венный Престо!
   Она быстро вышла. Престо вскочил с кресла и нервно заходил по  веран-
де, высоко подбрасывая свои короткие ноги.
   Незабвенный! Каково! Словно Престо уже  покойник!  Неприятный  визит!
Психопатка! Какое они имеют право вмешиваться в мою личную жизнь?..
   Несколько успокоившись. Престо начал  рассуждать  хладнокровнее.  Эта
взбалмошная женщина как-то по-новому осветила его творчество. До сих пор
ему казалось все очень просто. Исключительная внешность и талант создали
ему репутацию первого мирового комика и принесли материальный успех.  Он
умел превращать смех в доллары, и это было отлично. Правда, у него  была
своя творческая драма, о которой не подозревали его поклонники:  в  душе
он был не комиком, а трагиком. Парадоксальным трагиком, который  возбуж-
дает смех! Желание устранить это противоречие и привело  его  к  доктору
Цорну так же, как и неразделенная любовь к Люкс. Но он никогда не  заду-
мывался над тем, что выполняет какую-то социальную роль. Пожалуй, он да-
же был невольным и бессознательным орудием в чьих-то  руках.  Он  должен
был уводить зрителей, - а их было, действительно, миллионы, вся Америка,
весь мир, - от печальной действительности, заставляя их  отвлекаться  от
проклятых вопросов, забывать невзгоды. Зрители смеялись не только в  ки-
но. Этот смех они уносили в свои лачуги и подвалы, делились им с  други-
ми, и жизнь казалась краше.
   Еще больше он убедился в этом, вспомнив картины, в которых  выступал.
За исключением классических трагедий, - уступке капризу знаменитого  ак-
тера, - все сценарии повествовали или о беспечной жизни  богатых  людей,
причем Престо был в ней лишь случайным гостем, или же о судьбе бедняков,
которые, как по волшебству, превращались  в  миллионеров,  оставляя  эту
мечту каждому зрителю в поношенном платье и стоптанных ботинках.
   А классические трагедии и драмы, в которых выступал Престо! Это  была
бы пародия, профанация великих произведений, если бы  не  необычайная  и
своеобразная сила таланта Тонио, которая делала всех этих Отелло и Лиров
не только смешными, но и глубоко человечными, исторгая у зрителей и смех
и слезы. Но все же смех был главной  ценностью  Престо.  Этого  отрицать
нельзя. Миллионы несчастных, обиженных жизнью собирались к экрану  кино,
как озябшие путники к очагу, и смех Престо согревал их. Лишить их этого!
Престо вспомнил, как он сам нищим ребенком на время забывал в кино о го-
лоде и холоде, смеясь над забавными приключениями комических актеров то-
го времени. Жизнь была бы еще печальнее, если бы у него отнять эти мину-
ты забвения.
   Что же делать? Не отказаться ли в самом деле от перевоплощения?..
   Престо в волнении ходил по веранде. Солнце давно закатилось, на синем
небе выступили звезды, он не замечал этого.
   "Однако разве в новом теле я не могу продолжать ту же  линию?  Совсем
не обязательно быть уродом, чтобы исполнять комические роли!..  Комичес-
кие! Но что же будет с моими мечтами о настоящей, высокой трагедии?.."
   Визит девушки сильно взволновал его. Шаг, который он намеревался сде-
лать, оказывался гораздо более серьезным и сложным, чем Антонио  предпо-
лагал. В эту ночь он уснул под утро, совершенно измученный, не придя  ни
к какому решению. Во сне его преследовали кошмары. Ему снились толпы на-
рода. Мужчины, женщины, дети протягивали к нему руки и кричали: "Не  по-
кидай нас!" - и впереди всех девушка  -  "делегат  миллионов".  Она  так
крепко обнимала его за шею, что он задыхался и хрипел.
   А наутро Престо, вспомнив волнения минувшего дня и ночи, сказал: "Все
это только нервы!" Принял ванну, позавтракал и  отправился  на  прием  к
доктору Цорну.


