коростей,  а  дальше  --  численное   решение  дифференциальных
уравнений, расчет траектории каждого тела с учетом их взаимного  притяжения.
В конце концов одно из тел, обычно самое легкое, вышвыривается из системы ко
всем  чертям. Я пытался  подобрать начальные условия,  при  которых  система
потеряла бы не самое легкое, а самое тяжелое тело.
     -- Ну и как, подобрал? -- саркастически спросила Кристи.
     -- Пока нет.
     -- Ты что, математик?
     -- Я не получил степени. Да, по правде сказать, она мне никогда не была
нужна. Но я хорошо считаю.
     -- Тогда лучше бы подсчитал, как нам не загнуться в этом болоте!
     --  Уже.  Еще тогда, на  берегу. Естественно,  появляются новые данные,
вносится коррекция,  кое-что  приходится  просчитывать заново... Но это, как
правило,  несложно.  Есть  стандартные математические  методы.  Есть методы,
которые разработал я сам.
     -- Врешь, -- убежденно сказала Кристи.
     -- Твое право не верить.
     -- Значит... ты выбрал меня в напарницы по математическому расчету?
     -- Значит, -- кивнул Эрвин.
     -- Все равно я тебе не верю.
     -- Я и не сомневался.
     -- Все-таки кем ты был на воле? Мозговым центром преступной шайки?
     -- Вроде того. Советником президента Сукхадарьяна. Меня взяли на третий
день после переворота.
     -- Ты? -- Кристи хрипло  расхохоталась. -- Ты был советником президента
Хляби?
     -- Представь себе.
     -- Что-то я о тебе ничего не слышала.
     Эрвин вздохнул.
     -- Беда  в том, что не все черпают информацию из программ новостей, как
ты... Но есть советники  и советники. Помнишь дело о банкротстве  корпорации
"Империум" три  года назад? Хотя да, откуда  тебе знать... Я  оставил их без
гроша. Они поддерживали  не тех, кого надо. Ударил Сукхадарьян, да  так, что
никто  не понял,  чьих  рук дело, а я лишь просчитал, куда и  когда ударить,
чтобы  не  отбить кулак... кстати,  это  было нетрудно.  Последние шесть лет
президент делал ходы, просчитанные мною, и, кажется, об этом не жалел.
     -- А  потом,  естественно,  возник какой-нибудь неучтенный фактор... --
Кристи фыркнула.
     -- Ничего подобного. Конечно, один-единственный неучтенный фактор может
радикально изменить всю картину -- задача вычислителя в том и состоит, чтобы
при  любом  неожиданном  раскладе  у  системы  оставался достаточный  "запас
прочности". Хуже, когда президент  сам пилит под  собой  сук. Всего один раз
Сукхадарьян меня не послушал, и  только  потому,  что Прай был его другом со
школьной скамьи. Если бы этот друг вовремя погиб  в катастрофе,  Сукхадарьян
не   сидел   бы   сейчас  под   домашним   арестом   и  не   проклинал  свою
сентиментальность в ожидании смерти "от сердечного приступа". А  я  не сидел
бы на этом ящике.
     -- Так ты вроде компьютера?
     Эрвин похмыкал, покрутил головой.
     -- Это ты  сказала, не  подумав...  Ладно,  я  не  сержусь.  Неужели ты
полагаешь, что  Сукхадарьян не мог бы по  примеру иных политиков обзавестись
собственным аналитическим  центром с лучшими компьютерами и раздутым штатом?
Он выбрал меня, что обошлось ему нисколько не дешевле. И он  ни разу об этом
не пожалел.
     Костерок прогорал. По-видимому, Эрвин не собирался поддерживать его всю
ночь.
     -- В  миллионе  случаев  машина  переиграет  человека.  Но  обязательно
найдется хоть один человек, который переиграет машину.
     -- Ты не наломаешь еще хвороста? -- спросила Кристи.
     -- Нет.
     Кристи  поежилась. Обхватила руками плечи.  Над болотом слоился  туман,
сырость пропитывала только что высохшую одежду. Малая луна  исчезла, крупную
размыло в мутное пятно.
     -- Все равно не понимаю, как можно просчитать действия людей. Одного --
и то, по-моему, невозможно. А уж целой толпы...
     --  Толпы  как  раз  проще,  --  отозвался  Эрвин.  --  А  вообще,  уже
давным-давно наработано немало методов  расчета поведения отдельных людей  и
сколь угодно больших их групп. Как правило, все они оказываются бесполезными
из-за недостоверной  вводной  информации.  Как раз машина не  умеет отличать
вранье от правды. У меня это получается лучше.
