онечно, не мое дело?
     -- Разумеется, полковник.
     --  Я  бы вернул  Уорсоу  звание  к  концу недели.  Думаю,  что  он уже
достаточно  наказан за свой проступок. Насколько я помню, по пути со стрельб
всегда случалось браконьерство.  Официально это не дозволяется, но нельзя же
все делать официально. Вы понимаете, что я имею в виду?
     -- Я подумаю над вашим советом, сэр.
     --  Подумайте,  обязательно  подумайте.  Спокойной  ночи,  капи­тан,  и
счастливого пути.
     Выйдя от  полковника,  капитан  некоторое  время  бесцельно  бродил  по
лагерю. Возможно,  он  думал о предложении полковника,  но  скорее всего,  о
самом полковнике. Задумавшись, он забрел на не­освещенный лагерный плац.
     Капитан осмотрелся по сторонам, окинул взглядом  небо, забывая, что это
не настоящий небосвод. Лагерь  Джексон (Виржиния) ютил­ся под западным краем
Вашингтонского купола. Купол был усеян миллионами миниатюрных фотоэлементов,
которые  следили за по­ложением звезд и  повторяли  их меняющуюся картину на
внутренней  стороне  гигантского  шатра.   Немудрено,  прожив  полжизни  под
кол­паком, забыть, что над тобой вместо неба огромная декорация.
     На  востоке,  невысоко  над горизонтом,  в  созвездии Тельца, све­тился
Марс.  Красная планета, предвестник войны.  Было невозможно представить, что
меньше чем  через двенадцать часов он, капитан Натан Хэнзард, артиллерийская
рота  "А", лагерь  Джексон  -- Мар­сианский командный  центр,  будет  прочно
стоять обеими ногами на этой красноватой светящейся крупинке.



Глава 2 СТАЛЬНАЯ УТРОБА
     Для любителей точных цифр сообщим, что ее  наружные размеры  составляли
14,4х14,14х10 футов, так что снаружи, из зала, в ко­тором она стояла, каждая
ее грань казалась  прямоугольником зо­лотого цвета. Ее стены были сделаны из
хром-ванадиевой стали в два фута толщиной. Всюду, где только возможно, стены
были ис­пещрены рядами и полосами подмигивающих разноцветных огонь­ков. Игра
огней, сама по себе  впечатляющая для  человека  со сто­роны, сопровождалась
нервным гудением  и неожиданными  щелч­ками,  создающими впечатление чего-то
очень электрического и научного. В само святилище вел единственный вход-люк,
располо­женный в  центре одного из золотых прямоугольников. Люк имел  четыре
фута в диаметре  и отдаленно напоминал дверцу банковского сейфа. Но даже при
открытой дверце  сторонний наблюдатель  не мог бросить нескромный взгляд  на
внушающую  благоговение цен­тральную камеру,  потому что в  таких случаях ее
скрывал  пере­движной стальной тамбур. Никто, кроме  жрецов этой мистерии --
людей, совершающих прыжок,-- никогда не видел Стальную Ут­робу изнутри.
     Самое  забавное, что  все это было липой и декорацией, состря­панной на
потребу  журналистам.  Прыжок  на  Марс  можно было  осуществить при  помощи
оборудования, которое уместилось бы в  четырех консервных банках, и энергии,
которую  можно  получить  от  розетки в  стене.  Бесконечные  ряды  огоньков
подмигивали  иск­лючительно  для  удовлетворения фотографов  из  "Лайфа",  а
гудение разносилось  по залу, чтобы убедить заезжего конгрессмена, что нация
не зря потратила деньги. Все это хозяйство конструировал не инженер, а Эмили
Голден, та  самая, которая десятью  годами раньше  создавала  декорации  для
кубриковского суперфильма "О дивный новый мир".
     Зрелище  было, возможно, и излишним, но оттого не менее увле­кательным.
Капитан Хэнзард имел достаточно времени, чтобы как следует насладиться им. С
той  минуты,  как  рота  "А"  приблизилась  к  наружным  воротам  секретного
комплекса, сердцем которого был  передатчик,  началась  непрерывная проверка
пропусков  и  допусков,  начались  обыски,   проверки  личности,  телефонные
подтвержде­ния  --   все  представимые  способы   разжечь   и  удовлетворить
чинов­ничье любопытство.
