Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
после
проверки лояльности, Штурмфогель использовал совсем для других целей. Можно
сказать - преступных целей.
Теперь в "Факеле" два предателя...
Ну и пусть. Это они - рыцарь Гуго, Нойман, Юрген, - это они предают
Верх. Предают древний Салем, Великий Город, губят его даже не за Германию -
за Гитлера.
...С трудом дотащившись до дому после унизительных и опустошающих
процедур Ленарда, он раздел себя, уложил на кровать - и метнулся вверх, пока
еще оставалось немного сил, чтобы совершить этот скачок. У него было в
запасе где-то сорок восемь часов, в течение которых его гарантированно не
побеспокоят.
Он ожидал, что окажется в своей квартирке, скучной и неухоженной, зато
с великолепным видом из окна; однако вместо этого неожиданно обнаружил себя
в просторной ванне, пахнущей можжевельником. Тут же откинулась занавеска, и
в ванну грациозно вступила стройная смуглая женщина...
Да, здешнее тело не теряло времени даром... но как некстати!.. ведь
надо торопиться... да пропади оно все пропадом...
И все же долг, верный долг - хоть и охрип, трубя в трубу, но дело свое
сделал: под утро Штурмфогель оделся и выскользнул на галерею, оставив Марику
спящей. Луна, почти красная от далеких дымов, взглянула ему в лицо. Потом на
фоне ее прошел цеппелин, отливая темным серебром, как форель в ручье.
Штурмфогель попытался сориентироваться - не получилось. Тело приехало сюда в
состоянии на редкость возвышенном. Тогда он двинулся наугад и через полчаса
выбрался к какой-то дороге, обсаженной липами пополам с фонарями. Пришлось
еще довольно долго ждать, когда вдали покажется угловатый силуэт
таксомотора...
Водитель никак не хотел ехать в Изенштайн, и Штурмфогелю пришлось почти
до дна опустошить свой бумажник. И все равно этот паразит ворчал, бормотал
неразборчиво, но недовольно и намеренно пускал под правое колесо каждую
встречную рытвину.
Было уже светло, когда таксомотор выехал на крошечную круглую площадь с
черной статуей на мраморном пьедестале в центре. В промежутках между домами
виднелись стены замка. Штурмфогель вышел, а таксомотор, взвизгнув
покрышками, объехал статую и стремительно скрылся.
Статуя изображала Асмодея. Владельцы Изенштайна были известными
дьяволопоклонниками, да и посадские жители имели дурноватую славу. Здесь не
стоило появляться в темноте, особенно по пятницам...
Штурмфогель прекрасно знал, что народные слухи об Изенштайне и его
окрестностях следует делить по крайней мере на двадцать пять, и тем не менее
с замиранием сердца проходил мимо темных переулков, похожих скорее на
глубокие горизонтальные ямы, откуда несло сладковатой гнилью, сложной смесью
трав и кореньев, чем-то горелым. Иногда из переулков тянуло ледяным
холодом...
Ульрих жил в угловом и даже каком-то остроугольном, похожем на нос
корабля доме с башней. На верху башни, поскрипывая, медленно взмахивала
крыльями деревянная птица. Штурмфогель постучал в дверь медным пестом,
висящим на цепи, и стал ждать. Минут через пять, не меньше, дверь отворили.
Ульриху Шмидту, давнему - очень давнему - знакомцу и в каком-то смысле
наставнику Штурмфогеля, было далеко за восемьдесят. Штурмфогель знал, что
способности Ульриха по части перемещений вверх и вниз в свое время
превосходили его собственные; кроме того, Ульрих обладал и кое-какими
особыми, уникальными умениями. Но после тридцать третьего года он
принципиально не возвращался вниз; там тоскливо бродила лишь его пустая
оболочка, с которой он не поддерживал связи. Гестапо еще до войны пыталось
на него надавить - именно через эту пустую оболочку; он что-то сделал в
ответ, и от него моментально отстали. Это была темная, засекреченная вдоль и
поперек история, и Штурмфогелю так и не удалось узнать никаких деталей.
- Мой юный друг, - сказал Ульрих без всякого энтузиазма, пропуская
Штурмфогеля в сыроватое, но теплое нутро дома. - Необыкновенно ранний визит.
