благостным,  непреходящим,
    умиротворенным.  Ну, тоже, конечно, и живописная сторона. Взгляните, как
    закомпанованы  здесь темно-зеленый, почти медный цвет хламиды вот с этой
    красной накидкой и золотым фоном.

    На темной поверхности пластинки не было видно решительно ничего.

    Тутот снова заходил.

    -  Вообще,  признаюсь  не  без  гордости,  что  среди  специалистов меня
    считают не последним в этой области.

    Лех  взялся  руками  за голову. На миг ему показалось, что пол и потолок
    поменялись  местами,  и сотрудник Надзора ходит наверху, как муха. И без
    того  было  уже  слишком  много  всякого.  Он отпихнул собаку, как был в
    брюках  и  одном  ботинке,  упал  на постель. Поставил звоночек часов на
    четыре тридцать и закрыл глаза.

    Небо  за  окном  было  уже зеленовато-перламутровым, когда он проснулся.
    Сотрудник  Надзора  лежал  на спине, раскинув руки, громко похрапывая. В
    утреннем  свете  его  усталое  лицо  с  резкими  чертами  выглядело куда
    старше,  чем  ночью. Деревянную иконку он так и оставил возле потушенной
    свечи.

    Лех  вымылся  и  оделся.  Собака  ни  на  секунду  не  спускала  с  него
    пристального   спрашивающего  взгляда.  Лех  взял  иконку,  посмотрел  и
    положил  на прежнее место. Решительно ничего нельзя было на ней увидеть,
    лишь неровность темной поверхности намекала на какое-то изображение.

    Вышел  в  коридор,  и  собака  вышла,  протиснувшись в дверь, которую он
    начал  было закрывать. Лех почесал в затылке, вернулся в номер (она тоже
    вернулась)  и  попытался выскочить проворно. Но едва он приоткрыл дверь,
    собачья голова оказалась в щели, оттесняя его самого.

    Надо было что-то решать. Он потряс мужчину с бакенбардами за плечо.

    - Эй, послушайте!..

    Сотрудник Надзора перестал храпеть. Лех потряс сильнее.

    - Послушайте, ваша собака...

    Тутот  сел,  не  открывая глаз, точным движеньем без примерки взял икону
    со  стола,  уложил свое сокровище в футлярчик, так же, не промахнувшись,
    сунул  футляр  в  карман  комбинезона.  Все  у него получалось, будто не
    первый  раз  здесь  ночует  и  раскладывает  имущество,  а  тысячный. Он
    пробормотал что-то во сне, накрыл голову углом сбившейся простыни.

    Собака  стояла  рядом с Лехом, рослая, широкогрудая. Половина морды была
    у нее черной, половина белой.

    - Тебе чего надо?

    Собака вильнула хвостом. Длинные шерстины свешивались с него, как парус.

    - Черт с тобой. Хочешь идти, пошли.

    Ниоль  в своем номере примеряла перед зеркалом соломенную шляпку. Увидев
    собаку,  она  расширила  глаза. Лех рассказал о событиях ночи, и девушка
    кивнула.

    -  Точно.  Забыла  вас  вчера  предупредить,  чтобы вы уже не опасались.
    Грогор  эту  механику  знает,  поэтому  привел  человека  к  вам.  - Она
    нагнулась к собаке. - Как ее звать?

    - Дина... Джина.

    - Поди ко мне, Джина.

    Собака  посмотрела на Леха, как бы спрашивая разрешения, перевела взгляд
    на Ниоль и вильнула хвостом.

    Снаружи  было  прохладно,  даже холодно, когда они ступили на каменистую
    тропинку,  ведущую  через  сад  смотрителя.  Грогора не было видно, да и
    вообще казалось, что весь отель опустел.

    Что-то  изменилось  на  участке  с  вечера.  Лех  не мог сообразить, что
    именно.  Они  миновали  пшерузное  поле,  Лех увидел поверженную трубу и
    понял,  чего  нехватало.  Грогор разрушил свое энергетическое хозяйство,
    перерубив  тяжи,  удерживавшие  трубу.  Система  тросов лежала спутанным
    клубком, и топор валялся тут же.

    Зелень  осталась  позади,  с вершины холма перед ними открылся внеземной
    пейзаж.  Безжизненные  асфальтовые  такыры,  песчаные  кратеры, бетонные
    каньоны  -  все  было  залито багровым мрачным светом восхода. Ржавеющие
    строительные  краны  высились  там  и здесь неподвижным черным силуэтом,
    как  деревья  чужой  планеты.  С  ближайшего  снялась  птица, вяло махая
    крыльями, полетела к востоку, туда, где еще сохранились леса и степь.