     --  Как же  тебя  взяли... такого хитроумного? Неужели ты  не догадался
позаботиться о себе?
     -- Я дал деру накануне переворота, --  неохотно признался Эрвин. --  Та
еще была комбинация... моя гордость,  можно сказать.  Вмешалась случайность,
которая входила в процент  разумного  риска.  Из-за пустячной  поломки перед
нуль-прыжком лайнер вернулся  на  Хлябь.  Последние сутки перед  посадкой  я
сидел в судовой  библиотеке и читал все, что мог найти о Саргассовом болоте.
Самое  трудное  началось  потом:  мне  надо  было  получить высшую  меру  по
приговору, а не луч в спину при попытке к бегству.
     -- Что тебе инкриминировали?
     --  Пособничество  преступному режиму,  что  же  еще. Как  будто бывают
режимы не преступные...
     -- Что же ты не рассчитал так, чтобы тебя оправдали? -- ехидно спросила
Кристи.
     -- Я не рассчитываю невозможного...
     Долгий  вздох  раздался  со стороны  болота.  Что-то  большое,  скрытое
туманом,  ворочалось  в трясине к западу от  мели -- там, где недавно прошли
люди. Кристи вскочила. "Сядь", -- прошипел сквозь зубы Эрвин, и она послушно
опустилась на ящик.
     В болоте всхлипнуло, чмокнуло, поворочалось еще немного и стихло.
     -- Что это было?
     --  Не знаю,  -- ответил Эрвин.  -- Я  о  таком не читал. Между прочим,
здесь могут существовать твари, еще не известные человеку. Саргассово болото
никто по-настоящему не исследовал.
     Еще минуту он находился в напряжении. Затем немного расслабился.
     -- Ну ладно, -- сказала Кристи, когда прошел испуг. -- Допустим, я тебе
поверила. Это имеет значение в твоих расчетах?
     -- Незначительное.
     -- А эту ночевку ты тоже рассчитал заранее?
     -- Мель -- нет. Откуда мне было о ней знать?
     -- А теперь?
     -- У нас есть полночи. Потом начнется прилив, мель затопит, и нам будет
лучше уйти. А до того -- выспаться... В ближайшие часы Юст  и его шпаненок к
нам не сунутся -- слишком устали.
     -- Мы будем спать не по очереди?
     -- Да. Стоит рискнуть. Мы должны отдохнуть, завтра будет трудный день.
     Прижавшись  друг к другу в попытке сохранить тепло, они лежали  на куче
мокрых  водорослей,  то  проваливаясь  в  сон, то  просыпаясь  и  с тревогой
прислушиваясь к реальным  или кажущимся звукам  болота. Мутное лунное зарево
медленно смещалось на запад. Временами в болоте  начинали  негромко верещать
какие-то мелкие существа -- застрекочет  и смолкнет в одном месте, отзовется
в другом.  С  той стороны, где устроились на ночевку те, кто видел  вожака в
Юсте, тоже  доносились  слабые  звуки:  потрескивание  непогашенного костра,
шорох   водорослей,   иногда   кашель   и  приглушенные  стоны   полуспящих,
полубодрствующих людей.
     Пронзительный вопль  -- мужской, долгий,  страшный, полный боли и ужаса
-- подбросил обоих.  Такой крик мог  бы издать человек, схваченный громадным
хищником, почему-то медлящим сомкнуть челюсти на бьющейся жертве.
     -- Жди. Отсюда -- ни шагу! -- Эрвин схватил бич.
     -- Нет! -- Кристи вцепилась в его рукав, замотала головой.
     -- Пусти... Я скоро.
     Чавкая грязью, он исчез. Туман величаво тек  через мель. Дрожа, женщина
съежилась, стараясь казаться меньше и незаметнее. Мерещилась огромная пасть,
что вот-вот выдвинется из тумана и пожрет ее.
     Крики, свист бича. Прыгали тени. Было слышно, как хрипло  командует Юст
и визжит Кубышечка.  Затем крики изменили тональность -- возле костра начали
переругиваться.
     Минуту спустя вернулся Эрвин.
     -- Змеи, --  объяснил он, тяжело дыша. -- Явились на свет костра, как я
и говорил. С пяток, не больше. Но крупные.  Нож их берет, но бич лучше. Одна
присосалась  к  Валентину, ну  он и завопил. Ничего, оклемается. Если быстро
убить эту дрянь, потеряешь лоскут кожи, но жив будешь.
     -- Он сможет идти? -- спросила Кристи, пытаясь справиться с дрожью.
     -- Дурацкий  вопрос, извини. Он так же хочет  выжить, как и ты. Кстати,
он  легко отделался  -- догадался  перекатиться в  костер.  Змея  отвалилась
сразу.
