то определенно видела.

    - Мне бы товарища Чернопятова, - осторожно начала она.

    -  Товарища!  -  передразнил  старичок. - Не товарищ я, не гражданин, не
    господин даже. А просто дедушка Асмодей. Поняла, милая?

    Петухова кивнула головой.

    - Так зачем же пожаловала?

    -  Я,  -  начала  Петухова  и остановилась, не зная, что сказать. Старик
    выжидающе молчал. - Не знаю, с чего начать.

    - Да с начала, милая.

    -  Неделю  назад  я  случайно  забрела  на старое кладбище, - запинаясь,
    продолжила Петухова.

    - Ай-ай, что же ты по кладбищам-то бродишь?

    "Да он смеется надо мной", - закипая, подумала Петухова.

    - И видела там...

    - Ну-ну! - подбодрил ее старик.

    -  Видела  какой-то  необычный  обряд,  как  будто  из земли... покойник
    поднимался... - кое-как докончила она.

    - Ой, страсти-то какие! - Старик изобразил притворный испуг.

    -  Потом,  -  медленно  продолжала  Петухова, - на памятнике я прочитала
    свою фамилию и дату: выходило, что мне оставалось жить тринадцать дней.

    Старик кивнул головой.

    -  Потом  стали  случаться  разные  странные  события, я не знала, что и
    подумать.

    -  И  надумала прийти ко мне, - подытожил Чернопятов. - Или кто надоумил
    тебя?

    - Агриппина Кузьминична подсказала, - нерешительно произнесла Петухова.

    - А, эта... - Старик презрительно фыркнул. - Так что же ты от меня хочешь?

    - Говорят, что вы можете снять наваждение.

    Старик торжествующе засмеялся.

    -  Могу,  -  вдруг  твердо  и властно произнес он, - я все могу. А тебе,
    видать, жить сильно хочется.

    Петухова потупила голову.

    - Но сначала послужить ты мне должна.

    -  На  все  готова,  батюшка,  - вдруг завизжала Петухова и бросилась на
    колени  перед  стариком.  Как  это  получилось  у  дамы,  с  чего  вдруг
    бухнулась  на  колени  перед  каким-то  старикашкой, она и сама не могла
    понять,  как  до  конца  не  осознавала,  что  это - умышленная игра или
    неосознанный порыв. Скорее и то, и другое.

    Старику  выходка  библиотекарши  явно понравилась. Он расцвел в улыбке и
    потрепал ее по голове:

    -  Молодец,  Валюта,  люблю вот таких простых. - То, что он назвал ее по
    имени,  нисколько не удивило, а вселило некоторую уверенность: дело идет
    на лад.

    - Ладно, вставай, - продолжал старец, - нечего на полу-то валяться.

    Петухова  медленно  встала. Она исподтишка, но внимательно рассматривала
    таинственного  человека.  Это  был  худощавый,  сухой; но, видимо, очень
    крепкий,  жилистый  старик. Голова его была плешива, подбородок украшала
    редкая  бородка, лицо походило на обтянутый кожей череп. И только глаза,
    по-молодому острые, блестящие, не мигая смотрели на нее.

    "Старичок  не  так прост", - подумала Петухова. Всем своим видом выражая
    смирение, ждала приказаний.

    -  Значит,  послужить  мне  хочешь?  Ну что ж... Угодишь - не пожалеешь.
    Видела во дворе козу? Пойди подои ее.

    - Да не умею я, батюшка. - Про себя она решила называть его именно так.

    - А ты учись! - хихикнул старик.

    Петухова  вышла из дома, удивляясь странному началу знакомства с великим
    колдуном. Может, ему батрачка нужна? С высшим образованием...

    Она  нерешительно  приблизилась к козе. С какого же бока к ней подходят?
    Коза немигающе смотрела на нее большими желтыми глазами.

    - Как же тебя доить? - машинально промолвила Валентина Сергеевна.

    - У-ме-е-ючи! - вдруг проблеяла коза.

    -  Батюшки!  -  Библиотекарша  с  испугу  села на землю. Коза все так же
    равнодушно продолжала смотреть на нее.

    - Ты что, говорить умеешь? - осторожно спросила Валентина Сергеевна.

    - У-мее-ю, - раздалось в ответ.

    - Кто же тебя научил?

    -  Он,  з-мее-й,  и научил. - Коза кивнула башкой на дом. "Хозяина змеем
    называет..." - подумала Петухова.

    - Не любишь его?

    Коза промолчала.

