полет нес  меня  вниз.  Неожиданно  я
увидел: подо мной двигались как бы две огромные  стальные  башни,  глубоко
врытые в песок.
   Я  опускался  все  ниже.   Башни   двигались   сами,   шевеля   тонкими
горизонтальными ручками, оканчивающимися широкими  блестящими  дисками.  И
когда  эти  диски  на  гибких  "руках"  приближались   к   грунту,   песок
вздыбливался, лопался, словно под ним разверзалась пустота, и  исчезал  на
глазах. Его  остатки  разметывал  гудящий  горячий  пустынный  ветер.  Так
рождался гигантской ширины канал, уходивший  в  бесконечность.  Зачем  был
нужен этот канал? Кому? Как работают эти машины? Но ведь такое невозможно,
говорил я себе. Куда же девается выкопанный песок? Не исчезает же?  И  кто
управляет машинами? Они работают медленно и ритмично, при каждом  движении
"рук" проделывая правильной формы выемку  в  грунте  шириной  в  несколько
сотен метров, даже в километр. Дико ревел ветер.
   Теперь  воздух  подо  мною   начал   клубиться,   сгущаться,   темнеть,
уплотняться... Боже! Это был черный  металлический  конус  со  щупальцами,
который медленно опускался, вращаясь при этом,  словно  лист,  падающий  с
дерева. Он упал, маленький, рядом с машинами  и  заполз  под  них.  Спустя
минуту вынырнул, поднял щупальца. Рядом с ним возник, казалось из  ничего,
и начал увеличиваться  в  размерах  какой-то  стекловидный  контур.  Перед
глазами у меня закружилось. Черный конус исчез в песчаном вихре.  Куда  он
подевался? Я еще больше напряг зрение и тут вдруг обнаружил,  что  касаюсь
грунта, продолжаю опускаться: я погружался в песок. Хотел  кричать,  звать
на помощь, но меня охватила тьма.  Я  свободно  дышал,  но  где  были  мои
легкие? Тело? Слышал ли я? Да, слышал  ритмичный,  далекий,  очень  глухой
гул: боммм - и пауза, и снова - боммм. Зажегся  свет.  Нет,  неправда,  не
было никакого света. Как бы это лучше сказать? Не было света, но я  видел.
Собственно, я не видел  освещенных  предметов,  но  знал,  что  они  есть.
Ощущение чьего-то взгляда, вперившегося в спину, но  в  тысячи  раз  более
сильное.  Это  вызывало  страх.  Я  чувствовал,  что  вокруг  меня   масса
предметов. Я не видел их, но знал о них. Словно в неприятном  сне,  словно
не мог вспомнить,  не  понимал  их  назначения,  смысла.  Появлялись  залы
эллипсоидной формы, огромные, погруженные во тьму, в которых передвигались
ряды конусов. Все эти конусы, одинаково держащие щупальца в  виде  петель,
шли бесконечной чередой, шли и шли в одном направлении. И я шел  туда  же.
Проходил мимо каких-то аппаратов, которые - я это чувствовал  -  находятся
везде, сразу со всех сторон.
   Огромные машины, но без  каких-либо  движущихся  частей,  состоящие  из
одних только слившихся мех собой фрагментов тел вращения, и  еще  какие-то
маленькие тени да черные точки, ползающие по  выпуклым  поверхностям.  Гул
нарастал. И ударил свет.  Подземелья  Марса?  Галереи,  эллипсоидные  залы
соединялись во все более крупные и широкие, уже тонущие в свете объемы, по
которым непрерывно двигались шеренги конусов. Это было необычно, но как бы
понятно. И вдруг...
   Пространство. Огромное поле, именно поле, потому что я не могу  назвать
его залом, раскинувшееся на много миль. Гигантское, геометрически  вздутое
пространство. Вздымающийся над  двумя  шарами  длинный  цилиндр  с  тупым,
закругленным носом стоял наклонно на пологом возвышении. И тысячи,  тысячи
черных подвижных конусов. Теперь я увидел, что  потолок  пространства  был
образован  полусферическим  сводом   из   какого-то   однородного,   слабо
поблескивающего, видимо металлического, материала. На середине сферы зияло
отверстие, напоминающее воронку, сквозь которое светило солнце:  отверстие
выходило на поверхность планеты...
   Неожиданно я почувствовал, как по машинам прошла  волна.  Поле  конусов
замерло, на  возвышении  сгустился  смерч,  и  там,  где  только  что  был
прозрачный воздух, возник ареантроп. Он приблизился к цилиндру и слился  с
его тенью. Или опять улетучился? Теперь гул звучал как бы  во  мне  самом,
настырный, громкий, требовательный. Мне казалось, что надо  считать  удары
пульса. Не знаю почему. На двадцать шестом я почувствовал  легкий  толчок.
