не  хочешь, чтобы сделали  тебе.  Вы  же
поступаете прямо противоположным образом. Вы  не желаете, чтобы кто-то делал
на Земле  то,  что  сами  спокойно и расчетливо делаете на  десятках  других
планет.
     - Это  долгая история,-  вздохнул я.-  Этой  истории почти  двести лет.
Противоречие, о котором вы сказали, действительно непреодолимо. Но... А есть
ли  выход,  госпожа Ландовска? Во все времена, когда  на  Земле существовали
отдельные государства, были и разведка, и контрразведка.
     - Господи, о чем вы говорите, Каммерер? Вы хоть слышите сами,  о чем вы
говорите?  Какое  отношение  разведка   имеет  к  прогрессорству?  Что,  эти
разведчики двадцатого века, они занимались прогрессорской деятельностью? Они
стремились подтолкнуть  чье-то развитие? Я читала книги! Я видела фильмы! Да
что там, в  школе я сама играла в  спектакле, мы его ставили по  книге... не
помню названия... сейчас... Да, вот: "Во имя мира на Земле". Автора уж точно
не помню, не в нем дело. Был там  такой  разведчик,  то ли из СССР, то ли из
США. А может, оба... Они  охотились за  секретами. Называлось это секретными
службами. Прогрессорством и не пахло, обыкновенный  грабеж средь  бела  дня.
Разведчиков, конечно,  ловили. И правильно.  Ваши прогрессоры  тоже грабежом
чужих секретов занимаются?
     -  Прогрессоры  не  наши,- ощетинился я.-  Но,  согласитесь, что нельзя
исключить ситуации, когда на Земле...
     - Не суди  о других по своему образу и  подобию,-  заявила  Ландовска и
неожиданно замолчала, хотя,  казалось, фраза,  которую  она  хотела сказать,
только  началась.  Она  нахмурила брови, но взгляд  от меня  не  отрывала  -
тяжелый взгляд, давящий.
     - Погодите,  Каммерер...-  протянула она.- Не хотите ли вы сказать, что
бедный Лучано... Вы думаете, что он...
     Она даже выговорить вслух не могла того,  что пришло ей на ум. И если я
ей скажу  сейчас, что она близка к истине, Ландовска  швырнет мне  в  голову
тяжелую  статуэтку, изображавшую  то  ли  сатира,  то  ли  просто  чертенка.
Статуэтка  стояла  на  столике, и  ладонь  Ландовской  непроизвольно сжимала
фигурку за кривые ноги. Не нужно было мне раскрываться. Прокол. Сам виноват.
Поверил  в рассудительность  и открытость.  Но теперь,  когда  контакт исчез
безвозвратно, продолжать разговор просто не имело смысла.
     -  О чем вы говорите,  госпожа Ландовска!  -  с  искренним  возмущением
воскликнул  я.- Грапетти - инопланетный агент!  Чушь. Но гибель звездолета -
это серьезно. Это первый случай за несколько десятилетий.
     - И вы решили, что не обошлось без вмешательства иного разума, Господи,
спаси и  помилуй,-  театрально  вздохнула  Ландовска, опустив  статуэтку  на
стол.-  Каммерер, вы либо псих, либо дурак,  либо  не говорите  мне  правду.
Когда  я  жила на Земле,  то у меня  был сосед,  он летал  на транспортниках
куда-то в систему то ли звезды Барнарда, то ли на  Тау Кита. Так он мне  все
уши  прожжужал  в свое время  о пресловутых  Странниках.  Он  мечтал  с ними
встретиться.  И все, что не мог объяснить у себя  в космосе, он  сваливал на
Странников. Это было бы смешно, если бы не  его глаза - он  этих пресловутых
Странников боялся! Туннели Странников. Циклопические  сооружения Странников.
Странники  спасают  жителей  Надежды  и  исчезают.  Странники,  Странники...
Хорошо, здесь,  на Альцине, я перестала слышать эту чепуху, здесь люди  куда
прагматичнее.  Это  ведь  религия,  Каммерер,  религия,  где  Богом являются
Странники,  которых никто  никогда  не  видел  и  авторство которых во  всех
случаях никогда не было доказано.
     - Я  вовсе не утверждаю,  что "Альгамбра" погибла по  вине Странников,-
сказал я, но Ландовска, похоже, меня не слышала.
