продолжал совершенно другим тоном: - Кажется, наш друг Линдсей  выйдет  из
этой  истории  целым  и  невредимым...  А  теперь  я  хотел  бы  выслушать
результаты  работы  за  день  и  ваши  предложения.   Однако   убедительно
рекомендую  заботиться  не  столько  о  темпах  исследований,  сколько   о
безопасности. Прошу вас, Финк, изложите техническую сторону.
   Инженер встал и принялся раскладывать на своем столике записки.
   - Итак, все  выглядит  следующим  образом.  В  настоящее  время  машина
находится  в  бронированной  камере,  экранированной,  как  вам  известно,
свинцовыми пластинами толщиной шестьдесят сантиметров. Судя по результатам
воздействия излучений, полученным в наших  лабораториях,  полметра  свинца
должны были дать стопроцентную защиту от любой  волновой  энергии.  Однако
это оказалось ошибкой. Несчастный случай с коллегой Линдсеем показал,  что
излучения, создаваемые машиной, проникают сквозь наш экран как сквозь лист
картона. Таким образом, опыты с  морскими  свинками  оказались  совершенно
беспредметными. Наша цель - подвергнуть  всю  машину  целиком  воздействию
некой  измененной  атмосферы,  поскольку  попытки   демонтажа   окончились
неудачей,  а  предложение  полного  отравления  живой  составляющей   было
отвергнуто.
   Чтобы  осуществить  сказанное,  я  предлагаю,   во-первых,   изготовить
свинцовую трубу с толщиной стенок два метра. В эту трубу поместить  машину
и заглушить с обоих концов  плитами  соответствующей  толщины.  Во-вторых,
внутри  трубы  смонтировать  телевизионный  аппарат,  это   позволит   нам
наблюдать все, что там будет происходить. Я считаю, что предложенный  мною
метод обеспечит максимум безопасности.
   - Вы закончили? - спросил профессор.
   - Да.
   - В таком случае прошу пройти к Бэрку, он оденет вас в наш скафандр, вы
спуститесь  в  подземелье  и  попытаетесь  электрометром  определить  силу
излучения, проникающего из камеры  сквозь  закрытые  двери.  Только  после
этого  вы  сможете  рассчитать  необходимую  толщину  стенок  предлагаемой
свинцовой трубы, причем с достаточной степенью безопасности. И пожалуйста,
без фокусов - в камеру без нужды не входить. Пусть Бэрк все время  ожидает
в коридоре, у лифта. Если хоть что-то случится, немедленно  сообщайте.  Вы
меня хорошо поняли? До сих пор  я  думал,  что  все  вы  хорошо  понимаете
по-английски, но после случая с Линдсеем я сильно в этом усомнился.
   Инженер поклонился, сложил бумаги и вышел.
   В дверях он столкнулся с доктором, который, войдя,  тут  же  подошел  к
профессору и сказал тому что-то так тихо, что я ничего не мог  расслышать.
Профессор вытаращил глаза, глянул на доктора, потом стукнул  себя  пальцем
по лбу  и  пожал  плечами.  Доктор,  казалось,  в  чем-то  убеждал  его  и
вырисовывал что-то пальцем на ладони.
   - Он спятил! - взорвался наконец профессор.
   Доктор, похоже, пропустил его слова мимо ушей.
   - Он такой же нормальный, как и я, - сказал он. - Другое дело, что  это
могла быть галлюцинация, - и,  обращаясь  к  нам,  добавил:  -  Понимаете,
Линдсей  пришел  в  себя  и  рассказал,  что,  намереваясь  измерить  силу
излучения у закрытых дверей  камеры,  пробыл  там  с  электрометром  около
получаса.  Сейчас  выяснилось,  что  электрометр  был  неисправен   и   не
зарегистрировал никакого  излучения,  которое  меж  тем  было  чрезвычайно
сильным. Доказательством чему тот  факт,  что  инженер  потерял  сознание.
Видимо, он упал и пополз к выходу в коридор. Бэрк нашел его у лифта.
   Инженер утверждает, что  около  трех  минут  десятого,  то  есть  после
четверти часа  наблюдений  за  электрометром,  который,  кстати,  даже  не
дрогнул, он заметил, что участок стальных дверей, замыкающих камеру, начал
светиться, как бы раскалившись до вишневого цвета. Он поднес к нему  руку,
но температура оказалась нормальной. Спустя  несколько  секунд  эта  часть
двери исчезла совершенно и  в  образовавшемся  просвете  появилось  что-то
вроде черного блестящего свинцового кабеля. Он думал, что это конец одного
из змеевиков, которые, кажется, выполняют у марсианина  роль  конечностей.
