еру Соленому. Вот оно чертит  линию  по  самому
озеру. Странно чувствовать, что над тобой где-то плещется вода...
   Земер миновал горизонты в триста метров,  в  четыреста.  Датчики  стали
показывать присутствие воды. Но это еще не была  вода,  скорее  водоносный
слой. Миновали отметку шестьсот метров, потом семьсот.
   - Сейчас... - сказал Дарин.
   Земер качнуло. Число оборотов фрез пошло резко вверх.  Дарин  остановил
фрезы.
   - Идем в воде, - сказал он.
   Чувство невесомости - как будто опускались на парашюте -  на  мгновение
охватило всех, заставив схватиться за поручни кресел.  Но  тут  же  толчок
прекратил состояние невесомости. Земер всей тяжестью сел на грунт.
   Дарин перевел рычаг внизу пульта. По бокам рубки в металлических стенах
чудовищной толщины открылись  иллюминаторы  -  абсолютно  черные  глаза  в
неведомое. Дарин включил прожекторы. Черная мгла сменилась  густо-зеленой,
как бутылочное стекло, - земер стоял  в  воде.  Дарин  прибавил  света.  К
зелени стекла  прибавилось  золотое  сияние  берега,  круто  уходившего  в
вышину. Золотистый свет отражался и  сверху.  Земер  стоял  в  туннеле,  в
трубе, заполненной водой.
   - Любопытно... - сказал Виктор Черкезов.
   - Попробуем двинуться вперед, -  предложил  Петр  Петрович,  дал  малые
обороты червячному валу.
   Земер шел по туннелю. Перо самописца тоже пришло в движение.  Линия  на
контурной карте пересекла Соленое озеро с  юга  на  север,  вышла  на  его
берег. Датчики наружной среды показывали чистую воду, без примесей.
   - Дистиллированная вода, - комментировал Глеб.
   Виктор Черкезов сделал глотательное движение.
   - Поднести стаканчик, Витя?.. - заметил Глеб.
   Виктору, точно, хотелось пить, на реплику товарища он буркнул:
   - Два с сиропом. Похолодней.
   Дарин,  улыбаясь,  медленно  вел  снаряд  по  туннелю.  Поднял  башенку
перископа, чтобы видеть путь впереди. Впереди была та же труба - туннель.
   - Так и должно быть, - заговорил Петр Петрович. - В  течение  миллионов
лет вода, просачиваясь в  песке,  вымывала  себе  ходы.  Профессор  Берген
говорит, что подземное море отличается от обычного: воды  промыли  пещеры,
туннели, сделали грунт похожим на губку.  Не  исключены  отдельные  мешки,
наполненные водой. Да вот, кажется, и мешок...
   Перископ показывал впереди черную  пустоту,  в  которой  терялись  лучи
прожекторов.
   - Стоп! - Дарин остановил снаряд.
   Краем глаза Анатолий заметил, что  самописец  на  карте  остановился  у
границы зыбучих песков.
   Капсулы одна за другой,  как  рыбы,  скользнули  из  открытой  шлюзовой
камеры.
   - Держаться всем вместе! - приказал Дарин. - Без  моей  команды  ни  на
шаг!
   Так они и поплыли, четыре огонька в зеленой толще воды. Позади остались
прожекторы земера - маяки.  Впереди  была  непроглядная  темень,  которой,
казалось, не  будет  конца.  Отплыв  от  земера  метров  четыреста,  Дарин
приказал повернуть назад. Туннель выходил в  подземную  полость  -  мешок,
налитый водой. В обе стороны от туннеля шла стена  из  желтого  песчаника,
вниз она  уходила  на  неопределенную  глубину.  Вверху  стена  загибалась
сводом.  Эхо-локатор  из  командирской  капсулы  подтвердил,  что   пловцы
находятся в подземной пещере, похожей на грушу, поставленную  вверх  узким
концом.
