ти себя как-то странно. Она ела исключительно то, что готовила себе сама, и использовала продукты только из упаковки. Она стала фанатически религиозной. Годы, проведенные с Фрэнками, сделали ее фактически членом их семьи, и только это удерживало Машу и Виктора от того, чтобы отказаться от нее.
     В последние, самые трудные месяцы жизни Дэвида, казалось, сам Бог послал ее. После смерти Дэвида Дженис стала постоянно носить с собой Библию, прижимая ее к груди, как щит, закрывавший ее от невидимого зла. Она откладывала ее, да и то неохотно, только во время работы по дому. Кроме того, она стала мрачной и замкнутой, а на ночь запирала у себя в комнате дверь.
     Но хуже всего было ее отношение к Виктору-младшему. Она категорически отказывалась присматривать за мальчиком, которому в тот год исполнилось пять лет. И хотя Виктор-младший был самостоятельным ребенком, время от времени ее помощь все-таки требовалась.
     Маша несколько раз беседовала с ней, но безуспешно - Дженис делала все, чтобы избежать общения с ним. Иногда Маша все же настаивала, и тогда Дженис бормотала что-то о дьяволе среди них и прочую религиозную чепуху.
     Когда же она заболела, Маша чуть не сошла с ума. Виктор первый заметил, что глаза Дженис стали желтыми, и обратил на это внимание Маши. Маша была в ужасе - все начиналось точно так же, как при болезни Дэвида. Виктор помчался с Дженис в Бостон на обследование. Диагноз был ударом для них: та же редкая разновидность рака печени, от которой умер Дэвид.
     Два случая этого странного заболевания за год в одном доме указывали на необходимость эпидемиологических исследований. Однако результаты были отрицательные. Не было ничего вокруг, что могло бы представлять какую-то угрозу здоровью. Компьютерный анализ показал, что это редкое случайное совпадение.
     Во всяком случае, болезнь Дженис объясняла ее странное поведение. Врачи сказали, что метастазы уже могли проникнуть в мозг. После того как был поставлен диагноз, она стала быстро и страшно угасать. Она стремительно теряла в весе, несмотря на лечение, и за две недели превратилась в скелет. Особенно тяжелым был последний день ее пребывания в доме, перед тем как ее увезли в больницу.
     Виктор, только что вернувшийся с работы, находился в ванной. Маша готовила обед в кухне. Внезапно раздался душераздирающий крик. Виктор выскочил в коридор.
     - Ради Бога, что это? - крикнул он.
     - Это из комнаты Дженис. - Маша побледнела.
     Супруги понимающе посмотрели друг на друга и, выскочив из дома, помчались через гараж по узкой лестнице, ведущей в комнату Дженис. Еще до того как они добрались туда, тишину потряс второй вопль. Казалось, от его первобытной силы задребезжали оконные стекла.
     Виктор первым влетел в комнату, Маша - за ним.
     Дженис стояла на постели, сжимая в руках Библию. Это было ужасное зрелище. Ее всклокоченные волосы, ставшие ломкими, придавали ей демонический вид. Лицо было осунувшимся, под пожелтевшей кожей проступали кости, неподвижные глаза напоминали желтые неоновые огни.
     На мгновение Маша оцепенела: ей показалось, что Дженис походит на гарпию. Она проследила за ее взглядом. Около второй двери в комнату стоял Виктор-младший. Он спокойно, не мигая, смотрел на Дженис.
     Маша поняла, что произошло. Видимо, Виктор-младший тихо зашел в комнату через заднюю дверь и напугал Дженис. Этот испуг больной женщины и был причиной ее страшных криков.
     - Он дьявол! - злобно бормотала Дженис сквозь сжатые зубы. - Он убийца! Уберите его от меня!
     - Успокой ее, - крикнула Маша мужу, схватив своего шестилетнего сына на руки, и выскочила из комнаты. Вбежав в общую комнату, она ногой захлопнула за собой дверь. Маша прижимала сына к груди, ругая себя за то, что разрешила психически больной женщине оставаться у них в доме. Наконец она выпустила его из своих объятий. Виктор-младший отодвинулся от нее и поднял свои кристально чистые глаза.
     - Дженис вовсе не имела в виду то, что она сказала, - проговорила Маша. Она надеялась, что впечатления от этого ужасного момента скоро пройдут.