На нем был синий плюшевый затасканный халат.
- Извини, - сказал Штурмфогель. - Я не мог ждать. У меня мало времени.
- А у кого его много? Разве что у покойников. Ты будешь кофе?
- Да. Большую кружку. Крепкого. Можно без сахара.
- Пойдем. Я буду варить, а ты - рассказывать. По узкой лестнице они
куда-то поднялись. Кухня не имела окон, свет давал желтоватый плафон под
потолком. Ульрих заскрипел кофейной мельницей, напоминающей шарманку;
Штурмфогелю захотелось вдруг затянуть "Милого Августина".
- Я слушаю...
- Ульрих, - сказал Штурмфогель, - я хочу, чтобы ты вывел меня на
кого-нибудь из Абадона.
- Как славно, - помолчав, отозвался Ульрих; шарманка продолжала
скрипеть. - Почему ты вдруг решил, что я знаю кого-то из Абадона?
- Ты знаешь всех.
- Допустим. А почему ты решил, что в Абадоне кто-то остался?
- Я тоже кое-что знаю...
- Допустим и это. И что я им скажу? Что с ними желает познакомиться
эсэсовский майор, мой бывший ученик и до сих пор хороший приятель?
- Да. Именно так.
- По-моему, дорогой Эрвин, ты начисто потерял чувство реальности. Ты
знаешь, куда меня пошлют? Если просто пошлют...
- Скажи им, что в этом деле я работаю не на CC и даже не на Германию.
Что всему Верху угрожает опасность. Что мы - здесь - должны объединиться,
чтобы...
Он поймал на себе взгляд Ульриха и почему-то неловко замолчал.
Ульрих наконец закончил помол, пересыпал кофе из шарманки в огромный
кофейник и потянулся за пузатым медным чайником, стоящим на круглой угольной
печке. Когда он снял чайник, языки пламени высунулись высоко и осветили все
зловещим оранжевым, с черной подложкой светом.
- Какого рода опасность?
В голосе его звучала неподдельная тревога...
Потом Ульрих ушел и отсутствовал почти четыре часа. Штурмфогель
вздремнул. Он видел себя в каком-то ущелье - притом что знал: это город. Его
обнимала жара, вязкая и вонючая, как гудрон. Он кого-то ждал, поглядывая на
часы, и испытывал тревогу и страх...
Продолжая испытывать тревогу и страх, он проснулся и долго не мог
попасть в такт с реальностью.
Да, Салем погибал не раз и всегда возрождался потом - может быть, даже
в лучшем виде, чем был. Еще в древности здешние властители владели страшным
оружием - читайте Ветхий Завет, "Махабхарату"... Но какое лично мне дело до
того, что через сто лет Великий Город, как птица Феникс, восстанет из пепла?
Лично мне и каждому из десятков миллионов его обитателей? Ведь нас-то к тому
времени уже не будет. Мы либо сгорим в огне, либо задохнемся в черном
тумане, либо утонем, либо обратимся в песок - все будет зависеть от того,
кто из властителей первым взмахнет рукой, дернет за шелковый шнурок, нажмет
на кнопку...
А в том, что у кого-то из них не выдержат нервы и оружие Последнего
Шага будет применено, Штурмфогель уже не сомневался.
Надежда одна - что властители встретятся и договорятся: ничего не
предпринимать здесь, что бы ни происходило внизу. Самоизолироваться от того
безумия. Но нужны гарантии для их нижних тел...
Возможно ли это? Штурмфогель жил без розовых очков и не слишком верил в
чудеса. А здесь, похоже, рассчитывать можно было только на чудо.
Или на переворот. Подобный тому, который сорвался в прошлом году... Да,
это могло бы помочь.
Только как его совершить, этот переворот?
Жаль, что "мизерикорд" существует только в воображении...
Да, старина Эрвин. Предательство - страшная вещь. Стоит начать,
заступить за черту, и ты готов катиться до конца. До одиннадцатого круга...
А кроме того, подобраться к фюреру наверху еще сложнее, наверное, чем
внизу. А убить практически невозможно.
И... и...
Если быть честным... совсем честным...
Я не смогу поднять на него руку.
