е  все  было логично, Кисч не мог упрекнуть себя в том, что хотя бы
    раз  поступил  глупо. Но теперь все эти естественности вдруг сложились в
    одну ужасающую огромную неестественность. Почему?..

    Коридоры  ветвились,  образовывая  иногда  на перекрестке маленький зал.
    Порой  дорогу  преграждали балки, приходилось перелезать. Грохот канатки
    остался где-то позади, Кисч слышал биение собственной крови в висках.

    Остановился,  посмотрел  на  световедущие провода на потолке. Теперь уже
    не  было  сомненья  в  том,  что  они  стали  тусклее.  Когда  он только
    спустился,  можно  было  видеть метров на тридцать-сорок вдаль. А сейчас
    уже в десяти все сливалось в серую муть.

    Сетера  Кисч  схватился  руками  за голову. Господи, но ведь это же сон,
    сон! Вот он крикнет, и наваждение разрушится.

    Но  не  крикнул.  Отнял руки от лица - серые стены смотрели укоризненно,
    насмешливо.  Провод на сгибах уже закраснелся. Может быть, только час до
    полной темноты здесь в безвыходном лабиринте.

    Побежал  в отчаянии, потом перешел на шаг. И побрел, хватаясь то за одну
    стену,  то  за  другую. Услышал какое-то посапывание впереди, устремился
    на звук, увидел железную дверь. Попытался открыть - заперто.

    Равномерное   посапывание  там  внутри  сменилось  клацаньем.  Прозвучал
    звоночек, что-то прожужжало, щелкнуло, потренькало, и опять посапывание.

    Машины  разговаривали  за дверью на своем машинном языке. Конфликтовали,
    улаживали  спорные  вопросы, болтали, не слыша, не имея даже возможности
    услышать его, Кисча, голос.

    Со  стоном  он  опустился на пол. Пришло в голову, что по правильному-то
    следовало  оставаться  там, где он оторвал кусок флуоресцента. Хоть была
    бы  надежда,  что  кто-то станет разыскивать поврежденное место, придет.
    Но,  с  другой  стороны,  неизвестно,  сколько  ждать  там в темноте над
    бездной  и  дождешься  ли. Вполне возможно, что свет тут нужен был, лишь
    когда   монтировали   конструкцию,   а   теперь   люди  вообще  сюда  не
    показываются.  Да  и  кроме  того,  теперь  уже  не поднимешься на сотни
    метров  наверх,  не разыщешь во мраке, в жуткой путанице того кигонового
    острова...

    Неужели  умирать?  Хотя вот так, наверное, и умирают все, о ком слышишь:
    "утонул",  "сгорел",  "сбит  машиной".  Слышишь, но не задумываешься, не
    придаешь  значения,  самоуверенно  полагая, что именно тебя-то случай не
    посмеет   коснуться,   что   твой  конец  будет  красивым,  даже  слегка
    величественным,  логичным  завершением  чего-то  большого.  (Кстати,  те
    другие  тоже полагали, пока не настигло.) Живешь, воображая, что впереди
    еще  целые  вороха  времени, которые, когда приблизится смерть, позволят
    заново  рассмотреть  всю  долготу  прожитой  жизни и последними усилиями
    придать  ей  всей,  даже  туда  назад,  какую-то  стройность. Но вот оно
    пришло,  и ничего не успеть. Приходится смириться с мыслью, что просто в
    кромешном  бессмысленном  хаосе  истории  затеплилась,  зажглась искорка
    твоего сознания, недолго потлела, чадя, и гаснет.

    -  Может быть, так и лучше, - сказал он вслух. - Черт с ним! Цивилизация
    все  равно под откос. Где-то в середине двадцатого столетья человечество
    достигло  зенита,  а впереди одна грохочущая металлом пустота. Ребят вот
    жалко  -  много  им еще придется доказывать, что-то объяснять, когда они
    попробуют  поступать  по-человечески.  А потом тоже уснут где-нибудь под
    машиной.

    Подумалось,  что  сейчас  он  даже  и  не хочет видеть людей - во всяком
    случае,  если  то будут торговые агенты, сотрудники Надзора, судьи. Да и
    вообще, все ведь заодно.

    Он  покачал  головой.  А  может  быть,  даже  и  логика есть вот в такой
    смерти.  Последние  годы  он постоянно чувствовал, что технология уже за
    горло  берет  - телевизором, стимсиверами в башке, ревом машин. А теперь
    затянула в трубы, в эти гробы бетонные и задавила окончательно.

    - У-у, гадюка!