Однако инженер находился в таком состояний (вероятно, под вредным влиянием
излучения), что совершенно не удивился увиденному, а сидел там  еще  минут
десять, пока не потерял сознания. Я предполагаю, что если это явление,  то
есть локальное исчезновение пятнавдатисантиметровой стальной  плиты,  даже
не  имело  места  и  представляет  собою  всего  лишь  плод   отравленного
воображения, то все равно  оно  в  какой-то  мере  указывает  на  механизм
действия лучей, генерируемых  ареантропом.  Эти  лучи  приводят  к  потере
способности критически оценивать ситуацию, медленно и незаметно  погружают
человека в бессознательное состояние. Причем уберечься от  этого,  видимо,
невозможно.
   Когда доктор закончил, наступило долгое молчание.
   - Собственно, это ничего не меняет,  -  наконец  заметил  профессор.  -
Синьор Джедевани, вы у нас, да и не только у  нас,  лучший  специалист  по
экспериментальной атомной физике. Ведь вы работали в Чикаго четыре года  с
циклотронами  Лоуренса,  хотелось  бы  знать  ваше  мнение:  возможна   ли
подобная,  хм,  диффузия  какого-либо  тела  сквозь  стальную  плиту   при
нормальных давлении и температуре? Если да, объясните это  по  возможности
исчерпывающе.
   Маленький оливковокожий  Джедевани  встал,  немного  помолчал,  наконец
воскликнул:
   - Господин профессор, господа! Если возможно такое, то возможно  все...
Теоретически - конечно. Должен сказать, что теоретически, то есть с  точки
зрения теории вероятностей, брошенный  наверх  камень  может  не  упадать,
вода, поставленный на газ, не закипеться, все это лишь вероятно... как это
говориться? - что это... произойти. Но в данный случай - нет. Я думаю, что
если такой явлений возможен, то фундамент наших знаний  по  материя  и  ее
структура будет сотрясен.
   - Быть может, это уже произошло и пришелец разрушил наши  представления
о мире, - вполголоса заметил доктор.
   - Если даже так, то взамен он даст нам нечто лучшее, более совершенное,
- сказал профессор.
   - Относительно излучений, - продолжал синьор Джедевани, - так я  думаю,
что все очень просто. Если части машины выделяют их,  то  в  любой  случай
существует  такой  экран,  панцирь,  который  их  глушит,  даже  если   их
эмиссионное  напряжение  эквивалентно  напряжению  тела  под  давлением  в
шестнадцать триллионов атмосфер при температуре десять миллионов градусов,
то есть звезд, высылающих такое излучение.
   - А какова же толщина такого панциря? - спросил профессор.
   - Около трехсот метров слоя свинца.
   Изумление окружающих было неописуемым.
   - Так мы здесь сидим на вулкане! - воскликнул доктор. - Может,  все  мы
давно спятили под влиянием этих лучей. Смешно!
   - Я не говорю, что такое напряжение существует, это максимум.  Но  ведь
машина не может создавать такие давления или такие температуры...
   - А вы-то откуда знаете?
   - И вы еще спрашиваете, господин инженер? Только давление от  излучения
тела  с  такой  температурой  повалило  бы  все   в   радиусе   нескольких
километров... А у нас, хвала Богу, все стоит...  -  Он  постучал  согнутым
пальцем по столу.
   Профессор Уиддлтон не выдержал.
   - Вы приехали сюда не для того, чтобы по дереву стучать, дорогой синьор
Джедевани, - сладко проворковал он. - Каковы ваши предложения?
   - Я хочу знать, чего вы хотеть?
   - Разве не ясно? Я хочу поставить эксперимент, предложенный доктором.
   - И в чем же он состоит?
   -  Вы  что,  памяти  лишились?  Мы  будем  воздействовать   на   машину
марсианской атмосферой...
   - Зачем?
   - Чтобы машина вернулась к норме.
   - А откуда вы знать, как эта норма проявляется?
   У меня  несколько  секунд  усиленно  пульсировала  кровь  в  висках.  Я
заметил, что у всех немного покраснели лица - надулись жилы на лбу.
   Неожиданно мы ощутили толчок, из окна на нижнем этаже вылетело  стекло.
Все умолкли.
   Потом двери распахнулись, и какое-то существо, ошалевшее  от  ужаса,  с
пеной на губах влетело в библиотеку.
   - В чем дело, Бэрк?! - воскликнул профессор. - Вы пьяны?
