сутками  носился  по  волнам,  отдавшись  прихоти
течений и ветров. Его концепция времени во многом зависела  от  общения  с
морем.
   Между путешествиями во времени Кносос чаще всего жил на Гидре, одной из
редких планет Федерации, полностью покрытой  океаном.  В  морских  безднах
скрывалось несколько городов, жившие на доходы  от  туризма  и  разведения
редких водорослей. Но Кносос избегал появляться там,  разве  только  когда
иссякали запасы пищи. Кносос любил одиночество.
   Он с удовольствием погружался в океанские  бездны,  исследовал  морское
дно, осматривал коралловые рифы, наблюдал за  стаями  разноцветных  рыб  и
иногда охотился на морских гигантов. Но никогда не превращал  он  охоту  в
бессмысленную бойню. Каждый его трофей был добыт в честном бою. Однажды  в
глубоководной расщелине он выиграл схватку с гигантским кольчатым червем и
с тех пор, несмотря на странности  своего  образа  жизни,  пользовался  на
Гидре особым авторитетом.
   Сегодня на корме его глиссера красовалось название почти всеми забытого
произведения - "Одиссея". Он  плыл  в  пелене  густого  тумана.  Детекторы
прощупывали туман и воду, чтобы исключить столкновение с судном из морских
глубин. Арне предавался мечтам.
   Резкий звук вернул его к действительности.
   - Кносос, - раздался безликий женский голос.
   - Да, - отозвался он.
   - Завтра вы отправляетесь на Игону. Срочно возвращайтесь на Альтаир.
   - Хорошо.
   Он нажал клавишу на щитке управления. Парус  сложился,  телескопические
мачты бесшумно скрылись в корпусе суденышка. Глиссер ринулся вперед,  едва
касаясь воды.


   Марио в равной степени увлекался музыкой, математикой  и  женщинами,  а
поэтому  часто  путешествовал.  Накануне  старта  на  Игону  ему   удалось
примирить все три свои страсти в районе  Проциона.  На  планете  Энгеран-3
проходил фестиваль  синтетической  оперы.  Там-то  он  и  повстречал  Ору,
пленительную  певицу-блондинку.  Сам  Марио   был   черняв   и   коренаст.
Пронзительный взгляд и высокий покатый лоб не делали его красавцем,  но  в
обаянии ему нельзя было отказать. Он знал это и  умело  пользовался  своим
даром.
   В коммандос он попал случайно. Марио родился на  одном  из  центральных
миров во влиятельной семье, близкой к семье Арха, и карьера его  с  самого
рождения казалась предрешенной. Но нравы правителей Федерации пришлись ему
не по вкусу. Некоторое время он без особых целей  скитался  по  Галактике,
участвуя  время  от  времени  в  математических  турнирах,  коллекционируя
интрижки и развивая музыкальный вкус. Но даже это безделье утомило его.  У
него не было специальности, да он  и  не  хотел  ее  приобретать.  Немалое
состояние оберегало его от любых невзгод, кроме скуки, которая к  тридцати
годам  буквально  задушила  его.   Ему   предложили   несколько   почетных
должностей, но он отказался от них. Однажды случай свел его с Йоргенсеном,
и они  сдружились.  Два  года  спустя  Йоргенсен  предложил  ему  место  в
коммандос. Не желая расставаться  со  свободой  и  мало  веря  в  то,  что
ненавистная ему Федерация нуждается в защите, он долго колебался.  Но  все
же последовал за Йоргенсеном. Новая роль пришлась ему  по  вкусу  -  здесь
опасность имела свой конкретный смысл.
   Возвратившись в номер, он сразу заметил озабоченное лицо Оры.  Она  без
улыбки ожидала его, прислонившись к мраморной колонне. Марио сразу  понял,
что это значит. Он обнял ее и спросил, не успев поцеловать:
   - Миссия?
   Она молча кивнула. Он взлохматил копну ее золотистых волос, не чувствуя
никаких сожалений. Его вновь охватило знакомое чувство триумфа. Он уже был
далеко от Оры.
   - Игона, - сказала она. - Я даже не знаю, где это. И в атласе ничего не
сказано. Какой-нибудь мирок на окраине Галактики?
   -  Уж  не  какой-нибудь,  -  возразил  он,  -   коли   требуется   наше
вмешательство.
   Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Он чувствовал жар  ее
прильнувшего к нему тела.
   - Ты вернешься?