   ТРУДНЫЙ СЛУЧАЙ В ПРАКТИКЕ

   Цорн принял Престо в большом кабинете, который ничем не напоминал ка-
бинета врача: здесь не было ни стеклянных шкафов  с  устрашающими  меди-
цинскими инструментами, ни даже шкафов с толстыми внушительными  книгами
на разных иностранных языках, которые должны свидетельствовать об эруди-
ции их хозяина и тем самым внушать к нему уважение, ни черепов, ни  ске-
летов. Очень удобная кожаная мебель, большой  письменный  стол  красного
дерева, покрытый поверх зеленого сукна толстым стеклом,  на  нем  только
чернильный прибор, украшенный бронзовой статуэткой бизона, телефон и две
вазы с цветами. Букеты цветов в японских вазах  стояли  в  разных  углах
комнаты. Картины на стенах, преимущественно веселые пейзажи, и две  ста-
туи-Афродиты, выходящей из пены морской, и Аполлона - образцы  идеальной
красоты человеческого тела. Никакая цена не дорога, чтобы  только  изба-
виться от своего уродства и приблизиться к этим образцам!  Окно  во  всю
стену выходило на зеркальный пруд и лужайку, засеянную красными  маками.
Такой кабинет производил на пациентов наилучшее впечатление.
   Цорн сидел за письменным столом, откинувшись на высокую спинку  крес-
ла. Это был крепкий сорокалетний мужчина с типичным  бритым  краснощеким
англо-саксонским продолговатым лицом, носом с горбинкой, выдающимся под-
бородком. Светлые короткие волосы гладко причесаны. Цорн не носил очков.
Его серые умные глаза смотрели весело и проницательно. Тонкие губы  улы-
бались. Костюм песочного цвета с гвоздикой в петлице хорошо облегал  его
стройное тело. В его внешности, как и в обстановке, не было ничего  про-
фессионального. И во всем этом был свой тонкий, хорошо продуманный  пси-
хологический расчет.
   При появлении Престо Цорн поднялся и, протянув обе  руки,  пошел  ему
навстречу, как к старому другу.
   - Здравствуйте, здравствуйте, мистер  Престо!  -  радушно  воскликнул
Цорн. - Очень рад вас видеть. Прошу садиться. Вот здесь вам будет  удоб-
нее.
   Он усадил Престо не возле письменного стола, а у окна, и сел в кресло
напротив. На маленьком круглом красного дерева столике стояли серебряный
ящичек с сигарами и папиросами и электрическая зажигалка.
   - Предпочитаете папиросы или сигары? - Цорн подвинул ящичек с  много-
численными отделениями и пояснил: - Вот египетские  папиросы,  турецкие,
гаванские сигары "Вегуэрос", "Регалия Байрон", - в продаже не найдете, -
это из Суматры, Явы, Виргинии....
   Престо поблагодарил и взял "Вегуэрос" - лучшее  произведение  Гаваны.
Цорн закурил папиросу.
   - Когда мне вчера сообщили, что к нам пожаловал сам Тонио Престо,  я,
признаться, сразу не поверил. Неужели вы решились  изменить  свою  внеш-
ность?
   Цорн смотрел прямо в лицо Престо, любезно улыбался,  но  не  смеялся,
что немало удивило Престо. Цорн, очевидно, умел великолепно владеть  со-
бой.
   - Почему бы и негр, - ответил Престо вопросом на вопрос.
   Цорн сделал паузу, улыбнулся еще шире, обнажив прекрасно сохранившие-
ся белые длинные зубы, и сказал:
   - А вы можете поручиться, что ваши поклонники не учинят надо мною су-
да Линча?
   Престо улыбнулся в свою очередь и едва не  проговорился  о  вчерашней
посетительнице.
   - И дело не только в этом, - продолжал Цорн. - Я сам не уверен,  имею
ли право произвести над вами метаморфозу.
   "Не хватает еще того, чтобы Цорн отказался!" -  с  волнением  подумал
Престо и сказал:
   - Но ведь вы делаете их десятками!
   Тонио волновался и был особенно смешон.  Но  Цорн  попрежнему  только
улыбался. Железный человек!
   - Я здесь пробыл всего несколько часов, - добавил Тонио, - и уже  ви-
дел столько товарищей по несчастью...
   - Да, но вы составляете исключение. Исключение даже в моей, несколько
необычной практике, - возразил Цорн. - Для всех моих пациентов их  физи-
ческая ненормальность является лишь печальным побочным  обстоятельством.
Она лишает их многого, не давая ничего ни им, ни обществу. Они ничего не
теряют и выигрывают все. Совершенно иное положение с  вами.  Ваша  внеш-
ность неразрывно связана с вашим творчеством, с вашими  публичными  выс-
туплениями...
   "И он о том же!" - с досадой подумал Престо и крикнул:
   - Я не раб публики!