Вот и все. Я не смогу.
И не будем больше об этом...
Потом Штурмфогель лежал и смотрел в потолок, пытаясь измерить глубину
своего грядущего падения и чувствуя себя скверно - пока не пришел Ульрих.
- Собирайся, - сказал он мрачно. - Времени совсем мало...
Призрачная крепость Абадон возвышалась над высоким холмом, когда-то
застроенном приземистыми домиками из белого камня; крыша одного дома была
двором другого, и так до самой вершины. Потом дома опустели, а еще позже -
выгорели и оплавились в том страшном огне, который насылали рыцари Темного
Замка. Теперь они стояли не белыми, а всех цветов пепла, от костяного до
черного.
Звук от шагов был звонкий, цокающий - словно шли не по земле, а по
гигантскому перекаленному глиняному кувшину.
- Сюда, - позвал Ульрих. Он стоял в пустых дверях одного из домов,
такого же, как все. - Сюда...
Они миновали комнату-прихожую, свернули за угол. На полу стояла горящая
лампа "летучая мышь". Ульрих поднял ее, немного выкрутил фитиль. Вперед и
чуть вниз вел узкий, но достаточно высокий коридор.
- Тебе туда, - сказал Ульрих. - Вперед. Тебя встретят. Желаю успеха.
Очень надеюсь... - Он замолчал.
Штурмфогель кивнул. Взял лампу, ощущая исходящий от нее легкий жар,
словно вдруг оживший клочок того неимоверного жара, что плавил эти стены
почти четыре года назад. И пошел вперед, не оглядываясь. Считая шаги.
Камень стен был ноздреватый, как нос старого пьяницы. Временами
слышалась капель.
Потом над головой перестал ощущаться потолок. Штурмфогель посмотрел
вверх. Там горели несколько ярких звезд.
Потом путь ему преградил высокий, роста в три, завал. К завалу
приставлена была деревянная лестница.
- Поднимайся, - сказал кто-то невидимый сверху. Низким раскатистым
голосом. - Но без фокусов. Лампу оставь.
Штурмфогель молча полез наверх. Ступени были влажные и очень холодные,
словно лестницу только что выкопали из снега.
Потом его ослепили направленным прямо в лицо лучом мощного фонаря и
быстро обыскали. Людей вокруг него было трое или четверо - в темной одежде и
темных масках.
- Пошли, - сказал тот же голос. Как показалось Штурмфогелю, все так же
сверху.
Его вели с полчаса, часто поворачивая, проводя в какие-то ворота,
двери, лазы. Наконец путешествие закончилось в просторном - он это
чувствовал по гулкости шагов, - но совершенно темном помещении.
- Еще шаг вперед, - велел голос. - Нашли стул? Садитесь.
Штурмфогель сел.
- Только не надо больше света в лицо, хорошо? - попросил он.
- Тогда нам придется беседовать в темноте. - Голос звучал уже не
сверху, а вровень.
- Не возражаю.
- Итак, все, что мы знаем о вас, - это то, что вы майор CC и в то же
время приятель Ульриха Шмидта. Когда мы принимали решение о встрече с вами,
большинство из нас высказалось в том смысле, что у Ульриха слишком широкие
взгляды. Я пошел наперекор большинству. И вот теперь спрашиваю вас: что вы
хотите получить от нас и что - предложить взамен?
- Предложить... получить... - протянул Штурмфогель. - Хи. Если я скажу,
что мне нужна девственница семнадцати лет, платиновая блондинка с огромным
бюстом, а взамен я готов предложить лишь свою дружбу, вы будете продолжать
наш разговор?
Собеседник коротко, хотя и не очень весело, хохотнул.
- Именно девственница? Вы собрались приручать единорогов?
- Совершенно верно.
- Вы меня заинтересовали. Продолжайте.
- Хорошо. Тогда я расскажу вам кое-что... Война вроде бы идет к финалу.
Это признают все, кроме Гитлера и его окружения. У них есть полная
уверенность, что они сумеют переломить ход войны. Уверенность эта основана
на том, что они готовы пустить в ход некое "оружие икс", оно же V-3, -
здесь, наверху. Я не знаю, что это за оружие, но знаю, что их враги - знают.