   - Конечно, - в его голосе не было большой уверенности.
   И откуда ей было взяться? Никто и  ничто  не  могло  надолго  захватить
Марио, кроме темпоральных коммандос.


   Накануне  старта  Ливиус  бродил  по  предместьям  Шенграна  в  поисках
собутыльников, драки или любого другого скандального дела. По натуре своей
Ливиус  был  авантюристом.  Вкус  к  опасности  и  насилию  привел  его  в
темпоральные коммандос. Его не волновали высокие принципы. Он жил согласно
собственным инстинктам. Ливиус родился на одном из бедных и перенаселенных
миров и, наверное, занялся бы пиратством или иными темными  делишками,  не
предложи ему выборщики иную долю. Он покинул родную планету раз и навсегда
и свободное время проводил в больших городах старых миров, не  заботясь  о
своей репутации. Он знал, что профессия защитит  его  от  агентов  Арха  и
нередко злоупотреблял этим. О его  схватках  с  полицией  ходили  легенды.
Когда он бывал в хорошем расположении духа, ему  хватало  разбить  десяток
роботов, чтобы внести, как он говорил, оживление в свою скучную жизнь.  Он
не связывал себя семейными узами, выбирал друзей на один день и не сожалел
о расставании с ними. Когда этот высокий, сутулый и  угловатый  человек  с
лицом,  покрытым  шрамами,  которые  он  отказывался  удалить  с   помощью
биопластических операций, появлялся в тавернах, в них  тут  же  поднимался
радостный шум. Он любил  успех,  но  презирал  льстецов.  Себя  он  считал
одиноким волком и терзался лишь в те моменты, когда снисходил до жалости.
   В тот вечер его грызла  скука.  Ливиус  хотел  было  угнать  корабль  с
астродрома, обманув роботов-охранников, и ради острых ощущений  промчаться
на нем вместе с приятелями  вблизи  солнца.  Но  как-то  вдруг  эта  затея
показалась ему детской забавой. Он ощущал зуд в руках. Близился кризис.  В
такие дни его томило неосознанное желание либо принять участие в необычном
путешествии в другую галактику, либо вернуться на  родную  планету.  Тогда
даже нежные руки шенгранских женщин  не  могли  вывести  его  из  глубокой
тоски, а психологов к себе он никогда  не  подпускал.  Это  его  состояние
однажды ощутили на себе агенты Арха: он убил одного  из  них,  но  скандал
замяли. Агентов Арха не любили, да и заменить их было  легче,  чем  членов
коммандос.
   Из кармана донесся резкий звук. Ливиус достал передатчик.
   - Ливиус? - спросил робот.
   - Он самый.
   - Вы можете принять участие в миссии или отказаться от нее,  -  сообщил
робот, четко выговаривая слова. - В случае согласия  завтра  отправляетесь
на Игону.
   - Кто командир? - хриплым голосом осведомился Ливиус.
   - Координатором назначен Йоргенсен.
   - Согласен.
   Лицо Ливиуса просветлело.
   - Да будет благословенно имя Арчимбольдо Урцайта,  -  тихо  пробормотал
он.
   - Простите? - поинтересовался робот.
   - Ничего. Я отблагодарил некоего Арчимбольдо Урцайта.
   - Мне не известен ни один живой человек, носящий это имя, -  проговорил
робот. - Но пять веков назад существовала историческая  личность  с  таким
именем. Доктор Арчимбольдо  Урцайт  разработал  математический  принцип  и
провел первые практические опыты по путешествиям во времени.
   Роботы не упускали случая щегольнуть  своими  знаниями,  и  это  бесило
Ливиуса. Он весьма сожалел, что  кибернетики  сочли  необходимым  снабдить
роботов небольшой долей разума.
   - Именно его я и имел в виду, -  сказал  Ливиус  и  не  без  злорадства
подумал, какое смятение вызвал в мыслительных цепях робота.
   Робот помолчал, затем после паузы проговорил:
   - Я регистрирую ваше согласие. Да будет вечным величие Арха.
   На Шенгран опускался вечер. В терминах универсального  времени  у  него
было в запасе еще двадцать часов. Он посмотрел на небо, где  уже  зажглись
искусственные луны. Двадцать  четыре  уровня  улиц  сплелись  в  громадной
сверкающий лабиринт.  Из  подвесных  садов  исходил  пьянящий  запах.  Над
астродромом темной гигантской тенью висел пузатый коммерческий  корабль  с
потушенными ходовыми огнями.
