сь  была
самая гладкая и самая прочная в мире мостовая - из природного выровненного
и отшлифованного гранита. Мостовая-монолит.
   Нам часто встречались чернобородые: видимо, среди населения было  много
южан.
   Тоня ежеминутно дергала меня за рукав и спрашивала: - Это не он?
   Я сумрачно качал головой. Незаметно мы дошли до берега озера.
   Вдруг раздался вой сирены. Эхо отдалось в  горах,  и  разбуженные  горы
откликнулись унылыми завываниями. Получился леденящий душу концерт.
   Берега озера осветились яркими фонарями, и озеро вспыхнуло, как зеркало
в алмазной оправе. Вслед за фонарями зажглись десятки мощных  прожекторов,
устремив свои голубые лучи в синеву безоблачного  вечернего  неба.  Сирена
умолкла. Затихло и эхо в горах. Но город встрепенулся.
   По озеру вдоль берега забегали быстроходные катера  и  глиссеры.  Толпы
народа стекались к озеру.
   - Куда же вы смотрите? - услышал я голос Тони.
   Этот голос напомнил мне о  моей  печальной  обязанности.  Я  решительно
повернулся спиной к озеру, к огням и начал выискивать  в  толпе  бородатых
людей.
   Однажды мне показалось, что я увидел чернобородого незнакомца. Только я
хотел сказать об этом Тоне, как вдруг она воскликнула:
   - Смотрите, смотрите! - и показала на небо.
   Мы увидели золотую звездочку, приближавшуюся к земле. Толпа  стихла.  В
наступившей тишине послышался отдаленный гром. Гром с  безоблачного  неба!
Горы подхватили этот рокот и ответили глухой канонадой.  Гром  нарастал  с
каждой  секундой,  и  звездочка  все  увеличивалась.   Позади   нее   ясно
обозначилась темная дымка, и скоро звездочка превратилась в сигарообразное
тело с плавниками. Это мог  быть  только  межпланетный  корабль.  В  толпе
слышались восклицания:
   - Кэц-семь!
   - Нет, Кэц-пять!
   Ракета вдруг описала небольшой круг и перевернулась кормой вниз.  Пламя
вырвалось из дюз, и она все медленнее стала снижаться к  озеру.  Длина  ее
намного превышала длину самого большого паровоза. И весила она,  наверное,
не меньше.
   И вот эта тяжелая громадина, не долетая до поверхности воды  нескольких
десятков метров,  как  бы  повисла  в  воздухе:  сила  взрывающихся  газов
поддерживала ее в висячем положении.  Отбросы  газов  рябили  и  волновали
поверхность воды. Клубы дыма расстилались по озеру.
   Затем стальная сигара стала едва  заметно  опускаться  и  скоро  кормой
коснулась воды. Вода забурлила, заклокотала, зашипела. Пар окутал  ракету.
Взрывы прекратились. Среди пара и  дыма  показался  верхний  острый  конец
ракеты и опустился вниз. Тяжелый всплеск воды.  Большая  волна,  качая  на
своем гребне катера и глиссеры, пошла по озеру. Ракеты не было  видно.  Но
вот она блеснула в лучах прожектора и закачалась на поверхности воды.
   Толпа дружными криками  приветствовала  благополучный  спуск.  Флотилия
катеров набросилась на плавающую ракету, как касатки  на  кита.  Маленький
черный катер взял ее на буксир и  отвел  в  гавань.  Два  мощных  трактора
вытащили ее по специальному мосту на берег. Наконец  открылся  люк,  и  из
ракеты вышли межпланетные путешественники.
   Первый из  них,  как  только  вышел,  начал  громко  чихать.  Из  толпы
послышался смех и восклицания: "Будьте здоровы!"
   - Каждый раз такая история, - сказал прилетевший с неба. -  Как  только
попаду на землю - насморк, кашель.