Вздрогнул - цилиндра не было. Осталась вздутая пустая площадка и два шара,
как бы немного уменьшившиеся в размерах. Над макушками  конусов  вздымался
дым, а может, разреженный туман... потом я уже не видел  ничего.  Какое-то
мгновение я чувствовал,  что  падаю.  В  абсолютной  темноте  ощущал,  что
нахожусь внутри вертикальной трубы, в которой опускаюсь  медленно,  словно
капля масла в алкоголе. Я оказался в зале с низкими  сводами  и  наклонным
полом. Свет померк.  Какая-то  сила  принудила  меня  поднять  глаза:  над
головой распахнулось красное отверстие. В глубине заискрилось  море  звезд
Млечного Пути. На его фоне мчался длинный  темный  снаряд  с  закругленным
носом, оставляющий позади себя хвост белого пламени. Снаряд падал. На него
надвигался вращающийся диск планеты, увеличивающейся на глазах.  Вот  диск
занял  уже  все  поле  зрения.  Чудовищно  огромная,  черно-серая  планета
раскинулась  на  половину  горизонта,  обрамленного  звездами,  и  мчалась
навстречу мутным, бездонным водоворотом.
   И тут я почувствовал удар. Мне  казалось,  что  он  был  слабым,  но  я
услышал хруст и грохот. Меня охватил сильный жар, и я потерял сознание.


   Я открыл глаза. Было совершенно темно, и голову ломило.
   Что случилось? Я принялся шарить вокруг себя руками - бетон. А это? Это
- кабель. Монтажный зал? Но как я попал сюда?
   - Эй! Профессор!
   Тишина.
   - Господин Линдсей!
   Тишина.
   - Господин Фрэйзер! Послушайте, это я, Макмур...
   Тишина. Горло болело, а голова прямо-таки раскалывалась. Что случилось?
Был эксперимент, потом конус вырвался, ах да, правда... А потом? Сон?  Это
был сон? И где все остальные? Я пошевелился. Приподнялся на колени, встал,
провел рукой по стене. Ужасная слабость.
   Где я? Упал у главного подъемника? Если так,  то  где-то  тут,  в  трех
шагах, выключатели освещения. Было совершенно темно, я усиленно моргал, но
не видел даже собственной руки. Ага. Вот  выключатели,  я  повернул  их  -
тишина и тьма. Ну, конечно же, полетели предохранители, тока нет.  Но  где
все? Я принялся шарить по карманам.  Вот  зажигалка,  скрипнул  кремень  -
слабый огонек осветил небольшое  пространство.  Зал  был,  кажется,  пуст.
Пламя зажигалки трепетало - огромные уродливые тени бегали по стенам.
   Что за темный предмет?
   Это был Джедевани. Он лежал навзничь, как упал. Я  подбежал  к  нему...
Рядом с ним, повернувшись лицами друг к другу, лежали Фрэйзер и Линдсей. У
Фрэйзера предплечье было прижато к лицу, словно он  хотел  заслониться  от
удара. Я дернул Джедевани за лацкан пиджака. Он слабо застонал.
   Жив! Слава Богу. Я подошел к остальным. Сердца бились.
   Но где профессор? Я  не  мог  его  найти.  Фитиль  начал  потрескивать,
догорая.
   -  Господин  профессор!  -  крикнул  я.  Старичок  лежал  неподвижно  у
противоположной опоры, там, где упал. Да, конечно, он ведь стоял у экрана.
   Я потянул его за рукав,  перевернул  на  спину.  Зажигалка  погасла.  В
темноте еще несколько мгновений светила красная искра, и опустился мрак.
   Я ощупывал шероховатое от  щетины  лицо  профессора  -  дышит  ли?  Мне
казалось, что  он  теплый.  Сердце?  Да,  сердце  билось.  Очень  слабо  и
замедленно, но билось.
   Я спотыкаясь кинулся к дверям. Ударился головой  о  какую-то  невидимую
преграду. В глазах вспыхнули искры - дьявольщина! - я вылетел в коридор.
   Тьма. Я побежал наверх. В малом монтажном зале должен быть фонарик... А
где доктор? Может, Финк уже пришел в себя?
   Я влетел в свою комнату.
   - Господин Финк!
   Тишина.
   Я принялся ощупывать постель. Пусто. Финк встал?