    Валентина  Сергеевна с трудом верила происходящему. Подоить обычную козу
    еще попыталась бы. Но говорящую? Увольте!

    "Интересно,  -  вдруг  подумала  она,  -  а каков уровень знаний у этого
    животного?"

    - Сколько будет дважды два? - вкрадчиво спросила она.

    Коза  некоторое  время  молча  смотрела  на нее. Валентина Сергеевна уже
    решила, что не дождется ответа. Внезапно коза изрекла:

    - Ты что, ду-ура? О смее-рти подумай!

    Куда она попала! Бежать отсюда без оглядки. Но ноги сами потянули ее в дом.

    - Ну что? - спросил старичок. - Подоила?

    Валентина  Сергеевна  внезапно  вспомнила сказку, где героине предлагают
    исполнить невыполнимые приказания, и засмеялась.

    Старичок удивленно уставился на нее.

    - Ты чего? - спросил он.

    - Коза у вас смешная, - пояснила Петухова.

    - А... - успокоился Асмодей. - Я уже подумал, ты надо мной смеешься.

    -  Как можно... - почтительно прошептала Петухова. В это время в комнату
    вошла  высокая  темноволосая  женщина средних лет. Валентина Сергеевна с
    удивлением  заметила, что глаза у женщины такие же большие, прозрачные и
    желтые, как у давешней козы.

    - Вот пожаловала к нам гостья, - пояснил старик, кивнув на Петухову.

    -  Да  видела уже, - равнодушно ответила женщина, - тупая какая-то... На
    кой черт она нам сдалась?

    - Ну, ну, Глафира... - примирительно сказал старик.

    Глафира пристально взглянула на Петухову.

    - В ужа бы ее превратить или в крысу.

    "Ой, ой, - похолодела Петухова, - такая превратит, в самое логово попала".

    -  Наша  гостьюшка  в недоумении, зачем мы ее позвали. А затем, ласточка
    ты наша, чтобы посвятить тебя.

    Глафира фыркнула, но промолчала.

    Асмодей глянул на нее исподлобья, глаза его превратились в огненные уголья.

    - Ты, бабонька, - вкрадчиво сказал он, - много себе позволять стала.

    Та съежилась и ласково, успокаивающе произнесла:

    - Асмодеюшка, не сердись на глупую бабу, все от скудости ума...

    -  Ладно.  -  Старик  обратился к Петуховой: - Мы многое о тебе знаем. И
    очень уж ты нам понравилась. Тем более что ты одного с нами корня.

    - То есть? - не поняла Петухова.

    -  Ну  как  же,  ласточка,  родословной  своей  не  знаешь? Дед-то твой,
    Петухов Григорий Семенович, ведь он из наших.

    - Не может быть! - подалась вперед Валентина Сергеевна.

    -  Может,  может,  ты  уж  поверь  старику. Конечно, он в городе служил,
    чиновником,  это верно. Но с нами связь не терял, наезжал, бывало, сюда,
    в  Лиходеевку.  Я тогда помоложе был, но помню его хорошо. А уж прадеды,
    прапрадеды  твои  вообще  отсюда родом. Между прочим, мы с тобой дальние
    родственники.

    Старик замолчал, внимательно посмотрел на нее.

    - Деяния твои весьма нам по нраву пришлись. Кровь-то, она себя дает знать.

    - Вы на что намекаете? - спросила Петухова.

    -  Как на что? А с религией как ловко ты борешься? Не без твоего участия
    все городские церкви закрыли.

    - Я не закрывала, власть закрывала!

    -  Правильно,  власть,  но  с  твоей, милая, помощью. Так что спасибо! -
    Старик  встал  и  поклонился ей. - Приходится, конечно, тебя поправлять,
    подталкивать  на  истинную  дорожку.  На  кладбище  ты видела, на что мы
    способны,  да  и  потом,  я  думаю,  убедилась.  К архивной крысе этой -
    Забалуеву - прибежала, а я тут как тут.

    Валентина  Сергеевна  вдруг  с  ужасом заметила, как лицо старика начало
    меняться  -  словно  по  воде  пошла мелкая рябь. Через несколько секунд
    перед ней сидел Забалуев.

    - Ну как, похож? - спросил он.

    Валентина  Сергеевна  готова  была  поклясться,  что похож до мельчайшей
    черточки. Глаза вот только. Лицо старика снова стало прежним.

    -  Да,  - продолжал он, - или Митя. Давно он у нас поперек дороги стоит.
    Первый  раз  не  в свое дело залез, теперь снова под ногами путается. Ну
    ничего, думаю, больше не помешает.

