ательной почтмейстершей вовсю любезничает
виденный вчера в "Лепреконе" морячок, явно успевший зарядиться с утра.

Савин ничего еще не знал определенно, но чертовски хотелось пройти на руках
по немощеной улочке.

...Мистер Брайди, учитель географии на пенсии, чудак местного значения,
находился на заслуженном отдыхе три года, а картотеку свою (так он ее
именовал) собирал без малого семнадцать лет. Картотека представляла собой
изрядное количество пухлых папок и хранилась на шести полках.

Савин сидел перед настоящим пылающим камином, который был здесь не
экзотикой, а необходимой принадлежностью дома, перебирал содержимое третьей
по счету папки. Не будучи ученым, мистер Брайди не стремился обобщать и
делать выводы - он лишь собирал, классифицировал и сортировал в надежде,
что появится человек, которому материалы пригодятся для теоретической
работы. Учитывая, что мистер Брайди ни к кому не обращался с рассказом о
своей картотеке, трудно было понять, каким образом и откуда появится
благодарный теоретик. Однако Савину экс-географ ничуть не удивился, словно
его визит был чем-то само собой разумеющимся. И вел он себя спокойно, без
ненужной суеты, рассказывал, доставая одну папку за другой, без экзальтации
и мельтешения по комнате. Савину это понравилось. Правда, картотека не так
уж его и обрадовала. В ней содержались материалы самых разных степеней
достоверности, от случаев, над которыми, безусловно, следовало серьезно
задуматься, до "уток" сродни старинным матросским побасенкам о морском
епископе. И многое, очень многое невозможно было проверить. Например,
вырезки из газет полувековой давности - и герои событий, и описавшие
события репортеры, и издатели давно находились в местах, куда при жизни
попасть невозможно...

Лист номер семьсот девятнадцать. В одном из лиссабонских портовых кабачков
вдрызг пьяный матросик, единственный спасенный из экипажа проглоченного
Бискаем сухогруза, клялся и божился, что за пять минут до катастрофы
встречным курсом почти впритирку пронесся парусник старинного облика.
Паруса были изодраны в клочья, на топах рей пылали зеленые огни, а на
шканцах гримасничали скелеты. Источник - одна из лиссабонских газет, ныне
не существующая, а в те времена - отнюдь не самая уважаемая.

Лист номер семьсот девяносто девять. Яхтсмен, в одиночку совершавший
кругосветное путешествие, однажды ночью увидел по левому борту странный
парусник, словно бы стеклянный, светившийся изнутри. Парусное вооружение
его нельзя было отнести к какому-либо из ныне существующих либо некогда
существовавших видов (точный рисунок прилагается). Источник - журнал одного
из международных яхт-клубов.

Лист номер восемьсот шестнадцать. Неизвестный, задержанный кейптаунской
полицией за бродяжничество и беспаспортность, утверждал, что провел три с
лишним месяца на борту "Летучего Голландца". В детали вдавался скупо. При
этапировании бежал и канул в безвестность. Источник - дурбанская газета
средней руки.

Лист номер девятьсот сорок два. Один из участников Большой регаты
позапрошлого года. Находился на яхте со своей девушкой. Оба уверяют, что
ночью в тумане сблизились со смутно видимым, но несомненно парусным
огромным кораблем, показавшимся "каким-то стран-ным". Последовал короткий
разговор, в ходе которого стороны задали друг другу вопросы о курсах
кораблей и фамилиях вахтенных. Через месяц успевшие к тому времени
пожениться яхтсмены отыскали все же фамилию своего собеседника - случайно,
в судовой роли фрегата "Эндевор", одного из кораблей Джеймса Кука. Готовы
присягнуть, что до регаты фамилии этой в связи с плаваниями Кука не слышали
и вообще мало этими плаваниями интересовались. Источник - упоминавшийся уже
журнал.

В таком примерно духе. Следующие папки Савин просматривал уже не так
скрупулезно. Задумай он и в самом деле снять фильм о чужаках, Брайди было
бы отведено минут десять, не более, а то и менее. Интересным,
увлекательным, но не поддающимся проверке материалам - грош цена...