    Но  солнце  быстро  всходило.  Через  минуту после того как открылся его
    сияющий  шар, небо стало голубеть, пустыня на глазах теряла угрюмый вид,
    окрашиваясь  в  желтые  и  бурые оттенки на освещенных местах, синие - в
    тени. Сразу сделалось заметно теплее.

    -  Может, нам воды все-таки запасти, - сказал Лех. - Только вот взять во
    что?

    Но Ниоль была против.

    -  Неохота  задерживаться.  По-моему,  тут  должны быть колодцы, то есть
    выходы  водопроводных  труб.  Скорее всего, те дикие племена и кочуют от
    одного источника к другому.

    Они бодро зашагали. Тропинка поворачивала влево. Лех остановился.

    -  Лучше  нам  по  дорожкам.  Если  просто  так,  еще  заплутаемся. Даже
    носороги в заповеднике, я читал, ходят по тропинкам.

    -  Не  стоит. Напрямик быстрее доберемся. Мне, кстати, вечером надо быть
    на работе.

    Полдень  застал  их  среди  необозримых  завалов щебенки, обессиленными.
    Лех,  Ниоль  и  Джина  оставили за собой километров двадцать. Дважды они
    попадали  на отрезки засыпанной песком, затянутой глиной дороги, - то ли
    предполагавшейся  автострады,  то  ли улицы - последний отрезок подвинул
    их разом километров на восемь.

    Однообразие   окружающего   лишь  изредка  прерывалось  трупом  могучего
    бульдозера  -  полузасыпанного, погибшего как раз в тот момент, когда он
    взялся  толкать  перед  собой кучу битого камня, - бесформенной бетонной
    глыбой,  безжизненным  окостеневшим  телом  маленького компрессора. Было
    очень  жарко,  контуры  предметов  подергивались,  омываемые  струящимся
    вверх горячим воздухом.

    - Не могу больше, - хрипло сказала Ниоль. - Давайте отдохнем.

    Она присела на кожух компрессора и тотчас вскочила.

    -  Дявольщина!  Как  сковородка.  Вы  уверены, что правильно выдерживаем
    направление?

    - Надеюсь. Все время на солнце.

    Девушка задумалась, потом подняла на Ле-ха тревожные глаза.

    -  Слушайте,  но  ведь  солнце  тоже  двигается.  Оно  на востоке только
    восходит,  а  к  двенадцати  должно  быть  на  юге. Как это нам раньше в
    голову не пришло?

    Лех ошеломленно глянул вверх и по сторонам.

    -  Да,  пожалуй.  Выходит,  что  мы  все время поворачиваем. Идем дугой.
    Поэтому и городка не видно.

    -  Конечно.  А  если  так  и следовать за солнцем, к ночи вернулись бы в
    отель. Значит, теперь нам идти надо так, чтобы солнце было на правом плече.

    Лех,  расстроенный,  кивнул.  Сгустившаяся  кровь громко билась у него в
    висках, он боялся, что потеряет сознание.

    -  Еще  как-то по азимуту определяют направление. По-моему, азимут - это
    угол между чем-то и чем-то.

    Ниоль усмехнулась.

    -  Я  тоже  всегда  так думала... Вы не сердитесь, что мы не взяли воды?
    Это из-за меня.

    - Нет, что вы!

    -  И  если  мы  тут пропадем, все равно не будете сердиться? Похоже, что
    тут можно пропасть.

    - Конечно, не буду.

    Собака,  коротко  и часто дышавшая, села рядом с Лехом. В шерстяной шубе
    ей  было  тяжелее всех. Влажный язык она вывалила чуть ли не на полметра
    сквозь  белые  зубы  -  Лех  никогда не думал, что у собак такой длинный
    язык.  Едва  только он заговаривал, собака принималась неотрывно глядеть
    ему  в глаза. Как будто ей всего чуть-чуть недоставало, чтобы преодолеть
    рубеж, после которого человеческая речь станет для нее совсем понятной.

    Сверху  послышался  отдаленный  гул. Голубой самолетик, почти невидный в
    чаше  неба,  уходил  к  югу.  Нелепым  казалось, что пассажиры сидят там
    благополучные,   в   комфорте,   совсем   и   не  подозревая,  что  двое
    затерявшихся в пустыне провожают их завистливым взглядом.

    Ниоль вздохнула и посмотрела на собаку.

