Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
е наши мечты оказались втоптаны в грязь,
смешаны с пеплом, заморожены вакуумом...
1. Великая Экспансия - период массового исхода из
перенаселенной Солнечной системы после первых опытов полета в
гиперсфере.
Я не обвинитель и не пацифист. Я профессиональный солдат, легализованный
государством убийца, силой обстоятельств вырванный из порочного круговорота
смерти и брошенный посреди ледяного, великого ничто, подыхать и думать...
* * *
...Два часа назад он был молод и полон сил, и вот теперь умирал -
медленно и страшно.
Его пересохшие губы что-то шептали, но за толстым стеклом гермошлема не
было слышно ни звука.
Мониторы внутренней связи серебрились беспорядочным мерцанием точек...
Многоярусные пульты управления потеряли свое многоцветье, экраны потускнели,
подсветка панелей и датчиков погасла. Они умирали вместе с человеком.
Прошло всего несколько минут после того, как аварийный монитор выдал
последнее сообщение. Сгоряча он не обратил внимания на суммарную мощность
взрыва, да и в любом случае она показалась бы ему нереальной - не было в
составе обоих флотов оружия, способного вызвать такой взрыв, пока он вдруг
не почувствовал, как тупая боль принялась выламывать его суставы.
Нет ничего хуже осознания неизбежности. В панике взгляд Андрея заметался
по приборным панелям. Три миллиарда килотонн...
К горлу подступила тошнота. Суставы уже не болели - они пылали, как и все
тело...
Андрей понял - приборы не врут, и его отсек летит среди бушующего ада
тяжелых частиц... и они каждую секунду неслышно пронзают его, разрушая
клетки... Даже боевой скафандр был не в состоянии остановить всей радиации,
и он стремительно превращался в эти секунды в кусок радиоактивного мяса...
Ужас сжал его горло ледяными, корявыми пальцами. Андрей вскочил,
распахивая створки встроенных шкафов. В глубине одного ровно поблескивал ряд
боевых скафандров высшей защиты. Он протянул руку, но в этот момент острая
боль пронзила грудную клетку, и он повалился на пол, содрогаясь от
внезапного приступа удушья.
И опять острые уколы инъектора вернули его в реальность.
Он Тйикогда не был трусом. И по-настоящему страшно ему стало только
сейчас. Страшно и отвратительно умирать...
Он собрал остатки сил и, приподнявшись, потянул на себя серые защитные
оболочки. Гора скафандров накрыла его с головой, ослабляя беспощадный поток
заряженных частиц, и он инстинктивно вполз в самую середину бесформенной
груды...
Через несколько минут надежда сменилась отчаянием.
Андрей уже не мог шевелиться - он превратился в беспомощную куклу, в
стороннего наблюдателя собственной смерти. Небытие накатывалось на него
удушливыми черными провалами, чередующимися с минутами просветления, но и
они были полны горячечного бреда. Говорят, перед смертью человек вспоминает
жизнь... ничего подобного. Он все еще мучительно переживал свой последний
бой...
Боль... Как больно... Его суставы выкручивало, тело жег огонь. Он хрипел,
чувствуя на губах отвратительную, тошнотворную пену и... укол. Сознание
взорвалось кровавым фейерверком и постепенно погасло, словно он упал в
нежные объятия блаженной пустоты...
Он был... И в то же время не был...
Растерзанное сознание творит странные вещи.
...Огонь. Едкий запах горелой изоляции. Далекие взрывы и дрожь корпуса
гигантского звездолета...
...Черное ничто гиперсферы. Томительное ожидание перед боем. И почти как
трубный глас архангела смерти - спасительное избавление от неизвестности -
рев сигналов тревоги.
Они, затаив дыхание, следили, как их флот занимает позиции около
мертвого, безымянного планетоида. На его орбите уже висела чудовищная
бронированная сфера - звездная Крепость колонистов. На ней сейчас находился
адмирал, и там же, в штабе флота, был сейчас отец Андрея.
