о  по
гигантской карте  СССР  скользит чудесное око,  которое осматривает страну с
недостижимой высоты. "Сценарий" был скомпонован так, чтобы за короткое время
демонстрации показать главнейшее из  того,  что  создано  за  годы  упорного
труда.
     ...Вот рыщут в небе воздушные полярные разведчики-дирижабли. Под ними -
необозримые  поля   торосистого  льда,   перерезанные  "реками",   каналами,
"озерами" чистой воды.  Мощные ледоколы ведут  за  собой  караваны судов  по
Великому Сибирскому морскому пути...  Вот  среди  голых  скал  и  снегов  на
островах,  на  побережьях морей поблескивают огнями строения самых дальних в
мире полярных радио- и метеостанций...
     Темень...  Морозы...  Снежные  бураны...  Страшные  места...  Страшная,
наверное, и жизнь.
     Страшная?   "Всевидящее  око"  заглядывает  в   один  из   этих  домов,
"затерянных в  краю мрака и  холода".  В  лабораториях кипит научная работа.
Ярко освещенная,  хорошо натопленная комната клуба. Библиотека, радио, кино,
экран телевизора. Живая связь со столицами, с родными.
     Играют дети, греясь в лучах "комнатного горного солнца" в детском саду.
Едят  свежие овощи,  ягоды...  Лютый северный ветер вращает лопасти ветряной
электростанции,  претворяющей ветер в  тепло и  свет.  В  разноцветных лучах
электроламп дозревают овощи  в  оранжереях.  Молодежь  катается  на  финских
санях, лыжники охотятся...
     На  экране мелькают человеческие лица,  -  они  больше всего интересуют
Кара, - энергичные, бодрые. Новая порода людей...
     Дирижабли низко опускаются над ледовым полем.  На льду -  барак и мачта
радиостанции.
     - Плавучая метеорологическая обсерватория на Северном полюсе,  - слышит
Кар пояснения диктора.
     - Не  совсем  на  Северном,  -  поправляет другой голос,  и  на  экране
появляется веселое лицо радиста-полярника.  -  Мы  создали станцию на  самом
Северном полюсе,  но  дрейфом льда нас  немного отнесло от  полюса.  В  этом
назначение станции:  наблюдать за движением льда в Арктике.  Мы плаваем, как
закупоренная бутылка, брошенная в море, - очень медленно, почти неприметно.
     "Как бутылка, брошенная беднягой Хургесом", - вспомнил Кар и вздохнул.
     "А   это   что?.."   Яркие  зори   на   аспидно-сером  небе   и   рядом
ослепляюще-яркий,  пламенеющий диск  солнца,  невиданного солнца  с  краями,
которые трепещут огненной бахромой.
     Каюта, иллюминатор. Человек в темных очках трудится за столом; на столе
инструменты,  приборы...  Это Стратосферная станция для изучения космических
лучей.
     "Чудесное око" вновь спускается на землю. Гигантский "пароход" движется
по тайге, как танк, пробивая себе дорогу среди деревьев.
     - Вездеход для тайги.  Проламывает просеки.  Одновременно геологи ведут
разведку.
     ...Жужжат  электропилы,  отбрасывая  золотые  опилки,  падают  деревья.
Машины  обрубают  ветви,   очищают  кору,   распиливают  стволы,  кладут  на
вагонетки.   Вагонетки  катятся  по  подвесной  дороге,  мчатся  по  просеке
навстречу большим зданиям лесохимического комбината.  Следом бегут вагонетки
с опилками,  ветвями,  корнями...  А там,  дальше,  на поезда грузят бревна,
шпалы, фанеру, смолу, древесный спирт, формалин, канифоль, скипидар, бумагу,
целлюлозу, кормовой сахар.
     Мурманск...  Консервные  и  засолочные заводы...  Горы  рыбы...  Оленьи
стада... Оленьи колхозы и совхозы... И здесь - перерабатывающие заводы.
     Сверкает огнями флотационная фабрика города Кировска.  Шумят заполярные
гидроэлектростанции. Серебряной лентой протянулся Беломорский канал...
     А  вот  и  великаны,  о  которых  Кару  доводилось слышать:  Днепрогэс,
Магнитогорск,  Кузнецкий,  Челябинский,  Краматорский  заводы,  Бобриковский
комбинат.  Растут плотины на Волге,  Ангаре... Тракторы на бескрайних полях,
комбайны, элеваторы, хлебозаводы, мясокомбинаты...
     Завоеванные  для   земледелия   пустыни   Средней   Азии...   Советские
субтропики...  Пальмы...  мандарины,  хинные,  пробковые деревья,  лимонные,
чайные плантации.