    Он ткнул ногой в стену. Ботинок задел что-то мягкое, податливое.

    Кисч  потянулся,  поднял  это "что-то". Поднес чуть ли не к носу. Еще не
    понимая  почему,  почувствовал,  что тело оплеснуло бодрящей, прохладной
    волной.

    В   руке   была   белая   кофточка   Ниоль.  Сделанная  из  немнущегося,
    негрязнящегося материала, она была как только что из магазина.

    Значит, девушка тоже здесь!

    Но  ведь  и  она  чужая  среди этой путаницы труб, в лабиринтах железа и
    кигона.  Она тоже сразу заблудилась на лесенках. Может ли это быть, чтоб
    она  полезла  искать  его? Неужели такие люди еще существуют, остались в
    наш век? Он вскочил.

    - Эй!.. Э-эй!

    Звук коротко заметался в тесноте, стукаясь о стены, и оборвался.

    - Э-э-э-эй!

    Кисч побежал вперед.

    Тупик.

    Повернулся, выскочил на перекресток.

    - Эй! О-го-го-го-о-о!

    Прислушался,  держа  кофточку  в руке как доказательство для судьбы, что
    имеет право ждать ответа.

    Ничего.

    Метнулся  в  коридор,  уперся,  бросился  назад.  Повороты  мелькали все
    одинаковые.

    Еще  через  час  примерно,  охрипший,  побитый, он сел на пыльную балку,
    пересекающую  узкий  проход. Было совсем темно, только провод на потолке
    тлел  красной  нитью.  Слой  пыли  на  балке показывал, что здесь годами
    никого  не  бывает.  От  жажды  и крика в горле першило, пересохший язык
    казался во рту посторонней деревяшкой.

    Подумал,  что надо бы написать какие-то предсмертные слова - может быть,
    когда-нибудь  передадут  жене  и  детям.  Сунул  руку  в карман, нащупал
    гибкий  листок  "Уверенности". Его передернуло, даже зубами заскрипел от
    злости.

    - Вот нарочно буду идти, пока не сдохну. Па ногах умру, а не лежа!

    Попробовал  разорвать  листок, тот не поддавался. Бросил на пол, плюнул,
    растер  подошвой.  Ноги  заплетались,  но он упрямо брел, вытирая плечом
    стену.  В  темноте не то чтобы увидел, а как-то почувствовал дыру внизу,
    на  уровне  колен.  Нагнулся,  кряхтя,  всунулся  туда.  Лаз был тесным,
    клонился  книзу.  Кисч  сначала перебирался на четвереньках, потом лег и
    пополз.   Лаз  сжимался,  было  понятно,  что  тут  не  повернешься,  не
    выберешься обратно.

    - Превратился в червяка. Или термита.

    Лица вдруг коснулся ветер. Впереди забрезжило.

    Поворот, решетка.

    Кисч отодвинул ее, выглянул. Стал на четвереньки, поднялся на ноги.

    Вправо  и влево уходил ярко освещенный просторный туннель с зеленоватыми
    стенами. И метровой ширины рельс тянулся посередине.

    Магнитная дорога. А он, Кисч, находится в одной из ремонтных ниш.

    Выкарабкался!  Самостоятельно!  Не  по  команде,  не по намеку. Доказал,
    одним словом.

    Справа  послышался  коротко нарастающий свист. Перед глазами замелькало,
    и  тут  же  его  воздухом  дернуло  так,  что  едва  успел ухватиться за
    решетку.  Сыпались  неясные  пятна,  ветер  тянул  и рвал. Потом все это
    кончилось. Тишина.

    - Так. Прекрасно Прошли вагоны...

    Осмотрелся  зорко,  деловито.  Вернулись  все  силы  -  даже  те,  каких
    отродясь  в  себе  не  знал.  Уж  отсюда-то  он выберется, хотя бы сутки
    пришлось  идти до станции. По всему пути должны быть рассеяны ниши, надо
    только  определить  промежуток  между поездами. Не оказаться застигнутым
    составом, который мчится километров на триста в час.

    Кисч  принялся отстукивать в уме секунды. Насчитал трижды по шестьдесят,
    услышал свист, отступил поглубже в свой проход.

    Еще  раз  все то же самое и еще... Поезда следовали с интервалом в три с
    половиной минуты.

    - Хорошо. Значит, бежать полторы, а если не увижу ниши, вернусь.