   - Разумеется, вы свободный американский гражданин, - ответил Цорн.  -
Но я сейчас говорю не о вас, а о себе. Согласитесь, что вы представляете
совершенно исключительное явление природы, как неповторимое произведение
искусства... Вы видели химер на парижском соборе Нотр-Дам? Они очень бе-
зобразны, и в то же время в них своеобразная красота. Что сказали бы про
человека, который разбил бы химеры и на их место поставил  благообразных
херувимов? Не назвали бы его вандалом и  варваром?  История  никогда  не
простила бы ему этого. Он опозорил бы свое имя. Я не хочу, чтобы это бы-
ло мое имя... Боюсь, что вы и сами не обдумали до конца  всех  возможных
последствий вашего намерения... Вы знаете, что моя врачебная практика  -
мой жизненный базис. Но я готов отказаться от  гонорара  и  вернуть  вам
его, чтобы только не брать на себя такой огромной ответственности.
   - Значит, вы отказываетесь изменить мою внешность? - упавшим  голосом
спросил Престо. В этот момент он выглядел  глубоко  несчастным.  Неужели
все его мечты о новой жизни в новом теле, о личном счастье рушатся?
   Но не удрученный вид разжалобил Цорна. Его вообще едва ли можно  было
разжалобить. Цорн совсем не собирался упустить такого выгодного  пациен-
та. Однако это действительно был трудный случай в его практике. Вне сом-
нения, перевоплощение Престо произведет шум во всем мире. Конечно, Цорна
не подвергнут суду Линча. Но возможно, что газеты будут бранить  его,  и
еще не известно, послужит ли это для него новой рекламой или же повредит
практике. Да и излишняя реклама была нежелательна Цорну. Он имел  доста-
точную практику, привлекая клиентуру из самых состоятельных классов. Ши-
рокая публика о нем мало знала, представители власти  не  интересовались
им, и это было ему только на руку: шум мог привлечь нежелательное внима-
ние медицинских организаций, и тогда кто знает, чем все это кончится.  В
лучшем случае - убытками, превосходящими гонорар Престо, чтобы  погасить
весь этот шум и замять дело. Поэтому он хотел всячески гарантировать се-
бя и даже установил в кабинете аппарат, который записывал на валик  весь
разговор с Престо. В случае надобности Цорн мог доказать, что он  сделал
все возможное, что он сам усиленно отговаривал Престо.
   Цорн развел руками и сказал:
   - Ваше уродство - такая же болезнь, как и всякая  другая.  И  потому,
как врач, я не имею права отказать вам во врачебной помощи. - Эту и пос-
ледующие фразы он сказал особенно громко и отчетливо, - Это очень  слож-
ный конфликт, и лучшим выходом из него может быть добровольный отказ  от
вашего намерения. Поэтому я могу лишь просить вас,  убедительно  просить
отказаться от вашего намерения... Обдумайте еще раз все хорошенько.  По-
дождем день, два. И если вы придете к решению...
   - Мое решение твердо, - воскликнул Престо, - и два дня ничего  в  нем
не изменят.
   Цорн вздохнул, еще раз развел руками.
   - Ну, что ж! Этим самым вы принимаете всю ответственность на себя.  -
И уже другим тоном, как врач, он спросил Тонио: - На что  вы  жалуетесь,
мистер Престо?
   - На судьбу.
   Цорн, с видом понимающего человека, молча и сочувственно кивнул голо-
вой и сказал:
   - Судьба для нас, современных людей, всего только закон  причинности.
Поэтому мы больше не умоляем судьбу. Мы сгибаем ее в бараний рог... Вы -
последний больной. Прием у меня окончен. Пойдемте в парк и там побеседу-
ем, - добавил он, посмотрев на часы.


   ВСЕ ТЕЧЕТ...

   Престо и Цорн шли по дорожке, усыпанной желтым песком, направляясь  в
отдаленную часть парка.
   - Итак, вы жалуетесь на судьбу? - повторил Цорн.
   - Да, - горячо ответил Престо. - Почему один человек  рождается  кра-
савцем, а другой уродом? И это уродство, как проклятие, как печать  Каи-
на, неизменяемо, если не считать  медленного  возрастного  изменения  от
младенчества до старости?
   Цорн покачал головой.
   - Вы не правы. Вы совершенно не правы. Не только наше лицо, но  форма
всего нашего тела не представляют собою чего-либо стойкого,  неподвижно-
го. Они подвижны и текучи, как река. Тело наше непрерывно сгорает,  уле-
тучивается, и на месте уплывшего все время строится новое. Через мгнове-
ние вы уже не тот, что были, а в продолжение, примерно, семи лет в вашем
теле не останется ни одного атома из тех, что составляют сейчас ваше те-
ло.