   - Бутылка с водой! -  пояснил  Глеб,  имевший  привычку  комментировать
очевидные истины.
   - Что вы сказали? - переспросил Дарин.
   - Я говорю - мы в бутылке... - повторил Глеб.
   - Да, - согласился Дарин. - Виктор, что дали пробы воды?
   - То же самое, что и в туннеле, - вода без примесей.
   - Анатолий, возьмите пробы из стен вправо от туннеля и влево.  Я  поищу
из пещеры выход.
   Выход эхо-локатор показал в противоположной от  земера  стороне.  Объем
пещеры был около кубического километра. Выявился еще один туннель - вправо
от земера.
   - Очевидно, туннели ведут в другие пещеры, - предположил Петр Петрович.
- Как магнитное поле, Ильин?
   - Магнитное поле сильнее, чем на  поверхности!  -  возбужденно  ответил
Глеб.  -  Я  наблюдал  тенденцию  повышения  во  время  спуска.  Под  нами
кобальтовые или железные руды!
   -  Неудивительно,  -  вмешался  в  разговор  Анатолий,  -  в  песчанике
вкрапления магнетита.
   - Я же говорил, - сказал Глеб, - под нами кобальт или железо.
   - А вода?
   - Вода химически чистая, Петр Петрович, - заверил Виктор.
   - Температура?
   - Двадцать градусов.
   - Обследуем ближайший туннель, - предложил Петр Петрович. - За мной!
   Второй туннель оказался в трехстах метрах от первого.  В  слабом  свете
плывущих торпед он открылся, как зев в загадочную страну. Один  за  другим
исследователи втянулись в темное жерло.
   Туннель был таким же,  как  тот,  где  стоял  земер,  -  с  желтоватыми
стенами, вымытыми водой в песчанике.
   - Брать пробу? - спросил Анатолий.
   Дарин не успел ответить: два  глухих  взрыва  колыхнули  стены  и  воду
вокруг исследователей.


   Они знали, что к земеру надо свернуть влево от выхода из пещеры.  Яркие
звезды прожекторов - последнее, что они видели перед тем, как втянуться  в
раскрытый зев.
   - Свет погас! - крикнул Ильин.
   - Петр Петрович, что-то случилось с земером... - отозвался Черкезов.
   - Спокойнее! - ответил Дарин. - Не  упускайте  друг  друга,  двигайтесь
вдоль стены. Шатров! У вас более сильные лампы, прибавьте свет!
   Петр Петрович говорил спокойно - даже слишком спокойно, и это  выдавало
его внутреннюю тревогу. Было ясно, что с земером случилась беда.  И  никто
так реально не понимал  беды,  как  сам  Дарин.  Взрыв  мог  произойти  от
контакта аккумуляторных батарей с водой. Каким-то образом вода проникла  в
снаряд. Но как? Земер тысячу раз был испытан на давление земных  толщ,  на
температуру до двух тысяч градусов. И вода земеру не страшна. Значит, дело
в открытых шлюзовых камерах.  Вода  нашла  трещину  или  неплотный  паз  и
заполнила земер. Система электропитания внутри земера выведена из строя. В
ядерные  реакторы  вода  не  проникнет,  они  полностью  изолированы.   Но
запустить реакторы будет нельзя: затопленный земер мертв...
   И только когда пришло это слово,  Дарин  понял  трагизм  их  положения.
Воздуха в капсулах на пять часов. Прошло больше половины этого срока, пока
исследователи занимались работой. Что будет через два часа с ними?..
   Земер стоял темный, точно притаившийся или заснувший.  Но  это  не  был
сон. Это была смерть. Она глядела стеклянными провалами иллюминаторов.  За
ними была вода. В шлюзовую камеру можно было проникнуть,  но  продуть  ее,
войти внутрь снаряда было нельзя - электросеть обесточена.
   - Петр Петрович... - позвал Черкезов.
