сил бактериологию...
Официально я - рентгенолог, зарабатываю себе на хлеб, трачу здоровье в
работе, где эти проклятые икс-лучи пронизывают тебя, расшатывают... О, да
что говорить...
  - Покурите, - просто сказал Гэз, - это успокаивает нервы.
  Tax вынул из портсигара тонкую папироску и затянулся горьким дымом.
  - Чуть-чуть примешано индийской конопли. Чудная вещь. Настраивает мозг на
фантастику.
  Tax в несколько затяжек выкурил папироску и от окурка закурил свежую.
Начал тихо, почти про себя.
  - Мозг. Нервы... Еще Халлибуртон сравнивал мозг со сложной центральной
телеграфной станцией, откуда во все закоулки страны идут провода - нервы.
На станцию летят сообщения, их получают, распределяют и сдают в
центральное бюро, которое соответствует в мозгу нервным группам нервных
клеток, называемых нами нервными центрами. В такой системе телеграфа бюро
- самая важная часть. Ощущения, идущие по нервам из различных частей
организма, именно в мозговых центрах сгущаются в определенные, качественно
окрашенные комплексы, которые мы называем мыслями. Центры постоянно
обмениваются между собой комплексами, и нам кажется, что мысли текут. Но
что заставляет работать эти центры? Лазарев в своей пророческой книге
"Ионная теория возбуждения" писал, что в клетках мозговых центров должны
быть заложены вещества, дающие периодическую пульсацию, как химической
реакции, так и электродвижущей силы. Так как периодическая электродвижущая
сила, возникающая в определенном месте пространства, должна непременно
создавать в окружающей среде переменное электромагнитное поле,
распространяющееся со скоростью света...
  - Это известно каждому радиолюбителю,- отозвался Гэз. - Дальше?
  - То дальше мы должны, следовательно, ожидать, что всякий наш двигательный
или чувствующий акт, рождающийся в мозгу, должен передаваться в окружающую
среду в виде пульсирующих электромагнитных волн.
  - Вот как? - с интересом двинулся всем телом Гэз. - Продолжайте.
  Tax опять прошелся по кабинету, провел рукой по лбу, как бы собираясь с
мыслями, и продолжал:
  - В каком-то году, не помню, лет десять назад, Гурвич в обществе
патологоанатомов сообщил, что по его наблюдениям клетки организма, в
которых происходит деление и которые размножаются, испускают из себя
лучистую энергию, действующую на другие клетки, и они тоже тогда, под
влиянием этих лучей, начинают размножаться. Эти лучи - электромагнитные
волны - проникали через экраны, через газы, через твердые вещества и
действовали на расстоянии. Опыты Гурвича были тщательны и не оставляли
никаких сомнений. Вскоре голландский ученый Цваардемакэрс нашел, что
пульсация сердца зависит от распада атомов калия, который постоянно
находится в крови, протекающей через сердце. В человеке 650 триллионов
атомов калия. Из них каждую секунду распадаются около 80 тысяч атомов,
причем освобождаемая энергия и является причиной непрестанного биения
сердца. Tax провел рукой по лбу: - Продолжать?
  - Конечно... - сказал Гэз.
  - Я нашел, что источником пульсации мозговых центров, подобно калию для
сердца, служит распад атомов элемента, который в новой системе Бора,
дополнившего систему Менделеева, обозначен под номером 15, имеет атомный
вес 31,04, который стоит в одном ряду с натрием, магнием, серой и хлором и
в одной группе с азотом и мышьяком...
  - Вы говорите о фосфоре? - спросил Гэз, раскуривая в трубке новую порцию
табаку.
  - Да, о фосфоре. Еще в прошлом столетии ученых поражало необычайное
богатство мозговой ткани фосфором. Они восклицали: "Без фосфора нет
мысли". Для меня же было ясно, что мозг - это типичнейший аккумулятор, в
котором энергия накоплена в виде атомов фосфора, крайне слабо связанных с
белковыми веществами, которые в мертвом виде были давно известны химикам.
  Это фосфатиды, церебрины и прочие вещества, которые добывались из мертвого
мозга. В живом мозге идет активный процесс, совсем как в аккумуляторе. Во
время бодрствования, когда мозг со всеми центрами ведет активную работу,
атомы фосфора отрываются от молекул специальных мозговых белков, да и сами
разрушаются, вызывая те волны, о которых писал Лазарев. Электродвижущая
сила такого аккумулятора-мозга уходит на умственную деятельность.