    -  Идея!  Знаете  что, пусть она ищет. Может быть, учует воду. Ищи! А ну
    ищи, Джина!

    Собака заметалась, поскуливая.

    - Ищи воду!

    Собака  замерла,  потом галопом бросилась прочь. Парусный хвост мелькнул
    несколько  раз,  уменьшаясь,  и исчез за холмами. Прошла минута, другая.
    Жара  становилась  окончательно  невыносимой.  Вдали раздался лай, начал
    приближаться.

    Собака  вымахнула  на пригорок, остановилась. Лех и Ниоль заторопились к
    ней.  Она спустилась в небольшую долинку. Здесь, на песчаной проплешине,
    был вмят отчетливый, недавний отпечаток сапога.

    Человеческий след!

    Они  пошли  за  собакой  вдоль  долины.  Путь преградила огромная заваль
    пустых  консервных  банок.  Было  страшной мукой идти по ним: при каждом
    шаге  нога  проваливалась,  банки  с грохотом выскакивали из-под ступни,
    ржавчина  столбом  поднималась,  повисала  в  неподвижном воздухе. Лех и
    Ниоль  несколько  раз  сваливались  поодиночке,  потом  взялись за руки.
    Собака прыгала впереди, опустив нос, принюхиваясь.

    Банки  кончились,  началась  заваль пластмассовых пакетов из-под молока.
    Упругие,  они  тоже  выскакивали  из-под  ног, но здесь хоть падать было
    мягче.  Теперь  Лех  и  девушка  двигались  в теснине среди неоконченных
    строений, пробирались как бы по улице, затопленной пакетами.

    Силы быстро покидали обоих, они остановились отдышаться.

    - Эй!

    Ниоль и Лех обернулись.

    На кигоновой стене стоял человек в ярко-зеленом комбинезоне.

    Через  полчаса,  напоенные,  накормленные,  они  блаженно  возлежали  на
    брезентовом  ковре  в  палатке  начальника  экспедиции.  То была группа,
    разыскивающая  подземную  магнитную  дорогу. Узнав о том, что туда можно
    проникнуть   рядом  с  отелем,  зеленый  начальник  отдал  своим  приказ
    свертывать  лагерь, а сам, обрадованный, словоохотливый, подливал гостям
    в стакан сельтерскую из морозильника.

    -  Пейте,  пейте. Угостить путника - закон пустыни. Для нас счастье, что
    вы  встретились. Четвертую неделю разыскиваем дорогу - правительственное
    задание.  В  каких-то  блоках  памяти есть, конечно, полная информация о
    ней,  но попробуй найди блоки. Вообще, так дальше продолжаться не может.
    Сложнейшая   технология   требует   именно   централизованного,  единого
    руководства.  У  нас  же один в лес, другой по дрова, а третий знает, да
    не скажет, потому что ему невыгодно.

    - Как вы ищете дорогу?

    -  Обыкновенно.  Бурим.  Думаете,  легко  найти?  Во-первых,  она  очень
    глубоко.   А   потом  тут  ведь  вся  почва  нашпигована-трубы,  кабели,
    всевозможные  склады,  резервуары.  Сам  черт  ногу  сломит.  Приборы не
    берут,   путаются.   Буры   все  время  приходится  менять,  потому  что
    натыкаемся  на  металл... Пустыня сама, кстати, мало изучена. Карт нету.
    Собирались  делать  топографическую съемку, но пока дальше разговоров не
    пошло.  Из  Географического  общества  один  путешественник  взялся было
    исследовать  Великую  Баночную  Заваль, которая рядом начинается. Обошел
    ее  кругом  за несколько дней, а внутрь потыкался-потыкался и отстал. По
    этим   банкам   никакой  транспорт  не  идет.  Он  просил  верблюдов  из
    зоологического  сада, не дали... Я, например, знаю, что на северо-западе
    есть  озеро  машинного  масла и поблизости перфокартные горы. Облетел их
    на вертолете, но сверху-то не определишь глубину структур, особенности.

    - Но здесь есть племена. Разве не могут помочь?

    -  Дикие  - что с них проку? Оседлое племя, канон, тут недалеко, кстати.
    Хорошо, что вы на них не наткнулись.

    - Почему?

    -  Берут  в  плен,  и  не  вырвешься.  Такая у них религия. Считают, что
    наступает  конец  света, и в последний час цивилизации все должны только
    наслаждаться.   Там  командует  женщина-гипнотизер.  Кто  к  ним  попал,
    стараются усыпить, наркотиками накачивают.