     * * *
     Заснуть снова не удалось: прилив превратил мель в непролазное месиво, и
Эрвин объявил, что нет смысла сидеть в грязи, дожидаясь рассвета. Мель могла
бы спасти изгнанников от нападения малоподвижных  тварей, вроде язычника, но
не от змей и не от  иных, пока не встретившихся на пути охочих до человечины
порождений  болота,  больше  привычных искать добычу,  нежели поджидать  ее.
Эрвин  крикнул  в туман,  предупреждая  об  уходе,  и почти сразу люди  Юста
завозились, собираясь в путь.
     Мутное пятно луны временами  гасло в тумане.  Кристи только удивлялась,
как  Эрвин  умудряется  ориентироваться, держа направление  на  восток.  Шли
медленно, пробуя путь шестами. Людей Юста не было ни  видно, ни слышно. Один
раз Кристи провалилась по пояс,  и Эрвин, вытащив  ее, дал здоровенный крюк,
обходя трясину. В другой раз Кристи  не удержала равновесие и упала, когда в
каких-нибудь полутора-двух десятках шагов  от нее кто-то отчаянно заскрипел,
заверещал,  забарахтался в топи,  а потом что-то резко хлестнуло  по  мокрым
водорослям, и звуки стихли.
     Больше  ничего не  произошло до самого рассвета. К  утру туман поредел,
зато  небо заволокло сплошной серой пеленой, заморосил  мелкий  дождь. Стало
встречаться больше глубоких  луж,  по которым привязанный  к Эрвину веревкой
ящик  не  полз, шурша, а плыл с важной неспешностью ковчега. Зыбун колыхался
сильнее, ноги утопали по колено.
     Вскоре провалился Эрвин -- там, где только  что прошла Кристи. Он успел
лечь  грудью  на  шест  и,  крикнув,  что  справится,  сумел выбраться  сам,
выбившись из сил  и  потеряв  мокроступ  с правой ноги.  Пришлось  взять  из
рюкзачка запасной.
     Отдыхали, как и вчера,  на  ящике, дотащив его до  места, показавшегося
относительно надежным.  Юста и его людей по-прежнему не было видно, впрочем,
видимость не превышала  полукилометра, насколько глаз мог оценить расстояние
на болоте.
     -- А они не заблудятся? -- спросила Кристи, дав Эрвину отдышаться.
     -- Вполне возможно. Это  только  по карте до Счастливых островов триста
километров  -- на  деле  нам  повезет,  если  уложимся в  пятьсот.  Потеряем
направление, и будем кружить... Солнечные дни, как вчера, здесь редкость.
     -- А ты еще не потерял направление?
     -- Думаю, что нет. Плюс-минус, конечно.  Но пока еще  есть  смысл идти.
Примерно вон  туда.  --  Эрвин махнул рукой. --  Когда  я не  буду уверен, я
скажу.
     Они не двигались с места до тех пор, пока морось  окончательно не выела
туман, и тогда заметили далеко справа медленно движущуюся  цепочку людей. Их
по прежнему было  семь.  За это время Эрвин наловил в лужах с десяток мелких
существ, прозванных  Кристи головастиками, и первый попробовал местную пищу.
Еда оказалась отвратительной на вкус, еще вчера Кристи стошнило бы от такого
завтрака, а позавчера  -- от одной  мысли о  нем, но сегодня голод уже успел
сказать свое  слово.  Они поделили  головастиков  поровну, затем нацедили  в
миску грязной солоноватой воды и по очереди напились. Когда с завтраком было
покончено, стало  видно,  что  цепочка  из семи  человек приблизилась  и все
сильнее забирает влево, явно стремясь выйти на параллельный курс.
     -- Ага, -- сказал Эрвин. -- Так я и думал.
     -- Что ты думал?
     --  У  Юста все  же есть  толика разума. Впереди  нас  он, конечно,  не
пойдет, но и тащиться сзади  я его отучил. Теперь он  думает, что мы с ним в
равных условиях.
     -- А разве нет?
     Эрвин поскреб в затылке.
     -- Положим, всемером отбиться от змей легче, чем вдвоем.  Но видишь  ли
какое  дело...  вот,  скажем,  сидит  где-нибудь   на  дне  язычник,  этакий
здоровенный моллюск, ждет... Над ним торф и  водоросли. Зрение и слух ему ни
к чему.  Считается, что  он  нападает,  когда чувствует  колыхание зыбуна  в
пределах досягаемости щупальца... Не знаю,  так ли это, и никто не знает, но
если так, то идти всемером в одной связке -- глупость...