   - Ну  что  ж,  пойдем  выпьем  на  последний  сегир  во  славу  старика
Арчимбольдо Урцайта, - громко проговорил Ливиус, расправляя складки плаща.


   Шан д'Арг  утверждал,  что  прибыл  из  Солнечной  системы,  мифической
колыбели человечества. И как ни удивительно, акты  гражданского  состояния
подтверждали  его  слова.  Он  немало   гордился   своим   происхождением,
утверждая, что некогда его род пользовался  известностью  на  Соль-4,  как
тогда называли Марс. Он уже дважды участвовал  в  экспедициях  за  пределы
Галактики,  сражался  против  кристаллов   Капеллы,   истреблял   мыслящих
насекомых Сириуса, которые в результате непонятной мутации смогли покинуть
свой родной мир и стали расселяться по всей Галактике. Дело предполагалось
решить с помощью коммандос темпорального воздействия,  но  оказалось,  что
мутация  была  следствием  вмешательства  одной  из  коммандос.  Не  желая
рисковать, Федерация решила  сбросить  на  "зараженные"  планеты  миллионы
роботов и нескольких воинов. Люди шли на верную смерть. Но Шан д'Арг сумел
остаться в живых.
   У Шан д'Арга была желтая кожа и раскосые глаза. Антропологи считали его
редчайшим представителем одной из древнейших рас. В нем в  полной  чистоте
сохранились  ее  признаки.  Это  было  большой  редкостью  -  в  Федерации
первичные  расы  смешались  настолько,  что  стерлись   все   соматические
различия. Правда, по  мере  расселения  в  разных  мирах  появились  новые
отличия.  Излучения  солнца,  состав  воздуха,  гравитация,  климатические
условия - вот долговременные факторы формирования новой расы.
   Шан д'Арг увлекался историей, с его уст  не  сходили  названия  битв  и
имена забытых героев. Он говорил об античности  Солнечной  системы  как  о
благословенной эпохе, когда люди сражались  с  радостью  и  страстью.  Ему
хотелось  подобно  им  владеть  мечом,  топором,  пулеметом.  Он   искусно
управлялся с древним оружием. Ему случилось на Танатосе принять участие  в
турнире гладиаторов, но он вернулся оттуда, исполнившись  отвращения,  ибо
не разделял вульгарного вкуса к убийству.
   Накануне старта на Игону он томился в  неясном  ожидании  у  себя  дома
среди оружия, книг, блоков магнитной памяти.  Когда  его  терпению  пришел
конец, он вызвал Альтаир.
   - Хочу отправиться с миссией, - коротко потребовал он.
   - Завтра отбывает одна из них, -  ответил  робот.  -  Но  выборщики  не
предусмотрели вашего участия. Однако я могу предложить вашу кандидатуру.
   - И побыстрее, - сухо приказал Шан д'Арг.
   Он с нетерпением ждал ответа, занимаясь  точкой  меча  -  столь  тонкую
работу он не доверял автоматам. Услышав ответ, он вздохнул полной грудью:
   - Ну что ж, Игона так Игона.


   Эрин, молчаливый гигант  с  непокорной  копной  рыжих  волос,  накануне
старта шел на приступ труднейшей  вершины  Тиморгских  гор  на  Зефионе-6.
Голубоватое поле энергетического шлема  защищало  его  лицо  от  холода  и
позволяло нормально дышать даже в разреженном воздухе  больших  высот.  Он
шел по гребню гладкой, как стекло, черной скалы, на которой  ему  помогали
удерживаться присоски на ботинках. Преодолевая ледяные  порывы  ветра,  он
медленно приближался к острому, словно игла, шпилю, который  вознесся  над
горным массивом. Эрин уже начал ощущать  усталость.  В  глазах  рябило  от
легких туристических летательных аппаратов,  которые  весь  день  носились
вокруг. Когда-то он и сам любил кружить  на  них  над  горами,  но  теперь
предпочитал радость неторопливого продвижения, чувство усталости и  триумф
нелегкой победы. Он брал с собой лишь минимум снаряжения.