     -  У  каждого века,-  продолжала  она,-  свои  безумства.  В  двадцатом
помешались  на этих... тарелках. Все их видели, кто-то  летал на  них, наука
даже такая была - уфология, которая объясняла непонятные явления в атмосфере
вмешательством пришельцев. Не похоже?  По-моему, то же самое. Удивляюсь, как
в те времена не создали какую-нибудь секретную комиссию по отлову пришельцев
и насильственному  вступлению с  ними в  контакт.  Знаете,  Каммерер,  тогда
воображали, что высокоразвитые инопланетяне, конечно же, принесут людям одно
лишь благо. Это потом, когда мы... точнее, вы сами занялись прогрессорством,
когда  Гарднер основал  Институт экспериментальной  истории... Кстати, вы не
помните, когда это было?
     - В тридцать втором,- механически сообщил я.
     -  Значит, еще до... Ну, вот видите!  Да, так с  тех именно времен, как
мне кажется, общественное мнение на Земле изменилось радикально.
     - Подождите, Ванда,- я решил, наконец, прервать ее эмоциональную речь и
внести свежую струю в нашу пикировку.-  Я могу представить ваше отношение  к
моей организации, я могу даже разделить это мнение. И я не стану доказывать,
что,  если есть хоть один шанс из  миллиарда, что Странники или  кто-то иной
вмешиваются  в  нашу  историю,  мы  просто обязаны сделать все  возможное  и
невозможное,  чтобы  выявить  и  пресечь. Это  очень  серьезный  и отдельный
разговор...
     - Боже, какая риторика...- пробормотала Ландовска.
     - Да, отдельный разговор,- настойчиво сказал  я.- Но, согласитесь, что,
кого бы я  ни представлял, цель у нас с вами сейчас  одна. Я хочу знать, что
произошло с  "Альгамброй", почему это произошло,  и что  случилось с  Лучано
Грапетти, мужем вашей, насколько я понимаю, близкой подруги.
     - Подруги?  - подняла брови  Ландовска.-  Мы познакомились с  Таней  на
прошлой неделе.
     -  Вот как... Ну, хорошо.  Как бы  то  ни было, у  вас есть своя версия
того, что произошло. И похоже, вы знаете что-то о судьбе Лучано. И я не вижу
причин, по которым вам нужно скрывать эту информацию от меня.
     - Вот разговор не мальчика,  но мужа,- усмехнулась Ландовска.- Конечно,
я могу  вам  сказать все,  что  знаю,  и  поделиться тем,  чего не знаю,  но
предполагаю.  Но вы мне не поверите, вот в  чем штука. Если я вам скажу, что
Лучано Грапетти совершил  то, что он  совершил по той простой причине, что у
него  не было иного  выхода? Что единственным его побудительным мотивом было
желание доказать  необходимость  возврата  к  полному детерминизму, к  миру,
каким  он  был тысяч  десять лет назад? Вы мне не поверите, потому что  ни в
грош не ставите мою науку. А иных доказательных идей у меня нет и не было.
     - Хорошо,- согласился я.- Давайте пока без доказательств. Грапетти жив?
     - Думаю, да.
     - Вы или Татьяна знаете, где он находится?
     - Понятия не имеем,- совершенно искренне сказала Ландовска.
     -  Почему  произошел взрыв  на  "Альгамбре", и  где  в  это  время  был
Грапетти?
     - Понятия не имею,- повторила Ландовска.
     - Татьяна вам рассказывала о... ну, скажем, братьях и сестрах ее мужа?
     - Она - мне? Да нет же! Это я ей рассказала, а она подтвердила.
     - Вы? - я, пожалуй, действительно, перестал ориентироваться в ситуации.
Оставалось надеяться, что удивление  на  моем лице не было  выражено слишком
явно.
     - Я, Каммерер. И не спрашивайте, откуда я взяла эту информацию.
     - Естественно,- пробормотал я.- Вы скажете, что она вам явилась с неба,
и я действительно не  поверю,  потому что на небе нет  ничего, о чем бы люди
иных профессий не знали куда больше любого астролога.
     -  Ну-ну,-  неопределенно   произнесла  Ландовска.-  Вам   не  кажется,
Каммерер, что ваш брат прогрессор...
     - Я не прогрессор,- поднял я обе руки.- Во всяком случае, не прогрессор
уже почти десять лет.