   Я с любопытством и уважением смотрел на  человека,  который  побывал  в
бесконечных просторах неба. Есть же  такие  смельчаки!  Я  ни  за  что  не
решился бы полететь на ракете.
   Прибывших встречали радостно, без конца расспрашивали,  пожимали  руки.
Но вот они сели  в  автомобиль  и  уехали.  Толпа  быстро  поредела.  Огни
погасли. Я вдруг почувствовал, как окоченели  мои  ноги.  Меня  знобило  и
поташнивало.
   - Вы совсем посинели, - сжалилась, наконец, Тоня. - Идемте домой.
   В вестибюле гостиницы меня встретил толстенький лысый человек.  Покачав
головой, он сказал:
   - А вы плохо переносите, молодой человек, горы.
   - Замерз, - ответил я.
   В уютной столовой мы разговорились  с  толстеньким  человеком,  который
оказался врачом. Прихлебывая горячий чай, я расспрашивал  его,  почему  их
город и прилетевшая ракета называются Кэц.
   - И Звезда также, - отвечал доктор. - Звезда Кэц.  Слыхали?  В  ней-то,
собственно, все дело. Она создала этот город.  А  почему  Кэц?  Неужто  не
догадываетесь? Чьей системы был стратоплан, на котором вы сюда летели?
   - Кажется, Циолковского, - ответил я.
   - Кажется... - неодобрительно сказал доктор. - Не кажется, а так оно  и
есть. Ракета, которую вы видели, тоже по его плану сделана, и Звезда тоже.
Вот почему и Кэц: Константин Эдуардович Циолковский. Понятно?
   - Понятно, - ответил я. - А что это за Звезда Кэц?
   -  Искусственный  спутник  Земли.   Надземная   станция-лаборатория   и
ракетодром для ракет дальнего межпланетного сообщения.



4. НЕУДАВШАЯСЯ ПОГОНЯ

   Уже давно я не спал так крепко,  как  в  эту  ночь.  И  проспал  бы  до
двенадцати дня, если бы Тоня не разбудила меня в шесть утра.
   - Скорее на улицу, - сказала она. - Сейчас рабочие и служащие пойдут на
работу.
   И снова я с утра пораньше взялся за свою роль сыщика.
   - А не лучше ли нам через справочное бюро узнать,  проживает  ли  здесь
Палей?
   - Наивный вопрос, - ответила Тоня. - Я еще из Ленинграда справлялась об
этом...
   Мы шли по монолитной мостовой. Солнце уже поднималось  над  горами,  но
меня  знобило,  и  дышать  по-прежнему  было  трудно.  Ледники  нестерпимо
блестели.
   Показался  небольшой  садик  -  плод  работы  местных   садоводов   над
акклиматизацией  растений.  До  постройки  города  Кэц  здесь,  на  высоте
нескольких тысяч метров, не произрастало никакой зелени, никаких растений,
никаких злаков.
   Ходьба утомила меня. Я предложил посидеть. Тоня согласилась.
   Мимо нас двигался людской поток. Люди громко разговаривали, смеялись  -
словом, чувствовали себя вполне нормально.
   - Это он! - крикнул я.
   Тоня вскочила, схватила меня за  руку,  и  мы  со  всех  ног  пустились
догонять машину. Машина мчалась по прямому как стрела  проспекту,  который
вел на ракетодром.
   Бежать было трудно. Я задыхался. Меня мучила тошнота. Кружилась голова,
ноги и руки дрожали. На этот раз  и  Тоня  почувствовала  себя  плохо,  но
упорно продолжала бежать.
   Так мы бежали минут десять.  Автомобиль  с  чернобородым  еще  виднелся
впереди. Вдруг Тоня перебежала дорогу и, расставив руки,  загородила  путь
встречному автомобилю. Машина круто остановилась. Тоня быстро  вскочила  в
кабину и втащила меня.
   Шофер посмотрел на нас с недоумением.