Детекторы уловили возмущения пространства. Что-то пыталось вырваться в
трехмерный континиум из адского Ничто, именуемого "гиперсфера"...
Андрей не знал, что это сражение войдет в историю как первый опыт
"тактики прокола"... Он никогда не прочтет учебников, написанных для будущих
поколений, но ему никогда не забыть, как голубые вспышки гиперпереходов
внезапно засверкали прямо среди боевого построения флота Колоний...
В первой волне шли автоматические кораблисмертники. Около сотни ядерных
взрывов расцвели в пространстве, превратив в обломки половину их флота, и
вслед за ними, волна за волной, повалили боевые крейсеры Земли...
Сознание возвращалось к нему...
Он обливался потом, извиваясь от боли, пока по-настоящему не позавидовал
мертвым. Боль огнем охватила все тело - нервные окончания погибали первыми,
причиняя нечеловеческие страдания его мозгу.
Андрей возвращался в кошмарную реальность. Но у него больше не было
желания жить. Зачем? Он ведь понимал - оторванная от корабля орудийная башня
летит в никуда, в бездну, из которой нет возврата...
Он знал, как прервать эту пытку, но не мог дотянуться до личного бластера
- гора скафандров намертво припечатала его к полу. Он захрипел и вцруг
почувствовал, как горячие капли текут по щекам. Он не мог даже
застрелиться...
Потом сознание вновь начало гаснуть. Его охватила чернота, в которой
бешено вращалась светящаяся спираль. Она вкручивалась в воспаленный мозг,
неся облегчение, и он тянулся к ней, страстно желая избавиться от
непристойности собственной смерти... но тут, в который раз, сработали
биосканеры боевого скафандра.
Зачем?!
Он проклинал пытавшуюся спасти его машину... Андрей хотел всего лишь
умереть, но реаниматор был в состоянии выжать из замурованного в скафандре
солдата всю его жизнь, до последней капли...
Черная бесконечность протянулась из прошлого в будущее.
Спираль то появлялась, то исчезала.
Потом наконец наступил абсолютный мрак.
Глава 2
Андрей очнулся спустя семьдесят часов.
Открыв глаза, он долгое время лежал, бессмысленно глядя на внутренние
датчики гермошлема.
"Я все еще жив..."
Трепетные огоньки индикаторов дрожали у отметки "ноль": ресурс боевого
скафандра исчерпан полностью.
Вокруг была темнота и вонь. Андрей пошевелился, и одеревеневшее тело
отозвалось тупой болью. От движения куча скафандров чуть сместилась, и в
поле его зрения попала полоска красноватого света.
Он задыхался от слабости и запаха собственного тела. Кое-как
перевалившись на бок, он выкатился из груды скафандров в красноватый свет
двух аварийных ламп, освещавших орудийную башню. Все экраны были мертвы, как
и пульты управления орудием, лишь на резервном мониторе тускло светилось
несколько строк:
"Лазерное орудие - порядковый номер 5 - уничтожено".
"Ваш отсек преобразован в автономный модуль".
Андрей тупо смотрел на эти строки, на ощупь расстегивая замки скафандра.
Самое страшное, что только могло случиться, произошло именно с ним. За
семьдесят часов его могли уже сто раз вытащить из изуродованной орудийной
башни...
Он был списан в процент потерь и забыт.
Андрей настолько ослабел, что у него не было сил даже для отчаяния. Замки
скафандра наконец поддались, и он, задыхаясь, содрал с себя герметичную
оболочку вместе с комбинезоном и нижним бельем.
Он лежал на полу, чувствуя покалеченной кожей прохладу пористого
пластика, и скупые слезы катились по его небритым щекам. В этот момент он
ненавидел Фортуну, давшую ему шанс... Выжить ради того, чтобы умереть, - это
могло показаться смешным, если бы не было так страшно и очевидно...
Его кожа обгорела, словно он лежал под лучами палящего солнца... Если не
выбраться отсюда в ближайшие часы, то лучевая болезнь будет неизлечима. Ему
срочно нужна квалифицированная помощь... Эта мысль помогла подняться на ноги
и доползти до операторского кресла.