Напряжение падает, аккумулятор разряжается, мозг устает. И тогда наступает
сон, во время которого организм заряжает аккумулятор-мозг фосфором. Центры
работают вразнобой, еле-еле, и сновидения вьются в мозгу спящего...
  - Значит, - спросил Таха Гэз, - если бы удалось уловить мозговые
электромагнитные волны, которые при каждом мыслительном процессе и из
каждого нервного центра будут различны, и найти ключ к их чтению, то
чтение мыслей стало бы действительным фактом?
  - Да, - тихо ответил Tax. - Я уже сказал, что я нашел вещество, которое
способно уловить эти волны. Я назвал их "це-волны" или "це-лучи", от слова
"церебрум", по-латыни - мозг. Ведь рентгеновские лучи, - Tax показал на
аппараты, стоявшие в кабинете, - существовали в природе и до Рентгена, но
только он случайно наткнулся на соединение барий-платину, которое
светилось под влиянием икс-лучей, и перед наукой открылась новая область.
Це-волны, имеющие бесконечно малую длину, подобно рентгеновским лучам,
заставляют светиться экран. Только вместо барий-платины я воспользовался
хлорокисью гафния, элемента, открытого, если вы помните, инженер...
  - Химиками Хевези и де Ностером в 1923 году, - договорил Гэз.
  - Да, в Копенгагене, - наклонил голову Tax. - Гафний - из семейства редких
элементов, к которым принадлежат лантан, церий, неодимий, европий, эрбий,
тулий... Не правда ли, это очень похоже на список имен, которые печатаются
в современных, календарях?.. Итак, хлорокись гафния позволила мне сделать
ощутимыми мозговые це-волны, и вот перед вами, инженер...
  Tax указал на небольшой экран, помещавшийся в стене.
  - Перед вами аппарат для чтения мыслей.


                           XVIII. ЧТЕНИЕ МЫСЛЕЙ

  Гэз приподнялся с места и взглянул, куда показал доктор Tax. Небольшой
темно-голубой экран, висевший на стене, не представлял ничего особенного.
  - Вот этот экран, - сказал тихо доктор Tax, - покрыт тончайшим слоем
хлорокиси гафния, ничтожнейшее количество которого привез мне из-за
границы один очень известный у нас человек, мой друг и пациент, - Tax,
смягчив голос, добавил: - У докторов есть не только враги, но и друзья. -
И продолжал: - Экран - только половина моего аппарата. Вторая часть
состоит из легкого алюминиевого шлема, который надевается на голову
человека, работа мозга которого исследуется. Це-волны ударяются.об эту
пластинку, отклоняются и падают на экран, который дает здесь видимую
картуну мозга и работы его центров. Я применил здесь в несколько
измененном виде аппаратик, которым пользуются лекторы яа популярных
лекциях, пяказйгвая слушателям картинки из книг. Книга вставляется в
аппаратик, рисунок освещается, лучи отражаются зеркалом, проходят через
увеличительное стекло, и все видят на стене этот рисунок в увеличенном
виде...
  - Вы разумеете эпидиаскоп?
  - Да. В моем аппарате место книги занимает голова, рисунок - кора большого
мозга. Освещения не требуется, так как це-волны, при своей бесконечно
малой длине, достаточно сильны, чтобы достигнуть экрана, расположенного в
двух метрах от испытуемого...
  Tax взял в руки алюминиевый шлем, приподнял его.
  -- Этот аппарат я назвал цереброскопом, от латинского слова "церебрум" -
мозг и греческого "скопэо" - смотрю. Цереброскоп, или, по-русски,
мозгосмотр. Аппарат, позволяющий наблюдать работу нервных центров, коры
большого мозга или, что одно и то же, читать мысли человека. Не угодно ли?
  Гэз понял предложение Таха и протянул ему свою голову. Tax надел на голову
Гэза алюминиевый шлем.
  - А волосы не мешают? - спросил Гэз.
  - Для це-волн не существует препятствий, - ответил Tax с некоторой
гордостью и потушил свет. - Сядьте, инженер. Стул около вас.
  Гэз в темноте нащупал спинку стула и сел. Он весь был охвачен любопытством
и той нервной дрожью, которую испытывают люди перед новым, неизведанным и
интересным.
  - Я начинаю... - очень тихо сказал Tax. - Це-волны из ваших нервных
центров бьют в шлем, отклоняются пластинкой, идут к экрану, я навожу яа
фокус... Вы видите?