     Харьков,  Киев,  Ленинград,  Москва...  Метрополитен. Дворец Советов...
Парк культуры и отдыха... Толпы отдыхающих, спорт, игры, танцы...
     У  Кара  голова идет  кругом.  Нет,  это  даже слишком!  "Чудесное око"
показало ему то,  о чем не узнаешь из книг. Надо быть титаном, чтобы создать
все это за такое короткое время.  Как это случилось?  Как могло совершиться?
Откуда берется эта  неисчерпаемая энергия?  СССР  -  словно зеленая ветвь на
старом, усохшем дереве мира.
     Невольно Кар  вспоминает Буэнос-Айрес.  Нью-Йорк...  Контраст страшный.
Один час такой демонстрации убеждает на всю жизнь.
     Но почему эта передача не демонстрировалась на экранах обеих Америк?..
     - Как вам понравилось, товарищ Кар? - спросил Борин-отец.
     Миша  вдруг  услышал  сухой  треск.  Гинзбург обманом направил объектив
аппарата на лицо Кара. Да, это он смеялся, хотя и был растерян.
     - Простите,  но... нервное напряжение мое вылилось в смех... Мне пришла
на ум одна вещь. Почему у нас не показывают ваши телепередачи?
     - Еще бы! - усмехнулся Кириллов. - Для них это было бы самоубийством.
     - Да,  да.  Вы правы. Конечно. А рассмеялся я, кажется, вот почему... У
меня   бывает   так,   что   одна   мысль   обгоняет  другую.   Я   подумал:
капиталистический мир  свертывает работы  в  области  телевидения не  только
вследствие кризиса. Телевидение становится небезопасным. Ведь если бы каждый
рабочий,  каждый радиолюбитель имел  приемный аппарат и  с  его  помощью мог
принять хотя бы одну такую передачу,  то всякая ложь о Советском Союзе стала
бы  невозможной.  Последствия телепередач из  СССР были бы  для капиталистов
действительно губительны,  тем  более,  что  в  такой пропаганде нет  ничего
противозаконного.
     - Но  телевидение все же существует на Западе и  в  Америке,  -  сказал
Борин.
     - Да, оно возникло и развивалось, пока эта опасность еще не принималась
в  расчет.  В  успех  ваших  самостоятельных работ  в  этой  области  верили
немногие.  А  вы взяли да и  выросли.  И  создали новое могучее оружие вашей
мирной пропаганды ваших достижений.  Вы можете только показывать,  ничего не
добавляя. Никаких громких фраз: они не нужны...
     И Кар снова рассмеялся.
     "Его смех звучит, как атмосферные разряды", - подумал Миша.
     - Но без боя они не уступят,  -  продолжал Кар. - Я знаю их. Теперь они
заглушают ваши  радиопередачи,  скоро начнут "гасить" или  "заливать светом"
ваши телепередачи.
     - Что ж, посоревнуемся и на телефронте, - усмехаясь, ответил Борин.
     - Наверное,  дойдет  до  того,  что  индивидуальные телеустановки будут
запрещены.  За прием телепередач из СССР будут штрафовать,  сажать в тюрьму,
как это и  сейчас делается в ряде стран с радиоприемом.  Как интересно стало
жить!  -  воскликнул Кар,  потирая свои сухие ручки.  - Прошу зачислить меня
рядовым на телефронт! - закончил он, тряхнув рыжей бородкой.
     После  этого  "путешествия" Кар  с  новым  интересом смотрел  на  своих
друзей, словно они были с иной планеты.


        "ПРИКЛЮЧЕНИЕ В ПУТИ"

     - Как твоя нога, Миша?
     - Азорес?  Здравствуй!  Благодарю.  Все идет прекрасно. Скоро прилечу к
вам. А как твое путешествие? Много видел интересного?
     - О, как всегда, материал огромный! - ответил Азорес.
     - Какой материал?
     - Для газеты,  конечно.  Северо-западный угол Южной Америки - настоящие
Балканы,  к  тому  же  Балканы  в  огне.  Войны,  восстания,  перевороты  не
прекращаются.  Однажды мы с Каром попали в такую сумятицу, что думали, там и
головы сложим.  Вырвались из этого ада капиталистических хищников и сразу же
очутились на Луне,  - Азорес рассмеялся. - Да, горная страна, куда мы попали
в  поисках следов Скотта и  Вильямса,  своим ландшафтом и вправду напоминает
Луну.  Днем - ужасающая жара, ночью - холод. Голые скалы. Пустыннейшее место
на земле. Даже насекомых нет. Из животных встречались только ламы. Населения
почти нет.  И вот в этих-то местах бродили Скотт и Вильямс в поисках золота.