     Потребовался целый час  на то, чтобы они  добрались до центра лабиринта
--  зала, вмещающего  святая  святых, и  еще час прошел,  прежде чем  каждый
солдат  получил разрешение  на  прыжок.  Поме­щение,  где  они  ждали,  было
размером  с актовый  зал провинциальной  школы. Его  стены  были из светлого
непокрашенного  бетона,  что  еще  больше привлекало  глаза  к  великолепной
новогодней елке в центре помещения.
     Несмотря на свои  размеры,  зал  казался  переполненным:  всюду торчали
охранники.  Охранники --  не меньше дюжины -- стояли перед входом  в Утробу.
Охранники стояли у  запертого  выхода.  Охранники,  напоминающие  новогодние
подарки в  упаковке цвета хаки,  окружали со всех сторон саму елку, а другие
охранники сторожили эти подарки. Вокруг роты "А" расположился целый  кор­дон
караульных,   часовые   виднелись   также  за   стеклянными  перего­родками,
рассекавшими нижнюю часть стен.  Именно там,  в боксах, напоминающих витрину
универсального   магазина,   специалисты    крутили   бесчисленные    ручки,
заставлявшие  новогоднюю  елку  свер­кать  и  искриться.  Там  же  находился
неприметный  тумблер,  поворот  которого   мгновенно  отправлял   содержимое
передатчика с Земли на Марс.
     Сверкание достигло апогея, уже начался отсчет времени до от­крытия люка
передатчика (в подобных спектаклях отсчет времени -- самый важный  элемент),
когда в зал вошел  двухзвездный генерал, со всех сторон  окруженный охраной.
Генерал  подошел к  Хэнзарду.  Хэнзард сразу  узнал  его,  поскольку  не раз
встречал в  журналах фотографии  этого генерала. Перед ним был генерал Фосс,
возглав­лявший все марсианские операции.
     Когда  было  покончено  с формальностями  представления,  генерал  Фосс
кратко объяснил задание:
     -- Сразу  по  прибытии  вы  должны вручить этот  "дипломат",  в котором
находится особо важное письмо, вашему командиру гене­ралу Питману.
     -- Так мой командир -- генерал Питман? -- невольно воскликнул Хэнзард.
     В дальнейшие  объяснения генерал Фосс вдаваться не стал, необ­ходимости
в них не было, а он, похоже, не был склонен к бесцельным разговорам.
     Хэнзард был  смущен вырвавшейся у него  неуставной фразой, но все равно
рад,   что  его  наконец  просветили.  То,  что   генерал  Питман  возглавил
Марсианский командный пункт, объясняло непостижи­мый прежде перевод капитана
из Пентагона в лагерь Джексон.  Переводили не Хэнзарда,  а Питмана, помощник
генерала был просто подхвачен волной.
     "Они могли бы мне сказать",-- подумал  Хэнзард, но тут же одернул себя.
Нет ничего удивительного, что ему не сказали. Это было бы не по-армейски.
     Восемь солдат  первого взвода, скрытые  во  внутренностях пере­движного
тамбура,   словно  в  троянском   коне,  созданном   абстракци­онистом,  уже
приближались ко входу в передатчик. Магниты  за­фиксировали тамбур в  нужном
положении,  затем  последовала  пауза,  во время  которой  открылся  люк  и,
невидимо   для  постороннего  глаза,  восемь  солдат   проникли   в  Утробу.
Бесчисленные огоньки, украшав­шие поверхность  передатчика, потухли, остался
лишь  зеленый  сиг­нал  над  люком,  показывающий,  что  восемь  солдат  еще
находятся внутри.  Все в зале  затихло.  Даже охранники, являвшиеся актерами
этого  театрального  представления,  благоговейно замерли,  не  осме­ливаясь
нарушить таинство.
     Зеленый свет сменился красным. Первая партия солдат была уже на Марсе.
     Новогодняя елка вспыхнула снова, и процесс повторился еще два  раза. Во
внутренней камере могло, не испытывая неудобств, нахо­диться девять, десять,
даже двенадцать человек.  Однако  существо­вала инструкция, согласно которой
максимальным  количеством че­ловек, допускаемым в передатчик  единовременно,
было  8  (восемь).  Для чего могла быть издана  такая инструкция, не понимал
никто, но  она была.  Она тоже являлась частью ритуала, окружавшего тайну, и
должна была строго выполняться. Это было по-армейски.
