л за
собой  дверь.  Потом были  удары,  тяжелые удары,  будто кто-то  могучий и
безжалостный раскачивал землю. И вдруг удушье, рука, тянущая его вниз... и
вот эта постель. Открыть глаза? Лень. Еще немного.
     Ранмакан услышал голоса.  Женский, высокий, встревоженный, и мужской,
тихий, уверенный. Ранмакан прислушался, но не понял, о чем они говорят. Он
не  понял  ни  единого  слова.  Стало  еще  страшнее.  Может  быть,  город
оккупировали пьи? И он в плену?
     Голоса звучали совсем рядом,  в той же комнате.  Это Кирочка Ткаченко
говорила Павлышу:
     - Смотрите, он двигает рукой. Может, ему плохо?
     - Нет, все в порядке. Сейчас он откроет глаза. Где лингвист?
     - Сейчас Бауэр принесет.  Где  же  Глеб?  Давно пора  прийти.  Может,
человека усыпить пока?
     - Нет,  не  надо.  Вдруг это  ему повредит?  Включи внутреннюю связь.
Бауэр?  Это ты,  Глеб? Куда ты запропастился? Человек приходит в себя, а у
нас нет лингвиста. Мы же должны ему объяснить.
     - Одну минутку,  - сказал Бауэр. - Бегу. Вы что думаете, нам с Мозгом
легко было за несколько часов выучить язык?
     Выучил язык  и  вложил его  в  черную коробочку лингвиста корабельный
Мозг. Бауэр тут был почти ни при чем. Он только <накормил> Мозг газетами и
книгами Синей планеты,
     - Скорее, - повторил Павлыш, отключаясь.
     Ранмакан слышал весь  этот разговор.  Он  мог  бы  открыть глаза,  но
предпочел этого не делать. Если ты в плену, то пускай враги думают, что ты
еще не пришел в себя.
     - Он  уже  очнулся,  -  сказал  Павлыш  Кирочке.  -  Только не  хочет
открывать глаза. Он волнуется.
     Ранмакан старался не шевелиться. Но чувствовал, что грудь выдает его,
в  такт  участившемуся дыханию приподнимая простыню.  <Они  могут оставить
меня для опытов. Я читал, что пьи делают опыты над живыми людьми>.
     Кто-то вошел в комнату.  Ранмакан пытался угадать по шагам кто.  Если
шаги тяжелые,  громкие - солдат, военный; если мягче - штатский. Шаги были
почти неслышными. Третий голос присоединился к двум прежним. Бауэр передал
Павлышу коробочку лингвиста.
     - Вот, - сказал он. - Язык Синей планеты. Правда, пока без тонкостей.
     Ранмакан постарался представить себе,  о чем они говорят. Может быть,
этот,  вновь вошедший,  спрашивает, готов ли пленный к опытам? К пыткам? И
те, прежние, отвечают, что вполне готов?
     Бауэр подключил тонкие провода лингвиста к пульту у постели человека.
     - Включать? - спросил он.
     - Включай.
     Бауэр нажал кнопку лингвиста. Ранмакан вдруг услышал:
     - Можете открыть глаза. Вы находитесь среди друзей.


                                    2.

     Голос был  невыразительным,  ровным,  механическим.  В  голосе таился
подвох. Что они еще скажут?
     - Вы  можете  открыть  глаза,  вам  ничего  не  угрожает,  - повторил
механический голос. - Как вы себя чувствуете?
     Ранмакан открыл глаза.
     За прозрачным пологом,  нависшим над кроватью,  стояли три  человека.
Это не были пьи,  враги страны,  враги Ранмакана.  Он даже не знал, откуда
эти люди. Может, с дальнего севера? И они странно одеты.
     - Вы среди друзей,  - повторил  механический  голос.  Он  принадлежал
высокому  человеку  с  курчавыми  темными волосами и очень яркими голубыми
глазами.  Человек был весь в белом,  даже перчатки,  скрывающие его  руки,
были белыми. Человек держал в руках черную блестящую коробочку.
     <Может,  это  микрофон?  -  подумал Ранмакан.  -  Если  этот полог не
пропускает звука,  то  это микрофон.  Но  почему тогда я  слышал,  как они
говорили между собой?>
     - Как вы  себя чувствуете?  -  спросил человек с  черной коробочкой в
руке.
     Ранмакан ответил:
     - Хорошо.
     И  удивился,  услышав,  как тоненькая желтоволосая женщина,  стоявшая
рядом с тем человеком, громко ахнула и засмеялась.
     - Поднимите руку, - сказал человек в белых перчатках. - Медленно.