     - Я знаю, - ответил Виктор-младший как-то не по-детски взвешенно. - Она очень больна и сама не понимает, что говорит.
     С этого дня Маша уже не могла радоваться жизни, как раньше. Она боялась, что Бог опять накажет ее, а случись что-нибудь с Виктором-младшим, она этого не перенесет.
     Как детский психиатр, она понимала, что не может заставить сына вести себя так, как ей хотелось бы. Но очень часто она ловила себя на том, что ей было бы приятней, если бы Виктор-младший был более нежным и открытым ребенком. Еще с младенческого возраста он был необычайно независимым. Он терпел ее объятия, но ей хотелось, чтобы он забирался к ней на колени и сворачивался клубочком, как когда-то это делал Дэвид.

***

     Теперь, наблюдая, как он слезает с велосипеда, Маша пыталась определить его состояние. Иногда он бывал полностью погружен в себя. Она помахала рукой, чтобы привлечь его внимание, но мальчик не заметил этого. Сейчас он отстегивал сумки от седла. Они упали на землю. Виктор-младший толкнул дверь амбара и на минуту исчез из виду, пока устанавливал там велосипед. Затем он снова появился, поднял сумки и пошел по направлению к дому. Маша опять помахала, но он не ответил, хотя двигался прямо к ней. Подбородок его был опущен вниз из-за ветра, который постоянно гулял по двору.
     Она постучала по стеклу, затем опустила руку. Последнее время ее преследовало какое-то смутное ощущение, что с мальчиком что-то не в порядке. Видит Бог, она не смогла бы любить ребенка еще сильнее, даже если бы выносила его сама. Но иногда ей казалось, что он был неестественно холоден и бесчувствен. С точки зрения генетики это был ее родной сын, но в нем не было того тепла и беззаботности, которые она помнила в себе. Часто перед сном она раздумывала о том, не могло ли искусственное зачатие как-то заморозить его эмоции. Она знала, что это смешно, но все равно продолжала возвращаться к этой мысли.
     Очнувшись от раздумий. Маша крикнула мужу:
     - Виктор-младший вернулся.
     Виктор, сидя в гостиной перед потрескивающим в камине огнем, просматривал журналы. Он что-то пробормотал и снова углубился в чтение.
     Задняя дверь хлопнула, возвестив о приходе Виктора-младшего. Маша слышала, как он снимает пальто и ботинки в прихожей. Через минуту он появился в дверях кухни. Красивый мальчик, пяти футов ростом, немного великоват для десятилетнего. Его светлые золотистые волосы так и не потемнели, как когда-то у Маши, лицом он по-прежнему походил на ангела. Как и при рождении, наиболее заметными на лице были его ледяные голубые глаза. Они выдавали, что этот херувим значительно мудрее, чем бывают дети в его возрасте.
     - Так, молодой человек, - сказала Маша с напускной строгостью. - Вы прекрасно знаете, что вам не разрешается кататься на велосипеде, когда на улице темно.
     - Но еще не темно, - попытался защититься Виктор-младший, поначалу не догадавшись, что Маша шутит. У него был чистый высокий голос. - Я был у Ричи, - добавил он. Поставив сумки на пол, он подошел к раковине.
     - Отлично. - Маша была явно довольна. - Почему ты не позвонил? Ты мог бы оставаться там, сколько хотел, а я бы пришла за тобой.
     - Я все равно уже собирался уходить, - ответил Виктор-младший, хватая и с хрустом надкусывая морковку, которую Маша только что почистила.
     Обняв сына, Маша почувствовала силу его молодого гибкого тела.
     - Поскольку тебе не надо ходить в школу на этой неделе, я думала, тебе приятно будет побыть у Ричи и повеселиться там.
     - Не, - буркнул мальчик, вывинчиваясь из маминых объятий.
     - Опять мамочку волнуешь? - раздался шутливый голос Виктора. Он появился в дверях, держа в руках научный журнал. Очки для чтения были сдвинуты на кончик носа.
     Не обращая внимания на мужа, Маша продолжала:
     - Так как насчет этой недели? У вас есть какие-нибудь планы с Ричи?
     - Не. Я думаю провести эту неделю с папой в лаборатории. Ты не возражаешь, па? - Виктор-младший посмотрел на отца.