    Переждал  еще  один  состав,  отметив,  что вагоны вплотную приходятся к
    стенам  туннеля.  Выскочил,  зайцем  кинулся  по широкому рельсу. Десять
    секунд,  двадцать...  Минута,  вторая...  Уже  не хватало дыхания. Вдруг
    сообразил,  что  пропущен контрольный срок - полторы минуты. Зеленоватые
    стены  ровно  блестели.  Кисч  наддал,  справа  показалось темное пятно.
    Добежал,  втиснулся в нишу, и в этот момент налетел поезд, ветер дернул,
    потащил с мягкой неуступчивой силой. Вагоны неслись автоматной очередью.

    Когда все стихло, Кисч покачал головой.

    - Уж слишком впритык.

    Сообразил,  что  можно  скинуть  ботинки, пробежал новый пролет босиком.
    Вышло  лучше,  он  даже  накопил  секунд  тридцать форы. Сбросил пиджак,
    переложив  идентификатор  в  брючный  карман.  Стало  еще  легче,  жизнь
    поворачивалась  хорошей  стороной.  Через  два  пролета он приспособился
    так, что успевал отдышаться за интервал между составами.

    На  седьмом отрезке он несколько расслабился, опомнился затем, нажал что
    было мочи, бросился в нишу уже под грозный свист.

    Чья-то  рука  схватила  за  пояс,  крепко притянула. Он забился, пытаясь
    вырваться...Вагоны мелькали в его боковом зрении, рука не отпускала...

    Когда  ветер  стих,  тот,  кто  держал  Кисча, ослабил свою хватку. Кисч
    отступил на шаг. В нише стояла Ниоль.

    Секунду они смотрели друг на друга.

    -  Ловко,  -  сказала  девушка.  -  Знаете,  я  не  сомневалась,  что мы
    встретимся. Здорово, да?

    -  Ну и рука у вас. - Кисч чувствовал, что его физиономия расплывается в
    самой  глупейшей  улыбке.  Он  оглядел  девушку. Ниоль была вся измазана
    маслом и почти обнажена.

    Под его взглядом она пожала плечами.

    -  Все  скинула  с себя, чтобы дать вам знак. Серьги, туфли, брюки... Вы
    нашли что-нибудь?

    - Кофточку. А как вы попали вниз?

    - Полезла вас искать. Заблудилась и решила, что вы тоже будете спускаться.

    Так  просто  это  у  нее  прозвучало: "Полезла вас искать". Как будто не
    бывает на земле ни страха, ни предательства.

    - Жуткое место, да?

    Он кивнул.

    -  Вы,  наверное,  не  знаете,  куда  ведет эта дорога... Никуда. В этих
    краях  начали  строить  пригород,  потом  вдруг прекратилось поступление
    денег.  А  откуда  они шли, никто не может разобраться, потому что все в
    компьютерах,  в  блоках  памяти,  да  еще  каждая фирма держится за свои
    секреты.   Даже  неизвестно,  где  искать  документацию.  А  вот  дорога
    продолжает работать.

    - Кто нибудь все же ездит здесь? - спросил Кисч.

    -  Никто.  Но  энергия поступает. Кажется, даже идет строительство новых
    дистанций.  Эти  переходы, где мы с вами плутали, - служба дороги... Да,
    слушайте,  ваши  часы!  Я  их  подобрала у бункера, где переворачиваются
    вагонетки! Она подняла руку с браслетиком.

    -  Вы  прелесть,  -  сказал  Кисч.  - Я-то, честно говоря, уже начал тут
    отчаиваться. Но вы действительно чудо.

    Девушка порывисто прижала его к себе. В ту же секунду в уши ударил свист.

    Вагоны  летели  за  спиной  Кисча,  ураганный  вихрь  тянул  за рубашку,
    пытался  раздеть,  вырвать  из  объятий Ниоль. Шаря рукой по стене ниши,
    Кисч наконец схватился за решетку.

    Поезд проскочил, они разъединились.

    Ниоль, отдуваясь, сказала:

    -  Эти  штуки не рассчитаны на двоих... Вы сколько пролетов пробежали? Я
    два.  Если  за вами больше, давайте в вашем направлении. А я пропущу три
    состава и за вами.

    Станция  показалась  после пятнадцатого пролета. На гладкой стене возник
    коротенький  выступ платформы. Кисч успел добежать и нырнуть под нее как
    раз  к  моменту, когда вдали материализовался, приблизился и остановился
    поезд.

    Наверху  в  полную  мощь  сияли  люстры,  лоснился искусственный мрамор,
    блики  неподвижно сияли на геометрических узорах пола. Центр просторного
    зала занимала двойная дорога эскалатора. Неподвижная, застывшая.