И то же самое скажет любой здравомыслящий человек, к которому обратятся со
своими рассказами Савин или Лесли. Наша ахиллесова пята, подумал Савин, наш
зигфридов лист. Настанет когда-нибудь время, когда люди будут безоговорочно
верить просто словам, не подкрепленным какими бы то ни было
доказательствами. Такое время обязательно придет, но эта Эра Доверия пока
что не наступила...

- Можно вопрос? - спросил Савин. - А сам-то вы верите во все это? Или по
крайней мере в те материалы, которые больше других похожи на правду?

- Вы полагаете, что я могу и не верить?

- Человек не всегда верит в то, что защищает... - сказал Савин.

Мистер Брайди сцепил на коленях сухонькие пальчики. Больше всего он
напоминал жюльверновского профессора того идиллического времени, когда
наука, не превратившись еще в пугало для слабонервных двадцатого века,
оставалась в глазах многих безобидной забавой или панацеей от всех бед.
Субтильный, с великолепной седой шевелюрой, подчеркнуто мягкий и вежливый
мистер Брайди. Парадоксы географии, подумал Савин. Континенты, страны и
горные хребты открывали мордастые мужики вроде Магеллана, жилистые стоики
вроде Кайе, а увлекательно рассказывали об открытиях грассирующие старички
дирижерского облика. Хотя главный парадокс географии в другом - пожалуй,
это единственная наука, становлению которой способствовало такое количество
антиобщественных элементов: конкистадоры, иезуиты, корсары, работорговцы,
беглые каторжники, золотоискатели, все эти полукупцы-полупираты и просто
бродяги...

- Вы не ответили, - мягко напомнил Савин.

- Действительно, случается порой, мистер Савин, люди защищают то, во что не
верят... Мне трудно ответить. Одним свидетельствам я верю, другим - нет.
Собирать все это, - он плавным жестом указал на полки, - меня заставила не
вера в чудеса, а любовь к Океану. Земля давным-давно исхожена вдоль и
поперек, изучена, разграфлена, разложена по полочкам. С Океаном мы не можем
себе позволить такого панибратства, он до сих пор во многом остается
загадочным. Земля, даже самая прекрасная, статична, Океан же - тысячелик.
Пантеон земных сказочных чудовищ, призраков, заколдованных мест неизмеримо
беднее свода морских легенд... Ничего хотя бы отдаленно напоминающего
Летучего Голландца вы не найдете на земле. Разве что Прометей - по духу.
Прометей и Летучий Голландец, каждый на свой лад, бросили вызов жестокой
непреклонности божьей воли, тирании вседержителя... (Савин отработанно
направляюще кивал.) Вы обратили внимание на одну любопытную деталь? Во всех
наиболее достоверных рассказах присутствует туман. (Савин вздрогнул.)
Парусники выступают из него на считанные мгновения и снова скрываются в нем
- дети тумана... С загадками и тайнами на твердой земле почти покончено,
остались мелкие, третьестепенные осколки, требующие уточнений частности.
Настоящие тайны нужно искать в Океане, может быть, их столько, что хватит
следующему поколению...

- Хорошо, - сказал Савин. - Это интересно, заманчиво. Но есть ли у вас
конкретные тезисы? Свое объяснение "наиболее достоверным случаям"? Что
такое, по-вашему, Летучий Голландец - реальный корабль, необъяснимым
образом пронзающий века, как иголка - парусину? Проекция из иного
измерения? Из прошлого? Журналистика требует не меньшей, чем в науке,
отточенности формулировок.

- Мне казалось, что она требует еще и поиска, - мягко прервал его Брайди. -
Некоторой общности с работой детектива, сыщика, если можно так выразиться.

- Можно и так выразиться, - сказал Савин. - И как раз этим я занимаюсь...
Скажите, а материалы по Шотландии в вашей картотеке найдутся?

- Пожалуйста. - Брайди протянул синюю папку.

Савин методично просмотрел листы. Ничего там не было о графстве, городке,
где он сейчас находился, сопредельных участках побережья.

- А в ваших краях ничего подобного не случалось? - Савин впился внешне
безразличным взглядом в лицо собеседника, которое оставалось, увы,
безмятежным.

- У нас? - В голосе экс-географа звучало нешуточное и неподдельное
удивление. - Впервые слышу. А разве...