Он вскрыл неприкосновенный запас и сделал себе две инъекции -
обезболивающего и стимулятора.
Через несколько минут боль понемногу отступила. Пошатываясь, Андрей
скормил утилизатору свой боевой скафандр и, надев чистый комбинезон,
вернулся к терминалу компьютера.
Машина, как выражаются техники, "зависла".
Картинка на экране не менялась. Тусклый свет аварийных ламп говорил об
отсутствии энергии в накопителях либо об обрыве в цепях питания.
Он отыскал кнопку полного перезапуска всей системы, уповая на стандартное
программное обеспечение. Если внутри электронных схем ничего не сгорело, то
машина сама должна произвести диагностику повреждений и тестирование
памяти... А если нет? Рука Андрея застыла над пультом. Это была русская
рулетка чистейшей воды. Вот сейчас он сбросит те программы, что еще
работают, чтобы запустить "зависшие" блоки, а если ничего не заработает
вновь?
Свет на секунду мигнул, когда его палец утопил клавишу "Reset".
Компьютер орудийной башни работал.
В углу центрального монитора промелькнули цифры тестирования памяти.
"Сбой питания".
"Ждите".
Он откинулся в кресле. Внутри многоярусных пультов управления и за
пластиковыми панелями обшивки стен что-то жужало и щелкало - это процессор
машины, используя аварийный запас встроенных аккумуляторов, пытался найти
неповрежденные цепи.
Свет вновь замигал, и вдруг ярко засияли обычные плафоны. С тихим щелчком
включился регенератор воздуха, и по приборным панелям прокатилась
конвульсивная волна огней.
Орудийная башня оживала.
Андрей невольно подался вперед, игнорируя сообщения машины, когда один из
секторов обзорного экрана вдруг начал наполняться звездами.
...Огромный, кроваво-красный спрут растекся в пространстве, затмевая
своим свечением звезды.
"Пространственные координаты объекта совпадают с координатами планетоида
Y-047".
Сообщение компьютера не оставляло места для сомнений. Клубящаяся
спиралевидная туманность была остатками той безжизненной планеты, на орбите
которой в начале боя висела Крепость колонистов.
Планета была уничтожена!..
Не расколота ракетными ударами, не взломана гравитационными орудиями, а
именно уничтожена...
Андрей не желал этому верить, но факты... Перед глазами вновь вспыхнул
ослепительный свет, и он наконец понял, что означала та вспышка.
Планета была аннигилирована.
В полной прострации Андрей вновь повернулся к единственному уцелевшему
обзорному экрану.
Туманность переливалась, по ее "щупальцам" зримо пробегали волны алого
свечения. И на фоне этого знака вселенского апокалипсиса двигалось множество
сверкающих точек. Их были тысячи.
Он понял, что тут не было победителей.
Перед его глазами проплывало кладбище обоих флотов.
"Выжить..." Эта мысль все настойчивее стучалась в сознание Андрея.
Он смотрел в стереобъем монитора и растворялся в окружающей модуль
бездне; жуткое чувство потерянности и одиночества захлестнуло его, и это не
было приступом агрофобии [1]... просто он вдруг перестал воспринимать себя
винтиком огромной машины, - она была мертва, разбросана вокруг тысячами
кусков металла и сотнями трупов. Цивилизация бросила его, ничуть не заботясь
о дальнейшей судьбе Андрея Воронцова...
Он остался один.
Его окружали миллиарды километров холода и пустоты.
Андрей не хотел в это верить. Он не мог согласиться с безвыходностью
своего положения и тем самым поставить себя перед неизбежностью новой
агонии. Однажды пройдя через ужас медленной, осознанной смерти, он не
допускал мысли о повторе.
"Сюда обязательно прилетят... Они обязательно вернутся, нужно только
суметь дождаться!.."
