  нагромождения  покореженных
балок.  Бледный  луч  фонаря  выхватил  из  тьмы  серые  бронеплиты   палубы
звездолета. Взгляд мальчика скользнул по ним, отметив сохранившиеся  кое-где
осколки  облицовочного  пластика,  несколько  изувеченных  взрывом   силовых
установок, и остановился на огоньках звезд,  которые  были  отчетливо  видны
сквозь уродливую пробоину в борту корабля.
   За несколько минут наблюдения ни одна тень  не  заслонила  звезды,  и  он
решил, что можно двигаться дальше.
   Покинув укрытие, Семка в  плавном  прыжке  преодолел  отделявшие  его  от
пробоины метры, пристроился у ее края и осторожно выглянул наружу.
   На несколько секунд он ослеп - в глаза ударил отраженный от металлической
равнины красноватый свет пульсирующей во  мраке  космоса  туманности.  Семка
напрягся, стараясь слиться с серым фоном брони,  -  в  эти  секунды  мальчик
всегда оказывался беспомощен, из-за  заклинивших  светофильтров  старенького
гермошлема, починить которые оказалось выше его сил...
   Наконец глаза свыклись с ярким мерцанием, и Семка начал узнавать знакомые
очертания некоторых вершин.
   Это было жуткое, жалкое и одновременно - завораживающее зрелище. Огромный
сфероид,  у  поверхности  которого  он  находился,  сиял  в  красном   свете
туманности, словно кристалл со  множеством  граней,  составленных  из  сотен
покалеченных космических кораблей. Семка не  понимал,  что  по  сути  -  это
скопление хлама, собранного  воедино  силами  гравитации.  Корпуса  кораблей
щерились безобразными пробоинами,  выставив  наружу  остовы  механизмов  или
хрупкую паутину переломанных антенн...
   ...Очень  давно  тут  сошлись  в  схватке  два   космических   флота,   и
уничтоженная  планета,  все  еще  умирающая  в  виде  клубящейся,   кровавой
туманности, была немым свидетелем и одной из многих жертв того боя...
   Отец говорил ему, что победителей не было, но  Семка  не  понимал  смысла
этих слов.
   Шло время, и разрозненные  осколки  битвы,  подчиняясь  законам  небесной
механики, начали собираться  вместе.  Те,  что  имели  высокие  кинетические
скорости, навсегда покинули систему погибшей звезды или  стали  ее  дальними
спутниками, но основная масса кораблей  образовала  неправильной  формы  шар
диаметром около ста километров.
   Так в глубинах космоса возник этот мир, краткая  история  которого  полна
трагизма, беззвучных катастроф, взрывов и столкновений.  Прошло  много  лет,
прежде чем  он  обрел  некоторую  стабильность:  обломки  крейсеров  сбились
наконец плотнее, и новоявленная планетка закружила по эллипсу орбиты  вокруг
клубящейся ядерной клоаки, увлекая  за  собой  длинный  хвост  более  мелких
обломков...
   ...Семка не собирался задерживаться у пробоины дольше, чем того требовала
безопасность. Открывшиеся его взгляду дикие картины  вздыбленного  стального
ландшафта ничуть  не  тронули  воображение  мальчика  -  он  нашел  знакомые
ориентиры и осторожно двинулся вперед. Семка не знал  истории  возникновения
туманности и металлического шара, и ему Не было до них никакого дела.
   Что-то жуткое и нереальное проглядывало в  маленькой  фигурке,  торопливо
пробирающейся по  разрушенным  палубам  безвозвратно  погибших  кораблей;  в
вечной  тишине,  мраке  и  холоде  космической  ночи,  снедаемый  голодом  и
беспокойством,  он  шел  слишком  уверенно   и   осторожно...   Искореженные
переборки, узкие вертикальные шахты, темные залы с застывшими механизмами  -
это был его мир, мир маленького мальчика и холодного металла.
   Сегодня ему исполнилось двенадцать лет, и, как никогда за последние  дни,
он чувствовал  собственное  одиночество  и  бессилие.  Осунувшееся  лицо  за
прозрачным пластиком шлема ясно хранило следы перенесенных страданий...
   Семка сделал несколько шагов и остановился, ухватившись  левой  рукой  за
свисавшую с потолка коридора  балку.  В  правой  руке  он  сжимал  снятый  с
предохранителя плазменный излучатель  MG-90.  Мальчик  почувствовал  впереди
опасность, но никак не мог понять, откуда  она  может  появиться.  На  глаза
навернулись слезы - свыкаться с мыслью о полном одиночестве было жутко...