     - Нет, как всегда, - ответил отец, пожав плечами.
     - Да что тебя так тянет в эту лабораторию? - спросила Маша. Вопрос был риторический. Она и не ждала ответа. Он привык к лаборатории еще с младенческого возраста. Сначала его носили туда, поскольку в фирме "Кимера Инк." был прекрасный детский сад. Потом он просто играл в лаборатории. Это стало частью распорядка дня, особенно после смерти Дженис Фэй.
     - Почему бы тебе не позвонить своим школьным друзьям? Вы с Ричи вместе с другими ребятами могли бы придумать что-нибудь интересное.
     - Да ладно, - махнул рукой Виктор, приходя сыну на помощь. - Если хочет побыть со мной, пусть побудет.
     - Ну хорошо, хорошо. - Маша почувствовала, что проиграла. - Около восьми будем ужинать, - сказала она сыну, шутливо хлопнув его ниже спины.
     Виктор-младший поднял сумки, которые он оставил на стуле рядом с телефоном, и стал подниматься по лестнице. Старые половицы скрипели под тяжестью его семидесяти четырех фунтов. Он пошел сразу в кабинет на втором этаже. Это была уютная комната, обшитая деревянными панелями. Сев за отцовский компьютер, Виктор начал загрузку. Затем, прислушавшись и убедившись, что родители по-прежнему разговаривают на кухне, он вызвал файл "Статус". Экран мигнул и начал заполняться информацией. Расстегнув молнии обеих сумок, мальчик уставился на их содержимое. Затем, сделав несколько быстрых вычислений, он ввел в компьютер серию чисел. Ему потребовалось лишь несколько секунд.
     Виктор вышел из файла, застегнул молнии на сумках и загрузил игру "Пэкмэн". Улыбаясь, он наблюдал, как желтый шарик движется по лабиринту, заглатывая свою добычу.

***

     Маша стряхнула капли воды с рук, затем вытерла их полотенцем, висящим на ручке холодильника. Она не могла избавиться от нарастающей тревоги за сына. Он не был трудным ребенком, никаких жалоб от школьных учителей не поступало. И все-таки она все сильнее чувствовала, что что-то не так, хотя и не знала, что именно. Взяв на руки Кису, их русскую голубую кошку, которая выписывала восьмерки вокруг ее ног, Маша вошла в общую комнату. Виктор, развалившись на кушетке, обитой льняной материей, читал последние научные журналы - его обычное занятие после работы.
     - Можно с тобой поговорить? - спросила Маша.
     Виктор, опустив журнал, посмотрел на нее поверх очков. В свои сорок три года он был легким и гибким. Небрежно зачесанные темные волнистые волосы, четкие линии лица. В колледже он неплохо играл в сквош. Он и до сих пор играл три раза в неделю. Благодаря усилиям Виктора у "Кимеры Инк." были свои корты.
     - Меня беспокоит Виктор-младший. - Маша уселась в кресло-качалку рядом с кушеткой. Она продолжала поглаживать Кису, удобно устроившуюся у нее на коленях.
     - Да? - Виктор был явно удивлен. - Что-нибудь случилось?
     - Не совсем. Просто несколько незначительных деталей. Например, меня беспокоит, что у него так мало друзей. Когда он сказал, что был у Ричи, я была так рада, как будто это какое-то событие. Теперь он говорит, что не хочет с ним встречаться на каникулах. Детям в его возрасте нужно общение с другими детьми. Это очень важно для нормального развития.
     Виктор подарил Маше один из своих взглядов. Она знала, что муж не любит подобных дискуссий о психологии, хотя психиатрия была ее профессией. У него не хватало на них терпения. Кроме того, разговоры о любых проблемах, связанных с развитием Виктора-младшего, всегда распаляли страсти, а Виктор предпочитал их не будить. Он вздохнул, но ничего не сказал.
     - Тебя это не беспокоит? - настаивала Маша, хотя было очевидно, что Виктор не собирался обсуждать эту тему. Она гладила кошку, которая воспринимала внимание к себе с полным безразличием.
     Виктор покачал головой.
     - Нет. На мой взгляд, у нашего сына прекрасная способность к адаптации, лучше, чем у кого-либо из детей, которых я встречал. Что у нас на ужин?
     - Виктор, это очень важно.
     - Ну хорошо, хорошо. - Виктор закрыл журнал.