    А  с  малюткой  ловко как получилось. - Старик хихикнул от удовольствия.
    Внезапно на его месте оказался знакомый Валентине Сергеевне ребенок.

    - Мама, мама, - жалобно захныкал он, - как я долго тебя ждал...

    Валентина Сергеевна схватилась за сердце.

    - Хватит! - громко крикнула она. - Перестаньте меня мучить!

    - Слабовата она, Асмодей, - сказала вдруг Глафира, - жалостлива больно.

    -  Замолчи!  -  прикрикнул  на  нее  ребенок.  Он не торопился принимать
    прежний  облик.  Сидел  на  стуле, болтал не достающими до пола ногами и
    хитро смотрел на Петухову.

    - Да, мамочка, а хочешь, каждую ночь являться буду?

    -  Ну  ладно, - К старику опять вернулся прежний вид. - Ты, ласточка, не
    обижайся,   так   для   дела   надо:  помучить  тебя  малость.  Что  мне
    понравилось,  так  то,  что  с  ученым  познакомилась.  Вошла  к  нему в
    доверие. Вот это полезно.

    Петухова похолодела.

    -  Профессор  Струмс  нам  мешает.  Человек  он  непростой,  тоже, можно
    сказать,  из  наших. Кое-что умеет, тут спору нет. Убрать его не уберешь
    -  не  та  фигура, да и себе дороже будет, однако отвадить от наших мест
    надобно.  Надеюсь,  ты нам подмогнешь. Пора тебе вернуться к нам. Научим
    кое-чему,  не  пожалеешь. Все иметь будешь. А главное - власть. Что тебе
    люди!  Букашки  да  таракашки...  А  мы...  Вон  Глафира  хоть и дура, а
    кой-чего может, не только козой оборачиваться.

    В  этот  момент в комнате появились два новых человека: довольно старая,
    безобразно  толстая  женщина  и очень красивая молодица с румяным лицом,
    льняными   волосами  и  голубыми  глазами,  будто  сошедшая  с  лубочной
    картинки. Они с интересом посмотрели на Петухову.

    -  Вот  она,  голубушка наша. - Старик кивнул на Петухову. Женщины молча
    поклонились.  - Сегодня будем ее посвящать. Натопите баньку, приготовьте
    все что нужно. А ты, ласточка, передохни покудова.

    -  В кого же вы меня посвящать будете? - Петухова непонимающе воззрилась
    на Асмодея.

    - Аль не поняла? Ведьмой, милая, мы тебя сделаем.

    -  Какая  из  нее ведьма? - засомневалась Глафира. - Она только мухоморы
    собирать умеет.

    -  Мухоморы  тоже пригодятся, - наставительно изрек старик. - А выпей-ка
    пока  вот  этого,  -  Он протянул Петуховой глиняную кружечку с каким-то
    напитком. - И иди отдыхай.

    Валентина  Сергеевна  молча взяла кружку и отпила глоток. Это был настой
    каких-то  трав,  горький,  но  приятный.  Она почувствовала, как по телу
    разливается  горячая  волна, голова слегка закружилась, но стало легко и
    весело.

    -  Отведи  ее,  Верка,  -  сказал старик. Молодица молча взяла Валентину
    Сергеевну  за  руку.  Ее  повели  по каким-то коридорам, затем вывели на
    улицу к низенькому сараю.

    "Баня", - поняла Петухова.

    - Раздевайся, заходи в баню и жди, - сказала Верка и вышла.

    Петухова медленно разделась.

    Баня  оказалась  сильно  натопленной.  Воздух был сухой и раскаленный, и
    библиотекарша  почувствовала, как капли пота заструились по лицу и телу.
    В нерешительности она присела на скамью и стала ждать.

    Послышались  чьи-то  шаги,  приглушенные  голоса.  Вошли  трое. Глафира,
    толстая  старуха  и  Верка.  В  руках у них горели свечи. Стало светлее.
    Свечи  были  толстые,  из  зеленого воска, наподобие тех, которые были у
    Струмса.

    - В пионеры будем принимать! - хохотнула Глафира.

    - Цыц! - зашипела толстуха. - Шуточки все шутишь.

    - А что, нельзя?

    Та ничего не ответила, подошла к Петуховой и неожиданно ласково попросила:

    - Ложись, милая.