   - Никаких вопросов, ребята, - ответил Дарин. -  Положение  и  опасность
всем понятны.
   - Что будем делать?
   - Думать.
   Выбраться из-под  километровой  толщи  грунта  по  следу,  проложенному
снарядом, рассчитывать было нечего: след заплавлен породой, переработанной
земером. Пробить толщу каким-либо другим  способом  тоже  было  немыслимо.
Плыть по туннелям в надежде как-то выбраться через них - ничего  не  даст:
сеть туннелей и емкостей может быть на тысячу километров...
   - Путь один - вверх, - сказал Анатолий. - Может быть, под куполом  есть
воздух.
   - Вверх! - согласился Дарин.
   Они поплыли вверх. Фонари  торпед  тускло  освещали  стену,  казавшуюся
бесконечной. Только эхо-локаторы говорили, что где-то выше горло "бутылки"
сужается. "Будет ли там хоть  капля  воздуха?"  -  спрашивал  себя  Дарин.
Ребята молчали. Они молчали потому, что молчал он. И надеялись на  то,  на
что надеялся он.
   Воздуха под куполом не оказалось. Крыша сомкнулась  сразу  -  казалось,
она плавает на воде.


   - Все, Петр Петрович? - тихо спросил Черкезов. Спроси он громче, он  не
выдал бы своего состояния, но в тихом вопросе  Виктора  звучал  страх.  И,
наверно, поэтому Глеб крикнул:
   - Как же так?..
   - Тише!.. - ответил Дарин.
   Они плыли под потолком. Хоть бы где-нибудь была  трещина!..  Неужели  -
черт возьми! - Анатолий ожесточался: неужели тупик? Он  не  хотел  сказать
слово "смерть". Ему казалось, что, если он мысленно произнесет это  слово,
он будет кричать, как Ильин: "Как же так?.."
   - Петр Петрович - ловушка?.. - Глеб сдавал с каждой минутой.
   - Будьте мужественны, - ответил Дарин.
   Глеб замолк. Слышно было его прерывистое дыхание.
   "Неужели нет выхода?" - твердил Анатолий. Он ни  на  мгновение  не  мог
подумать, чтобы Петр Петрович погиб, что погибнет  он  сам,  Анатолий.  На
минуту перед ним встало лицо Ольги: "Мучаюсь с Димкой..."
   - Петр Петрович, - спросил он, - какие показатели глубины?
   - Над нами семьдесят метров породы.
   Семьдесят метров! Анатолий вспомнил Урбанцева, его  слова  о  том,  что
капсула с фрезами может врезаться в грунт на сто,  даже  на  сто  двадцать
метров. Капсула может пробить  крышу  над  ними!..  Надежда,  как  молния,
вспыхнула в уме Анатолия. И тут же  погасла:  чтобы  сделать  эту  работу,
нужно время. Нужен воздух!
   Анатолий взглянул на электронный манометр - стрелка была почти на нуле.
Хоть бы шанс  на  спасение!..  Сколько  еще  можно  протянуть,  полчаса?..
Анатолий старался не поддаваться панике, хотя чувствовал, как на  спине  у
него между лопатками проступает холодный пот.
   Тяжело дышал в капсуле Черкезов. Дарину тоже дышать было нелегко, но он
сдерживался. Все  четверо  молчали,  экономя  каждый  глоток  драгоценного
воздуха. А наверху,  над  песчаной  крышей,  -  воздушный  расплеснувшийся
океан. Анатолий на секунду закрыл глаза, представил глубину  синего  неба.
Какими ослепительно привлекательными были горячий  ветер,  холмы!..  Снова
открыл глаза - не поддаваться страху! А что  делать?..  Стрелка  манометра
коснулась нуля. Конец?.. Руки Анатолия  инстинктивно  сжались  на  рычагах
запуска капсулы - рвануться в толщу крыши, кромсать ее фрезами!
   Семьдесят метров... Опять взгляд Анатолия упал  на  стрелку  манометра.