   - И тем не менее сегодняшний я как две капли похож на  вчерашнего,  -
со вздохом сказал Престо.
   Цорн улыбнулся. Но это была не  обидная  для  Престо  улыбка.  Доктор
улыбнулся его словам, а не жестам.
   - Да, иллюзия постоянства форм имеется. Но эта иллюзия получается от-
того, что формы тела строятся вновь по тому же самому образцу, как и те-
ло "уплывшее", сгоревшее в обмене веществ, исчезнувшее. А строится  тело
в том же самом виде только потому, что органы внутренней секреции своими
гормонами направляют строительство по раз намеченному плану.
   - Но разве это не говорит о постоянстве форм?
   - Ни в коем случае! Отлитая из бронзы статуэтка не  изменяется,  пока
время не разрушит ее. Она имеет устойчивые формы. Иное дело - формы  на-
шего тела. Довольно одной из желез внутренней секреции начать работать с
малейшим отступлением от определенного плана, и формы нашего тела начнут
изменяться. Да вот, не угодно ли посмотреть на этих больных.
   Навстречу им по дорожке сада шел человек гигантского роста. Пропорции
тела его были неправильны. Он имел чрезвычайно длинные ноги и  руки  при
коротком туловище и маленькой голове. Несмотря на свой огромный рост,  у
великана было совершенно детское выражение лица. Увидев  доктора  Цорна,
он начал оправлять свой костюм, как мальчик, который боится получить за-
мечание от взрослого.
   Гигант поклонился врачу и прошел мимо.
   - Видите, какой гигант? Нормальный рост  европейца  колеблется  между
ста шестьюдесятью двумя сантиметрами у  итальянцев  и  ста  семьюдесятью
семью у норвежцев. А рост этого великана - двести  тринадцать  сантимет-
ров. Ему всего семнадцать лет. До десяти  лет  он  рос  совершенно  нор-
мальным ребенком, а потом вдруг начал неудержимо тянуться вверх. Почему?
Потому что у него передняя доля придатка  мозга-гипофиза  начала  разви-
ваться слишком быстро или, как говорим мы, врачи, это  результат  гипер-
функции, то есть усиленной деятельности передней доли  гипофиза.  А  вот
карлица, - смотрите вправо. Ей тридцать семь лет, а рост ее всего  девя-
носто семь сантиметров. Задержка роста у нее произошла потому, что функ-
ция щитовидной железы была ослаблена.
   - Да, но все эти изменения произошли в детском возрасте.
   - Со взрослыми дело, конечно, сложнее. Но наука преодолевает все пре-
пятствия... Пойдемте вот к тому домику у холма. Может быть, нам  удастся
посмотреть на мисс Веде.
   У веранды домика сидела женщина, откинувшись на спинку большого крес-
ла.
   - Добрый вечер, мисс Веде! - любезно сказал Цорн.
   Женщина, не поднимаясь, кивком головы приветствовала Цорна.
   Престо, взглянув на женщину, содрогнулся. Это было какое-то  чудовище
с удлиненным лицом, резко выдающимся подбородком и затылком, с  утолщен-
ным носом и губами. У нее были уродливо большие руки и ноги.
   - Как она страшна! -  тихо  сказал  Престо,  когда  они  прошли  мимо
больной.
   - Да, уродлива, - ответил доктор. - Но поверите ли вы, что эта женщи-
на еще недавно блистала красотой, что всего два года тому назад она взя-
ла в Чикаго приз красоты. И, поверьте, она действительно была  необычай-
ной красавицей. У меня есть ее фотография, где она снята до  болезни.  Я
покажу вам ее.
   - И что же так ее изуродовало?
   - Без видимой причины у нее начали разрастаться кости  лица,  главным
образом подбородка, концы пальцев рук и ног, а также  ребра  и  остистые
отростки позвонков. Болезнь началась с общей слабости. Акромегалия - так
называется эта болезнь, и зависит она от болезненного увеличения, скорее
всего опухоли передней доли гипофиза. Если бы это случилось  в  детстве,
она стала бы великаншей, а в двадцать лет получилось вот такое уродство.
Впрочем, искусственно я мог бы создать великана и из взрослого чело  ве-
ка.
   - Она безнадежна?