Только много позже Андрей понял, что в тот момент упорно отказывался
объективно оценить свое положение - он был ошеломлен, испуган, взвинчен. Он
цеплялся за иллюзии... не принимая того, что трагедия этой битвы, этого
флота навсегда останется его трагедией, а галактическая война уже укатила
дальше, своей страшной кровавой дорогой...
* * *
В каждом отсеке боевого звездолета имелся автономный запас продуктов,
воздуха и воды. Та ситуация, в которой оказался Воронцов - один, в
дрейфующем обломке корабля, - была стара, как мир. Вся история покорения
космоса изобилует подобными случаями, с похожими началами, но разными
концами...
1. Агрофобия - боязнь открытого пространства. (Прим, автора.)
Технически проблему выживания при крушении решили давно, еще лет двести
назад, но все равно спастись удавалось немногим. Дело было не в технике, а в
разуме человека. Теперь Андрей пожалел, что не боролся со сном на лекциях по
космической психологии.
Прошло всего семь суток с того момента, как Воронцов очнулся среди
тусклого сияния красных ламп, а он уже успел вкусить от прелестей полного
одиночества.
Черт... В двадцать лет невозможно серьезно относиться к таким занудным
дисциплинам и готовиться к полнейшей изоляции, когда жизнь еще только
началась!..
Одно он помнил очень четко. "Не смотрите в одну точку" - прозвище
преподавателя космопсихологии - часто повторял: "Двумя основными причинами
психических отклонений в замкнутом пространстве являются потеря надежды и
физическое бездействие. Именно поэтому погибают девяносто процентов
спасшихся..."
Им постепенно овладевала злость. Андрей слишком хорошо понимал, что он не
герой. Оказывается, это совершенно разные вещи - пасть в бою или сдохнуть от
тоски, одиночества и неизлечимой в таких условиях лучевой болезни...
Не потерять надежду... Легко сказать. Он вышагивал по орудийной башне,
ел, спал, пока к исходу седьмых суток не понял, что начинает сходить с ума.
В свое время события захлестнули двадцатилетнего парня своим бешеным
водоворотом, неумолимый вихрь войны промчал его сквозь четыре года жизни и
внезапно бросил тут, среди мрака, холода и трупов...
То, что раньше лишь брезжило на пороге сознания, вызывая смутное
беспокойство, вдруг стало очевидным, стоило лишь немного поразмыслить...
Андрей понял, что умрет, и тогда запретил себе думать. Он вскрыл все
шкафы, вытряхнул на пол их содержимое и, сидя среди кучи барахла,
изобретенного для того, чтобы молодым парням было сподручнее уродовать друг
друга, выработал новую концепцию бытия.
Его злость нашла выход, и от этого стало чутьчуть легче.
У него был набор стандартных инструментов, запасные части к системе
наведения, кипа справочников и схемы...
Чтобы не сойти с ума от тишины и одиночества, он выдрал консоль
управления лазерным орудием и принялся за разборку.
Шли дни, и он начал терять ощущение времени. Копаясь в тонкой аппаратуре,
Андрей уставал морально, но не физически. Тогда он вставал и начинал прыгать
по тесному отсеку, отталкиваясь от стен, пока не выматывался окончательно.
Иногда эти "тренировки" заканчивались приступами истерического смеха - он
сам себе казался придурком, кривляющимся, как обезьяна... но кто мог его
видеть и как по-другому двигаться, когда автономный гравитатор дает всего
одну десятую привычной силы тяжести? По крайней мере, это помогало ему
сохранить рассудок.
На самом деле ему было страшно. Он ненавидел себя за этот страх, но
стоило вспомнить бесконечные часы агонии, как к горлу подкатывала тошнота.
Он просто хотел жить. Он украдкой мечтал о том благословенном дне, когда
сможет, вопреки всему, вернуться... Андрей грезил наяву о том часе, когда
его нога вновь ступит на любую планету. Лишь бы над головой было небо, а под
ногами земля...
Он работал, доводя себя до изнеможения, чтобы не думать, и все равно
думал, мечтал и... работал.
Прошло девяносто два дня.