По крайней мере знают Властители. И боятся. И в свою очередь готовы пойти на
все, даже на уничтожение большей части Верха, чтобы не допустить применения
"оружия икс". У них есть возможности для этого...
- Вы уверены, что речь идет не о простом шантаже "палицей Тора"?
- Нет, конечно. В смысле - не уверен. Но даже и "палица", если ее
пустят в ход...
- Да, конечно. Продолжайте.
- Выход, на мой взгляд, может быть только один: державы-победительницы
должны гарантировать Гитлеру и его окружению полную неприкосновенность и
безопасность как здесь, так и внизу. Переговоры об этом идут - якобы втайне
от правительств. И уж не знаю, по-настоящему втайне или втайне понарошку, но
на участников переговоров готовится покушение. Со стороны генерала Донована.
Повторяю: я не знаю, действует он согласно воле Рузвельта или же вопреки ей.
Возможно, конечно, что не "или", а "и - и"... но это уже не важно. Просто я
не сомневаюсь, что после налета коммандос на переговорщиков не пройдет и
нескольких дней, как Салем будет уничтожен практически весь...
- Ага, - откликнулся собеседник. - А я давно ломаю голову, кто это во
всем виноват? Наверное, если мы еще немного покопаем вглубь, то обязательно
наткнемся на евреев, да?
Штурмфогель сосчитал про себя до четырех.
- Я не веду речи о чьей-то вине. Категорически. Я всего лишь хочу
предпринять самые необходимые действия, чтобы избежать всеобщей гибели.
- Вы вряд ли найдете здесь поддержку, майор. Каждый воин Абадона готов
умереть сто, тысячу раз подряд, чтобы только утащить за собой Гитлера,
Гиммлера, Кальтенбруннера, Мюллера...
- И триста миллионов других жителей Салема? И пожертвовать самим
Салемом, этим... чудом?..
Штурмфогелю показалось, что он задыхается. Воздуха хватало, но на горле
лежала чужая мягкая рука.
- Каждый человек - это Салем. - В голосе собеседника Штурмфогель
услышал какие-то странные нотки. - Умирая, он знает, что его Салем гибнет. А
в глубине души он не слишком уверен, что где-то есть еще и другие Салемы...
- Мы почему-то говорим не о том...
- О том, майор, о том. Я все еще не могу понять, почему должен помогать
вашему делу. Убедите меня. Ведь мне - если я вас поддержу - еще предстоит
убеждать своих людей. И я хотел бы иметь более веские аргументы.
Штурмфогель долго молчал.
- У меня нет никаких других аргументов, - сказал он наконец. - Я просто
не хочу сгореть или задохнуться. Попытаться спасти себя я могу только одним
способом: вместе со всеми...
- Не дать кораблю утонуть?
- Да.
- Допустим, что это так... Теперь несколько вопросов по касательной.
Как вы относитесь к Гитлеру?
- Сложно.
- И все же. Попытайтесь уложиться в десяток слов.
- Могу и меньше. Уважение, сильно разбавленное разочарованием.
- То есть преступником вы его не считаете?
- Ну... не более чем других властителей. Все они так или иначе
преступники - в понимании простых людей.
- А вы - простой человек?
- Да.
- То есть Гитлер - преступник?
- Да.
- Готовы ли вы помочь нам устранить его?
- Какой в этом смысл? V-3 может пустить вход и...
- Смысл - как в любом правосудии. Я не настаиваю, чтобы вы занялись
этим немедленно. Но после того, как...
Штурмфогель пожал плечами:
- Я готов пообещать вам это уже хотя бы, потому, что шансов выжить у
меня примерно три-четыре из ста. Мало того, что сама операция весьма
рискованна, - если на службе меня хотя бы заподозрят в нечистой игре, то
даже не станут разбираться, что к чему, просто ликвидируют, и все. Для
простоты. В "Факеле" сейчас такой накал страстей... Так что обещать я могу
что угодно: мне вряд ли придется выполнять обещанное.
- Годится, - сказал собеседник. - Идите за мной.
Путь из тьмы на свет занял всего несколько минут...
- Где это мы? - ахнул Штурмфогель, озираясь.