    Кисч  подошел к эскалатору. Его нити поднимались в бесконечность. Заныли
    все усталые мышцы, когда он подумал о пешем подъеме.

    Рядом  в  стене  была приоткрытая дверь, оттуда донесся шум. Кисч вошел,
    сделал  несколько шагов в пещере с дикими, неровно вырубленными стенами,
    ступил  на  металлическую  платформу.  Внизу,  в  скудно освещенной яме,
    возился  какой-то  механизм,  всхлипывая  и  вздыхая.  Из  слитной массы
    деталей  протянулся  щуп,  уперся  в  скалу, убрался. Механизм помедлил,
    накренился,  с  громыханьем  отъехал,  убравшись  из  поля зрения Кисча,
    появился,  вытянул  другой  щуп.  Машина  действовала здесь заброшенная,
    пренебреженная,  как  римский  невольник,  навечно  прикованный во мраке
    серебряного  рудника. Кисчу даже стало жаль ее. В лабиринте ему довелось
    услышать  непринужденный  разговор машин-конторщиц. На поверхности земли
    -  он  знал  -  благоденствовали  основные  компьютеры в светлых залах с
    кондиционированным  воздухом  и  стабильным  тепловым  режимом.  А  этот
    злосчастный механизм-раб одиноко рылся тут в грязи.

    Содрогнувшись, Кисч вернулся на перрон, подошел к неподвижному эскалатору.

    - Алло!

    Девушка стояла рядом. Она задрала подбородок, показывая вверх.

    -  Представляете себе, какая высота?.. Думаю, что больше километра. И по
    высоким  ступенькам...  Давайте  доедем  до  другой  станции - все равно
    терять нечего. Посмотрим заодно.

    Очередной  состав,  прозрачный,  весь  из стекла, металла, искусственной
    кожи,  бесшумно подошел. В унисон прошелестев, раздвинулись стены пустых
    вагонов,  сдвинулись. Девушка и Кисч блаженно попадали на мягкие скамьи.
    Поезд  стремительно  набирал  скорость,  обоих  властно  потянуло вбок -
    только это и показывало, что они не стоят на месте.

    -  Поспать  бы,  -  мечтательно  сказала Ниоль. - Знаете, сколько мы уже
    путешествуем?  Восемь  часов.  В  коридоре  встретились в одиннадцать, а
    сейчас  семь... Интересно, приближаемся мы сейчас к нашему городишку или
    наоборот? Впрочем, нам только выбраться наверх.

    Кисчу-то  казалось,  что не восемь часов, а месяцы прошли с тех пор, как
    он  подъехал  на  своем  мобиле к железнодорожному переезду. Собственно,
    первый раз в жизни он увидел истинное лицо технологии.

    -  Странно, - сказал он. - Никому не нужная дорога. Сама для себя. Когда
    цивилизация  прибыли  лопнет,  туннель  останется памятником бесцельного
    труда.  Это,  между прочим, тоже форма закабаления общества - гигантские
    бесполезные   работы.   Вроде   Хеопсовой  пирамиды.  Если  б  таких  не
    предпринимали,  у  всех решительно было бы решительно все необходимое...
    Какой  удивительный  парадокс:  каждый экономический элемент рационален,
    приносит доход, а все вместе создают массу никому не нужных вещей.

    -  А здесь люди не работали. - Ниоль подняла палец. - То есть где-то там
    сзади   есть  человеческий  труд,  но  сама  подземка  спроектирована  и
    построена  почти  без участия человека Теперь она сама себе развивается,
    куда-то  движется,  обходит препятствия. Причем никто не знает, из каких
    источников  поступает  энергия.  То  есть  раньше  знали, а потом кто-то
    умер,  кто-то  перешел  в другую фирму. И получилось, что сейчас дешевле
    предоставить  ей  самостоятельность,  чем  разыскивать, что откуда идет.
    Потому что идет-то по инерции, а розыски - квалифицированный труд, дорогой.

    - А если сломать? Взять да и взорвать какой-нибудь узел? Например, депо.

    -  Во-первых,  это  частная собственность. Правда, сейчас не определить,
    чья  именно,  поскольку  все  ужасно  запутано.  А  кроме того, она сама
    чинится,  ремонтируется.  И наконец, кто этим будет заниматься? Вы же не
    придете  сюда  с  взрывчаткой,  и  я не приду. Поэтому проще не обращать
    внимания  на  нее,  считать  как бы природным явлением... Да и вообще ее
    потеряли.  Я  расскажу  в  отделе,  что  ездила  тут, на меня вот такими
    глазами будут смотреть.