     Змея  атаковала   его  снизу,  прорвав  в  броске  водорослевый  ковер.
Разматывать бич было некогда. Взвизгнула Кристи. Эрвин отмахнул рукой тварь,
нацелившуюся в  лицо, и тотчас  рука его опустилась под  тяжестью лоснящейся
гадины. Больше всего она напоминала полутораметровую пиявку и присасывалась,
как пиявка. Рукав  представлял для нее преодолимую помеху -- полетели клочья
ткани.
     Змея умирала долго  -- ее пришлось буквально состругивать с руки,  но и
уполовиненная она продолжала висеть, сосать, грызть... Когда Эрвин со стоном
отодрал  от себя то, что осталось, на уцелевшем брюхе твари обнаружились два
ряда  круглых отверстий,  окаймленных мелкими коричневыми зубами.  Некоторые
пасти продолжали открываться и закрываться, сжимаясь в точку.
     Ему  повезло:  змея  не успела въесться как  следует,  пострадал только
рукав,  да  на   предплечье  кровоточил  лишенный   кожи  круглый   пятачок.
Всего-навсего один. Эрвин совсем оторвал мокрый разодранный рукав, и  Кристи
перевязала ему руку.
     -- Пора двигать, -- морщась, произнес Эрвин.
     -- Больно? -- участливо спросила Кристи.
     --  Нет,  приятно.  Обожаю,  когда  меня  едят  живьем.  Исключительное
удовольствие.
     -- Извини... Хочешь возьму рюкзачок?
     -- Нет... Направление запомнила? Ну, вперед.
     Они шли,  и  поверхность  болота  все так  же  прогибалась под  ногами,
напоминая сгнивший и непрочный, но все-таки еще упругий  батут. Мелкий дождь
не  прекращался.  Шагах  в  ста  справа  держались  люди  Юста.  По-прежнему
связанные в  одну цепь, они двигались не  гуськом друг  за другом, как вчера
утром, и не одним уступом, как вчера вечером, а двумя: впереди два человека,
за ними сзади и сбоку три, позади еще двое. Юст шел четвертым.
     --  Научились  кое-чему,  --  сообщила Кристи не без злорадства. -- Еще
немного, и догадаются пойти порознь, тремя связками.
     Эрвин отозвался не сразу -- завязла нога, и он старался вытащить ее, не
потеряв мокроступ.
     --  Они  бы  догадались  -- пахан  не  позволит.  Кто  его  тогда будет
прикрывать спереди и сзади?
     -- Может, устроют бунт...
     -- Разве что Юст станет для них страшнее болота. Только это вряд ли.
     Они  замолчали   на   целый  час.   За  этот  час  Лейла,   по-прежнему
возглавляющая вереницу людей,  проваливалась дважды,  и один раз с привычным
визгом  провалилась  Кубышечка.  Тогда Кристи  останавливалась  без  команды
Эрвина,  и  оба  ждали, когда,  вытащив тонущих, люди  Юста  продолжат путь.
Опасность грозила отовсюду, но справа она была несколько меньше.
     Когда  Лейла  провалилась  в  третий  раз и  Джоб  с  Яном Обермайером,
надсаживаясь, тянули ее из трясины за веревку, давно утратившую  белый цвет,
Юст заорал, привлекая внимание Эрвина:
     -- Эй, придурок! У тебя нет запасных мокроступов? На время.
     Он махал над  головой рукой с зажатым в ней пищевым брикетом, возможно,
последним из оставшихся, но Эрвин и не подумал отвечать. Смолчала и Кристи.
     Они дождались, пока облепленную  грязью Лейлу  вновь поставили во главе
цепочки,  и тоже двинулись. А еще через  полчаса  справа, правее людей  Юста
болото со всхлипом выперло наружу крутой бугор, из его прорвавшейся  вершины
выметнулся  в  моросящее  небо  гибкий лиловый язык,  даже не очень длинный,
рухнул между Джобом  и  Хайме, мигом  нащупал  веревку,  рванул... Закричали
люди.
     Хайме первым успел освободиться. Джоба потащило волоком по водорослям и
грязи, но справился и он, ухитрившись рассечь лезвием ножа именно веревку, а
не собственное  бедро. Лиловый язык отдернулся. Одно мгновение казалось, что
он утащит обрезок веревки и на время оставит людей в покое, но, по-видимому,
колоссальный донный моллюск оказался не столь туп, как надеялись люди.