     - Я вижу, что он прекрасно ладит со взрослыми, - продолжала Маша, - но он совершенно не общается с детьми своего возраста.
     - Он общается с ними в школе.
     - Я знаю. Но там все-таки формальное общение.
     - По правде говоря, - начал Виктор, прекрасно сознавая, что он говорит жестокие вещи, но его собственная озабоченность по поводу сына - озабоченность совершенно не похожая на ту, которую испытывала его жена, - не позволяла ему долго обсуждать эту тему, - я думаю, ты становишься невротичкой. Виктор прекрасный ребенок. С ним абсолютно все в порядке. Я думаю, это у тебя после смерти Дэвида. - Внутренне он сжался, но у него не было другого способа: лучшая защита - нападение.
     Его слова были пощечиной для Маши. Загоняя назад мгновенно навернувшиеся слезы, она заставила себя продолжить.
     - Помимо очевидного недостатка в друзьях, есть еще и другие вещи. Похоже, ему вообще никто не нужен. Когда мы покупали Кису, то сказали ему, что это будет его кошка, а он на нее даже ни разу не взглянул. И раз уж ты заговорил о Дэвиде, как ты думаешь, это нормально, что он никогда не вспоминает о брате? Когда мы сообщили ему о смерти Дэвида, он вел себя так, как будто умер совсем чужой человек.
     - Маша, вспомни, он был всего лишь пятилетним ребенком. Мне кажется, это у тебя расстройство. Пять лет - это слишком долгий срок для скорби. Тебе нужно сходить к психиатру.
     Маша прикусила губу. Всегда такой добрый, Виктор сразу обрывал ее, стоило ей заговорить о Викторе-младшем.
     - Ну ладно, я просто хотела поделиться с тобой своими мыслями, - вздохнула она, поднимаясь. Пора было идти на кухню заканчивать приготовления к ужину. Услышав знакомые звуки "Пэкмэн", доносившиеся из кабинета, Маша немного успокоилась.
     Виктор встал, потянулся и направился за ней.

2

     19 марта 1989 года
     Воскресенье, вечер
     Сидя за шахматной доской, доктор Уилльям Хоббс, как обычно, любовался сыном. Внезапно голубые глаза мальчика закатились, и ребенок упал со стула. Уилльям не видел, как сын ударился, он только слышал отвратительный глухой звук удара тела о пол.
     - Шейла! - закричал он, вскочив с места и кинувшись к другой стороне стола. С ужасом он увидел, что руки и ноги Мориса бились в судорогах, сведенные спазмом.
     Будучи доктором философских, но не медицинских наук, Уилльям точно не знал, что делают в таких случаях. Он смутно помнил, что нужно что-то вставить между зубами больного, чтобы он не прикусил язык. Но у него под рукой не было ничего подходящего.
     Встав на колени и склонившись над мальчиком, до третьего дня рождения которого оставалось всего несколько дней, Уилльям опять позвал жену. Тело Мориса содрогалось с удивительной силой, Уилльяму с трудом удавалось удерживать сына, чтобы тот не повредил себя.
     При виде мужа, удерживавшего бившегося в страшных судорогах ребенка, Шейла застыла на пороге. Морис уже успел сильно прикусить язык, и при каждом движении его головы на ковер вылетала струя пенившейся крови.
     - Вызови "скорую помощь"! - закричал Уилльям.
     Шейла стряхнула оцепенение и кинулась на кухню к телефону. Морис неважно себя чувствовал с того момента, как она забрала его из детского сада "Кимеры". Он жаловался на пульсирующую головную боль, как при мигрени. Конечно, обычно трехлетние дети так не говорят о головной боли, но Морис не был обычным ребенком. Он был настоящий вундеркинд, гений. В восемь месяцев он начал говорить, в тринадцать уже читал, а сейчас вполне мог обыграть отца в шахматы во время их ежевечерних состязаний.
     - Нам нужна "скорая помощь", - закричала Шейла в трубку, когда ей наконец ответили. Она дала адрес, умоляя диспетчера поторопиться. Затем побежала обратно в гостиную.
     Конвульсии прекратились. Морис лежал на диване, куда перенес его отец. Мальчика вырвало, и содержимое желудка, пополам с кровью, перепачкало его светлые волосы. Рвотные массы продолжали стекать из углов рта. Кроме того, он потерял контроль над мочевым пузырем и кишечником.