   - Спасите, профессор! Он идет сюда! Идет сюда!  -  заорал  шофер,  лицо
которого от страха превратилось в пепельно-серую маску.
   - Кто? Вы рехнулись?
   В этот момент в зал вбежал инженер.
   По лицу у него текла кровь, весь он был покрыт пылью и штукатуркой.
   - Господа, внимание, он вырвался! - тяжело дыша, крикнул он.
   - Что, где, как? - повскакивали все с кресел.
   Я успел заметить, как синьор Джедевани подбежал к окну, что-то крича, и
в этот момент прогремел стальной  голос,  моментально  обративший  хаос  в
тишину.
   - Трусы!
   Это крикнул профессор. Его тщедушная фигурка как  бы  выросла.  Сверкая
глазами, он стоял, склонившись над столом и крепко опираясь о него.
   - Немедленно успокойтесь! Господин инженер, что случилось?
   - Машина вышла из камеры - не  знаю,  как  ей  удалось.  Я  был  внизу,
электрометр у дверей показал сильнейшее излучение,  которое  увеличивалось
скачками с двенадцатисекундными интервалами. Тогда я пошел на первый этаж,
чтобы проверить, регистрируется ли излучение  на  потолке  камеры,  и  тут
почувствовал толчок, который бросил меня на пол. Приборы разбились...
   В этот момент со двора - а может, со стороны  фасада  -  донесся  дикий
крик, ударивший нам в уши так, что все вздрогнули и повернулись  к  окнам.
Крик   повторился,   раздался   сдавленный   хрип,   который   перешел   в
нечленораздельное бормотание - и все стихло.
   - Мы бессильны  чем-либо  помочь,  -  медленно  и  тяжело  цедил  слова
профессор. - Мы не знаем его возможностей, не знаем,  как  защищаться,  мы
можем только советовать.
   - Но мы же тут сгинем! Нет, я уезжаю, - прошипел Джедевани.
   - Извольте. Двери открыты, я никого не  задерживаю,  мое  место  здесь,
даже если мне суждено погибнуть на половине фразы. - Лицо профессора  было
словно высечено из камня.
   Да! Это был могучий старик!
   Джедевани повалился на стул.
   - Как он вышел, куда? И что делает? - спросил профессор.
   - Не знаю, не видел. Может,  Бэрк  скажет?  -  бормотал  инженер,  силы
которого были на исходе. Он тяжело опустился на стул  и  с  трудом  дышал,
вытирая платком со лба и волос кровь, смешанную с побелкой.
   Бэрк, нашедший убежище между двумя библиотечными шкафами, был  извлечен
оттуда доктором, который  медленно  и  флегматично  достал  из  нагрудного
кармашка футляр, отыскал ампулу сердечного средства  и  сделал  огромному,
трясущемуся мужчине укол. Затем убрал шприц и обратился к профессору:
   - Если так пойдет и дальше, то скоро  у  меня  кончатся  ампулы.  Такой
эпидемии я не предвидел.
   Он старался выдерживать шутливый тон. Профессор пожал плечами -  теперь
мне показалось, что его болтливость и рассеянность были  лишь  маской,  за
которой скрывался дьявольски твердый и крепкий стержень. Словно ядрышко  в
скорлупе ореха.
   - Говорите, Бэрк, что вы видели?
   - Господин профессор, а он сюда не придет? - Шофер все еще дрожал.
   - Нет! Да говорите же, чертов осел!
   - Я стоял у лифта, вдруг вижу какую-то вспышку, словно небесный  огонь,
гляжу - там,  где  были  двери,  только  пыль,  да  такая,  будто  потолок
обвалился, и из этой пыли выдвигается...
   Он затрясся, лицо побледнело.
   - Ну что? Что вы видели?
   Все стояли вокруг, напряженные, бледные. Профессор наклонил  голову,  и
его черные глаза горели, казалось,  каким-то  бессмертным  огнем.  В  этот
момент я подумал, что даже марсианин не выдержал бы такого взгляда.
   - Огромная черная сахарная голова медленно плыла, а перед ней и за  ней
извивались в  воздухе  странные  змеи,  словно  щупальца.  Она  двигалась,
раскачиваясь из стороны в сторону, и один раз даже ударилась о колонну.  Я
почувствовал толчок.
   - Так вот что это было. Значит, дверь он не вырвал, - шепнул мне Финк.
   - Гляжу: кирпичи летят, ноги мои сами оторвались от пола, и я влетел  в
лифт,  слава  Богу,  он  еще  действовал,  -  докончил  шофер,   испуганно
оглядываясь на дверь.