   Я ничего не понимал. Выскочил в коридор. Всюду темно.  Я  придерживался
рукой стены, почти бежал. Вот  дверь  монтажного  зала.  Я  отворил  ее  и
остолбенел.  Посередине  зала  размещалась  площадка,  на  которой   стоял
ареантроп, касаясь щупальцами большого металлического шара, блестевшего  в
свете рефлекторов. Но не это меня изумило, нет. Рядом с марсианином  стоял
Финк в пижаме, бледный, с забинтованной левой рукой и,  казалось,  помогал
ареантропу прикреплять стальную полосу к чему-то большому и  черному,  что
лежало позади площадки.
   - Господин Финк! - крикнул я,  но  из  глотки  вырвался  лишь  хрип.  -
Инженер!
   Он не обернулся. Медленно, со свойственной ему тщательностью  затягивал
какой-то винт.
   Я испугался. Я боялся его еще больше, чем марсианина.
   Неожиданно конус  вроде  бы  заметил  меня.  Странно,  когда  марсианин
обнаружил мое присутствие, Финк заметил тоже. Он глядел на меня,  но  лицо
инженера было совершенно чужим. Чужим и безразличным. Финк  наклонился  и,
не обращая на меня внимания, продолжал закручивать винт.
   - Господин инженер! - рявкнул я. Страх страхом, но злость меня брала. -
Что вы делаете с этим проклятым железным болваном? Вы спятили?
   Финк даже не дрогнул. Зато конус повернул в мою сторону щупальце.
   Я молниеносно выскочил за дверь, хлопнул ею и сбежал вниз.
   Не знаю, гнался ли он за мной. Я влетел в большой зал на первом этаже и
принялся лихорадочно собирать кусочки целлулоида, бумаги, зажег все это от
зажигалки и в слабом свете "костра" нашел аккумулятор. Он дал мне ток  для
запасного рефлектора. Наконец-то  у  меня  был  свет.  Я  занялся  людьми,
лежавшими неподвижно. Меня охватил страх. Неужто и они спятили, как  Финк?
Или он сошел с ума еще от того удара током?
   Первым очнулся  Фрэйзер.  Он  громко  застонал,  и  его  начало  рвать.
Джедевани лежал  без  сознания  еще  долго.  Тем  временем  раскрыл  глаза
Линдсей. Больше всего меня беспокоил профессор. Я делал ему  искусственное
дыхание осторожно, чтобы не поломать медвежьей услугой  хрупкие  ребра,  и
проклинал отсутствие доктора. К тому же я боялся оставить  их  одних,  так
как не знал, что делают на третьем этаже проклятый конус с Финком.
   Наконец  веки  на  бледном,  похудевшем  лице  дрогнули,  и  мои  глаза
встретились с горящим темным взглядом старого ученого. Какое-то  мгновение
он глядел, потом прикрыл глаза, так что  я  испугался  и  потормошил  его,
может быть, слишком сильно.
   - Осторожнее, Макмур, вопреки вашим усилиям я еще жив, - дошел до  меня
слабый шепот. И бледная тень улыбки скользнула по лицу старика.
   Я поднял его, усадил и принес воды. Через минуту он уже смог  говорить.
Первое, что он сказал, было:
   - Вы тоже видели Марс?
   У меня, вероятно,  была  идиотская  мина,  потому  что  он  нетерпеливо
добавил:
   - Ну, не прикидывайтесь глупее, чей вы есть. Вы ничего не видели, или -
если вам так больше нравится - вам ничего не снилось?
   - Ах, вот вы о чем! - воскликнул я. - Да, мне кое-что снилось, а может,
это была галлюцинация...
   - Об этом после, - сказал профессор. - Мне думается, я могу встать. Для
рассказов будет время в другой раз, как говорит синьор Джедевани.  Кстати,
как он, как остальные?
   - Живы.
   Подошел Фрэйзер. Он тяжело дышал, и лицо у него было зеленоватое.
   - Слава Богу, профессор, вы живы...
   Линдсей стоял, опершись о столб, и вытирал лицо платком.
   - Да, мы живы, но у меня странно кружится голова...
   - Что с ареантропом? - спросил профессор. - Это самое важное,  пока  мы
еще, хе-хе, кудахтаем. Я перестану заботиться о нем, наверное, лишь  после
смерти, - добавил он, слабо улыбнувшись.
   - Эта коварная железная скотина в малом монтажном зале.
   - Что? А  вы-то  откуда  знаете?  -  Мужчины  сразу  выздоровели.  Даже
Джедевани попытался встать на ноги.
   - Я был там, видел его - горят аварийные лампы. С марсианином  работает
Финк.
   - Вы хотите сказать, Финк работает над ним? Инженеру снова удалось  его
обезвредить? - быстро спросил профессор.