   - Летите стрелой вон за той машиной! - приказала  Тоня  таким  властным
тоном, что шофер, ни слова не говоря, повернул назад и дал полный газ.
   Дорога была прекрасная. Мы быстро оставили за собой последние  дома.  И
перед нами как на ладони предстал ракетодром. На широком "железнодорожном"
пути лежала ракета, похожая на гигантского сома. Возле  ракеты  копошились
люди. Вдруг завыла  сирена.  Люди  поспешно  отбежали  в  сторону.  Ракета
двинулась  по  рельсам,  набирая  скорость,  и,  наконец,  заскользила   с
невероятной быстротой. Пока  она  еще  не  пускала  в  ход  взрывателей  и
двигалась при помощи электрического тока, как трамвай. Путь  поднимался  в
гору  градусов  на  тридцать.  Когда  до  конца  пути  осталось  не  более
километра, из хвоста ракет вырвался  огромный  сноп  пламени.  Клубы  дыма
окутали ее. Вслед за тем долетел звук  оглушительного  взрыва.  Еще  через
несколько секунд нас обдало сильной  волной  воздуха,  -  мы  пошатнулись.
Ракета, оставляя за собой цепочку дымовых клубов, взвилась к небу,  быстро
укоротилась до черной точки и исчезла.
   Мы подъехали к ракетодрому. Но, увы, чернобородого среди оставшихся  не
было...



5. КАНДИДАТ В НЕБОЖИТЕЛИ

   Тоня бросилась в толпу и начала расспрашивать всех: не  видели  ли  они
человека с черной бородой?
   Люди переглядывались, вспоминали, и, наконец, человек в белом  шлеме  и
белом кожаном костюме сказал:
   - Это, наверное, Евгеньев.
   - Конечно, Евгеньев. Другого чернобородого у нас  сегодня  не  было,  -
подтвердил другой.
   - Где же он? - с волнением спросила Тоня.
   - Там. Пересекает стратосферу. На пути к Звезде Кэц.
   Тоня побледнела. Я подхватил ее под руку и отвел в такси.
   - Мы едем в гостиницу, - сказал я.
   Тоня молчала всю дорогу. Покорно опираясь на мою руку, она поднялась по
лестнице. Я отвел ее в номер и усадил в кресло. Откинув голову на  спинку,
она сидела с закрытыми глазами. Бедная Тоня! Как остро она переживала свою
неудачу. Но, по крайней мере, теперь все кончено. Не будем же мы сидеть  в
городе Кэц до возвращения чернобородого из межпланетного путешествия.
   Постепенно лицо Тони начало оживать. Еще не открывая глаза,  она  вдруг
улыбнулась.
   - Чернобородый улетел на Звезду Кэц. Ну что ж, мы полетим за ним!
   От этих слов я едва не свалился с кресла.
   - Лететь на ракете! В черные бездны неба!..
   Я сказал это таким трагическим  тоном  и  с  таким  испугом,  что  Тоня
рассмеялась.
   - Я думала, вы более храбры и решительны, - сказала она уже серьезно  и
даже несколько печально. - Впрочем,  если  не  хотите  сопровождать  меня,
можете отправляться в Ленинград или Армению - куда вам вздумается.  Теперь
я знаю фамилию чернобородого и могу обойтись без вас.  А  сейчас  идите  в
свой номер и ложитесь в кровать. Вы очень плохо выглядите. Горные высоты и
звездные миры не для вас.
   Да, я, действительно, чувствовал себя  скверно  и  охотно  исполнил  бы
приказание Тони, но мое самолюбие было задето. В тот момент я больше всего
на свете хотел остаться на Земле и больше всего боялся потерять Тоню.  Что
окажется сильнее? Пока я колебался, за меня решил мой язык.
   - Антонина Ивановна! Тоня! - сказал я. - Я особенно  счастлив,  что  вы
приглашаете меня сопровождать вас теперь, когда я вам больше не нужен  для
розысков чернобородого. Я лечу!