   - Черт возьми, сахарная голова, от которой приходится бежать... - начал
кто-то у меня за спиной.
   В этот момент воздух в зале взорвал единый крик.
   Немного потемнело, через окно я увидел плотные клубы пара.
   - Пруд кипит, - раздался чей-то  голос.  Действительно,  вода  в  пруду
кипела и  взвивалась  небольшими  смерчиками,  которые  тут  же  сливались
воедино. Так продолжалось минут пять и прекратилось так же быстро,  как  и
началось.
   - Мне кажется, я понимаю: машина частично пришла в норму, но не совсем.
Говоря по-нашему,  она  как  бы  пьяна,  отсюда  удар  о  колонну,  отсюда
раскачивание, отсюда же,  похоже,  этот  спектакль,  -  профессор  говорил
медленно, потирая рукой лоб. - Хм, по-видимому, она приспособилась к нашей
атмосфере... Господа...
   Все обернулись к нему.
   - Господа, остается последнее  средство:  надо  воспользоваться  нашими
гранатометами. Несколько близко взорвавшихся гранат со смесью  углекислого
газа, хлора и ацетилена должны дать желаемый эффект. Если мы снова изменим
ему состав окружающей атмосферы, он опять впадет в  коматозное  состояние,
которое мы сумеем использовать получше.
   Мысль показалась удачной.
   - Надо спуститься в подвалы за  гранатами  и  гранатометами,  -  бросил
кто-то.
   - Кто это сказал? Ну...
   Все переглянулись.
   - Ну, в чем дело? Никто не хочет спускаться?
   В ушах у меня все еще бился страшный крик, крик человека, который видит
приближающуюся смерть.
   - Я пойду! - сказал я.
   - Благодарю, Макмур, вы еще не вполне освоились у нас. Пойду я  сам.  -
Профессор отошел от стола.
   Кучка мужчин ожила.
   - Пойдем все!
   Профессор взглянул на них, как бы извиняясь.
   - Нет нужды, господа. Достаточно троих. Пусть пойдут доктор, инженер  и
Макмур.
   Мы вышли из зала. В коридоре лежал тонкий слой осыпавшейся  штукатурки,
побелившей темную ковровую дорожку. А вообще  было  тихо  и  спокойно.  Мы
вошли в кабину лифта и спустились в подземелье. Там царил  хаос.  Один  из
поддерживающих  потолок  столбов   утончился   почти   наполовину.   Куски
железобетонных конструкций  с  разорванной  арматурой,  песок,  штукатурка
устилали пол.
   - Какая дьявольская сила! А ведь он не выше полутора метров,  -  сказал
инженер. - Мы его, кстати, взвесили, в нем неполных четыреста килограммов.
   Мы почти бегом добрались до конца коридора.
   В  воздухе  стоял  неприятный,  какой-то  приторно-тошнотворный  запах,
который походил на тот,  что  я  почувствовал  во  время  первого  осмотра
чудовища. Правда, тогда он был послабее.
   В уже знакомой мне стальной комнате инженер вынул  из  шкафов  длинные,
закругленные на концах газовые гранаты,  помеченные  цветными  кольцами  у
основания, и на каждого из нас погрузил по шесть штук, взяв себе  еще  три
гранаты и два гранатомета, укрепленных  на  небольших  легких  салазках  с
алюминиевыми полозьями.
   Кроме того, каждый  повесил  через  плечо  по  нескольку  противогазных
масок, и мы двинулись в обратный путь.
   В библиотеке напряжение немного спало, когда остававшиеся там  увидели,
что мы возвратились без помех.
   -  Итак,  начинаем!  -  сказал  профессор,  передавая   каждому   маску
противогаза. - Маски не снимать, пока я не прикажу. В случае, если меня...
если я не смогу отдать приказ, командовать будет господин Фрэйзер, а после
него инженер Финк.
   Мы разобрали гранаты и вышли из библиотеки.  Профессор  провел  нас  на
третий этаж, потом на четвертый, наконец по узкой лесенке мы  поднялись  в
маленький купол, расположенный на крыше. Здесь  стояли  стулья,  небольшая
подзорная труба на штативе и несколько метеорологических приборов.
   Мужчины подошли к оконцам в боковых стенах довольно темного помещения и
принялись  наблюдать.  Мне  досталось   отверстие   размером   с   голову,
проделанное для того, чтобы  выдвигать  подзорную  трубу.  Я  видел  поля,
отделявшие нас от Нью-Йорка с севера. В нескольких километрах дальше  небо
заволакивали дымы большого города.