     -  Неважно. Образ мысли не  изменился. Так вот, вам не кажется  ли, что
для  вашего  брата  легче и интереснее  устанавливать контакт  с охранниками
Герцога  Алайского  или, скажем, с  расой голованов,  чем с людьми,  которые
придерживаются иных, нежели  у  вас, взглядов  на  мироздание? Голованов  вы
скорее поймете, потому что признаете за ними право быть другими.
     - Давайте, Ванда,  поговорим  об  этом  в  следующий раз,- взмолился я,
понимая,  что, отказываясь  от  дискуссии,  в  глазах  этой  женщины признаю
поражение  не только  свое, но  и обоих КОМКОНов, и всей науки,  не  имеющей
чести нести перед собой на вытянутых руках определение "оккультная".- Сейчас
меня интересует только Грапетти. Если он жив, я хотел бы с ним встретиться.
     - Он жив,- пожала плечами Ландовска.- Вы думаете, я знаю больше?

x x x
     Мой  утренний доклад  Экселенцу  был вынужденно  сжатым  и не  содержал
позитивной  информации.  Я  скорее  слушал,  чем   говорил.  Предварительное
расследование показало, что "Альгамбра"  погибла от редчайшей  случайности -
прорыва метеором  энергетической защиты в момент  изменения режима полета. В
субсветовом  полете  внутри планетной системы защита  надежна абсолютно - за
полтораста лет использования дисперсных двигателей не было ни единого случая
нечаянного столкновения с метеором. В нуль-полете, естественно, метеоры тоже
не опасны. Но есть несколько  микросекунд в момент перехода из одного режима
в  другой,  когда  защита  снята,  система  нестабильна  и  открыта  внешним
воздействиям. Вероятность столкновения  с  метеором в  этот момент,  однако,
настолько  ничтожна, что ее  никогда,  насколько  я  знаю,  во  внимание  не
принимали - шанс  столкновения  был таким, что  произойти оно могло  не чаще
одного раза в полтора триллиона  лет.  Или три триллиона? Во  всяком случае,
число  это намного превышало возраст Вселенной, и конструкторы, естественно,
полагали, что звездолетам ничто не грозит.
     Но - случилось.
     Поскольку корабль в течение  семи с половиной микросекунд превратился в
излучение, то исследовать можно было только характеристики этого  излучения,
и  ничего более. Естественно,  станции слежения зафиксировали  взрыв во всех
деталях, и главные результаты многофакторного анализа были готовы уже спустя
двенадцать  часов после  трагедии.  Первое  -  взрыв  произошел в результате
попадания метеора. Второе  - в  момент взрыва на "Альгамбре" было семь живых
существ. Их и  должно было быть  семь, если считать, что на  борту находился
только экипаж.  Но  не существовало  (и не могло существовать) доказательств
этого  предположения. Теоретически  можно было допустить,  что  отсутствовал
один  из звездолетчиков,  а  Грапетти  находился  на  борту  и погиб.  Хотя,
конечно,  вероятность  этого события  была  значительно  ниже  естественного
предположения, что звездолет отправился в рейс, не взяв на борт пассажира.
     Но тогда - куда и как исчез Грапетти? Он стартовал с космодрома Альцины
на орбитальном челноке, и  диспетчеры вели аппарат до момента его выхода  на
стационарную  орбиту.  Затем,  убедившись,  что  режим  выведения  соблюден,
диспетчеры передали  челнок  автоматике  звездолета, которая  и должна  была
провести стыковку.  В нужный  момент  маяк "Альгамбры"  дал "плюс",  то есть
сообщил, что полет проходит в штатном режиме. Состоялся недолгий разговор по
телеканалам  порта  с  командиром  "Альгамбры" Алексом  Завадским.  Разговор
фиксирован, его много раз прослушали, речь шла только о подтверждении полной
готовности систем к старту.  О пассажире диспетчер порта не спросил -  и это
понятно, он уже получил подтверждение  маяка, процедура  была  стандартной и
рутинной. Тепло попрощались, Завадский отключил телеканалы  и дал команду на
старт.
     И вот тогда-то...
     -   Два  обстоятельства,-  завершил   Экселенц   свой  краткий  обзор,-
заставляют   предполагать  худшее.   Первое:  детонатор  номер   четыре   не
разрушился. Второе: в момент взрыва на борту "Альгамбры" было семь человек.