   Она чуть заметно усмехнулась и протянула мне руку.
   - Спасибо, Леонид Васильевич. Теперь я вам должна рассказать все.  Ведь
я видела,  как  вас  мучил  Палей,  которого  я  ищу  с  таким  упорством.
Признайтесь, вам не раз приходила в голову и такая мысль, что Палей сбежал
от меня, а я, упрямая влюбленная девушка, гоняюсь за ним по миру в надежде
вернуть любовь.
   Я невольно покраснел.
   - Но вы были настолько тактичны, что не задавали мне никаких  вопросов.
Ну, так знайте: Палей - мой друг и  товарищ  по  университету.  Это  очень
талантливый   молодой   ученый,   изобретатель.    Натура    увлекающаяся,
непостоянная.
   Мы с ним, еще на последнем  курсе  университета,  начали  одну  научную
работу, которая обещала произвести переворот в электромеханике. Работу  мы
поделили пополам и шли к одной цели, как рабочие,  прорывающие  туннель  с
двух сторон, чтобы встретиться в одной точке. Мы  были  уже  у  цели.  Все
записи вел Палей в своей записной книжке. Неожиданно его  командировали  в
Свердловск. Он уехал так поспешно, что не оставил мне  книжку.  Он  всегда
был рассеянным. Я писала ему в Свердловск, но не получила  ответа.  С  тех
пор он как в воду канул.
   В Свердловске я узнала, что он переведен во Владивосток, но  там  следы
теряются. Я  пробовала  самостоятельно  продолжать  работу.  Увы,  мне  не
хватало целого ряда формул и расчетов, сделанных  Палеем.  Когда-нибудь  я
подробно расскажу вам об этой работе. Она стала  моею  навязчивой  мыслью,
моим кошмаром. Она мешала мне  заниматься  другими  работами.  Бросить  на
полпути такую многообещающую проблему  -  я  и  сейчас  не  понимаю  этого
легкомыслия Палея. Теперь вы поймете, почему весть о нем  так  взволновала
меня. Вот и все... Вы  в  самом  деле  отвратительно  выглядите.  Идите  и
ложитесь.
   - А вы?
   - Я тоже отдохну немного.
   Но Тоня не стала отдыхать. Она  отправилась  в  отдел  кадров  главного
управления Кэц и там узнала, что  на  Звезду  Кэц  можно  попасть,  только
законтрактовавшись на работу. Физики и биологи были нужны. И Тоня, недолго
думая, законтрактовала себя и меня на год.
   Она радостно вбежала ко мне в комнату и оживленно начала рассказывать о
своих приключениях. Затем вынула из  лилового  кожаного  портфеля  бланки,
самопишущее перо и протянула мне.
   - Вот ваше заявление. Подпишитесь.
   - Да, но... годовой срок...
   - Не  беспокойтесь.  Я  выяснила,  что  управление  не  слишком  строго
придерживается  этого   контракта.   Необычайность   обстановки,   условий
существования,  климата  принята  во  внимание.  И  кто  будет  переносить
плохо...
   - Климат? Какой же там климат?
   - Я имею в виду жилые помещения Кэц. Там можно устроить любой климат, с
какой угодно температурой и влажностью воздуха.
   - Значит, там такая же разреженная  атмосфера,  как  здесь,  на  высоте
Памира?
   -  Да,  примерно  такая,  -  неуверенно  ответила  Тоня   и   прибавила
скороговоркой:  -  Или  немножечко  меньше.  В  этом,   пожалуй,   главное
препятствие для вас.  Кандидаты  на  Звезду  проходят  строгий  физический
отбор. Те, кто легко подвергается горной болезни, бракуются.