    Состав  замедлил  ход,  двери-стены раздернулись. Кисч с девушкой вышли,
    их  сразу  обрадовал  глуховатый  рокот.  Как  и  на предыдущей станции,
    безлюдный  перронный  зал  сиял  чистотой. С правого конца эскалатор шел
    наверх,  с  левого  -  вниз. Они ступили на гибкую ступенчатую ленту, их
    повлекло.  Геометрические  узоры  на  полу  быстро  уменьшались. Сначала
    Ниоль и Кисч стояли, потом сели на ступеньки.

    -   Вот   вы  предлагаете  взорвать,  -  девушка  вернулась  к  начатому
    разговору.  -  Но  ведь это даже опасно, если не изучишь предварительно.
    Куда  пойдет  огромное  количество  энергии, если ее не потребит дорога?
    Тут   вы   взорвали  -  а  в  Мегаполисе  выход  из  строя  каких-нибудь
    существенных  агрегатов  или  что-то  совсем неожиданное вроде валютного
    кризиса.  Один  мой  приятель  считает, что технологию уже вообще нельзя
    трогать,  поскольку  у  нее  свои  экологические цепи и циклы. Как у нас
    было  в позапрошлом году - вдруг все уровни института остались без воды.
    Устройства  в  порядке,  механизмы  нормально функционируют, а воды нет.
    Создали   комиссию.   Пока   она  судила-рядила,  прошли  сутки  и  вода
    появилась. Система сама себя исправила.

    -  Мораль,  -  заметил  Кисч,  -  состоит  в  том,  что технологию можно
    развивать только до той степени, пока она поддается контролю. Но не дальше.

    -  Факт...  Или  взять  положение  специалистов.  Большинство  работает,
    представленья  не  имея,  чем  они, в конце концов, заняты. Когда нового
    человека    принимают   в   фирму   на   должность,   его   знакомят   с
    непосредственными  обязанностями.  А объяснять, зачем он будет делать то
    или  иное,  слишком  долго или вообще немыслимо из-за секретности, из-за
    того,  что  не  каждый поймет. Мура, одним словом. Как-то это все должно
    кончиться, потому что всем опротивело.

    Назад  и  вперед  туннель  эскалатора  сходился  в  точку. Они ехали уже
    восемь  минут,  ощущение  подъема  прекратилось.  Только прикоснувшись к
    гладкой  стене,  можно  было  убедиться,  что  лестница бежит. Да еще по
    вздрагиванию ступенек.

    -  В желудке зверски гложет, - сказала девушка. Она посмотрела на Кисча.
    - В ресторанчик бы сейчас... Да, между прочим, нам пора бы познакомиться...

    - Лех... Вернее, Сетера Кисч.

    - Как?.. Сетера ведь...

    - Видите ли, дело в том...

    - У вас с ним был обмен, да? А родились Сетерой Кисчем именно вы?

    -  Ага...  Впрочем,  даже лучше, если вы будете звать меня Лехом. Больше
    привык к этому имени.

    -  Лех  так  Лех. Очень приятно. Знаете, когда я вас первый раз увидела,
    вы мне почему-то напомнили Хагенауэра.

    - Какого Хагенауэра?

    -  У  Моцартов  был такой друг, добрый, скромный. Все время им одалживал
    деньги.  Они никогда не отдавали, а он опять. Это я недавно прочла роман
    о  жизни  Вольфганга  Моцарта.  У  меня  постоянно  в  голове мелодия из
    Тридцать восьмой. Помните?

    Диковато прозвучало имя Моцарта в этой обстановке.

    - Вы, наверное, неспособны долго сердиться? - спросила девушка.

    - Пожалуй... А по-вашему, это плохое качество?

    -  Наоборот,  замечательное.  Я,  впрочем,  тоже  не умею. Обозлишься на
    кого-нибудь, а потом думаешь: "Черт с ним!"

    Наверху  показался,  наконец, потолок. Лех и Ниоль встали. Устье туннеля
    ширилось,  приближаясь. Ступеньки сглаживались, лестница с урчаньем ушла
    в гребешок приемника.

    Они  сделали  несколько  шагов  в  большом  круглом зале, отделанном под
    красный мрамор. Осмотрелись.

    Из зала не было выхода.

    То есть была высокая дверь. Но заваленная песком до самой притолоки.

    Ловушка. Продолжение кошмара. Девушка нахмурилась.

    -  Да.  Неуд