     - Что же делать? - Уилльям в отчаянии не находил себе места. Правда, теперь ребенок нормально дышал, цвет лица из грязно-голубого постепенно делался обычным.
     - Как это случилось? - спросила Шейла.
     - Я сам ничего не понимаю. - Уилльям пожал плечами. - Как обычно, Морис выигрывал. Вдруг глаза закатились, и он упал. Боюсь, он сильно ударился головой.
     - Боже мой, - простонала Шейла, вытирая сыну рот углом фартука. - Может быть, тебе не надо было заставлять его играть в шахматы, все-таки у него голова болела.
     - Он сам захотел, - ответил Уилльям. Это было не совсем так. Морис отнесся к предложению без энтузиазма, но отец так любил наблюдать, как ребенок работает своей феноменальной головой. Морис был гордостью и радостью Уилльяма.
     Через восемь лет после свадьбы они с Шейлой поняли, что не могут иметь детей. У "Кимеры Инк." был собственный центр оплодотворения, "Фертилити Инк". Поскольку Уилльям был сотрудником "Кимеры", он мог воспользоваться услугами центра бесплатно. Им пришлось смириться с фактом, что оба они бесплодны. В конце концов в результате использования донорских половых клеток и имплантации эмбриона реципиенту у них появился долгожданный сын Морис, чудо-мальчик, с показателем интеллектуального развития, не значившимся в таблицах.
     - Я принесу полотенце и оботру его. - Шейла поднялась, но Уилльям схватил ее за руку.
     - Может быть, лучше его не трогать?
     Супруги сидели, беспомощно глядя на ребенка, пока не услышали сирену "скорой". Шейла помчалась открывать дверь.
     Через несколько минут Уилльям уже покачивался на заднем сиденье "скорой помощи", а Шейла ехала следом в их собственном автомобиле.
     Они приехали в Лоуэлльскую больницу. Супруги с волнением ожидали результатов осмотра. Мальчика признали транспортабельным. Уилльям хотел поместить Мориса в детскую больницу в Бостоне, примерно в получасе езды. Что-то говорило ему, что его ребенок смертельно болен. Может быть, они слишком гордились его феноменальными способностями, и теперь Бог покарал их?

***

     - Эй, Виктор-младший! - крикнул Виктор с лестницы, ведущей в комнату сына. - Может, пойдем искупнемся? - Он слышал собственный голос, отраженный стенами их просторного дома, построенного здешним землевладельцем в восемнадцатом веке. Виктор купил и отреставрировал дом вскоре после смерти Дэвида. Дела в фирме резко пошли в гору после того, как акции компании стали продаваться на бирже, и Виктор решил, что для Маши будет лучше переменить обстановку и не оставаться там, где все напоминало ей о Дэвиде. Она переживала смерть сына сильнее, чем сам Виктор.
     - Пойдем в бассейн? - опять крикнул Виктор. В такие минуты он жалел, что они не установили в доме линию внутренней связи.
     - Нет, спасибо, - донесся до него голос сына, сопровождаемый гулким эхом.
     Некоторое время Виктор постоял на лестнице, держа руку на перилах. Разговор с Машей снова пробудил в нем опасения за сына. Необычно раннее развитие, невероятный интеллект - в три года он уже был прекрасным шахматистом, затем, к четырем годам, резкий спад в развитии. Было совершенно очевидно, что Виктор-младший развивался не как обычные дети. Острое чувство собственной вины, испытанное во время рождения сына, сменилось чувством облегчения, когда необычайные способности мальчика исчезли. Сейчас он думал о том, что обычный ребенок подпрыгнул бы от радости при возможности искупаться в собственном новом бассейне. Виктор решил его построить, чтобы у них было больше возможностей заниматься спортом. Бассейн, оформленный под оранжерею, находился позади дома. Строительство закончилось в прошлом месяце.
     Решив, что ответ "нет" его не удовлетворяет, Виктор через две ступеньки взбежал по лестнице. Он беззвучно проскользнул через длинный холл в комнату сына, расположенную в передней части дома, фасад которого был обращен к подъездной дороге. В комнате как всегда был полный порядок. Вдоль одной стены выстроились тома Британской энциклопедии. На противоположн