    Она   указала  на  широкую  скамью,  стоявшую  посреди  бани.  Валентина
    Сергеевна   беспрекословно   подчинилась.  Между  тем  баня  наполнилась
    странными  запахами;  Петуховой почудился аромат полыни, корицы, сюда же
    примешивался  слабый,  но  тошнотворный  запах паленой кости или шерсти.
    Валентине  Сергеевне  показалось, что воздух внутри бани принял молочный
    цвет  и вроде бы слегка засветился. Женщины молча сновали вокруг, что-то
    готовили. Она ждала, закрыв глаза.

    К  ней  прикоснулись осторожные руки. Петухова открыла глаза и различила
    молодую  Верку.  Та  стала  натирать  ее  тело мазью. Делала все ловко и
    очень осторожно.

    Внезапно  Валентина  Сергеевна  почувствовала  необыкновенную  легкость.
    Тело  стало невесомым, казалось, она сейчас оторвется от скользкой лавки
    и  поднимется  в  воздух.  Голова наполнилась легким, нежным звоном. Она
    попыталась приподняться.

    -  Лежи,  лежи, - услышала повелительный голос. Женщины стояли рядом. Их
    потные  тела  поблескивали  в свете свечей, распущенные волосы струились
    по плечам, лица казались черными масками.

    Внезапно  они  тихо  запели.  Песня показалась Петуховой знакомой. Нечто
    подобное она слышала на кладбище.

    Внезапно  дверь  распахнулась, и вошел старик, одетый в черную и длинную
    хламиду, встал по другую сторону скамьи.

    Пение   усилилось.   Женщины   упали  на  колени  и  начали  исступленно
    раскачиваться, голоса их стали совсем дикими.

    Старик  что-то крикнул. Песня оборвалась. Стояла тишина. Только где-то в
    банной  духоте  скрипел  сверчок.  От  его  мелодичного  скрипа  на душе
    Петуховой  полегчало.  Наконец  старик  заговорил.  Петухова  поняла: он
    произносит какое-то заклинание.

    Полупонятные  слова,  как  гвозди,  впивались  в  сознание.  Загустевший
    воздух кружил голову, перед глазами плясали огненные точки.

    В  руках  у старика что-то трепыхалось. Раздался неприятный, скрежещущий
    звук,  и  на  Валентину  Сергеевну  хлынула  струя горячей жидкости. Она
    попыталась  вскочить,  но  женщины  крепко  прижали  ее к скамье. Старик
    бросил  ей  на  грудь  что-то  мягкое  и  теплое.  Как  поняла Валентина
    Сергеевна,  это  была  только что зарезанная курица, ее тушка продолжала
    биться,  вызывая невыразимое отвращение. Теплая струя, хлынувшая на нее,
    была,  конечно,  куриной  кровью.  Женщины  стали размазывать ее по телу
    Валентины  Сергеевны,  мазать  себе  лица  и  руки. Петухова вскочила со
    скамьи.  Почувствовала  себя  совершенно другой. Тело переполняла жизнь,
    как будто ей снова было восемнадцать.

    Ей  сунули  в  руки  ковш. Она отхлебнула, почувствовала знакомый вкус и
    сделала  еще  большой глоток. Что-то случилось со зрением. Прекрасно все
    видела,  как  будто  на  дворе была не ночь, а день. Перед ней кружились
    нагие тела, и она сама кружилась вместе с ними. Все выскочили на улицу.

    Огромная  желтая  луна  висела  прямо  над ними. Петухова подпрыгнула от
    восторга и почувствовала, как повисла в воздухе.

    -  А  что,  девки,  не слетать ли нам на кладбище? - предложил старик. С
    визгом  и  хохотом  взмыли  они  в  воздух и понеслись над темным лесом.
    Впрочем,  для  Петуховой  лес не был темным, она видела каждую травинку,
    каждый  гриб,  более  того,  видела и что находится под землей. Вон крот
    мирно  спит в своей норе, а вон под вывороченным пнем свернулась гадюка.
    В  одном  месте  ей  почудилось  красное  свечение,  приглядевшись,  она
    увидела котел.

    -  Что  это?  -  спросила  она  у  летевшего  рядом старика и указала на
    непонятное.

    -  Клад,  наверное,  -  равнодушно  ответил  он. - Тут по лесам их много
    закопано. Леса старинные, разбойничьи.

    Подлетели  к  старому кладбищу и медленно опустились на землю у какой-то
    могилы.

    Тут   повторилась  церемония,  свидетелем  которой  Валентина  Сергеевна
    оказалась в свое первое посещение кладбища.