  Гэз увидел на экране светлое пятно в виде неправильного полуовала, по
которому быстро перебегали разноцветные искорки. Темная заметная полоска
тянулась сверху вниз полуовала.
  Tax, как лектор, указал тонкой длинной палочкой на экран.
  - Это картина вашего живого, работающего мозга, инженер. Темная полоска
разделяет кору большого мозга на два полушария. От нее в обе стороны
разбегаются неправильные линии, вроде змеек; это - мозговые извилины, на
протяжении которых находятся нервные центры. Вот - во второй левой лобной
извилине - видите? бледно-розовое пятнышко... Это центр речи, открытый
знаменитым ученым Брока. Говорите, инженер, что хотите. Читайте первые
пришедшие вам на память стихи...
  Гэз начал читать.
  Настанет день. И все восстанут, как один. Прекрасный, страшный день.
  Но отгремит гроза. И как легко вздохяет земля, Умытая дождем. Все будет
новое: земля и люди...
  Tax водил по экрану палочкой в это время и объяснял:
  - Замечаете, как бледно-розовое пятнышко вспыхнуло? Это работает центр
речи. А вот одновременно фиолетовые искорки в конце третьей лобной
извилины. Здесь -центр, заведующий движением гортани. Он тоже работает...
Теперь вы ясно видите, что все так называемые "душевные" восприятия,
ощущения, способности и тому подобное связаны с определенными областями
мозговой коры.
  В 1870 году Фрич и Гициг блестящими опытами положили начало этому.
Впоследствии работы Ферье, Шарко и Грассэ расширили наши знания о работе
коры мозга.
  Есть центры двигательные и чувствительные... На экране вы видите только
беглую и беспорядочную игру световых пятнышек и искорок... А я читаю их,
как книгу, потому что я нашел ключ к чтению втих световых знаков... Вы
сейчас вспоминаете мелодию вальса. Я это ясно вижу... Пульсация зеленой
искры в три четверти, темпом вальса, в первой височной извилине говорит
мне это...
  - Совершенно верно, - сказал Гэз и с интересом наблюдал, как
соответственно его словам два раза вспыхнуло бледно-розовое пятнышко
центра речи.
  Tax зажег свет, и Гэз снял с себя алюминиевый шлем.
  - Удивительно... Изумительно... Позвольте поздравить вас, доктор, - он
крепко пожал руки Таха.
  - Но пока еще только на два метра, - горестно сказал Tax.
  - Что такое? - не понял Гэз.
  - Я еще не могу передавать це-волны на далекие расстояния.
  - Как же вы говорили, что этот вопрос решен?
  - Да, он решен. Но не мной.
  - Кем же? - воскликнул Гэз.
  - А теми, кто дает сигналы на небывало короткой волне. Теми, которые
надевают парики, гримируются, притворяются мертвыми, чтобы потом убежать
из мертвецкой. Теми, которые под видом больных нищих попадают к нам в
больницу. Теми, которые... вообще заинтересованы в том, чтобы мешать мне и
вам работать, черт возьми.
  Tax потряс кулаками в воздухе.
  - Я был на Глиняной улице, в доме ј 16.. И вы знаете? Старик-нищий исчез,
как в воду канул... Это один из них... Даю руку на отсечение...
  Гэз стал искать свою шапку.
  - Вот что, доктор... Это дело так оставлять нельзя... Завтра прошу вас с
вашими аппаратами ко мне в лабораторию... Идет?
  В дверях Гэз вздохнул и улыбнулся.
  - Из-за вашего интереснейшего сообщения я сегодня проехался по воздуху. Как
хорошо... После войны свежий воздух мне напоминал окопы, и я не любил
его... Я сидел у себя в лаборатории... Но теперь, пожалуй, я буду чаще
покидать ее...
  Tax проводил Гэза.
  - Солнце и свежий воздух - это жизнь и здоровье, инженер. До завтра.


                                XIX. ПОИСКИ

  Мишутка в первый раз за свою службу не пришел на завод. Всю ночь, придя
домой с дачи, он думал о том, куда исчезла Дуня. Он не спал, и мысли,
странные и неприятные, волновали его. Дуня, которую он любил больше жизни,
Дуня, которой он дал клятву верности и дружбы, не подождала его, а ушла,
даже не сказав "прощай".
  Утром, лишь только забрезжил весенний свет и задолго до гудка, Мишутка
бросился через поселок к домишку товарища Никиты, отца Дуни.
  Никита высунул бородатое лицо из оконца.
  - Чего ты, еще ни свет ни заря?
  - Дуня дома? - задыхаясь, спросил Мишутка.