- Нет, ничего подобного, - поспешно сказал Савин. - Ни о чем-либо похожем я
не слышал. Просто я подумал... Представляете, как это прозвучало бы?
Загадочные события происходят и там, где живет создатель уникальной
картотеки. Законы жанра, что поделаешь...

Похоже, Брайди ему поверил.

- Кто-нибудь интересовался до меня вашей работой? - спросил Савин с давно и
великолепно отработанной небрежностью.

- Да. Вас, признаться, опередили. Неделю назад ко мне обращался Мортон из
монгеруэллской "Инвернесс стар". Очень экспансивный молодой человек. -
Брайди улыбнулся. - И я бы сказал, довольно хваткий. Он обещал позвонить,
когда появится статья, но пока не звонил. Интересы Глобовидения, я думаю,
это не затрагивает?

- Ни в коей мере. - Савин взглянул на часы и заторопился. - Прошу прощения,
я заказал разговор с Лондоном, подходит время... Я приду к вам еще, если
позволите.

Через тридцать минут он въехал в Монгеруэлл. Еще через два Часа вышел из
вычислительного центра, принимавшего и частные заказы. Сел в машину, бросил
на сиденье рядом пачку ненужных уже бумаг, положил руки на руль, подбородок
на руки и смотрел на тихую улочку.

Что-то произошло за последние сутки. Очень мало осталось от прежнего
охотника за тайнами, смотревшего на жизнь уверенно и чуть насмешливо.
Впервые за долгие годы Савина покинула стойкая уверенность в себе, и он не
знал, что будет через час, что он станет делать завтра. Трудно было бы
назвать причину и определить, что же стало поворотным пунктом: девушка на
коне посреди ночной равнины, смутный силуэт полураскрытого туманом
парусника или отчаянное недоумение в глазах молодого сержанта уголовной
полиции? Может быть, все вместе, вся эта история...

Проходивший мимо полисмен задержался, привлеченный странной позой водителя,
присмотрелся к машине. Савин заверил его жестом, что все в порядке.
Посмотрел на бумаги, полученные в вычислительном центре, - столько
вариантов, и никакой зацепки.

Снова прошествовал полисмен - в обратном направлении. Савин рассеянно
посмотрел ему вслед. Смутная, неоформившаяся мысль. Аналогии - не менее
смутные. И еще один вариант, неожиданно блеснувшая догадка - дикая,
странная, но заслуживающая право на существование - во всяком случае, до
тех пор, пока ее не опровергнут.

..."Гарольд" вывернул на ведущую к автостраде улицу, и Савин бегло взглянул
в зеркальце, чтобы еще раз посмотреть на упорно сопровождавший его в
деликатном отдалении неброский серый "белчер".

"Белчер" не отвязался и на автостраде, то пропадал ненадолго за поворотом
дороги, то снова возникал в овальном зеркальце. Савин потерял его из виду
лишь милях в трех от городка...

На этот раз он тщательно запер машину, что, откровенно говоря, было не
более чем глупой игрой в "сыщика и вора" - в машине не было ничего, что
стоило бы защищать от посторонних глаз. При нем вообще ничего такого не
было, разве что полученный от Лесли кольт, - его Савин носил при себе
исключительно из чувства ответственности за выданную под расписку серьезную
казенную вещь.

Он отпер дверь, по инерции сделал шаг в комнату - мозг еще не успел
осознать то, что увидели глаза.

- Так. Ну, так... - сказал он вслух и просвистел что-то бессмысленное.

Зрелище было, надо сказать, весьма непривлекательное. На кровати валялась
груда осколков металла, пластика, стекла - остатки первоклассной аппаратуры
от лучших фирм (видимо, на кровати все и разбили, чтобы шумом не привлечь
внимания). Принадлежащую отелю обстановку не тронули, но весь багаж Савина
постигла та же участь, что и аппаратуру, - разорвано, разломано, разбросано
по полу. Монеты исчезли со стола. На стене распят большой черный кот, над
ним чем-то бурым, очевидно, кошачьей же кровью, размашисто выведено: "Не
уберешься отсюда - прибьем точно так же".

Савин присел на краешек кровати, закурил, поглядывая на оскаленную кошачью
пасть и остекленевшие желтые глаза. Итак, тут было кому наступить на
мозоль, и он ухитрился это сделать - так ощутимо, что таинственный
противник сделал ответный ход.