     После того, как  переход был повторен  еще дважды,  от группы  осталось
всего два человека: сам Хэнзард  и рядовой солдат, негр,  в фамилии которого
Хэнзард не был уверен -- то ли Янг, то ли кто-то из Пирсонов. Уоррент-офицер
уведомил Хэнзарда,  что он  может либо  совершить прыжок вместе с  солдатом,
либо отправиться позднее в одиночку.
     -- Я отправлюсь сейчас,-- было как-то уютнее отправляться в компании.
     Он зажал "дипломат" под  мышкой и по  лесенке  вскарабкался  в  тамбур.
Рядовой  поднялся  следом.  Пока  троянский   конь  торжест­венно  и  плавно
подкатывался к люку передатчика, они сидели на узкой скамейке и ждали.
     -- Много прыжков, рядовой?
     -- Нет, сэр, это первый. Из роты я единственный не бывал здесь раньше.
     -- Не единственный,  рядовой.  У меня  это тоже  первый  прыжок. Тамбур
пристыковался к стальной  стенке передатчика, и  люк, тихо щелкнув, открылся
внутрь. Хэнзард и рядовой, пригнувшись, вошли. Люк закрылся за ними.
     Здесь не было никаких сценических  эффектов:  ни гудения,  ни  мигающих
огоньков. Единственным звуком  оставался  собственный пульс, отдававшийся  в
ушах.  Хэнзард  чувствовал,  как  судорожно  сжимается  желудок.  Словно  на
тренажере  Хэнзард  уставился на слова,  написанные  по  трафарету  на белой
краске стены:
     ЛАГЕРЬ ДЖЕКСОН / ЗЕМЛЯ ПЕРЕДАТЧИК МАТЕРИИ
     Затем   мгновенно,   вернее   --  за  исчезающе  малое  время,  надпись
изменилась. Теперь она гласила:
     ЛАГЕРЬ ДЖЕКСОН / МАРС ПЕРЕДАТЧИК МАТЕРИИ
     Вот и все, и ничего такого особенного.
     Мгновенная передача материи, самое важное усовершенствование  в истории
транспорта  со  времени  изобретения колеса,  была  приду­мана  всего  одним
человеком,  доктором Бернаром  Ксавье  Пановским. Родившись в  Польше в 1929
году, Пановский провел свои юные годы в немецком концлагере, где его детский
гений проявил себя  в раз­работке  целой  серии  изобретательных  и успешных
планов  бегства.  После  освобождения из  лагеря  он,  как гласит  предание,
занялся изучением математики. При этом он с  немалым  огорчением обна­ружил,
что  из-за   своей  необразованности  вновь  открыл  уже  извест­ный  раздел
математики, называемый апа1уш 5Ии8, или топологией.
     В  конце шестидесятых,  будучи  уже человеком средних  лет,  Па­новский
осуществил на  практике  один  из придуманных ранее спо­собов бегства.  Он с
тремя товарищами были последними, кому уда­лось перебраться через Берлинскую
стену.
     Через   год  после  побега   он  получил  место  адъюнкт-профессора   в
Католическом  университете в Вашингтоне,  округ  Колумбия.  Но  к  1970 году
топология уже  совершенно вышла из моды, и  даже  теория  игр после  долгого
расцвета  теряла  всеобщее  внимание,  которое пе­решло к  новейшему разделу
математики  -- теории иррационально­сти. В результате Пановский, хотя  и был
одним  из  виднейших топологов мира, получил на свои исследования очень мало
денег.   Он   не   использовал   в   работе   компьютеры,   имел   в   штате
одного-единственного  ассистента  и  на  создание  экспериментальной  модели
пе­редатчика истратил всего-навсего 18  560 000  долларов.  Любой ма­тематик
страны готов был подписаться  под заявлением, что пример Пановского отбросил
престиж их науки, по меньшей мере, на пять­десят лет назад.
     Почти не знает исключений правило,  что  великие  математики  выполняют
самые оригинальные работы  в  юности.  Пановский  тоже  не  был исключением.
Теоретические основы передачи материи были заложены  им очень давно, в  1943
году,  когда   четырнадцатилетний   заключенный,   формулируя  свои  аксиомы
топологии,   по  наивности  развил  некоторые  положения,   расходившиеся  с
классической  тео­рией,  и  в  первую  очередь  принцип,  получивший позднее
известность как  парадокс взрывающейся бутылки Клейна. Последующие сорок лет
он пытался  разрешить обнаружившиеся  противоречия,  а убе­дившись, что  это
невозможно, попытался эти противоречия исполь­зовать.