   Стоя над  горами,  он  упивался  ощущением  могущества  и  безмятежного
спокойствия. Он часто рисковал в космосе, проносился в опасной близости от
звезд, приближался к планетам с такой скоростью, что они в  мгновение  ока
вырастали на экране из булавочной головки в  необъятный  шар,  на  котором
проступали очертания континентов, тени горных хребтов и города, похожие на
светящиеся шляпки гвоздей. Но все это не шло ни в какое  сравнение  с  тем
чувством,  которое  обуревало  его  на  покоренной  вершине  -  он  ощущал
принадлежность к окружающему миру и, застыв между небом и землей, в полком
безмолвии созерцал проделанный путь.
   Горы  нигде  так  и  не  покорились  человеку  окончательно,  и  только
загнанный на задворки души страх перед  ними  заставлял  туристов  кружить
вокруг них под надежной защитой техники. Эрин относился к горам с  опаской
и уважением. Он понимал, почему народы древности  селили  своих  богов  на
самых недоступных вершинах и карабкались к ним, проникшись смирением.
   Он знал, что тысячеметровый обрыв имеет куда большую протяженность, чем
миллион километров в космосе. Космос смазывает расстояния,  излечивает  от
головокружения, уничтожает  глубины,  выстраивает  звезды  в  одну  линию,
словно пешки на  шахматной  доске.  Летающие  туристы  и  не  подозревали,
сколько тайны и страха  в  каждой  расщелине,  трещине,  отвесной  стенке,
качающейся скале, утонувшем во мраке откосе.
   Эрин  уже  собирался  расположиться  на  ночь  у  подножья  островерхой
вершины, когда в наушниках прозвучал негромкий сигнал.
   - Эрин слушает.
   - Миссия на Игону. Отбываете завтра вместе с Йоргенсеном.
   - Хорошо, - ответил Эрин и бросил взгляд на вершину.  Он  еще  вернется
сюда. А она подождет. Ждала миллион лет, подождет и еще немного.
   - На Альтаире следует быть сегодня вечером.
   - Это невозможно. Я нахожусь в горах Тиморг, в двух  сутках  ходьбы  от
ближайшего передатчика материи. У меня нет летательного  аппарата.  Однако
даже с ним мне пришлось  бы  добираться  несколько  часов.  Но  вы  можете
прислать за мной корабль. Он подберет меня здесь и  немедленно  переправит
на Альтаир.
   - Я постараюсь.
   Не пришлось ждать и нескольких минут.
   Гигантская  масса  Патрульщика  материализовалась  над  головой  Эрина.
Федерация не скупилась на расходы, если дело  касалось  членов  коммандос.
Корабль бесшумно  возник  из  пространства.  В  его  брюхе,  словно  глаз,
распахнулось отверстие, куда и всосало Эрина. Он еще не успел  отдышаться,
как Патрульщик уже покинул систему Зефиона.


   Нанский был одержим космосом. Накануне старта на Игону он находился  на
борту своей фотонной яхты в поясе астероидов малоизвестной системы. С  ним
вместе были его  жена  Нелле  и  двое  сыновей.  Оба  подростка  настолько
свыклись с путешествиями в космосе, что не теряли присутствия духа даже во
время нейтринной бури.
   Они занимались поисками корабля, который  потерпел  крушение  несколько
веков  назад,  во  времена  расцвета  навигации  в  пространстве.  Нанский
надеялся найти корабль  и  переправить  его  в  музей  космических  судов,
который давно организовал у себя дома, в системе Тлон.
   Нанский знал,  что  благополучие  Федерации  зиждется  на  передатчиках
материи, которые позволяли мгновенно пересылать людей  и  грузы  на  любую
планету. Он понимал, что упадок классической космической навигации  вполне
логичен  и  отражает  нормальный  исторический  процесс.  Ведь   Федерация
неуклонно  превращалась  в  гигантский  город  размером  в  пол-Галактики,
обитатели которого с каждым годом все больше  теряли  ощущение  огромности
расстояний, разделяющих звезды, поскольку для перехода из одной  солнечной
системы в другую требовалось лишь переступить порог передатчика.
   Нанский не хотел мириться с подобным отрицанием космоса.  Он  жил  ради
него, как Йоргенсен - ради мучивших его вопросов, как Марио - ради музыки,
как Ливиус - ради разгула, как Кносос - ради моря и как Шан д'Арг  -  ради
звона оружия.
   Время было другим измерением. Оно позволяло Нанскому  заново  открывать
космос.