Почему-то Савин был твердо уверен, что наглые визитеры не шутят и при
необходимости пойдут на крайние меры. Может быть, на такие мысли
наталкивало место действия - в пестром и шумном курортном городе у теплого
моря несерьезно выглядели бы и несчастный кот, и выведенные кровью угрозы.
Но не здесь, в краю серых дождей и угрюмых скал. Здесь все вы-глядело очень
серьезно. Как бы там ни было, следовало в дальнейшем осторожнее вести себя
на загородных прогулках - не шарахаться от каждого куста, но и не
набиваться в компанию к незнакомым морячкам со странных судов, вряд ли
числящихся в регистре Ллойда...

Бахвальством было бы утверждать, что он ничего не боялся сейчас, -
неприятно ожидать удара, не зная, откуда он последует и кто его нанесет. Но
и уважать себя перестанешь, если сбежишь. Да и поздно бежать - это уже
стало твоим, закружило, понесло...

Савин тщательно собрал все осколки, обрывки и клочья, свалил на кровать,
положил сверху несчастного кота. Связал углы покрывала, подхватил узел и
решительно вышел из комнаты. К счастью, хозяина за стойкой не было, и не
понадобилось объяснять причины столь странного обращения с инвентарем отеля
- покрывалом.


...Туман, как обычно, подступал к самому берегу, касался камней, походил на
слепого, осторожно нащупывающего дорогу в незнакомом коридоре. На секунду
он показался живым, и Савин с некоторым усилием подавил странное чувство, в
котором было больше тревоги, чем страха.

Бродивший неподалеку Лохинвар резко поднял голову, насторожил уши,
вглядываясь в темноту, и Савин услышал деловитый перестук копыт. Вскоре
всадник выскочил из-за скалы, Савин узнал Диану, и рука, протянувшаяся было
к пистолету, отдернулась. Кое-чего "те" уже добились, зло подумал Савин,
начинаю шарахаться от каждого куста и каждого шороха...

- Привет, - сказала Диана, соскочила с коня. - Условие выполнил? Я
предупреждала - никаких кинокамер.

- Выполнил, - сказал Савин. - Помогли мне его выполнить, знаешь ли. Вся моя
аппаратура, равно как и вещи, покоятся в растерзанном виде на дне. Вон там.

- Шутишь?

- И не думаю. Какой-то неизвестный доброхот уничтожил все и оставил вместо
визитной карточки любезную надпись - предлагает убраться отсюда, или мне
оторвут голову. У тебя есть чересчур ревнивые поклонники?

- Нет, ты действительно не шутишь?

- Ничуть. Все так и было. Кажется, я кому-то мешаю.

Диана задумалась, опустив голову. Савин смотрел на нее, но думал не о
таинственном противнике.

- Странно, - сказала она наконец. - Ни с чем из того, что мне известно, я
это связать не могу...

- А о тех, кто выгружает здесь ночами контрабанду, тебе что-нибудь известно?

- Господи, нашел о чем говорить, - сказала она досадливо. - Какая это
контрабанда? Люди возят в разные места свои товары, и вообще этот мир для
них не более чем придорожная скамейка, где можно присесть и передохнуть.
Что ты к ним привязался?

- Вовсе я к ним не привязался. Я им даже помогал таскать тяжелые мешки.

- Прекрасно! Объясни, как это ты ухитряешься постоянно оказываться там,
куда тебя никто не приглашал?

- Работа такая - совать нос во все приотворенные двери. Плюс
профессиональное везение. Но сегодня здесь меня, если не ошибаюсь, ждали и
приглашали сюда?

- Ждали, ждали... Постой тихонько, не мешай.

Она повернула лицо к морю и прислушалась к чему-то, неслышному для Савина.
Савин послушно молчал. У него вертелся на языке не один вопрос, но он знал,
что никаких ответов сейчас все равно не получит, и чутье подсказывало, что
торопиться не следует.

Чистый серебряный звук, похожий на далекий сигнал трубы, донесся с моря, и
мгла сгустилась в узкий высокий силуэт. Корабль с зарифленными парусами
бесшумно скользил к берегу, приобретая все более четкие очертания,
поворачивался бортом к ним, и Савин, не будучи специалистом в морском деле,
тем не менее мог бы с уверенностью заявить, что узнал его, - с него прошлой
ночью выгружали свой таинственный груз незнакомые моряки, расплачивающиеся
странными монетами.