     Ранмакан поднял руку.  Он  понял,  что человек в  белых перчатках тут
главный.
     - Другую руку, - сказал человек в белых перчатках.
     Ранмакан подчинился.
     - Вам не трудно?
     - Нет. Я могу встать?
     - Вам  придется  некоторое  время  полежать.  Вы  должны  отдохнуть и
окрепнуть.
     Ранмакан оглядел комнату, в которой лежал. Это была странная комната.
Стены и  потолок окрашены в  светло-зеленый цвет,  матовые,  гладкие,  без
единого  украшения.  Непонятно,  откуда  в  комнату  попадает  свет,  хотя
освещена она ярко.  В  комнате было много приборов.  Они стояли на длинном
столе за спинами людей,  на столике в  изголовье кровати и составляли одно
целое - непонятное переплетение светящихся дисков, шкал, трубок, шлангов и
проводов.  Некоторые из них тянулись к кровати,  и, проследив их, Ранмакан
понял,  что  они  должны оканчиваться у  его  тела.  Худшие его подозрения
оправдались.  Он подопытный. Ранмакан снова поднял руку и обнаружил, что к
кисти прикреплен один из проводов.
     - Зачем это? - спросил он, стараясь не выдать волнения.
     - Приборы  следят  за  вашим  здоровьем,  -  ответил человек в  белых
перчатках. - Когда вы выздоровеете, мы их снимем.
     - Когда?
     - Может быть, сегодня, - сказал человек.
     И Ранмакан ему не поверил,  хотя не стал этого показывать.  Он должен
обязательно перехитрить своих тюремщиков.
     Маленькая женщина наклонилась к черной коробочке и спросила:
     - Вы не голодны?
     Коробочка  не  отличалась  богатством интонаций:  она  произнесла эти
слова тем же мужским голосом. Ранмакан понял, что коробочка - что-то вроде
переводчика.  И еще он подумал, что эти люди наверняка связаны с военными:
ни такого оборудования,  ни таких переводчиков в коробке ему еще встречать
не приходилось. Наверное, он на секретной базе.
     - Нет, спасибо, я не голоден, - отказался Ранмакан и тут же пожалел о
своих словах.
     Лучше есть,  пока дают.  В  Манве было плохо с  продуктами.  Ранмакан
питался плохо и  скудно.  Наверно,  у  военных на  базе по этой части куда
лучше, чем в городе.
     - Где я? - спросил Ранмакан.
     - Мы вам все объясним, - пообещал человек в белых перчатках.
     Что-то неладно у того с руками...  В чем же дело?  Ну конечно, как же
раньше не догадался!  Так и  есть:  и  у  человека в белых перчатках,  и у
женщин,  и у того,  третьего,  на руках больше пальцев, чем положено иметь
человеку.  По пять пальцев.  У  Ранмакана -  четыре.  Отдельный,  длинный,
средний и маленький.
     Четыре. У них - пять. Этого быть не может. Так не бывает. У людей так
не бывает.
     - Где я?  -  спросил он снова.  Ему стало страшно,  и он заметил, как
замельтешили огоньки у кровати.
     - Я  вас прошу,  не  волнуйтесь.  Мы вам все объясним,  как только вы
окрепнете.
     - Нет! - крикнул Ранмакан. - Нет! Кто вы?
     И  он  уже  видел,  что у  его тюремщиков по-иному,  чем должно быть,
прорезаны глаза, по-иному лежат волосы, по-иному намечены скулы...
     Павлыш понял,  что сыграло роль -  пальцы.  Больной, может быть, и не
заметил  бы  этого,  надень  они  перчатки с  четырьмя пальцами,  и  тогда
объяснение можно было бы  отложить на некоторое время.  Павлыш краем глаза
поглядывал на  приборы.  Он знал,  что в  лаборатории за стеной корона Вас
сидит  у  пульта  и  не  упустит опасного для  жизни  человека момента.  И
все-таки с тревогой следил за приборами.
     - Вы  сильно пострадали во время войны.  Сильно пострадал весь город.
Мы стараемся вам помочь.  Постарайтесь мне поверить. А теперь вам принесут
пищу.  Вам  надо  подкрепиться.  Кирочка,  -  обратился  человек  в  белых
перчатках к женщине, - возьми поднос сама. Понимаешь?
     - Одну секунду. - Женщина вышла из комнаты.
     Ранмакан поглядел ей вслед,  стараясь увидеть,  что там за дверью, но
увидел только часть такой же зеленой стены коридора.