   - Я хочу сказать то, что сказал: Финк работает как бы  под  управлением
ареантропа. Я окликнул его, но инженер не отвечал.
   - Может, это был не Финк? - спросил Джедевани.
   - Да, это была моя тетя. - У меня лопнуло терпение. - Профессор, вы мне
верите?
   - Верю! Какой же я старый осел... Но тут и ваша вина. Не ваша,  Макмур,
- добавил он, не поднимая головы, когда я удивленно взглянул на него. - Вы
- единственный из нас, кто сохранил трезвость ума и недоверчивость, а нам,
видите ли,  захотелось  поэкспериментировать,  этак,  знаете  ли,  связать
барашка - и на операционный стол. И  вот,  извольте  получить  барашка,  -
закончил он, ударив кулачком по подъемнику, около которого  мы  стояли.  -
Теперь надо крепко подумать, что делать. Есть тут хоть что-нибудь, на  что
можно седеть?
   Нашлось несколько треног. Профессор, морщась, примостился на  одной  из
них.
   - О чем тут думать, это конец, -  сказал  Джедевани,  который  все  еще
чувствовал себя скверно. - Надо отыскать Бэрка, пусть готовит автомобиль.
   - Лишаю вас голоса, - уже пришел в себя профессор. - Надо думать  не  о
том, как сбежать, а о том, что делать с ним дальше.  Да,  вот  что  -  где
доктор?
   - Я его сегодня не видел, а где он был утром?
   -  Собирался  провести  в  лаборатории  какие-то  опыты  с  центральной
жидкостью, - ответил Фрэйзер.
   - Господа, - насупился профессор, - у  нас  нет  времени  на  болтовню.
Газовые гранаты еще есть?
   - Были внизу, только  не  уничтожил  ли  он  их,  -  сказал  я.  -  Там
оставалось еще штук тридцать. Можно сходить.
   - Господа,  -  сказал  профессор,  -  возможно,  кому-то  мои  указания
покажутся странными, однако я решаю так: принесите сюда  газовые  гранаты,
гранатометы и нацельте их на двери.  Мы,  прихватив  маски,  будем  сидеть
здесь. И пусть каждый расскажет, что видел во время своего...  отсутствия.
Не исключено, что это нам как-то поможет. Кто-нибудь против?
   Таковых не оказалось. Я пошел с Линдсеем, который чувствовал себя лучше
других, и через  пятнадцать  минут  мы  уже  сидели  в  зале,  обложившись
гранатами  и  держа  в  руках  шнуры  запалов.  Стволы  гранатометов  были
направлены на двери.
   - Уверен, еще до того, как мы его отравим, он исхитрится отправить  нас
к праотцам, - воскликнул профессор. - Не  надо  иллюзий.  Иллюзии  полезны
только ко времени и в меру, кроме  того,  человек  без  иллюзий  действует
смелее. А теперь прошу,  пусть  кто-нибудь  сбегает  наверх  за  доктором,
только не приближайтесь к малому залу.
   Вызвался, конечно, я. Однако в лаборатории было пусто и темно. Напрасно
я кричал и искал. Вернулся я один.
   - Странно, - сказал профессор. - Ну, прежде чем мы начнем  действовать,
надо сориентироваться. Хотелось бы от вас  кое-что  услышать.  Макмур,  вы
расскажете первым, что  видели  во  время  своей,  как  вы  ее  окрестили,
"галлюцинации".
   Когда я закончил, воцарилось недолгое молчание.
   - Да, мне знакомы эти ощущения, - профессор поправил очки. - Я  пережил
подобное, но с гораздо большими подробностями. Ваши выводы?
   Мне что-то засветило.
   - Думаю, это была сцена отправки ракеты с Марса на Землю,  а  потом  ее
полет через межпланетное пространство... Остальное -  марсианские  обычаи,
сооружения, технические приспособления...
   - Очень хорошо, - профессор сказал это так, словно похвалил ученика  за
правильный ответ. - Наблюдательный вы парень, Макмур. Когда  вы  принялись
болтать о снах и галлюцинациях, я, честно говоря, подумал, что вы  головой
стукнулись. Скажу правду: я тоже... тоже родом из Шотландии...  Тссс...  -
он, видимо,  заметил,  что  я  расплылся  в  улыбке,  -  сейчас  не  время
лобызаться. Думаю, касаясь нас  своим  щупальцем,  марсианин  определенным
энергетическим зарядом принуждал наши мозги работать в желаемом  для  него
направлении.
   - А зачем ему понадобилась комедия с цилиндрами, волшебным  порошком  и
прочим? - спросил Фрэйзер.