Прогремела цепь, шумно плюхнулся в темную воду небольшой якорь, борт навис
над Дианой и Савиным (орудийных портов, отметил Савин, не было), молча
зашевелились знакомые уже фигуры в мешковатых коротких куртках с
капюшонами, опустили сходни у самых их ног.

- Ну? - с любопытством и явной подначкой спросила Диана. - Что-то ты не
торопишься...

- Только после вас, миледи, - галантно сказал Савин и шагнул к трапу следом
за ней.

Что, если они меня переиграли, подумал он, осторожно нащупывая ногами грубо
тесанные плашки-ступеньки. Выманили на берег, как последнего дурака, и
Диана с ними заодно, и до скончания века никто не отыщет следов пропавшего
без вести репортера Глобовидения, впутавшегося в чужие непонятные игры...

Глупости. Это тоже называется - шарахаться от каждого куста. Исходи угроза
от этих самых корабельщиков, "честных контрабандистов", они не приглашали
бы помочь и не расплачивались бы честно за помощь. Что им стоило вчера
хлобыстнуть по затылку чем-нибудь тяжелым и отправить на угощение рыбам?
Нет, забеспокоился кто-то другой... Хотя бы тот, кто принимал доставленный
товар. Цепочка из нескольких звеньев, где каждое звено обладает
определенной самостоятельностью и, не исключено, преследует различные цели,
каждое - свои. И для моряков он не представляет ровным счетом никакой
опасности, помехи или угрозы, зато не нравится приемщикам груза - а это
означает и то, что они могут принадлежать этому миру, постоянно живут здесь
и потому не склонны восторженно приветствовать случайных свидетелей...
Вполне логично.

Снова провизжала цепь, вползая в клюз, резко свистнула сзади боцманская
дудка, матросы отрывисто перекликались, карабкаясь по вантам. Тяжело
захлопали паруса, разворачиваясь и наполняясь тугим прохладным ветром.

Они стояли у борта, никто к ним не подходил, не пытался заговорить, и Савин
не понимал почему, - он был чужаком, но Диана?

Мимо деловито прошагали двое матросов, не бросив в их сторону и взгляда.

- Нас словно игнорируют, - сказал Савин вопросительно.

- Отнюдь. Просто к чему навязывать свое внимание? Если мы плывем с ними,
значит, так нужно. Да и о чем бы ты с ними говорил? И вообще, ты часто
заговариваешь с шоферами такси?

- Контакт... - почти машинально сказал Савин.

- Ну вот, как обычно - вспомнил один из расхожих штампов, и все встало на
свои места. Контакт, изволите ли видеть. А зачем? О чем могут говорить двое
незнакомых друг другу прохожих, случайно встретившихся на перекрестке? О
погоде разве что, и то это уместится в две-три фразы. Приподняли шляпы,
поклонились друг другу и разошлись...

Она была не права, определенно не права, но Савин не стал спорить - не был
уверен, что сможет ей что-то сейчас доказать. Наверное, ей когда-то очень
не повезло в жизни, подумал он, обидели когда-то или что-то еще в том же
роде, мне ее почему-то жаль, но нельзя ей этого сказать.

Корабль скользил в тумане как призрак, и Савин крепко сжал обеими руками
тугие ванты, привязывая себя к реальности. "Уходят из гавани Дети
Тумана..." - вспомнил он мимолетно. Туман был не просто туман, странные
ощущения пронизывали тело и сознание, они не были болезненными, пугающими
или неприятными, просто ничего похожего прежде испытывать не приходилось и
сравнивать было не с чем - словно за бортом тихо плескалось само Время,
прохладной изморосью оседало на лице, было соленым на вкус, проникало в
каждую клетку тела, растворяло в себе...

Туман редел, явственнее проступали вокруг темные волны, над мачтами
показались звезды, исчезло странное ощущение текущего сквозь тело Времени.
Все оставалось прежним, и все изменилось на неощутимую толику - чуть-чуть
не так пахнул морем воздух, чуточку иначе взлетали соленые брызги, в резком
крике промелькнувшей справа чайки послышались незнакомые нотки, да и была
ли эт