     Первая  передача  материи  была осуществлена  на  Рождество 1983  года.
Пановский передал маленькое серебряное распятие  (вес: 7,4 г) из лаборатории
в университетском городке к себе домой, за семь кварталов от лаборатории. По
некоторым причинам  достижение  Пановского не привлекало серьезного внимания
научной  обще­ственности  почти  целый  год.   Ученые  просто  не   поверили
Пановскому,  тем  более,  что  пресса  упорно  величала  передачу  чудом,  а
хитроумный нью-йоркский антрепренер Макс  Бренди уже через пару недель после
первых  газетных  заметок  вовсю  торговал  фаль­шивыми  (из  посеребренного
никеля) копиями Волшебного Прыга­ющего Креста.
     Но все-таки это было  не чудо,  а экспериментальный факт, а факты можно
проверить.  Как  только открытие  было  воспринято  всерьез,  его отобрали у
изобретателя.  Армия,  опираясь  на  Закон  о  Концен­трации  Ресурсов   при
Чрезвычайных Обстоятельствах, торопливо принятый Конгрессом  специально  для
данного  случая,  прибрала к  рукам  передатчик.  Сколько ни  сопротивлялись
Пановский и его спонсоры, в список которых кроме университета теперь входили
"Дженерал Моторс" и "Форд-- Крайслер", поделать они ничего не могли.
     С  этого  времени Пановский  снова  стал заключенным.  Армия  не  могла
примириться с таким положением, когда разум, владеющий стратегически важными
секретами, подвергается  всем  опасностям свободы. Это явно противоречило бы
высшим интересам нации.  Подобно президенту и десяти-двенадцати особо ценным
особам, Пановский фактически жил под  домашним арестом. Несомненно, что дом,
заменявший  ему  тюрьму,  был  в   высшей  степени  комфор­табелен.  Он  был
специально  построен рядом с  университетским  городком и роскошью напоминал
густо позолоченную клетку. Но почему-то позолота  на прутьях  мало  радовала
сидящего в клетке пленника, и он вновь, словно в босоногом детстве, замыслил
побег. У нас  еще будет случай описать необычный и крайне  безответствен­ный
способ побега, избранный им на этот раз.
     Судьба  создателя постигла и его творение. Передатчики, как  мы видели,
охранялись  еще  строже,   чем  их  изобретатель,  и  использо­вались  почти
исключительно в военных целях. Только госдепарта­мент каким-то образом сумел
обеспечить  некоторые посольства ма­лыми,  на  одного человека, установками.
Кроме  Пановского, такое  положение  вещей  приводило  в отчаяние нескольких
журналистов,  как правого,  так и левого толка.  Но это же положение вызвало
тайный  вздох  облегчения  во   всех  основных  отраслях  экономики.   Легко
представить, как  боялся  деловой мир  широкого  распростране­ния  установок
мгновенной транспортации,  которые  в последней, усовершенствованной, модели
весили не больше 49 с половиной унций и практически не потребляли энергии.
     Тем не менее, и одного военного применения передатчика было достаточно,
чтобы изменить лицо Земли. В 1983 году, году Волшеб­ного  Прыгающего Креста,
русские  основали на  Луне  процветающую базу с  многочисленным  персоналом.
Соединенные Штаты в это же время  бесславно потеряли два экипажа астронавтов
при попытках высадиться в Море Ясности. Речь при этом шла не только о потере
престижа.   Русские   объявили,  что   разработали  стратегическую  раке­ту,
запускаемую с поверхности Луны и имеющую вдвое большую точность, чем прежние
межконтинентальные  ракеты.   Такое   заявле­ние  можно   было   бы   счесть
хвастовством,  но  ему придавало вес  разоружение,  которое в  одностороннем
порядке  провела  Россия  на   поверхности   Земли.  Мировая  общественность
требовала от  США последовать хорошему примеру,  не  обращая  внимания,  что
русское разоружение было чистой видимостью.
     С  появлением  передатчика ситуация  развернулась на  сто  восемь­десят
градусов.
     К 1985 году, благодаря  передатчикам,  американский  персонал  на Марсе
превосходил  советский  лунный персонал  на 400  процентов. Все американское
ядерное оружие было переведено на соседнюю планету,  и к  1986  году мировое
разоружение  стало  свершившимся, хотя и  не особо важным фактом,  поскольку
дамоклов меч по-преж­нему висел над человечеством, и ниточка, на  которой он
висел, была тоньше, чем когда-либо раньше.