Нам надо было найти индейца, работавшего на приисках Скотта и Вильямса...
     - А как вы добирались? Пешком?
     - На мулах, с двумя проводниками. Один из них метис, второй индеец.
     Однажды мы  остановились на  ночлег возле хижины скотовода-испанца.  Он
разводит лам  и  торгует ими.  Это  единственный в  округе  "отель".  Хозяин
встретил нас любезно и  посоветовал разместиться на  чердаке или внизу,  где
уже лежало на полу вповалку человек пятнадцать. Мы, конечно, выбрали чердак.
Хозяин  принес  матрацы,  которые пахли  навозом и,  казалось,  были  набиты
картофелем,  бросил  их  на  пол  чердака  и  старательно  заткнул  тряпками
небольшие оконца.  Мы  подумали,  что  он  старается уберечь нас от  ночного
холода, но немного погодя поняли, от чего именно.
     - От чего же?
     - Вот послушай. Переночевали мы и тронулись в глубь страны, где не было
уже  никаких  отелей  и  вообще  человеческого жилья.  Наступающую  ночь  мы
вынуждены были  провести  под  открытым небом.  Товарищ  Кар  перед  выездом
настоял на том, чтобы мы сделали себе прочные костюмы, этакие комбинезоны из
парусины с  капюшоном для головы.  "Иначе нас заедят комары,  вы  не  знаете
Южной Америки", - сказал он. Но его познания также, видимо, были ограничены.
Наши  проводники сильно  смеялись,  когда  я  однажды развернул "водолазные"
костюмы, лежавшие в чемоданах.
     "В горах нет ни москитов,  ни мух, ни комаров", - сказал один. Пришлось
положить костюмы в  чемодан.  Однако на  первом ночлеге под  голым  небом мы
вспомнили о  костюмах.  У  нас  не  было  даже накидок,  а  ночи там  бывают
холодные, ветер свирепый. Мы решили, что толстые парусиновые костюмы защитят
нас от холода:  облачились в свои "скафандры", надвинули на головы капюшоны,
подостлав вниз  войлочную полость.  Наши же  проводники,  закаленные ребята,
имели только одеяла.  Их руки и ноги были голы.  Стреножив мулов, проводники
также улеглись поодаль от нас, и вскоре мы все уснули.
     Просыпаемся на  рассвете  -  нет  ни  проводников,  ни  мулов.  Неужели
проводники украли мулов и удрали? Но почему же они не взяли наших чемоданов?
Вдруг Кар приметил на земле нечто напоминающее плевки кровью. Пятна крови на
месте,  где  лежали  проводники.  Значит,  проводники  убиты...  За  камнями
раздался стон,  а  потом мы  увидели одного проводника.  Его  бронзовая кожа
стала бледно-синеватой,  на груди,  на руках и  особенно на ногах были раны,
словно его  искололи пиками.  Мы  бросились ему  на  помощь.  Скоро  нашли и
второго проводника,  также  всего израненного и  без  памяти.  Мы  не  могли
понять,  что случилось,  пока, наконец, первый проводник, набравшись сил, не
рассказал нам.
     "Ночью на  наш  табор налетели,  очевидно,  крылатые хищники -  летучие
вампиры". Обычно они неслышно приближаются к спящему животному или человеку,
прокусывают кожу такими острыми зубами,  что сонный человек не ощущает боли,
и начинают сосать кровь. Говорят, от этого человек засыпает еще крепче.
     Первого проводника нам удалось спасти, второй умер от потери крови.
     - А кровавые плевки?
     - Я просто думаю,  что они от жадности переполняют свой желудок и часть
крови выплевывают.
     - Как же вы остались живы?
     - Нас спасли водолазные костюмы.


        "ПОДВОДНАЯ ДУЭЛЬ"

     На океане был штиль.  Солнце поднималось в утреннем тумане,  целый день
обливало жгучими лучами ровную синюю поверхность океана,  пароход,  людей на
палубе и  опускалось в вечерней мгле.  Загорелись крупные звезды.  Ночи были
душны и темны - наступало новолуние. Море светилось.
     В одну из таких ночей "Урания" близко подошла к траулеру.
     - Пора мне нырять!  -  сказал Протчев.  Его водолазный костюм давно был
осмотрен и приготовлен.  Протчев вышел на палубу и стал не спеша одеваться в
водолазную одежду.  Тяжелые калоши  и  резиновый костюм  были  уже  на  нем.