   Несколько  секунд  он   настороженно   вглядывался   в   темные   глубины
простирающегося перед ним зала. До дома оставалось  пройти  всего  несколько
сот метров. Этот путь  был  отлично  знаком  ему,  и  внешне  все  вроде  бы
выглядело как всегда, но первое правило, которое он  усвоил  в  сознательной
жизни: "не  доверяй  спокойствию  и  пустоте",  уже  давно  вошло  в  разряд
бессознательных привычек. Семка машинально  поднял  с  пола  кусок  трубы  и
швырнул его вперед.
   Бесконечность  полусферического  зала  внезапно  озарила  серия   голубых
молний; труба брызнула каплями расплавленного металла и испарилась.
   Счет пошел на секунды.
   Гибкое тело метнулось под защиту  полуразрушенного  пульта.  Пальцы  сами
сжали гашетку, и плазменный разряд разнес  несколько  кубических  дециметров
металла там, откуда по трубе ударила очередь.
   Упав на пол, мальчик не остановился, а  перекатился  дальше  и  нырнул  в
вертикальную шахту как раз в тот момент, когда новая серия вспышек  разнесла
пульт, за которым он прятался секунду назад.
   Пролетев несколько метров, Семка притормозил падение, и,  как  оказалось,
вовремя:  вертикальный  тоннель  внезапно  оборвался,  и  он  повис,   чудом
уцепившись за крепежную скобу. Тусклый конус света  от  фонаря  выхватил  из
мрака фрагмент грузового отсека. Лететь предстояло еще метра три, и  мальчик
не колеблясь разжал пальцы.
   Этот зал  был  ему  знаком.  Уверенно  свернув  в  проход  между  пустыми
стеллажами, он боком влез в шахту грузового лифта. В этот момент в его  душе
не было ничего, кроме ненависти, которая вытеснила  все  остальные  чувства.
Яркие всплески  энергетических  разрядов,  беззвучно  разлетающиеся  осколки
пульта, внезапность атаки - все это напомнило ему об утрате.  Перед  глазами
Семки встала похожая  картина,  намертво  впечатанная  в  память:  вспоротый
выстрелами мрак, гротескные очертания  боевого  робота  и  заслонившее  его,
Семку, сгорающее в плазменном вихре... Он не знал,  сколько  прошло  времени
после  гибели  отца...  Память  мальчика  хранила  в   себе   лишь   отрезок
бесконечности, наполненный болью утраты, одиночеством и горем...
   Наверное, он дошел до предела морального истощения: инстинкты  отступили,
и сейчас ему было безразлично - жить или умереть... Этот робот мог оказаться
тем самым, что убил отца!..
   Цепляясь одной рукой и ногами за скобы, он вскарабкался по стволу шахты и
выбрался на палубу, где минуту назад был атакован. Его  душили  ненависть  и
слезы. Гибкий, как кошка, решительный  и  быстрый,  как  воплощение  смерти,
несчастный и не осознающий полной  меры  своего  несчастья  двенадцатилетний
мальчик скользнул вдоль стены, и мрак - хозяин этих залов, сомкнулся за  его
спиной...
   Фонарь шлема был предусмотрительно  погашен,  и  Семка  различил  впереди
тусклое, красноватое пятно. Это светился  нагретый  металл.  Пятно  медленно
удалялось,  по  диагонали  пересекая  помещение.  Мальчика  охватила  дрожь.
"Значит, я попал!" - подумал он, прислонясь к стене и поднимая MG.
   Серия голубых солнц вспорола тьму. Впереди взметнулась стена  беззвучного
пламени. Семка инстинктивно зажмурился, чтобы сберечь глаза, и не видел, как
из расстрелянного мрака вырвались очереди ответного залпа,  превратив  часть
стены в фонтаны горячих брызг.
   Он уцелел, но был окончательно ослеплен  и  на  несколько  секунд  вообще
потерял способность двигаться. Внезапно впереди  вспыхнули  три  прожектора,
раскроив вязкую тьму косыми столбами  света,  и  из  глубин  зала  на  Семку
двинулось чудовище...
   Раскаленные стены и прожектора  давали  теперь  достаточно  света,  чтобы
скорчившийся на полу мальчик мог разглядеть,  кого  он  только  что  пытался
свалить из своего ручного бластера...
   Трехметровая  квадратная  платформа  свободно  скользила   в   нескольких
сантиметрах от плоскости палубы, не касаясь ее ни одной своей частью. На ней
когда-то помещались  четыре  покатые  башни  плазмотронов  -  теперь  же  их
осталось только три, и одна из них, наполовину срезанная очередью,  источала
малиновое сияние.