   - Это понятно: вылетая с Марса, они, думается, не знали, кого  встретят
здесь, на Земле. Поэтому он подготовился к любой возможности, а  здесь  до
поры до времени вел себя так, как того хотели мы, - пока не  приспособился
к  нашей  атмосфере  и  не  исправил  нанесенных  ему   повреждений.   Мою
безграничную глупость он использовал...
   - Профессор, - прервал я, - полагаю...
   - Повторяю,  мою  безграничную  глупость,  -  перебил  старичок,  -  он
использовал,   чтобы   освободиться,   пока   я   с   детской   наивностью
демонстрировал ему наш алфавит или учил  началам  геометрии.  Вот  и  все.
Хотелось бы, посмотреть сейчас на доктора, - добавил он раздраженно, - это
он уговорил меня на такие штучки...  Ну,  хватит.  Упреки  ни  к  чему  не
приведут.
   - Господин профессор, - сказал Фрэйзер, - начни мы по-другому, он  тоже
воспользовался бы временем, когда в его распоряжении  был  ток,  ведь  ему
хватило бы нескольких секунд. Лучше расскажите, что видели вы.
   - Что видел я? Хм, если б мы рассказывали  только  увеселения  ради,  я
вообще промолчал бы. В моей голове, друзья, сейчас такая пустота...  Хотя,
- добавил он, сверкнув глазами, - я не  поддаюсь.  Для  меня  поддаться  -
значит умереть.
   И он с такой силой потянул за шнур спуска  гранатомета,  что  Джедевани
подпрыгнул.
   - Я, - тихо продолжал Уиддлтон, - как и вы,  дорогие  мои,  видел  диск
Марса. Был на его поверхности. Сейчас нет времени  на  подробности,  но  я
видел машины для преобразования материи в энергию,  видел,  каким  образом
они перемещаются с места на место.
   - Ну, ну? - спросил я, заинтересованный. - И как же это происходит?
   - Вы видели только одну  стадию  процесса  и  как  следует  не  поняли.
Ареантроп входит в своего рода  приемную  камеру  из  какой-то  прозрачной
субстанции и там распыляется на атомы... И точно такой же ареантроп  в  ту
же (или следующую) секунду  материализуется  на  произвольном  расстоянии.
Условие одно: поблизости должна присутствовать соответствующая аппаратура.
Например, башни, что копают каналы, тоже выполняют роль приемников...
   - Вон оно как, - воскликнул я, - вот,  значит,  как  они  появлялись  и
исчезали... Но каков механизм?
   - Не знаю. Есть две возможности:  либо  сами  атомы  переносятся  через
пространство, либо, как я думаю, потеря энергии и материи  в  одном  месте
приводит в другой точке пространства,  как-то  идеально  уравновешенной  с
первой, к возникновению точно такой же конфигурации атомов и молекул.
   - А как вы считаете, профессор, каналы-то зачем? - спросил я. -  Смешно
думать, что при их техническом совершенстве они  занимаются  возделыванием
земли и ее мелиорацией. Кстати, я не видел на  поверхности  ничего,  кроме
песков. Все внизу... Наверху - лишь одна гигантская пустыня.
   - Не везде, дорогой Макмур, - странно улыбнулся профессор, -  не  везде
пустыня. Есть там чудесные районы, рощи деревьев  с  пурпурными  листьями,
впадины, заполненные соленой черной  водой.  По  берегам  ползают  мириады
насекомых, вооруженных изготовленными  ими  же  самими  орудиями:  рогами,
челюстями, даже своего рода снарядами - есть такие, которые выбрасывают на
расстояние ядовитое жало. В  воде  кружат  флюоресцирующие  тени  каких-то
других животных. Но все это панически убегает,  скрывается,  исчезает  под
камнями, на дне, в воздухе, когда приближается хотя бы один хозяин  Марса.
Areanthropos.
   - Следовательно, они тоже овладели поверхностью  планеты,  вытесняют  и
уничтожают других животных? - прервал я профессора.
   - Что значит - тоже? - спросил он. - Наши средства -  ребячество...  О,
они умеют убивать, но в их железных футлярах  скрываются  более  серьезные
вещи... - и, отвечая на наши удивленные  взгляды,  добавил:  -  Ну,  не  в
голове же, ведь голов у них нет. И перестаньте меня все время  перебивать.
Так вот, несмотря на все  их  возможности,  это  очень  печальная  страна,
потому что я вообще не видел цели в  их  деятельности.  Конечно,  какое-то
время я восхищался автоматами, иногда каким-нибудь ареантропом, который на
значительном расстоянии уничтожал ненужный или