     В коридоре Кирочку ждала тетя Миля.  Она не выдержала,  и прибежала к
двери госпиталя,  и стояла здесь, слушая по внутренней связи происходящее,
и надеялась, что ее помощь может понадобиться. Она стояла рядом с кухонным
Гришкой и  смотрела,  чтобы тот  по  услужливости не  открыл колпака,  под
которым стоял куриный бульон и сухарики - не дай бог, микробы пролезут.
     - Ну как он?  -  спросил она у  Кирочки,  которая взяла поднос из рук
Гришки. - Оживает?
     - Вы же слышали,  тетя Миля. - Кирочка показала подбородком в сторону
динамика, в котором успокаивающе журчал голос Павлыша.
     Ранмакан не  отвечал доктору.  Тот  уже представился:  доктор Павлыш.
Непонятное, странное имя. Его и не произнесешь. Ранмакан старался привести
в  порядок мысли,  но  они никак не хотели приходить в  порядок.  Ранмакан
только понимал,  что  случилось нечто очень страшное и  необычное,  если в
городе распоряжаются уроды  с  пятью  пальцами.  Вошла  женщина с  желтыми
волосами.  Она  несла  поднос,  накрытый прозрачным колпаком.  На  подносе
стояла чашка с чем-то дымящимся. Чашка была знакомой (Бауэр настоял, чтобы
посуду для  кормления пациента принесли из  города).  Ранмакан понял,  что
голоден.
     Женщина подошла к  куполу,  покрывающему его  кровать,  и  приставила
колпак   с   подносом  к   прозрачной  стене.   Странным  образом  колпаки
объединились, как объединяются мыльные пузыри, если их острожно приблизить
друг  к  другу.  Ранмакан ощутил,  как  подушка  и  верхняя часть  кровати
медленно поднимаются,  заставляя его сесть, а сбоку, из стены, вдруг вылез
столик и  повис у  него перед грудью.  Поднос,  не разорвав пленки купола,
проник в замкнутый мир Ранмакана и лег на столик.
     - Если вам неудобно есть при нас, - сказал Павлыш. - мы можем уйти.
     - Нет уж, - ответил Ранмакан. - Я тут не хозяин.
     Он решил пока не задавать вопросов.  Вспышка собственного страха была
ему неприятна и снижала его шансы обмануть тюремщиков,  убежать,  скрыться
от них. Надо держать себя в руках, будь они хоть злые драконы.
     Павлыш уселся в кресло пульта.
     Ему  за  последние дни  пришлось пройти три  сеанса гипноза,  пока он
разобрался в принципе действия этих приборов. Теперь все в порядке. Павлыш
не смотрел в упор на первого человека планеты,  но краем глаза видел его и
отлично знал,  что  творится у  того  внутри:  и  как  работает сердце,  и
насколько напряжены нервы.  На минутку он отключил лингвиста и  спросил по
внутренней связи  корону  Вас,  не  стоит  ли  ввести  успокаивающее.  Тот
ответил, что не надо: организм отлично справляется с нагрузкой.
     Ранмакан подозрительно взглянул на  Павлыша.  Тот  снова  говорил  на
непонятном языке, таился - значит, замышлял что-то. Ранмакан по натуре был
недоверчив.  Недоверчивость -  одно из основных качеств бедного человека в
большом городе. Ранмакан мало кому верил.
     Ранмакан  допил  бульон,   взял   последний  сухарь  и,   хрупая  им,
присматривался к Павлышу.
     Павлыш убрал посуду.  Наступило неловкое молчание. Ранмакан ждал, что
скажет доктор.  Доктор,  глядя на Ранмакана, думал, как это сделать лучше,
легче,  безболезненней.  Перед ним сидел,  опершись на подушку,  человек с
очень бледным, голубоватым лицом и с иссиня-черными прямыми волосами. Кожа
на  скулах,  казалось,  оттягивала  книзу  углы  его  черных  глаз,  делая
выражение лица  скорбным.  Туго сомкнутые губы также были опущены уголками
вниз.  Щеки и подбородок гладкие.  <Волосы на лице не растут>,  -  подумал
Павлыш.
     - Как вас зовут? - спросил он.
     - Ранмакан из Манве.
     - Манве - это город, в котором вы живете?
     - Да, это город. Чего спрашивать? Вы и без меня знаете.
     - Нет еще,  -  ответил доктор,  и по всему видно -  сказал правду.  -
Сколько вам лет?
     - Тридцать.
     <Значит, тридцать четыре по нашему счету, - подумала Кирочка. - У них
год длиннее>.
     - У вас есть семья, родственники?
     - Никого у меня нет.  -  Ранмакану допрос не нравился. - Возьмите мои
документы и посмотрите.