  - А когда она дома-то бывает? - с сердцем рванул Никита. - Все собрания да
заседания... Говорила вчера, что у Гланьки, может, останется... Все
подруги-подруженьки... А ты чего ее спрашиваешь?
  - Да как. же, товарищ Никита... - начал Мишутка смущенно, а потом сразу
перевел речь на другое: - Так у Гланьки, говоришь?
  И не дождался ответа. Уже рысью мчался к подруге Дуни, Гланьке Шитовой.
  Никита только покачал головой.
  - Вот полоумный-то, как есть...
  Гланька кипятила на примусе чайник. На Мишутку посмотрела с изумлением.
  - Да я твоей Дуни и в глаза-то вчера не видела...
  Мишутка пулей вылетел из каморки Гланьки.
  Он бегал по поселку и всех спрашивал, не видал ли кто товарища Дуню Рогову.
  Гудок проплыл над поселком.
  От завода тихо шел к своему домику Лука и придвинулся вплотную к стоявшему
у дороги сыну.
  - Мишучка... Третий гудок был... Что ж, на работу? Темно-синие глаза
грустно и непонимающе взглянули на Луку.
  - Тять... Дуня пропала... Ушла от меня...
  Лука привычной рукой почесал бороду.
  - Ушла?.. Вот то-то и оно-то... Говорили мы тебе с матерью, и дядя Никита
тоже: распишись, парень, с Дуняшей, живите форменно, вот бы и крепко было,
не убегла бы. Все под боком бы держал...
  - Это и было бы, тять... Думали погодить немножко...
  - По любовь ходить - нечего годить, - усмехнулся на сына Лука. - А ты на
завод иди. Смотри, Дуня твоя и там...
  Лука пошел домой отлеживаться после ночного дежурства, а Мишутка заспешил
к заводу.
  Завод пыхтел и звенел, работа в нем шла полным ходом. Над кочегаркой из
тонкой трубы звонко высвистывал вырывавшийся пар. Голуби кружились над
заводом в лучах раннего солнца.
  Мишутка почти подошел к заводу. Рядом в роще громко чирикнула пичужка, так
голосисто и музыкальна, что Мишутка на секунду замедлил шаг. И тут
наискось за рощей он увидал дачу, где вчера видел последний раз Дуню.
Словно внезапное озарение сошло на него.
  Он снял кепку и помахал ею себе в лицо. Ему стало жарки и не по себе. И
тут же, не помня себя, перескакивая канавы и незасохшие лужицы с талой
водой, побежал Мишутка по луговине.
  Вот и знакомая изгородь, вот и калиточка. Только несколько часов тому
назад Дуня смотрела ему в глаза и говорила...
  Сердце Мишутки переполнилось гореью страхом потерять Дуню навсегда. Теперь
он понял, как любят они друг друга, и какой ужас, если...
  - Профессора мне... - твердо сказал Мишутка отворившей Глафире.
  - Я не знаю... Он только что встал... И сейчас кушает кофе... - смущенно
ответила та.
  Мишутка отпихнул Глафиру и прошел через коридорчик в большую комнату. На
пороге он споткнулся о какой-то предмет, глянул на пол, быстро нагнулся и
поднял с полу небольшую головную гребеночку.
  Профессор Толье сидел за маленьким столиком и держл в руках стакан с кофе
и кусок хлеба, намазанный маслом.
  - Где Дуня? - подошел к нему Мишутка.
  Профессор медленно поставил стакан на столик и положил кусок хлеба на
маленькую тарелочку. Так же медленно приподнял напухшие,, как от бессонной
ночи, веки на Мишутку и раскрыл рот.
  - Я не люблю, когда сумасшедшие люди врываются ко мне в дом.
  - Она у вас... Здесь. Я наю... - Мишутка чувствовал, что говорит не то, и
терял спокойствие, с которым вошел сюда.
  - Кто много знает, тот мало говорит, - опять раскрыл рот профессор. - Я не
знаю, о ком вы говорите.
  - А это вы знаете? - вдруг взревел Мишутка и сунул в нос профессору только
что найденную гребеночку. Это гребеночка товарища Дуни Роговой... Как эта
гребеночка очутилась у вас? Вчера товарищ Рогова дожидалась меня около
дачи. Я вышел к ней, и она внезапно исчезает, словно проваливается сквозь
землю... Я спрашиваю, вас, что вы знаете по этому делу?