   - Нисколько. Как только нам удастся привести в норму функции ее  при-
датка мозга, формы ее тела изменятся сами собой.
   - Вы хотите сказать, что вновь уменьшатся ее кости и она станет похо-
жа на самое себя?
   Цорн кивнул головой.
   - Не правда ли, разве это не кажется чудесным? А вы говорите о незыб-
лемости форм человеческого тела. Нет ничего незыблемого. Все течет,  все
изменяется.


   ГОРМОНЫ, ГИПОФИЗЫ...

   Вторую ночь Престо провел почти так же плохо, как и первую. Он  долго
не мог заснуть. Сидя в глубоком сафьяновом кресле, он проверял в  памяти
волнующие впечатления дня. Очаровательная женщина, превращенная злым не-
дугом в какую-то страшную ведьму, карлики, великаны, и среди  всех  этих
уродцев и чудовищ - доктор Цорн как волшебник, который собирается разру-
шить злые чары и вернуть всем уродцам вид нормальных, здоровых людей.
   Престо начинал дремать, и ему пригрезилось,  что  женщина-чудовище  с
огромным подбородком поднимается со своего кресла, идет к нему и,  прос-
тирая свои уродливые большие руки, говорит:
   "Я люблю тебя, Тонио, жених оставил меня. Но ты мне нравишься больше,
чем жених. Мы оба уроды. Мы стоим друг друга. И мы родим  уродов,  каких
не видал еще свет... Они будут так смешны, что все люди подохнут от сме-
ха. И тогда землю наследуют наши потомки. Над ними уже  никто  не  будет
смеяться, потому что все будут ужасающе уродливы. И уродство будет приз-
нано красотой. И самый уродливый будет признан самым красивым..."
   Тонио проснулся в холодном поту.
   "Какой отвратительный сон..." - подумал он. И  вдруг  быстро  сел  на
кровати и схватился за голову. Одна мысль поразила его: "Я бежал во  сне
от страшной мисс Веде. А разве я сам лучше? Да, Гедда Люкс  была  права,
тысячу раз права, отвергнув меня. Как несправедливо жесток я был с нею в
последний раз... Что, если в самом деле Гедда умерла от смеха? Я оставил
ее без памяти. Быть может, у нее слабое сердце..."
   Тонио соскочил с кровати и зашагал по комнате.
   "Надо будет телеграфировать Гофману, спросить его.  Впрочем,  Гофман,
наверно, уже уехал... Если я в самом деле убил ее  смехом,  то  начнется
следствие, меня арестуют, быть может, обвинят в убийстве и казнят.  И  я
умру уродом... Нет! Нет! Если Гедда умерла, этого  не  исправишь.  Кроме
Гофмана, никто не знает о том, куда я уехал. Сначала надо излечиться  от
уродства, а там будет видно... Однако как расшатались у меня нервы! Надо
взять себя в руки".
   Тонио заставил себя лечь в кровать, но до самого утра не мог  уснуть.
"Безобразие - самая тяжелая болезнь!" - повторял он в бреду. Только ког-
да первые утренние лучи осветили верхушки деревьев, Тонио задремал, пов-
торяя в полусне неизвестные мудреные слова, которые звучали как заклина-
ния: "Гипофиз... Гормон... Акромегалия... Гиперфункция..."
   - Нет, право, от этого можно с ума сойти, - говорил Престо,  проснув-
шись в одиннадцать часов утра. - Я должен знать  совершенно  точно,  что
такое эти гормоны и гипофизы, я должен знать всю механику, - тогда туман
рассеется, и в голове будет порядок.
   Умывшись, Престо подошел к большому зеркалу в ванной комнате и внима-
тельно рассмотрел свое лицо. О, недаром он  был  киноартистом!  Он  знал
каждый миллиметр этого лица, безобразного и смешного.
   - Лопоухий, туфленосый уродец! - сказал Престо,  обращаясь  к  своему
отражению в зеркале. - Скоро тебе придет  конец.  Ты  сгоришь,  утечешь,
улетучишься, а на смену тебе придет... хотел бы я знать, как буду я выг-
лядеть после лечения, - сказал Престо уже другим тоном.
   Быстро одевшись, он пошел к доктору Цорну, но тот был занят с больны-
ми, и Престо отправился бродить по парку.
   У содержателя ярмарочного балагана глаза разгорелись бы при виде всех
этих уродцев. Их хватило бы на составление не одной  труппы  карликов  и
великанов. Престо встречались мужчины и женщины, толстые, едва перевали-
вающиеся на