     - Документов ваших у нас нет.
     - А зачем вам все про меня знать?
     Ранмакан думал,  что  на  такой наглый вопрос последует вспышка гнева
тюремщика.  Но  тот  сделал вид,  что  не  обратил внимания на  вызывающее
поведение пленника.
     - Мы очень мало знаем о вас,  - объяснил Павлыш. - И нам, очевидно, в
будущем придется работать вместе. Вот и хочется познакомиться.
     - Так не  знакомятся,  -  ответил Ранмакан.  -  Вы все у  меня хотите
узнать, а про себя - ни слова.
     - В свое время сами расскажем. Хорошо, что у вас нет семьи.
     - Почему?
     - Потому что она погибла бы.
     - Как так?
     - Погибла бы в той войне, жертвой которой стали и вы.
     - Ну, меня не сильно повредило. А что, большие жертвы?
     - Да, большие.
     - А вы - санитарный отряд, благотворители?
     - В какой-то мере, мы - санитарный отряд.
     - Тогда развяжите меня и отпустите. Я здоров.
     - Вы не связаны.  Скоро вам принесут одежду, и тогда сможете встать с
постели. Но вряд ли вам удастся сейчас уйти отсюда.
     - Ага, так я и знал. Я у вас в плену.
     - Нет,  Ранмакан из Манве,  -  сказал доктор.  - Вы в плену у себя. У
своего города, у своего мира.
     Ранмакан посмотрел на  женщину  с  желтыми  волосами.  Та  сидела  не
шевелясь и  перебирала пальцами (как  у  них  много пальцев!)  край  белой
одежды.  Волнуется.  Ранмакан чувствовал приближение чего-то страшного, не
направленного против него лично, но тем не менее очень страшного; он хотел
бы оттянуть это страшное,  которое таилось в ответах на его же вопросы,  а
тогда  надо  бы  замолчать и  ничего не  спрашивать,  но  Ранмакан не  мог
остановиться.
     - Что случилось с городом? - спросил он.
     Он не хотел, чтобы ему отвечали, он уже знал ответ.
     - Ваш город погиб, - ответил доктор.
     Ранмакан  почувствовал,   что  он,   маленький,   одинокий,  голый  и
беззащитный,  как  насекомое,  приколотое к  листу  бумаги,  виден всем  и
подвластен всем бедам.
     - Так,  - сказал Ранмакан, и веря и не веря доктору. - Город погиб. А
люди?
     - Люди погибли тоже.
     - И что же, я один живой остался?
     - Да, вы один.
     - Как же?
     - Вы разрешите,  я отвечу на этот вопрос позже?  -  спросил доктор. -
Это довольно сложно.
     - Нет,  -  возразил с неожиданной яростью Ранмакан. - Вы мне ответите
сейчас. Сейчас же!
     - Хорошо. Но правда будет горькой.
     - Все же лучше, чем вранье. Мы проиграли войну?
     - Никто войну не выиграл.
     - Мир?
     - Обе стороны проиграли войну,  -  сказал доктор. - Никто не выиграл.
Все погибли.
     - А вы?
     - Нас тогда не было на вашей планете.
     - Так... А где же были? По небу летали?
     - Мы жили у себя дома, на других планетах.
     - Вы что же, не с Муны?
     - Если Муна -  название вашей планеты, то тогда мы не с Муны. Мы даже
не из вашей звездной системы.
     - А что вы тут делаете?
     Ранмакан задавал вопросы быстро,  не успевая осмыслить ответы на них,
еще не до конца понимая,  что же произошло, и  не вполне веря своим ушам и
своим глазам.  Хотя все это не было сном, реальность оказалась непонятной,
хуже любого сна.
     - Мы прилетели, чтобы помочь вам.
     - Мне?
     - Всем вам, кто жил на Муне.
     - А много осталось?
     - Никого.
     - А у них, у пьи?
     - Это  ваши враги?  Тоже никого.  Ваши бомбы уничтожили всех людей на
планете.
     - Этого не может быть!
     - Это случилось. Мы узнали об этом слишком поздно. И когда прилетели,
никого не застали в живых.
     - И я один...
     - И вы тоже погибли.
     - Так я на Дальнем свете?
     - Нет, вы живы. Мы, если можно сказать, воскресили вас.
     - Я был мертв?
     - Да.
     - И сколько времени?
     - Больше года.
     - Но я только вчера...
     Ранмакан осекся.  Они говорили правду. Они, конечно, говорили правду,
просто такую невероятную правду, что в нее нельзя поверить. И вот он один,
и, может, это даже не он, не настоящий он...