   Поля в эту раннюю весну уже зеленели высокими всходами. Молодой зеленью
покрылись деревья. Глаза напрягались до боли, ибо наблюдал я не приятности
ради: каждая точка, каждое темное пятно казались мне подозрительными.
   - Есть! Есть! - крикнул профессор. Все кинулись  к  нему.  Я  попытался
через свое отверстие увидеть что-нибудь там, куда он указывал.
   Кто-то уже  опускал  часть  куполообразного  потолка,  открылось  почти
полгоризонта, и я ясно увидел, как в трехстах-четырехстах  метрах  от  нас
какая-то черная фигурка, сильно отражающая солнечный свет, очень  медленно
и ровно двигалась среди молодых хлебов, оставляя за  собой  узкую  дорожку
растоптанных стеблей.
   - Быстрее, гранатометы! - Профессор снова  был  спокоен.  Он  приблизил
прицельную рамку  к  лицу.  -  Внимание,  прошу  одновременно  стрелять  и
наблюдать за его реакциями. Огонь!
   Послышалось  довольно  слабое  шипение,  две  полоски   дыма   отмечали
параболическую траекторию гранат, которые разорвались почти одновременно в
нескольких метрах  от  цели.  В  момент  взрыва  я  заметил,  что  фигурка
остановилась и змеевики, которые она несла перед  собой  словно  щупальца,
выдвинулись вперед и в стороны.
   - Огонь!
   Второй залп оказался удачнее, но  взрыв  был  слабый  и  не  смог  даже
перевернуть машину. Мне казалось, что я слышу, как по ней колотят осколки,
но, скорее всего, при таком расстоянии это было иллюзией.
   - Огонь!
   На этот раз гранаты были,  по-видимому,  хлорные.  В  воздух  поднялись
темные облачка газа. Когда ветер немного развеял их, я увидел, что  черный
маленький конус смешно раскачивается из стороны в сторону.
   Неожиданно по молодому хлебу прошла длинная тонкая лента  огня,  словно
кто-то лил по земле горящий бензин - зелень сохла, чернела, и ее мгновенно
охватывало пламя. Огненная лента двигалась с колоссальной скоростью в нашу
сторону и уже почти подходила к зданию.
   - Огонь!
   Новый гул разорвал воздух. Я почувствовал удар в грудь  волны  горячего
воздуха и, задохнувшись, упал на пол.
   Когда вскочил и подбежал к краю купола, все уже  было  кончено.  Зелень
еще немного дымилась, но маленький черный  конус  лежал  на  боку,  а  его
щупальца были бессильно разбросаны на стороны.
   - Есть! Он наш!
   Я  повернулся.  Профессор   Уиддлтон   отступил   от   еще   дымящегося
гранатомета, сорвал с лица маску и достал из кармашка сигару.
   - Господа, прошу вниз. Приступаем ко второму этапу нашей операции.



3

   Когда черный блестящий конус наконец замер в неподвижности под слепящим
светом дуговых ламп, инженер Финк ребром руки отер пот  со  лба,  поправил
съехавший на бок  галстук  и,  поглядывая  на  потные  красные  физиономии
окружающих его мужчин, сказал:
   - Да, теперь он наш. Надо подумать, что делать дальше.
   Профессор Уиддлтон, единственный, на ком не  было  свинцово-асбестового
скафандра,  вышел  из-за  наспех  сложенного   экрана,   возведенного   из
поставленных на попа свинцовых плит и, не отрывая глаз  от  своей  золотой
луковицы - часов, сказал:
   - Господа. Уже двенадцать минут вы подвергаетесь воздействию облучения.
Соблаговолите пройти со мной.
   Мы вышли,  бросая  беспокойные  взгляды  на  этот  таинственный  черный
предмет. Выходя последним, я взглянул еще раз. Странное творение покоилось
на деревянном настиле:  три  змеевика,  выходящих  из  его  боков,  лежали
неправильными кольцами. Знакомое металлическое тиканье доносилось изнутри,
перемежаемое долгими промежутками молчания и  прерываемое  тихим  шипением
или, скорее, звуками трущихся одна о  другую  металлических  поверхностей.
Свет играл на блестящей черной оболочке, сильнее отражаясь  в  тех  точках
поверхности, где разместились выпуклые стекловидные вставки, как бы слепые
глаза. Дрожь пробежала у меня по позвоночнику,  я  с  облегчением  прикрыл