    -  А  чем же они тут питаются? - спросил Лех. - Я думал, что живут возле
    отеля, отгуда пользуются пищей.

    - Ездят. Приручают машины и ездят.

    - Как - приручают?

    -  Переделывают на ручное управление. Электровагонетку поймали - она тут
    ходила    сама    по    себе,    автоматизированная,   по   узкоколейке.
    Переоборудовали... Вообще жутко у них. Пляшут, завывают.

    -  Бр-р-р!  -  Ниоль  передернула с деланным ужасом плечами. - А кочевые
    племена?

    -  На  них  никто  не  обижается.  Это  главным образом литературоведы и
    театральные  критики.  Тощие  все,  как проволоки. Бродят от источника к
    источнику.  Вождь  -  одичавший  магистр-искусствовед.  Почти  ничего не
    едят,  а  только  спорят. Я однажды заблудился, сутки провел в стойбище.
    Лег  усталый  и до утра глаз не мог сомкнуть, потому что над головой всю
    ночь  "трансцендентность",  "антисреда", "абсолютная истина", "сенсейт",
    "субъект-объект",  "алиенация", "серендипность" - обалдеешь. У них самое
    жестокое  наказание - лишить слова. Один нашел банку консервов, съел, не
    поделившись.   Приговорили  неделю  молчать,  завязали  рот,  отвязывали
    только,  чтобы  накормить.  И  представьте  себе,  умер, задушенный теми
    возражениями,  которые у него возникали, когда другие высказывались... У
    них  некоторые  возвращаются в цивилизацию, лекции читают, статьи пишут,
    а  потом  опять  в  племя... В целом они ничего. Иногда приходят в город
    наниматься  на  временную  работу..  Исполнительные,  честные. У меня на
    буровой  тоже  один  есть  сейчас. Только ему поручить ничего настоящего
    нельзя  -  стараться  будет,  но  не  справится...  А вообще-то людей не
    хватает ужасно.

    Это была больная тема у начальника, он нахмурился.

    -  Вот  смотрите,  выйдем сейчас на подземную дорогу, а как мы там будем
    разбираться  без  физика-электронщика?  Нам электронщик до зарезу нужен.
    Однако  попробуй,  найди  для  такого  дела,  когда они все разобраны по
    монополиям.  У  частных  фирм денег больше, и они могут предложить людям
    лучшие  условия,  чем  на  государственной  службе. Конечно, эта чертова
    технология  сбилась  и стала над нами, раз специалисты в частном секторе
    и работают по существу друг против друга...

    Он  прошелся  в  тесной  палатке,  задевая  локтями  и плечами всяческое
    оборудование.

    -  У  вас  электронщика  знакомого  нету?  Добровольца  -  на  нищенскую
    зарплату...  А  то  войдем в подземку, не будем знать, с какого конца за
    что браться...

    Буровая  вышка  была  снята,  лагерь  упаковался, и начальник экспедиции
    вывел гостей на проторенную тропинку.

    -  Видите  два  холма?  На  них  и  держите.  Сбиться  никак  нельзя.  А
    подниметесь,  городок  будет внизу. Тут всего километров десять: пять до
    холмов  и  столько же после. Я бы вас подкинул на лендровере, но по этой
    местности не проходит. Очень приятно было познакомиться.

    ...Розовая  улица,  Тенистая.  На  Тенистой  было  неожиданно оживленно.
    Десятка  полтора  молодых  людей в элегантных, неуловимо схожих костюмах
    негромко  переговаривались,  сбившись  в  кучки. Они проводили изучающим
    взглядом  Леха  с  Ниоль,  оборванных,  обожженных  солнцем.  Лех  и его
    спутница  еле  волокли ноги, но на Сиреневой всем троим пришлось чуть ли
    не  пробиваться  сквозь  толпу  шикарных  мобилей и людей. Только у дома
    номер   пятьдесят  было  посвободнее.  Грузный  мужчина  с  лицом  столь
    выхоленным  и  властным,  какого  Лех и не видел никогда, пытался что-то
    доказать владельцу старой шляпы и огромного рта.

    - Но у меня есть пропуск.

    - Ну и что?

    - Допуск мы вам тоже предъявили.

    - Не имеет значения. Тем более, когда у нас чрезвычайное положение...

    Кто-то тронул Леха за плечо.

    - Добрый день. Значит, Джина с вами?

    Рядом  стоял  Тутот.  Сотрудник  Надзора  извлек  из  кармана  ошейник и
    намордник,  с  ловкостью  фокусника  надел  их  на собаку и прицепил ее,
    зарычавшую, на поводок.