   Вызов Альтаира приняла Нелле. Она переживала за мужа каждый раз,  когда
он отправлялся в очередную экспедицию, о которых почти не говорил, хотя не
имел секретов от жены. Ее страшила не  угрожавшая  ему  опасность,  а  его
пребывание там, где существовал соблазн встречи  с  молодой  цивилизацией,
имеющей развитый космический флот. Она так до конца и не поняла  Нанского.
Он  был  человеком  скрытным  и  мог  однажды,  оседлав  комету,  навсегда
удалиться к иным берегам. Она понимала, что рискует, когда пятнадцать  лет
назад выходила за него замуж. И все это время она таила страх в себе, хотя
каждая миссия Нанского заново пробуждала ее тревогу.
   Нелле в  двух  словах  пересказала  сообщение  мужу.  Он  проницательно
посмотрел на нее.
   - Как поступим? Могу тебя оставить здесь?
   - Мы продолжим поиск. Ведь ты скоро вернешься.
   - Не уверен. Лучше возвращайся на Тлон. Сюда прилетим позже.
   Все было сказано. Она ни разу не пыталась отговорить мужа отказаться от
участия   в   темпоральных   экспедициях.   Фотонная   яхта   перешла    в
подпространство и вынырнула в космосе вблизи планеты, где стоял передатчик
материи. Нанский поцеловал жену и покинул яхту. Он метеором пронесся через
атмосферу  в  автономной  шлюпке  и  сел  рядом  с   Центром   межзвездных
путешествий. Стояла глубокая ночь, и гигантский  купол  Центра  сверкал  в
свете искусственных лун.


   Так все семеро почти  в  один  и  тот  же  час  универсального  времени
перешагнули порог передатчика материи и  оказались  на  Альтаире  в  одном
зале.  Они  явились  из  разных  концов  Галактики  благодаря  изобретению
тысячелетней давности, сделанному  в  эпоху,  когда  еще  не  существовало
Федерации.
   Лишь Йоргенсен и Нанский знали,  что  значат  передатчики  материи  для
Федерации. Но только Йоргенсен  задавался  вопросом,  а  не  создается  ли
сходная сеть связи  во  времени  между  веками,  сеть,  которая  обеспечит
единство сложенного из тысяч  миров  галактического  города  не  только  в
пространстве, но и во времени.



2

   Год? 3161.
   Место? Планета Игона, которая вращается вокруг ничем не примечательного
желтого солнца.
   У Йоргенсена мелькнула невольная мысль, что ему суждено родиться  через
двести пятьдесят лет в нескольких десятках световых лет отсюда. Но  он  не
мог окончательно убедить себя в этом. Он существовал  в  Настоящем.  И  не
допускал, что в его родном мире его еще нет, а живут давно забытые предки.
И в то же время он знал, что так оно  и  было.  Даже  если  разум  находил
подобную ситуацию совершенно невероятной.
   -  Принцип  первый,  -  цедил  Йоргенсен,  почти  не  разжимая  губ.  -
Путешествие во времени  возможно  лишь  при  одновременном  перемещении  в
пространстве  на  достаточно   большое   расстояние,   чтобы   не   внести
интерференции в причинную ткань Вселенной.
   Это была физическая истина. Хотя первый принцип не совсем точно выражал
ее суть. Но был близок к ней. При любом путешествии во  времени  возникали
интерференции. Но, поскольку  расстояния  между  точкой  старта  и  точкой
финиша были велики, с интерференцией можно было не считаться.
   "Логично, - подумал Йоргенсен. - Если было бы возможно вернуться в свое
собственное прошлое, прошлое родного мира, изменения, привнесенные  в  его
историю этим возмущающим возвратом, создали бы ряд  парадоксов.  Писатели,
жившие  в  эпоху  начала  освоения  времени,  любили  жонглировать  такими
возможностями. Они выдумывали путешественников во времени, которые убивали
своих предков и тем самым переставали существовать, а вследствие этого  не
могли совершить роковое путешествие и снова оказывались в мире живых и так
далее и тому подобное.
   Но реальность исключала парадоксы. Писатели, если можно так выразиться,
оставались на бобах. В свое собственное прошлое вернуться было  нельзя,  а
потому и исключалась возможность его изменения. Вернее,  путешествие  было
возможным, но для этого следовало преодолеть сопротивление континуума, что
требовало чудовищного количества  энергии,  равного  тому,  которое  будет
израсходовано на создание новой вселенной со всеми изменениями, внесенными
в ее причинную ткань.
   Реальность допу