   Я, правда, очень обрадовался,  узнав,  что  у  меня  еще  есть  путь  к
почетному отступлению. Однако Тоня тотчас утешила меня:
   - Но мы как-нибудь это устроим! Я слышала, там есть комната  с  обычным
давлением атмосферы. Давление уменьшается постепенно,  и  приезжие  быстро
привыкают. Я поговорю о вас с доктором.
   Мне стало не по себе, и я с отчаянием ухватился за последний довод:
   - Как же с работой на Земле?
   У Тони был готовый ответ.
   - Нет ничего проще! Кэц - очень  авторитетное  учреждение,  и  довольно
сообщить  по  месту  работы,  что  вы  законтрактовались,  вас  сейчас  же
отпустят. Только бы ваше здоровье позволило. Как вы себя чувствуете?  -  И
она взяла мою руку, чтобы проверить пульс.
   - Ну, когда такой доктор прикасается  к  руке,  то  невольно  ответишь:
"Прекрасно!"
   - Тем лучше. Подписывайте скорее бумаги, и я пойду к доктору.
   Так, не успев оглянуться, я был завербован в небожители...
   - Слабость? Посинение кожи? Головокружение? Тошнота? - допрашивал  меня
доктор. - Рвоты не было?
   - Нет, только сильно тошнило, когда мы бежали за автомобилем.
   Доктор с минуту подумал и глубокомысленно сказал:
   - У вас легкая степень болезни.
   - Значит, можно лететь, доктор?
   - Да. Думаю, можно. В ракете, правда, только десятая часть  нормального
атмосферного давления, но зато вы  будете  дышать  чистым  кислородом,  не
разбавленным на  четыре  пятых  азотом,  как  в  атмосфере.  Этого  вполне
достаточно для дыхания. А  на  Звезде  Кэц  имеются  внутренние  камеры  с
нормальным давлением. Значит, вам придется  только  немного  потерпеть  во
время перелета. Звезда находится на высоте всего в тысячу километров.
   - Сколько же дней продлится перелет? - спросил я.
   Доктор насмешливо скосил глаза в мою сторону.
   - Я вижу, вы мало  понимаете  в  межпланетных  путешествиях.  Так  вот,
дорогой мой, ракета летит до Звезды восемь -  десять  минут.  Но  так  как
приходится перевозить непривычных людей, то  полет  немного  затягивается.
Чтобы  воспользоваться  центробежной  силой,  снаряд  летит  под  углом  в
двадцать пять градусов к горизонту по направлению вращения Земли. В первые
десять секунд скорость возрастает до пятисот метров в секунду  и  лишь  во
время  полета  через  атмосферу  несколько  замедляется,  а  затем,  когда
атмосфера начнет редеть, вновь повышается.
   - Почему скорость замедляется при полете через атмосферу. Торможение?
   - Торможение  преодолимо,  но  при  чрезмерной  быстроте  полета  через
атмосферу от трения  сильно  накаляется  оболочка  ракеты,  и  тяжесть  со
скоростью увеличивается. А почувствовать свое тело тяжелее в десять раз не
очень-то приятно.
   - А мы не сгорим от трения оболочки об атмосферу? - опасливо спросил я.
   - Нет. Может быть, немного вспотеете - не больше. Ведь оболочка  ракеты
состоит из трех слоев. Внутренний - прочный, металлический,  с  окнами  из
кварца, прикрытыми слоем обыкновенного стекла,  и  с  дверями,  термически
закрывающимися. Второй - тугоплавкий, из материала, почти  не  проводящего
тепла. Третий - наружный - хотя и относительно тонкий, но  из  чрезвычайно
тугоплавкого металла. Если  верхний  слой  накалится  добела,  то  средний
задержит тепло,  и  оно  не  попадет  внутрь  ракеты,  да  и  холодильники
отличные.  Холодильный  газ  непрерывно  циркулирует   между   оболочками,
проникая через рыхлую среднюю малотеплопроводную прокладку.
   - Вы, доктор, настоящий инженер, - с восхищением сказал я.