Оставалось надеть на голову скафандр.
     - Нож не забыл? - спросил Маковский.
     - Есть! - коротко ответил Протчев. - Все в порядке. Надевайте.
     Два  матроса  подняли  тяжелый  шлем  и  надели  на  водолаза.  Протчев
почувствовал привычную тяжесть и,  медленно переставляя ноги, пошел к борту.
Свинцовые подошвы мешали идти.  Протчев словно очутился на иной планете, где
существует удвоенная сила тяжести.  Но  эта  тяжесть уменьшится,  как только
Протчев окажется под водой.  Опробовали трос, прикрепленный сзади к костюму,
аппарат, подающий воздух, телефон - все в исправности.
     - Воздух хорошо поступает? - спросил матрос на помпе.
     - Прекрасно, - ответил Протчев.
     Лицо  Протчева,   видневшееся  сквозь  стекло  -  окно  шлема,  -  было
спокойным, как и всегда. Все заметно волновались.
     - Спускайте, - приказал Маковский.
     Протчев перешагнул через борт.  Трос натянулся. Протчев повис в воздухе
и медленно стал погружаться в воду. Вот его толстые ноги коснулись воды, еще
минута, и вода сомкнулась над шлемом. Протчев опустился под воду.
     Все  это  было  сделано  тихо  и  осторожно с  борта,  противоположного
"Урании". С этого же борта опустили и телеоко.
     - Кажется, на "Урании" ничего не заметили, - тихо сказал Маковский.
     Протчева медленно и незаметно повели вокруг носовой части вдоль корпуса
корабля.
     На "Урании" все казались занятыми обычными поисками. Спускали лот, хотя
этого теперь и не надо было делать, небольшой шар телеприемника. Ночь, как и
все; работа, как всегда...
     Стрелки на  часах Гинзбурга показывали полночь.  В  Москве было  четыре
часа утра,  но Миша не спал.  Мотя предупредил его еще накануне, что сегодня
должна быть  интересная ночь,  и  Миша упросил отца оставить его  на  ночную
вахту.
     - Ведь я уже абсолютно здоров,  и врач позволяет мне ходить по комнате.
Через несколько дней я смогу гулять. Не посплю ночь - завтра высплюсь.
     Отец позволил ему.
     Медленно тянулась ночь.  Экран был  темным.  Гинзбург предупредил,  что
передача по  телевизору начнется лишь после того,  как Протчев опустится под
воду.  Показать спуск нельзя -  для этого пришлось бы  осветить Протчева,  а
свет мог быть замечен телеоком "Урании".
     ...С  улицы изредка доносились гудки автомобилей.  Квартира Борина была
недалеко  от  Арбатской  площади.   Погромыхивали  ночные  трамваи,   гудели
автобусы. Москва не спала.
     Но Миша привык к  этим звукам великого города и  почти не слышал их.  В
углу однообразно стучали большие стенные часы. У Миши слипались глаза.
     - Не смей спать!  Ты не должен спать! - убеждал себя Миша. - Ведь ты на
вахте...  -  Но  глаза  не  слушались и  слипались.  Кажется,  Миша  чуточку
задремал.
     - Спишь? - услышал он голос Гинзбурга и встрепенулся, как птица.
     - Нет, - ответил Миша тихо, словно их могли подслушать.
     Эта ночь настраивала на  таинственный лад.  Миша взглянул на  часы.  Он
дремал не больше пяти минут.
     - Протчев  под  водой.  Сейчас  наш  подводный  телевизор покажет,  что
делается под водой.
     Миша  провел  рукой  по  глазам,  чтобы  смахнуть остатки сна,  и  стал
смотреть на экран. На экране, как и ранее, было темно.
     - Почему ничего не видно? - спросил Миша.
     - Потому, что Протчев не зажигает фонарь, он сидит в полной темноте.
     - Значит, ничего не увидим?
     - Если только кто-либо иной не зажжет фонарь, - ответил Гинзбург.
     В этот самый момент Миша увидел,  что верхний правый угол экрана слегка
осветился...  Или это только показалось Мише...  Свет словно растаял... Нет,
вот снова блеснул -  на  этот раз луч прорезал экран по диагонали.  И  снова
погас.  Но этого было достаточно. У Миши сильно заколотилось сердце. Значит,
кто-то был под водой, кроме Протчева... Сейчас начнется самое интересное...
     И  оно  началось.  Яркий луч света метнулся снизу вверх,  и  Миша снова
увидел фигуру водолаза.  На его груди - фонарь, хотя и не такой сильный, как
у  Протчева.  В  правой руке  водолаз держал большие ножницы и  направлялся,
подруливая левой рукой, к тросу и кабелю телеаппарата.