Вспомнилась другая стрелка - самописца, остановившаяся на границе  зыбучих
песков.
   - Петр Петрович! - почти крикнул  Анатолий.  -  Насколько  мы  ушли  от
"Вулкана"? По горизонтали?
   - На двести метров, - ответил Дарин.
   Вздохнул, почти всхлипнул в капсуле Глеб Ильин.
   - А что? - спросил Дарин, только бы не слышать, как ребята задыхаются в
капсулах. - Ты хочешь...
   Анатолий не слышал его. Видел пустыню, верблюдов, погружавшихся в песок
на глазах людей. Видел столб синей воды.
   - Светите мне все! - крикнул он. - В купол!
   Всплыл к потолку, врезался фрезами в  камень.  Веером  брызнул  щебень,
пошел в глубину. Анатолий нажал на рычаги - глыба песчаника отвалилась  от
потолка. Вода замутилась.
   - Светите!
   С бешеным визгом работали фрезы.
   Анатолий не слышал, как задыхались люди. Он  тоже  раскрывал  рот,  как
рыба, глотая тяжелый мертвый воздух. Только бы успеть, думал  он,  пробить
крышу! Если над ними зыбучий песок, то где-то есть выход к  поверхности  -
есть каверна!
   - Петр Петрович! - крикнул он.
   - Здесь я... - ответил Дарин.
   Он понимал Анатолия: погибать - так в борьбе. У него был  готов  приказ
Анатолию дробить породу. Секунда - Петр Петрович отдал бы приказ, если  бы
не безнадежность: над головой семьдесят  метров  толщи.  Дать  приказ  для
успокоения не поворачивался язык: себя Дарин мог обмануть,  ребят  -  нет.
Шатров сам догадался, что делать. Петр Петрович благодарен  был  Анатолию.
Юность умеет дерзать. И надеяться. Дарин прислушивался к визгу  работавших
фрез. Полная мощь, отметил он. Времени бы. Хоть каплю времени!..
   Анатолий думал о Дарине, об Ольге. Но главное - успеть. Во что бы то ни
стало успеть! Раскрошить купол, найти выход. Уже не глыбы - песок  сыпался
вниз. Еще, ну еще, твердил Анатолий. Сдерживал дыхание,  почти  не  дышал,
выигрывая секунды. Когда сдерживать горький воздух не стало сил, крикнул:
   - Петр Петрович!
   - Слышу, - ответил Дарин.
   - Ильин! Черкезов!
   - Я! Я!.. - отозвались ребята, точно на перекличке.
   - Держитесь!
   Песок сыпался желтый, как неочищенный сахар. Перед глазами плыли синие,
фиолетовые круги. Мертвой хваткой Анатолий сжимал рычаги управления. Фрезы
шуршали, обрушивая песок. Какое счастье, что песок сыплется вниз, в  воду,
иначе фрезы давно бы застопорило.
   - Ребята!
   Никто не отозвался.
   - Черкезов! Ильин!
   - Здесь... - хрипло ответил Дарин.
   - Только бы!.. - мечтал Анатолий. Может быть, от одной  минуты  зависит
жизнь. Жизни!
   В висках стучало, глаза ничего не видели. Анатолий не выпускал рычагов,
слился с ними - превратился в металл.
   Так он сжимал их, пока сквозь красный туман в глазах не блеснуло  синее
небо.


   - Толька мой, Толька, я же знала, что ты у меня такой!
   Ольга склонилась над Анатолием, вытирала на его лбу капельки пота.
   - Лежи, - говорила она. - Тебе нельзя говорить. Да ты и не  сможешь.  Я
сама обо всем расскажу тебе.
   Анатолий хотел пошевелить рукой, но даже не мог улыбнуться от слабости.
   - Ну вот, видишь? - сказала Ольга. - Хорошо, что ты хоть можешь слышать
меня.