   - Ничего  не  поделаешь.  Ракету  легче  приспособить  к  человеческому
организму, чем организм к необычным условиям. Поэтому техникам  приходится
работать в контакте со  мною.  Посмотрели  бы  вы  первые  опыты.  Сколько
неудач, жертв!
   - И человеческие были?
   - Да, и человеческие.
   У меня по спине забегали мурашки. Но отступать было поздно.


   Когда я вернулся в гостиницу, Тоня радостно сообщила мне:
   - Я уже знаю - все прекрасно устроилось. Мы вылетаем  завтра,  ровно  в
полдень. С собою ничего не берите. Утром, перед полетом, мы примем ванну и
пройдем  дезинфекционную  камеру.  Вы  получите  стерилизованное  белье  и
костюм. Доктор сказал, что вы совершенно здоровый человек.
   Я слушал Тоню как во сне. Страх поверг меня  в  оцепенение.  Думаю,  не
стоит говорить о  том,  как  я  провел  последнюю  ночь  на  Земле  и  что
передумал...



6. "ЧИСТИЛИЩЕ"

   Настало утро. Последнее утро на Земле. Я тоскливо посмотрел  в  окно  -
светило яркое солнце. Есть не хотелось, но я заставил себя позавтракать  и
отправился "очищаться" от земных микробов.  Эта  процедура  заняла  больше
часа. Врач-бактериолог говорил мне о каких-то головокружительных цифрах  -
миллиардах микробов, гнездившихся на моей земной  одежде.  Оказывается,  я
носил на себе тиф, паратиф, дизентерию, грипп, коклюш и чуть ли не холеру.
На моих  руках  были  обнаружены  синегнойные  палочки  и  туберкулез.  На
ботинках - сибирская язва. В  карманах  проживали  анаэробы  столбняка.  В
складках пальто - возвратная лихорадка, ящур. На шляпе - бешенство,  оспа,
рожа... От этих новостей я впал  в  лихорадку.  Сколько  невидимых  врагов
ожидало случая, чтобы наброситься на меня и свалить с ног! Что ни  говори,
а Земля имеет свои  опасности.  Это  немного  примирило  меня  с  звездным
путешествием.
   Мне пришлось перенести промывание желудка, кишок и подвергнуться  новым
для меня процедурам облучения неизвестными аппаратами. Эти аппараты должны
были убить вредные микробы, гнездившиеся внутри  моего  организма.  Я  был
порядком измучен.
   - Доктор, - сказал я. - Эти предосторожности  не  достигают  цели.  Как
только я выйду из вашей камеры, микробы вновь набросятся на меня.
   - Это верно, но вы,  по  крайней  мере,  избавились  от  тех  микробов,
которые привезли из большого города. В кубическом метре воздуха  в  центре
Ленинграда находятся тысячи бактерий, в парках  только  сотни,  а  уже  на
высоте Исаакия лишь десятки. У нас на Памире - единицы.  Холод  и  палящее
солнце, отсутствие пыли, сухость - прекрасные  дезинфекторы.  На  Кэце  вы
снова попадете в чистилище. Здесь мы очищаем только  начерно.  А  там  вас
подвергнут основательной чистке. Неприятно? Ничего не поделаешь.  Зато  вы
будете совершенно спокойны за то, что не заболеете никакими  инфекционными
болезнями. По крайней мере, там  риск  сведен  до  минимума.  А  здесь  вы
рискуете ежеминутно.
   - Это очень утешительно, -  сказал  я,  облачаясь  в  дезинфицированное
платье, - если только я не сгорю, не задохнусь, не...
   - Сгореть и задохнуться можно и на Земле, - перебил меня доктор.
   Когда я вышел на улицу, наш автомобиль уже стоял у  тротуара.  Скоро  и
Тоня вышла из женского отделения дезинфекционной  камеры.  Она  улыбнулась
мне и села рядом. Автомобиль тронулся в путь.
   - Хорошо