    Женщины  встали в ряд и затянули какую-то унылую мелодию. Неожиданно для
    себя  Петухова  тоже  присоединилась к ним и стала неуверенно подпевать.
    Старик  между  тем  зажег костер и бросил туда горсть какого-то порошка.
    Зеленый столб света взметнулся над кладбищем.

    Валентина  Сергеевна  увидела,  что  мертвый  в гробу зашевелился и стал
    выбираться из гроба.

    Наконец  над могильным холмиком показались сначала руки, а затем голова.
    И скоро человек уже стоял у собственного памятника.

    -  Здорово,  майор!  - грубовато приветствовал его старик. Тот попытался
    встать  по стойке "смирно", но у него ничего не получилось. Он напоминал
    марионетку, которую дергают за ниточки.

    -  Ты  мне  нужен,  -  продолжал  старик.  -  Ступай в деревню, чтобы до
    рассвета был у меня.

    Труп  покорно  заковылял,  не  разбирая  дороги,  натыкаясь  на ограды и
    памятники.

    -  Координация  движений нарушена, - задумчиво сказал старик, - давно не
    вставал. Но к утру доковыляет.

    Выражение  "координация  движений  нарушена"  потрясло  Петухову  больше
    всего  виденного.  На  этом  экскурсия  была  закончена.  Нечистая сила,
    свистя и гикая, полетела обратно.

    Когда  они  вернулись  во двор и зашли в ту же баню, Валентине Сергеевне
    молча сунули в руки ковш с давешним напитком.

    Ковш пошел по кругу, и скоро все повеселели.

    -  Теперь  и  помыться  не  мешает,  - весело сказал старик. - Поддай-ка
    пару, Глафира.

    И  снова наступило утро. Проснулась Петухова на кушеточке, куда положила
    ее   заботливая   молодица.   Проснулась   и   сразу   вспомнила  ночные
    приключения.  Да  было  ли это? Она потянулась, огляделась. Сквозь окно,
    закрытое  ставнями,  пробивались  лучи  света.  В полумраке различила на
    диванчике   аккуратно   сложенную   одежду.  Вскочила,  стала  торопливо
    одеваться.  Когда  надевала юбку, нащупала в поясе, в потайном кармашке,
    что-то твердое.

    "Крестик!"  - вспомнила она. Осторожно вытянула цепочку, взяла крестик в
    руки  и вдруг вскрикнула от боли. Крестик обжег руку, будто раскаленный.
    Она засунула его снова в карманчик и вышла из комнаты.

    Это  был  странный  дом.  Снаружи  совсем  небольшой,  внутри  же  полон
    каких-то закоулков, коридоров, комнатушек.

    Валентина  Сергеевна некоторое время плутала по лабиринту, наконец вошла
    в  знакомую  комнату.  Старик  Асмодей  был  один,  играл  сам с собой в
    шахматы. Увидев Петухову, радостно заулыбался.

    -  Ну  как спала? После кувырканий, надо думать, сладко. И то хорошо. Ну
    как тебе ведьмой? Тем более в наше сверхрациональное время.

    Валентина  Сергеевна  в  какой уж раз обратила внимание на речь старика:
    то  он выражался по-простонародному, то говорил нарочито книжным языком.
    Нет, не прост старичок, не прост!

    -  Ой, касаточка моя, а что это у тебя юбка дымится? Валентина Сергеевна
    схватилась за потайной карман.

    -  Что там у тебя? Ну-ка, дай посмотреть, - Он вскочил, одной рукой, как
    клещами,  больно  сжал плечо Петуховой, другой ловко залез в карманчик и
    вынул крестик.

    -  Батюшки!  -  воскликнул он. - Знак Божий - и где, в моем доме? Откуда
    он у тебя?

    - Бабушкин, - чуть слышно отозвалась Петухова.

    - Это Аглаи Дормидонтовны, что ли?

    Петухова молча кивнула головой.

    - Кто же тебя надоумил взять его с собой? Отвечай!

    Петухова молчала.

    -  Понимаю,  - задумчиво сказал старик. - На всякий случай, мало ли что.
    Уберечься  хотела.  Но теперь он тебе ни к чему. Ведьме крест хуже соли,
    -  Он  зажал  крест  между  пальцами и дунул на него. На стол упала одна
    капля,  затем  другая,  через минуту крест превратился в лужицу металла,
    поблескивающую на столе. По форме Она напоминала звезду.

    -  Так-то лучше будет, - сказал старик, - я на тебя не сержусь, понимаю,
    по  глупости это, по недомыслию. А может, профессор тебя научил? Кстати,
    где он?

    - Не знаю...