Он похудел, лицо приняло землисто-бронзовый оттенок. Руки Андрея были в
ожогах и ссадинах, но теперь он досконально знал орудийную башню, в которой
вновь функционировали радар и передатчик. Теперь он был уверен, что корабль
спасателей не пролетит мимо, - его обязательно услышат, но он не заметил,
как стал думать об этом совершенно равнодушно.
Чтобы закончить ремонт, ему осталось восстановить антенны.
Для этого он должен был покинуть отсек и выйти в открытый космос.
Облачившись в скафандр, который он заново укомплектовал и зарядил
энергией, Андрей вышел из отсека в коридор, который когда-то вел на десятую
палубу крейсера "Россия". Теперь от него осталось всего два метра - дальше
проход закрывала аварийная переборка. Задраив ведущий в отсек люк, он
включил откачку воздуха и подошел к герметичной перегородке. Впервые за три
месяца одиночества он собирался покинуть свое убежище. Андрей нерешительно
взялся за штурвал, и вдруг им овладело нетерпение. Лихорадочно открутив
винтовой запор, он распахнул аварийный люк... и замер.
Впереди, насколько хватало глаз, расплескалась чернильная бездна -
гигантское око Вселенной, равнодушно взирающее на него миллиардом зрачков.
Он непроизвольно отшатнулся...
Дозиметр скафандра встревоженно защелкал, выведя Андрея из прострации.
Закрепив страховочный фал, он выбрался на поверхность. Быстро установив обе
антенны, вернулся к люку, и только тогда позволил себе оглядеться.
Зрелище, представшее его глазам, угнетало и завораживало одновременно. Он
стоял на бесформенном обломке корабля, у мрачного, уродливого провала.
Поверхность орудийной башни покрывали потеки расплавленного металла, в
нескольких местах наружу торчали взломанные при взрыве бронеплиты, и над
всем этим царил скелет лазерного орудия. Прочнейшие балки его каркаса
перекорежило, и оттого конструкция накренилась, став похожей на подбитую
птицу. Две только что установленные антенны казались чужеродными
вкраплениями среди царящего вокруг хаоса.
Пока Андрей рассматривал скелет орудия, чтото изменилось во мраке
космической ночи. Согнутые опоры, казавшиеся серыми, вдруг окрасил
нежно-розовый цвет, на глазах потемневший до вишневого. Андрей поднял глаза
и понял, что происходит. Его обломок медленно вращался вокруг своей оси, и
он только что стал свидетелем восхода туманности над смехотворно-близким
горизонтом маленького небесного тела, в которое превратилась орудийная башня
"России".
Однако это была только прелюдия. Внезапно во мраке один за другим стали
вспыхивать яркие огни. Андрей внутренне содрогнулся от неприятной, но верной
аналогии - это выглядело так, словно ктото полоснул ножом по черному
покрывалу пространства, и на нем проступили капли крови...
На самом деле он понимал: огни - не более чем обломки кораблей,
освещенные кроваво-красным восходом туманности.
Их были тысячи, и в одном месте они уплотнялись, образуя неправильной
формы шар. После нескольких минут наблюдений он понял - его отсек тоже
сносит к этому скоплению, и в ближайшие недели он пролетит совсем близко от
наводящего ужас сфероида.
По спине прокрался неприятный холодок. Что он мог противопоставить
законам небесной механики? Рано или поздно его неуправляемый дрейф
закончится столкновением с кладбищем изувеченных кораблей...
Он уже не отчаивался. Казалось, Андрей понемногу утратил подобные
чувства. Каждый день, проведенный в борьбе с самим собой, изменял его
отношение к превратностям судьбы, но это не было возмужанием - он попросту
свыкся с постоянным чувством опасности, и оно притупилось, потеряло
остроту...
Несмотря на тревожное пощелкивание дозиметра и непроизвольный страх перед
черной бесконечностью пространства, он пересилил желание юркнуть в
спасительный отсек. Собственная беспомощность раздражала и отчасти прид