     Бросив  веревку,  язык  хлестнул  вновь  --  горизонтально,  над  самой
поверхностью, вихрем пронесся  над ворочающимся в грязи Джобом и молниеносно
обернулся вокруг Хайме, на свою беду успевшим вскочить на ноги. Рывок -- и в
воздух  на мгновение  подняло не  только Хайме,  но и  Валентина, орущего  и
режущего веревку, связывающую его с обреченным. Зыбун заходил ходуном.
     Валентин   шлепнулся  в  грязь  плашмя,  выбив   собой  ошметки  гнилых
водорослей. Поднимаемый все выше  над болотом Хайме извивался, выл и кромсал
ножом  язык-щупальце.  Не  обращая никакого  внимания на эти  мелочи,  язык,
выпрямившись подобно обелиску, начал быстро втягиваться в трясину. Последний
отчаянный  вой,  громкий  чавкающий всплеск  --  и стало слышно,  как вокруг
кричат люди.
     Шесть человек бежали в  сторону  Эрвина  и  Кристи, а кто никак не  мог
встать на ноги, тот полз, спеша уйти от смерти хоть на карачках. Лейла снова
провалилась и движением, ставшим уже рефлекторным, выбросила в стороны руки,
опираясь  на  зыбкий ковер.  Связанный  с  нею веревкой  Ян Обермайер  орал,
буксовал на месте, рискуя провалиться сам, возможно, убежденный, что Господь
Вездесущий пребывает  своей  частицей и  в этой  кошмарной  твари, причем  в
наихудшей своей ипостаси.
     Лиловый  язык не высунулся вновь, не стал шарить вокруг себя  в поисках
другой  добычи.  Понемногу к  людям  возвращалось  самообладание.  Кубышечка
прекратила визжать и начала всхлипывать. Юст рычал, раздавал плюхи и наводил
порядок. Джоб, пытаясь связать себя с Валентином,  неумело сооружал  морской
узел. Беззвучно  шевеля губами, молился Ян Обермайер  по  прозвищу Скелет  и
гладил   гнилые   водоросли   костлявыми   ладонями.   Проповедники  Господа
Вездесущего обходились без четок и прочей религиозной атрибутики. Вытащенная
из  топи Лейла  осмелилась  подобраться  ползком и спасти вывалянный в грязи
шест  Хайме.  Пробитая  лиловым языком  дыра в водорослевом ковре  понемногу
затягивалась.  Ничто  более не  выдавало  присутствия затаившегося в  засаде
хищника -- на какое-то время сытого.

Глава 5. ВОСЕМЬ

     -- Что у него там? -- содрогаясь, спросила Кристи, когда место трагедии
потерялось в мороси далеко позади.
     -- У кого и где?
     --  У  язычника... там,  внизу. Пасть?  --  Ее передернуло. --  Или  он
высасывает человека, как паук муху?
     -- Ты действительно хочешь это знать? -- поинтересовался Эрвин.
     -- Нет... Ты прав. Идем.
     -- Мы и так идем. А я бы хотел знать, что у него там. Но я не знаю.
     Они по-прежнему  двигались  двумя  параллельными связками  -- короткой,
слева, и длинной, справа,  но  уже  не  такой  длинной, как вначале.  Как  и
прежде, Юст держался четвертым.
     К  полудню дождь пошел сильнее. Болото  раскисало, рябые лужи не желали
впитываться   в   водорослевый   ковер.   Эрвину    все   чаще   приходилось
останавливаться, подтаскивать  к себе ящик и избавляться  от накопившейся  в
нем  дождевой  воды.   Крышку  с  ящика  он  снял,   пресную   воду  объявил
драгоценностью, пил сам и заставлял пить Кристи, несмотря  на  ее уверения в
том, что ее ничуть  не мучит жажда. Опустошив  ящик  и завалив его набок, он
взбирался  на него,  высматривая  более надежный  путь.  Иногда  он  надолго
задумывался, пытаясь  сориентироваться  по  сторонам  света,  и,  случалось,
командовал  взять  общее  направление  чуть  правее  или  левее,  но  особой
уверенности в  его голосе не  было. Шестеро  справа  продолжали  держаться в
одной-двух сотнях шагов и чутко реагировали на изменение курса. По-видимому,
Юст не доверял своим способностям ориентироваться.
     -- Что это? -- спросила Кристи.
     Их  путь  пересекала  широкая грязевая  полоса --  но не  полынья,  как
определил  Эрвин,  осторожно  приблизившись  и  попробовав  полосу   шестом.
Водорослевый ковер  имелся  и  в  полосе  --  но  растрепанный,  вдавленный,
перемешанный  с бурой грязью.  Кое-где побулькивали  пузырьки выходящего  из
глубины  болотного газа. Казалось, громадная змея толщиной с вагон протащила
здесь