Полупрозрачные колонны уходили прямо в небо. Между ними слева
расстилалась живая меланжевая ткань моря - такого беззаботно синего, что
начинало щипать глаза. Справа и впереди в переливах палевых и бежевых
оттенков застывшей волной стояла длинная пологая дюна с несколькими
отточенными соснами на гребне. Солнце крылось за дымкой...
- Это иллюзия, к сожалению, - сказал тот, кто привел его сюда. - До
горизонта вплавь полчаса...
Штурмфогель наконец увидел его. Мужчина немного выше среднего роста,
голенастый, узкоплечий, жилистый. Узкое лицо с хищным носом и беспомощными
красноватыми глазами. Словно вспомнив об этой странной беспомощности глаз,
он быстро загородился темными очками. И тогда чуть раздвинул в улыбке
бледные губы.
- Пейсы не ношу, - сказал он.
- Разумеется, - сказал Штурмфогель. - Рейхсмаршал не поймет.
- Вы меня узнали?
- Вам надо научиться менять внешность, полковник.
- Не дано, - развел тот руками. - Пытались научить, но... увы. Можно
было, конечно, устроить маскарад...
- Ценю ваше доверие.
С полковником "Люфтваффе" Францем Райхелем, офицером штаба ПВО Берлина,
Штурмфогель встречался несколько раз - когда у "Факела" появилась острая
нужда в высотном самолете-разведчике. Это было около года назад. Насколько
Штурмфогель знал, после событий двадцатого июля над Райхелем некоторое время
висели грозные темные тучи, однако же пронесло. И вот внезапно оказывается,
что аристократически надменный полковник-пруссак на самом деле - еврей, да к
тому же опасный заговорщик...
- Познакомьтесь, - сказал полковник. - Моя дочь.
Как бы вынырнув из дрогнувшего воздуха, навстречу им шагнула девушка в
длинном, по щиколотку, широкополом кожаном плаще табачного цвета. У нее были
коротко стриженные, в стиле тридцатых годов, светлые волосы и неодинаково
изломанные тонкие брови.
- Это он и есть? - игнорируя Штурмфогеля, обратилась она к отцу. В
низком голосе что-то опасно вибрировало.
- Да, Лени. Это он. Штурмбаннфюрер Штурмфогель. Эрвин Штурмфогель.
Девушка рассматривала его в упор. Под взглядом необыкновенных серых
глаз Штурмфогель медленно съеживался.
- Лени, - сказал полковник. - Я думаю, он не знает.
- Папа...
- Он совсем из другого ведомства. Вы ведь даже формы не носите? -
обратился он к Штурмфогелю.
- Ну, как правило...
- Гестаповцы тоже не носят форму, - сказала Лени. - И что из этого,
папа? Это говорит нам об их благородстве?
- Ты слышала наш разговор?
- Что ты хочешь спросить?
- Не спросить, а сказать. Мы будем работать с этим человеком.
- Это приказ?
- Это приказ.
Лени взглядом сначала оттолкнула отца, потом полоснула Штурмфогеля,
развалив его наискось, и, взмахнув полами плаща и вздернув голову, прошла
мимо. Духи ее звучали тонко и чуть манерно. Мелодия флейты...
- И тем не менее, - сказал полковник, - других девушек здесь нет.
- Это хорошо, - невпопад сказал Штурмфогель. - Она подходит. Идеально.
...Он так глубоко погрузился в воспоминания, что не услышал щелчков
замка.
Вошел Гуго.
- Я принес тебе водки, - сказал он.
- Твоя терпимость меня поражает, - усмехнулся Штурмфогель.
- Я не верю, что ты предатель. - Гуго развернул стул и прочно уселся. -
Я вообще сомневаюсь в наличии предателя. Не знаю, переметнулся твой агент
или его используют втемную, но от этой информации с самого начала
пованивало. Как тебе кажется?
- У меня нет права голоса в обсуждении этого вопроса.
- Между нами?
- Нет. Я под подозрением. И вообще - давай о другом. О бабах. А?
- Да пошел ты... Я ни о чем другом не то что говорить - думать не могу.
Как предатель проходит контроль лояльности? Я перебрал все возможные
варианты... этого быть не может. Теперь получается, что либо мы