  Профессор усмехнулся:
  - Минуту тому назад вы говорили, что "знаете". Теперь вы спрашиваете меня,
что знаю я? Я ничего не знаю.
  Мишутка потерял спокойствие окончательно.
  - Мы оба с вами кое-что знаем... Семьдесят четыре градуса, направление на
Париж, небывало короткие волны, музыкальные сигналы. Что это, черт возьми?
- Мишутка шарил в кармане, нащупывая кастет. - Говорите!.. возвысил он
голос до крика. - За коим дьяволом вы прячетесь по вечерам в зеркальный
шкаф?
  Профессор привстал и спокойно позвонил в маленький колокольчик.
  - Глафа, будьте добры разбудить Илону, а сами кликните кого-нибудь из
случайных прохожих. Этот молодой человек явно ненормален.
  - Что? - крикнул Мишутка.
  Но профессор положил ему руку на плечо.
  - Успокойтесь...
  - Я хочу знать, что у вас в шкафу? - кричал Мишутка.
  - Пожалуйста.
  Профессор сделал рукой приглашающий жест. Мишутка прыгнул в маленький
кабинет профессора. В зеркале шкафа отражался письменный стол, окно и
далеко видная луговина.
  - Пожалуйста, - повторил профессор и взялся за ручку дверцы.
  - Отец... - раздалось в большой комнате.
  Профессор отшатнулся от шкафа и выглянул в дверь. Мишутка глянул тоже. У
маленького столика, опираясь на него концами тонких рук, стояла Илона. Она
произносила только одно слово, жалобно и со стоном:
  - Отец... Отец...
  - Илона... Что с вами?- подбежал к ней Мишутка.
  Она подняла на пего матовое бледное лицо.
  - А? Что? - и опустилась на стул, закрыв лицо руками. Застонала: - Отец...
Не надо.
  Профессор обнял дочь за плечи и строго взглянул на Мишутку.
  - Вы ищете пропавшего товарища?
  Глаза профессора светились тонким голубым пламенем, вонзались прямо в
Мишутку, и он почувствовал, что цепенеет,. и спокойствие, странное и
легкое, овладевает им.
  - Я ищу товарища и невесту, профессор.
  И больше ничего не помнил Мишутка. Мелькнуло лицо профессора, застонала
Илона. Как будто тихим, голосом позвала Дуня:
  - Ко мне, товарищ...
  Мишутка очнулся. Он идет по городской улице. Какая-то сила в мозгу,
бившаяся назойливой неотвязной мыслью, тянула его к Центральной больнице.
Словно кто чужой влез к нему в голову и управлял движениями его рук и ног.
  Мишутка подошел к больнице, и потянул на себя тяжелую дверь, на которой
висела беленькая вывесочка:
  "Приемный покой".


                     XX. ПЕРЕДАЧА МЫСЛЕЙ НА РАССТОЯНИИ

  - Какое это вы стихотворение тогда декламировали у меня, инженер? -
спросил Гэза доктор Tax, внося в лабораторию чемодан и завернутый экран.
  - А, здравствуйте... Это стихи немецкого рабочего Вальтера, моего старого
друга и товарища. Он сейчас работает на оптической фабрике Лейтца и не
забывает меня. Пишет стихи... Это мой перевод на русский язык. Несколько
строк из его поэмы "Грядущее".
  Гэз запер дверь и сам спросил Таха:
  - Ну, как дело с расшифровкой музыкальных сигналов?
  - Сегодня я считаю решительным вечером. Кое-какие соображения у меня есть.
Опыт должен их подтвердить или отвергнуть, - сказал Tax. - А что с вашим
помощником, товарищем Зубовым? Вы мне звонили, но я не понял...
  - Он не был нынче на заводе. Я посылал к нему на дом. Сказали, что он
ушел. Разыскивает одну нашу работницу, Рогову... Это его любовь, всем на
заводе известно. И вот, говорят, Рогова пропала. Конечно, моему Михаилу
Лукичу не до завода. Хотя я его буду ругать. Ведь это конфликт между
личным и общественным, между любовью и заводской работой. Мы с ним
поспорим.
  Tax слушал, что говорил Гэз, и в то же время вынимал из принесенного
чемодана принадлежности для того опыта, который они с Гэзом надумали
произвести сегодня ночью в лаборатории завода.
  - И так, инженер, - начал Tax, - я думаю, что в промежуток между
сигналами на двухметровой длине, когда ни один из всех существующих
приемников не улавливал ничего, в то время как имеется ряд указаний на
факты, что какая-то передача идет, - в этот промежуток, я думаю,