     Ракеты, лежавшие на марсианских складах,  строго говоря, не должны были
запускаться с этой планеты. Их предполагалось пере­давать на геостационарные
спутники,  которые,  в  свою  очередь,  на­правят их  в  цель.  Как  и  все,
касающееся   передатчиков,   спутники   в   значительной   степени  являлись
декорацией.  Их  единственной  фун­кцией  было  удержание  на  орбите  49  с
половиной унций приемного оборудования. Были там также  миниатюрные радары и
система самоуничтожения, которая сработает, как только радары обнаружат, что
кто-то подошел к  спутнику ближе чем на 15 футов. Все это было предусмотрено
на случай, если русские попытаются захватить при­емник.
     Ах,  если  бы  можно  было  обойтись  без  приемников!  Пентагонов­ские
стратеги  мечтали  о такой  золотой возможности, но,  к  сожале­нию,  все их
математики подтверждали утверждения Пановского,  что  передача возможна лишь
от одной установки к другой. Если бы не потребность в приемнике, то стало бы
возможным  все,  что  угодно.  В  том числе  -- решительное  и  победоносное
завершение холодной  войны. Абсолютно  победоносное! Ибо,  обладая  способом
мгновенной  доставки  бомб  прямо  с  марсианского склада  в  любую точку на
территории России... Хотя, при чем тут  Марс? Бомбардировать рус­ских  можно
было бы  откуда угодно --  с другого конца Галактики,  если захочется. Когда
отпадет  необходимость   сначала  посылать   в  точку  назначения  приемник,
расстояния  теряют смысл. В таких условиях  легко  можно обойтись без Марса,
можно  обойтись  без  спутников,  и,   по  большому  счету,   имея  в  своем
распоряжении всю Вселенную, можно, пожалуй, обойтись и без Земли.
     Но  для  передачи, увы, требовались приемники и, значит, проме­жуточные
спутники тоже были неизбежны.  И был неизбежен Марс или  какой-нибудь другой
склад вроде него.
     Но самое  главное,  ради  чего  затеяли все это  дело,  была  фатальная
неизбежность  ядерного Армагеддона.  В конце концов, бомбы  делают для того,
чтобы их сбрасывать.
     -- Добро пожаловать на Марс, Натан.
     -- Всегда приятно вернуться, сэр.
     -- Вернуться? А, понятно.  Спасибо. Приятно, что вы вернулись. Садитесь
и расскажите о путешествии.
     Генерал Питман уселся в одно из кресел, стоявших друг напротив друга, и
положил  ногу на ногу, так что щиколотка одной оказалась на колене другой. В
такой позе  он мог бы сойти  за манекен  из  витрины. Сшитая на  заказ форма
идеально  сидела  на нем, сохраняя безупречность  каждой складки. Идеальными
были также ухоженные ногти,  густые волосы с первыми следами седины, ровный,
глубокий загар, искусственная обветренность лица и легкая, чуть насмешли­вая
улыбка.
     -- Ничего существенного в пути не произошло, но скучать не пришлось  ни
минуты. В этом  чемоданчике,  сэр, находится адресо­ванное вам письмо. Особо
важное. Генерал Фосс приказал, чтобы вы достали и прочли его при мне.
     -- А, старое  трепло  Фосс? Натан, вот ключ. Откройте, пожалуй­ста, ваш
чемоданчик. Честно говоря, я ждал чего-нибудь в этом роде.
     По  мере того, как генерал  Питман читал письмо, улыбка исчезала с  его
лица  и выступали  хмурые  морщинки  на лбу.  Хотя на  его  лице  даже такое
выражение казалось немного искусственным.
     -- Этого я и боялся,-- сказал генерал, протягивая письмо Хэн-зарду.
     Хэнзард с сомнением глядел на письмо, не осмеливаясь его взять.
     --  Да, Натан, прочитайте, что там написано. Мне будет легче,  если я с
кем-нибудь  поделюсь  этим.  Я  уж  рискну поверить,  что  через  вас утечки
информации не произойдет.
     Письмо содержало приказ сбросить ядерный арсенал, находящий­ся в лагере
Джексон/Марс, на противника. Кто этот противник -- не уточнялось, в  том  не
было  нужды. Сроком операции  согласно действующему  оперативному плану  "В"
было назначено  первое июня 1990 года. Письмо было  подписано президентом Ли
Мэйдигеном и заверено Большой Государственной Печа