   Анатолий глядел на нее. В глазах его был вопрос. Ольга поняла, о чем он
хочет спросить.
   - Жив Петр Петрович, - сказала она. - И Черкезов и Ильин живы.
   Слова Ольги доходили издалека.  Желтый  песок  сыпался,  сыпался  перед
Анатолием - не было ему конца. "Живы..." - повторяла Ольга, и это  наконец
коснулось сознания.  Желтизна  стала  солнечной,  чистой.  Анатолий  узнал
стену, на стене оконный квадрат. За окном солнце, понял он,  -  солнце!  И
голос Ольги здесь, рядом.
   - Все, все, все хорошо, -  говорила  она.  -  Тебя  вместе  с  капсулой
выбросил столб воды, ударивший среди зыбучих  песков.  Выбросило  ребят  и
Петра Петровича. И всех троих спас Петр  Петрович  -  открыл  капсулы.  Вы
молоды, вам не хватило двух глотков воздуха.
   И это Анатолий понял. Неясным было - откуда здесь Ольга?  Она  осталась
на Кавказе!..
   Он заставил себя повернуть голову и увидел  ее.  Ольга  глядела  ему  в
глаза.
   - А теперь я с тобой, - говорила она. - Мы же с тобой - видишь?



   Михаил Грешнов.
   Цветы Альбароссы

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Волшебный колодец".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 7 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Чудеса начались сразу, как только ракета опустилась  на  луг.  Григорий
приземлил ее на воздушной подушке: уже сотню лет  инструкция  требует  при
достаточной плотности атмосферы пользоваться компрессорами. Но при  любом,
даже сверхосторожном спуске  воздушный  столб  срывает  верхний  почвенный
слой, корабль садится в облаке  пыли.  Здесь  ракета  села,  не  подняв  с
поверхности ни пылинки. Под каждой из  ферролитовых  лап  шасси  клонились
живые цветы.
   Борис и Григорий смотрели на них сквозь стекла иллюминаторов.
   - Давление воздушной струи  -  четыре  тонны  на  сантиметр,  -  сказал
Григорий. - Можно было бы раздавить слона...
   Цветы оставались целыми, нежными, с полупрозрачными лепестками.
   Датчики показывали наличие кислорода, двадцать  два  градуса  тепла  по
Цельсию и отсутствие в воздухе биогенных носителей.
   - Прямо-таки не терпится потрогать цветы руками!  -  ответил  Борис.  -
Выйдем!..
   - Подожди, - Григорий включил приемник.
   - Зачем? - Борис поднял недоумевающий взгляд. - За восемь часов  облета
хоть бы кто-нибудь охнул на наши вызовы...
   - А что мы теряем? - сказал Григорий,  глядя,  как  наливается  зеленью
индикатор. Борис недовольно сопел  у  него  над  ухом,  ему  не  терпелось
ступить на почву планеты - вечно жгучее желание открывателей.
   Верньер медленно, не считаясь ни с чьим  желанием,  двигался  по  шкале
УКВ. В диапазоне четырех метров он наткнулся на звон.
   - Слышишь? - спросил Григорий, останавливая  планку  и  оборачиваясь  к
Борису.
   - Что-то новое!.. - воскликнул Борис.
   - Новое, - согласился Григорий.
   - Поет планета?..
   Из решетчатого кружка динамика  лился  непрерывный,  настойчивый  звон.
Казалось,  что  звенит  рой  возбужденных  ос.  Или   миллион   серебряных
колокольцев...


   Планета была открыта лет тридцать тому назад - в  пересчете  на  земные
обыкновенные годы.  Световые  ракеты  смяли  обычное  время,  сделали  его
частным временем каждого корабля. Они  же  показали  полную  непригодность
гигантских космических лайнеров, которыми увлеклось человечество в  начале
двадцать первого века. В  Пространстве  лучшими  показали  себя  небольшие
ракеты, с экипажем  в  два-три  человека.  Когда  снаряжалась  комплексная
экспедиция, объединялось до двадцати кораблей. Впереди ставились заслонные
керамитовые ракеты, которые рассекали облака  пыли,  прокладывали  туннель
последующим, идущим за ними в нитку.