   Вообще, конструкция выглядела порядком потрепанной: половина  заслонок  и
люков сорваны, из пусковой шахты торчала направляющая, на конце которой косо
застыла ракета,  пластины  радарных  антенн  смяты.  Броня  машины,  местами
пробитая  и  оплавленная,  давно  утратила  первоначальный  блеск,  но   три
пулеметных гнезда  исправно  ворочали  стволами,  синхронно  с  единственной
уцелевшей видеокамерой, выискивая цель, и Семка вдруг с ужасом понял  -  ему
несдобровать,  потому  что  из   глубин   зала   надвигался   Автоматический
Планетарный Разведчик, и,  несмотря  на  потрепанный  вид,  он  относился  к
разряду самых крупных и смертоносных роботов...
   Мальчик отполз в сторону, продолжая наблюдать за исполином. Перед глазами
все еще плавали цветные круги, но он уже мог различать окружающие  предметы.
Справа от него находилась шахта лифта, слева - пышущая жаром стена,  впереди
робот, а сзади короткий тоннель,  ведущий  к  маленькой  загерметизированной
комнатке,  где  последние  несколько  лет  жили  они  с  отцом...  От  этого
воспоминания разум мальчика  вновь  захлестнула  жгучая  ненависть  ко  всем
механическим созданиям. Он вскинул оружие, но тут же опустил его. Уничтожить
разведчика одним выстрелом он не мог, а  на  второй  у  него  уже  не  будет
времени - электронная реакция робота все равно что смертный приговор...
   Оставался один путь - бежать, пытаться  оторваться  от  машины  в  недрах
кораблей,  стараясь  увести  его  как  можно  дальше  от  домаМысли,  вихрем
промелькнувшие в голове мальчика, выразились одним действием -  он  привстал
и, распластавшись в прыжке, нырнул в шахту грузового лифта.  Сзади  полыхнул
сдвоенный взрыв, но Семка уже благополучно падал  внутри  широкого,  темного
тоннеля, и выстрел робота не достиг своей цели. Кубарем скатившись на нижнюю
палубу, мальчик бросился бежать. Запоздалый страх гнал его вперед и  вперед,
по узким коридорам и огромным, темным  залам,  пока  Семка  окончательно  не
потерял ощущение времени и расстояния.
   Наконец он остановился, тяжело дыша, и, ухватившись за  стену,  чтобы  не
упасть, прислонился забралом шлема к переборке. Вибрации не ощущалось, и  он
немного успокоился... Напряжение схлынуло, ноги мальчика подкосились, и  он,
непроизвольно  всхлипнув,  едва  не  рухнул  на  пол.  Взглянув  на   датчик
кислорода, он понял, что должен возвращаться  во  что  бы  то  ни  стало,  и
почувствовал себя еще хуже. Он задохнется, если не доберется до дома...
   Такие случаи уже бывали,  тогда  они  с  отцом  приползали  буквально  на
последних глотках кислорода. Но сейчас  он  остался  совершенно  один  и  не
представлял, в какую сторону ему идти...
   Единственный путь вел на  поверхность  сфероида.  Только  там  Семка  мог
сориентироваться и определить направление движения.
   Измотанный и  подавленный,  он  добрался  до  верхнего  слоя  кораблей  и
осторожно выглянул из люка. Вокруг, на много километров вперед и в  стороны,
раскинулся  хаос  металлической  равнины.  Багровая  туманность  по-прежнему
клубилась над близким горизонтом, расцвечивая броню кораблей опалесцирующими
пятнами. Равнодушные звезды  холодно  взирали  на  стальной  шар  из  бездны
пространства, сплетая причудливые узоры созвездий. Семка вылез из люка и еще
раз осмотрелся по сторонам. Незнакомые очертания  изуродованных  звездолетов
подействовали на него угнетающе. Он понял, что окончательно заблудился...
   Мальчик сел на выступ люка, прислонившись спиной к обшивке,  и  бессильно
опустил руки.
   Семка толком не знал названий чувствам.
   Он боролся всю свою жизнь. Сначала  это  была  борьба  с  одиночеством  и
скукой, со стенами маленькой комнаты и запертым люком. Но  скука  кончалась,
люк в конечном итоге открывался, и на пороге неизменно  появлялся  отец.  Он
приносил с  собой  еду,  запах  пота  от  сползавшего  с  него,  как  шкура,
гермокостюма, усталую улыбку и слова... Отец  очень  много  говорил  с  ним,
рассказывая удивительные ис