    -  Рад опять повидаться с вами! Неправда ли, хорошо потолковали ночью?..
    Как  добирались?  Я вертолетом. - Он взял Леха под руку. - Между прочим,
    внутри  ограды  садика  уже  юрисдикция фирмы. Сообщаю вам об этом чисто
    информативно.  Если бы я, скажем, увидел там человека, за которым гнался
    вчера,  мне  пришлось  бы  приступить к исполнению обязанностей. В то же
    время  на  улице  и  по  эту  сторону  ограды  такому человеку ничего не
    грозит. Перепалка возле калитки продолжалась.

    -  Но  почему  нам  не  оформили  запуск,  если, как вы утверждаете, это
    необходимо?

    - Мне-то какое дело?

    - Позовите вашего начальника!

    Мужчина  в  шляпе  вошел  в  дом  и  тотчас  вышел  с  лейтенантом. Тот,
    засовывая в карман брошюру насчет миллиардеров, сказал на ходу:

    -  Вообще  не  о чем разговаривать, поскольку у них нет выпуска. Гони их
    отсюда. Они нам всю маскировку нарушают.

    Тутот подал Леху визитную карточку.

    -   На   всякий   случай.   Никто  ведь  не  знает,  вдруг  когда-нибудь
    заинтересуетесь  иконами...  Да и в принципе хорошо, когда в городе есть
    еще одна точка, куда можно пойти.

    Ниоль недоуменно осматривалась.

    -  Что-то  у  нас  произошло.  Столько  народу  никогда  не накапливали.
    Давайте прощаться, Лех.

    Большеротый  мужчина  -  удивительным  образом  рот  его тут же сделался
    нормальным  -  увидел  девушку,  подошел,  оставив лейтенанта, заговорил
    шепотом:

    -  Слушай,  где  вы  пропадали?  (Кивнул Леху.) Ребята устроили аварию в
    Машинной,   выключили   Силовую.   (Тутот   деликатно   отступил,   таща
    упирающуюся собаку.) Беги и скажи, что вы нашлись.

    Ниоль повернулась к Леху.

    - Выбирайтесь отсюда, подойдите к садику с той стороны. Я сейчас же буду.

    Лех начал выталкиваться.

    На  узкой  улочке  было тихо. Лех оперся на деревянную ограду. Небольшой
    садик  зарос  густо,  пышно:  розовые  кусты,  клумбы  с  астрами,  кущи
    ромашек.   Как   раз  перед  глазами  Леха  крошечный  осенний  паучишко
    готовился  к  полету. На гладкую поверхность темно-зеленого листа сирени
    прилепил  несколько  коротких  паутинок. Они у него получались как ванты
    на  парусном  корабле.  Перебежал на самый край листа, приклеил еще нить
    и,  тут  же  стоя,  стал  ее  растить  в воздух. Теплый ветерок от земли
    поднял  ее,  она образовала пеглю. Паучок старался, паутина струилась из
    него,  петля  росла.  Паучок  отгрыз  тот  конец, что был на листе, нить
    выпрямилась  в  воздухе, становясь все длиннее. Будущий воздухоплаватель
    еще  держался,  вцепившись  в  свои  опоры, потом его оторвало и понесло
    Леху в физиономию. Он отдул крошечный и такой сложный комочек жизни.

    Ниоль  появилась  на  заднем  крыльце.  Уже в юбке с кофточкой и в белом
    переднике. В руке лейка.

    Подбежала к Леху. Остановилась.

    - Ну вот... Ребятам я сказала. Вам передают привет.

    Лех кивнул. Они смотрели друг на друга.

    -  Ведь  мы с вами никогда не забудемся, верно? Вообще замечательно, что
    мы встретились.

    -  Конечно.  -  Так  приятно было смотреть на нее, ловкую, ладную. И эти
    синие глаза под черными бровями.

    -  Напишите  Кисчу,  вложите  листок для меня. Я отвечу... Вообще всегда
    будем друзьями.

    Над  низенькой оградой Ниоль обняла Леха. Они поцеловались, и Лех побрел
    на  перекресток,  где  вчера  оставил мобиль. Городок как вымер. Покойно
    спали   заборчики,  вывески  парикмахера,  черепичные  крыши,  промытые,
    радужно  искрящиеся  стекла  в  окошках.  Бодрый  старик,  не признающий
    лекарств, издали помахал Леху рукой.

    Он подошел к своей машине, положил руку на капот.

    - Уф-ф...