     "Это,  конечно, кабель нашего телеока. Водолаз хочет перерезать его", -
подумал Миша.
     Водолаз, неожиданно увидев свет, дернул за сигнальную веревку.
     "Значит, у этого водолаза нет телефона".
     Протчев,  очевидно,  уже  доложил по  телефону,  потому что  его быстро
подняли и он быстро оказался на одном уровне со своим противником.  Наверное
Гинзбург,  следя за изображением на экране, регулировал положение подводного
телеока и установил его так,  что теперь Миша хорошо видел борцов, готовых к
схватке.  Протчев выхватил ножницы из  рук японца и  сунул их  в  мешочек на
ремне.  Пока Протчев прятал ножницы, как трофей, водолаз вынул большой нож и
замахнулся на Протчева.
     - А, бандит, ты хочешь убить меня! - услышал Миша голос Протчева.
     Водолаз-японец не успел ударить Протчева,  потому что японца неожиданно
подняли.  Но,  судя по тому,  как его рука прошла сквозь водную среду, видно
было, что этот человек привык двигаться и рассчитывать свои движения в воде.
     Миша  рассмеялся,  когда Протчев схватил японца за  ногу  и  тот  начал
комично дрыгать второй ногой, чтобы тяжелой подошвой сбить руку Протчева. Но
водолазный костюм смягчал удары,  и  Протчев крепко держал японца,  медленно
поднимаясь вместе с ним.
     Одновременно Миша заметил,  что Протчев перестал "травить воздух",  над
шлемом не появлялись пузырьки воздуха. Зачем Протчев это сделал? Неужели он,
увлекшись борьбой,  перестал нажимать головой на  воздушный клапан?  Рубашка
Протчева  раздулась.  А,  вот  оно  что!  Протчев  сделал  предохранительную
воздушную прослойку.  Удары свинцового ботинка теперь не могли ему повредить
- при каждом ударе нога японца отскакивала от раздутой рубашки Протчева, как
от мяча.
     Японец,  очевидно, хотел быстрее подняться - удрать от этой неожиданной
дуэли на дне океана.  Но хотя здесь было сравнительно неглубоко,  Миша знал,
что быстрый подъем опасен для здоровья.  Впрочем,  наверху,  возможно,  и не
ожидали, что положение японца столь серьезно.
     - Нет,  погоди, друг, я хочу познакомиться с тобой поближе! - продолжал
Протчев.  И откуда взялись слова у этого всегда молчаливого человека?  Может
быть,  он  на  дне становился разговорчивым?  Гинзбург не вмешивался в  этот
монолог. Он и так видел, что делается.
     Протчев начал "травить" лишний воздух, чтобы его не выбросило наверх, и
быстро "отощал".  Он  уже  поднялся на  один  уровень с  японцем,  и  теперь
свинцовые подошвы противника не угрожали ему.
     - Я отнял у тебя на память об этой встрече ножницы, теперь нож твой мне
полюбился,  -  продолжал Протчев.  Японец остервенело замахал ножом.  Каждый
удар  мог  оказаться  смертельным  для  Протчева:  стоило  только  чуть-чуть
зацепить водолазный костюм,  и  в  него  прошла бы  вода.  Но  Протчев смело
продвигался вперед,  подставляя под  удары японца свой  шлем.  Лишь бы  рука
японца не добралась до шланга,  нагнетающего воздух! Протчев выбрал момент и
отвел в сторону шланг и трос.
     Миша был захвачен этой борьбой.  Он  стремился не  пропустить ни одного
движения.
     - Папа, иди сюда быстрее! - крикнул он так громко, что Николай Петрович
тотчас же проснулся и прибежал в кабинет.
     - Смотри!
     Миша проследил за рукой Протчева,  когда тот отодвигал шланг.  Вдруг он
увидел за  рукой Протчева туманный свет.  Очевидно,  луч фонаря отразился от
чего-то  блестящего.  Но  что бы это могло быть?  Пятно темноватого света за
спиной Протчева пропало.  Едва Миша успел взглянуть на  борющихся,  как  это
туманное пятно ярко вспыхнуло и превратилось в голову акулы.
     - Акула!  Акула за спиной Протчева! - крикнул Миша, даже не сообразив в
этот  момент,  что  Протчев услышит крик.  И  Миша был  чрезвычайно удивлен,
увидев,  как Протчев повернулся всем телом.  Теперь акула находилась всего в
метре от  Протчева.  Она уже перевернулась на  спину,  как в