   Даже в двадцать  втором  столетии  человечество  еще  приглядывалось  к
Пространству. Полеты были трудными, как плавание на каравеллах,  уходивших
когда-то путями Колумба и Магеллана. Космос не давал человеку  ни  уютного
света  кают-компаний,  ни  широких  экранов.  Каждый  полет  требовал   от
космонавтов работы, выносливости, невероятной смелости и физической силы.
   Седьмая комплексная экспедиция была направлена к Ригелю Ориона  в  2111
году. У  небольшой  белой  звезды,  в  четырнадцати  парсеках  от  Солнца,
экспедиция открыла голубую  планету  с  удивительно  постоянным  фоном:  в
атмосфере не  было  облаков,  поверхность  планеты  казалась  ровной,  как
бильярдный шар. Об открытии сообщили на Землю, попросили  назвать  планету
Зарей. Понравился цвет: планета, наверно, была  покрыта  водой  или  синим
туманом. Оказалось, что Заря есть уже в  Кассиопее,  а  вторая  Заря  -  в
Павлине. В  Космографическом  Центре  попробовали  перевести  название  на
латинский, на близкие к  нему  языки  и  в  древнем  провансальском  нашли
замену: Альба  -  рассвет.  Но  и  здесь  открывателям  не  повезло:  Альб
оказалось шесть... Выход все же нашли: планете дали название Альбаросса.
   Это Седьмую звездную удовлетворило. Но  исследовать  планету  тогда  не
удалось - слишком далеким был путь до Ригеля. Исследование  было  поручено
Девятой комплексной, тоже посланной  к  Ориону.  Флотилия  замедлила  ход,
кроме ракеты Григория Ломма: ему на исследование было дано сорок часов.  А
потом предстояло догонять экспедицию в течение двух недель. Так  навигатор
Ломм и механик Борис Рожков оказались на Альбароссе.
   Планета действительно была синей, как весеннее небо. Но не океан  и  не
дымка придавали ей  синеву:  от  экватора  до  полюсов  планета  оказалась
покрытой цветами.
   - До безумия хочется подержать их в руках... - говорил  Борис,  налегая
на рычаг гидросистемы, открывавшей выходной люк.
   - Сейчас, сейчас... - сдерживал Григорий нетерпение друга.
   Подъемник   опустил   их   на   цветочный   ковер.   Кабина   открылась
автоматически. Борис и Григорий  вышли,  не  закрывая,  однако,  за  собой
дверь.
   Ни один, ни другой не знали, что ожидает их.


   Борис тотчас опустился на корточки. Цветы  были  обыкновенные  -  синие
колокольчики. Нет, не обыкновенные: их нельзя было  сорвать  -  невозможно
переломить стебель.
   - Проволокой прикручены?..
   Борис рассматривал красную полоску на пальцах. Как обычно,  он  потянул
стебель к себе, цветок наклонился, Борис  ощутил  на  руке  влажность  его
лепестков. Но сорвать  цветок  не  удалось:  стебель,  как  струна,  резал
пальцы. Сейчас Борис дул на медленно бледнеющую полоску.
   - Попробуй! - кивнул он Григорию.
   Тот ничего не ответил, думал, что Борис дурачится:  светлый  прозрачный
воздух,  пьянящий  большим  количеством  кислорода,  солнце,  синяя  даль,
похожая на  спокойное  море,  рождали  мальчишеское  желание  пуститься  с
Борисом вперегонки, плюхнуться в колокольчики и, задрав рубаху, подставить
спину теплому солнцу.
   Борис повторил:
   - Попробуй!..
   Выбрав цветок  покрупнее,  Гр