     - Мы  надеемся,  что вы будете не одиноки.  Так же,  как мы вернули к
жизни вас, мы постараемся вернуть к жизни других людей.
     - Ему надо отдохнуть, - напомнила Кирочка.
     - Отдыхайте. Мы потом придем, - решил Павлыш.
     Ранмакан не возражал.  Он не хотел спать,  но ему было лучше остаться
одному.
     Павлыш  и  Кирочка вышли  из  комнаты.  Перед  уходом  Павлыш включил
автоматику. Если человек станет буйствовать, автомат усыпит его.
     Но  Ранмакан  не  собирался буйствовать.  Он  закрыл  глаза  и  лежал
неподвижно.  Только приборы продолжали отмерять биение его пульса и  дрожь
его нервов.


                                    3.

     На  следующий день  Ранмакан вместе  с  Павлышом поднялся на  мостик.
Загребин включил для  него экран,  и  Ранмакан долго стоял,  вглядываясь в
расплывчатый за сеткой дождя город, в разрушенные дома и пустые улицы.
     Он был единственным человеком на планете. Он не знал, можно ли верить
пришельцам,  обещавшим найти и вернуть  к  жизни  других  людей.  Ранмакан
находился во власти тупого длительного шока;  он мог есть, спать, наконец,
говорить,  пользуясь черной коробочкой; он старался верить в то, что кроме
него не осталось на планете ни одного живого человека,  что воздух планеты
смертелен для людей, что уже год, как нет в живых ни продавщицы в магазине
порта,  ни его начальника - впрочем,  чего его жалеть?  - ни полицейских в
синих  шлемах,  ни  соседского  парнишки,  который  построил   из   фанеры
автомобиль.
     Ранмакан старался верить,  но все-таки не верил.  Он знал,  хотя этой
уверенностью не желал делиться с пришельцами,  что где-то -  или далеко на
севере, или в горах Ракуны - живут еще люди. Представить себе гибель своей
планеты -  выше  возможностей мелкого таможенного чиновника,  которому,  в
сущности, никогда не приходило в голову, что война сможет подойти к тихому
Манве.
     Ранмакан вспомнил,  как  был незадолго до  войны в  визоре -  смотрел
ленту,  в которой показывали, что после войны все погибнут. Но в той ленте
двое остались в  живых -  девушка и парень.  И они долго шли по опустевшей
планете и в конце концов нашли других людей.  Конечно же,  нашли. Ранмакан
вспомнил,   ему  говорил  кто-то,  что  картину  скоро  запретили.  Страна
готовилась к войне, и нельзя было подрывать боевой дух.
     Город  лежал  перед  ним  на  громадном овальном  экране,  знакомый и
совершенно чужой. Ранмакаму хотелось уйти туда, и снова войти в магазин, и
спросить у пухленькой продавщицы,  нет ли у нее жвачки. Ранмакан знал, что
продавщица сначала скажет,  мол,  жвачки нет и  он,  видно,  хочет,  чтобы
пришла секретная полиция,  потому что  жвачка уже  три  года запрещена,  а
потом она  обязательно достанет из-под  прилавка пакетик,  и  пакетик этот
будет стоить всю недельную зарплату,  но неважно -  жвачки хватит надолго,
дня на три,  и  продавщица тоже согласится пожевать кусочек:  ему не жалко
поделиться с такой продавщицей.
     Большой светловолосый  человек с широкими кистями рук стоял в стороне
и пускал изо рта дым.  Ранмакан боялся этого человека больше,  чем доктора
Павлыша.  Он понимал, что этот человек, хоть и смотрит на него без злости,
опасен и чужд. Может, это они, пришельцы, и разбомбили Манве?
     Пожалуй,  надо бы  воздержаться от  курения в  присутствии Ранмакана,
размышлял Загребин. Кто знает, что тот может подумать о людях: здесь, судя
по всему, табака не знали, здесь жевали какую-то гадость.
     - Возвращаемся,  - произнес динамик. Это докладывала группа Антипина.
- В большом замке никого нет.
     - Что было в  большом замке на холме?  -  спросил Загребин Ранмакана,
который  с  недоверием прислушивался к  словам,  раздававшимся со  стороны
экрана.
     - Дворец губернатора, - ответил Ранмакан.
     Между домами на экране появился вездеход. Он медленно полз к кораблю.
     - Что это? - спросил Ранмакан.
     - Наша машина. Искали других людей.
     - И не нашли, - добавил уверенно Ранмакан.
     Они и не хотят искать.  Но ничего.  Он убежит.  Он обязательно убежит
отсюда.  Ведь,  в  конце концов,  почему он  долже