     Он замолчал и уставился на меня своим совиным взглядом, ожидая, видимо,
что  у  меня уже готовы выводы и  предложения. У  меня  не было  ни того, ни
другого.  Более того, с некоторых  пор у нас с Экселенцем, видимо, перестали
совпадать понятия о плохом и хорошем  в нашей  жизни. Худшим при сложившихся
обстоятельствах Экселенц полагал то,  что  Лучано Грапетти  остался  жив  и,
по-видимому,  даже не  попал на борт звездолета. Да, это  было  странно, это
было необъяснимо,  в этом  была  некая несообразность,  смысл  которой  пока
ускользал, но -  было ли это страшно? Экселенц,  судя  по  всему,  полностью
находился   во  власти  идеи,  которую  я  и  во   времена  Абалкина  считал
недоказанной  и, скорее всего, недоказуемой: Грапетти, будучи на  самом деле
автоматом Странников, подобным Абалкину,  делает все, чтобы попасть на Землю
и... что? Воссоединиться со своим детонатором? И... что тогда?
     В доме человечества опять, как  два года назад, запахло серой,  и разве
не ясно было, что  этот запах будет появляться каждый  раз, когда кто-нибудь
из  оставшихся  подкидышей совершит  странный, трудно  объяснимый или  вовсе
необъяснимый  поступок? Радикальным  решением было при  нынешней ситуации  -
убить всех подкидышей, как кукушка  убивает птенцов - не своих, конечно. Но,
поскольку   такое  решение   проблемы  не   представлялось   возможным  даже
теоретически  - а лишь  в ответ на действия самих подкидышей, не оставлявших
для КОМКОНа-2 никаких иных возможностей, то о нем никто и не заикался.
     После разговора  с  Татьяной Шабановой я  не  был убежден и в том,  что
кому-либо из  подкидышей было так уж необходимо  "воссоединяться"  со  своим
детонатором. Если программа была включена в момент рождения Тринадцати, если
детонаторы были  на  самом деле вовсе  не детонаторами, призванными взорвать
устойчивое     бытие     человечества,     но    всего    лишь     какими-то
мультипространственными  ретрансляторами,  связывающими  подкидышей  друг  с
другом, если все обстояло  именно так, то и поступки того же  Грапетти нужно
оценивать  совершенно  иначе.  В  доме  пахло  серой, но был ли Дьявол  тому
причиной? А может, неисправность канализационных сетей?
     -  Худшее, Экселенц? - спросил я.- Я не вижу, как Грапетти мог остаться
в живых при полном атомном распаде. А детонатор... Когда погибла Эдна Ласко,
ее детонатор разрушился лишь несколько часов спустя.
     - "Альгамбра" погибла сутки  назад.- буркнул Экселенц, думая, похоже, о
чем-то своем.
     Я пожал  плечами,  и прошли  почти  десять долгих  секунд  прежде,  чем
Экселенц отреагировал на мой жест.
     - Максим,-  сказал  он  с ноткой раздражения в  голосе,-  я  знаю  твое
отношение  к  гибели... мм... Абалкина.  Если ты  думаешь, что я  неспособен
разбираться  в настроениях  своих подчиненных,  как  бы  тщательно они их ни
скрывали, то грош  мне  цена как  руководителю. Не  будем  спорить. Я... Ну,
ладно. Но попробуй дать рациональное объяснение произошедшего, не  привлекая
гипотезу  о  том,  что  в  одном  из автоматов  Странников  включилась новая
программа. Я не знаю - согласен! - какая программа гнала Абалкина в Музей, а
теперь  я не  знаю, какая  программа заставила Грапетти  сделать то, что  он
сделал. Отчаянные  поступки приходится совершать от незнания.  И, я полагаю,
лучше ошибиться, чем допустить непоправимое.
     Он протянул руку и отключил изображение.  Звук исчез через две секунды,
и эти  долгие две секунды я слышал тяжкий вздох, который не мог принадлежать
Экселенцу.
     Потрясенный, я несколько минут не был  в состоянии собрать  свои мысли.
Впервые  я видел  Экселенца  не растерянным даже, не мрачным,  не охваченным
инфернальным испугом перед Неизвестным, но - сомневающимся. Экселенц никогда
не сомневался,  выбрав решение.  Представ  перед Судом справедливости  после
убийства Абалкина, он отвечал на вопросы без тени сомнений.
     Судьи были объективны, насколько можно  быть объективным в ситуации, не
до конца поддающейся  формализованной  оценке.  Экселенц даже  сохранил свой
пост. По-моему, это был  самый большой провал в юридической системе за два с
лишним столетия - один человек убил другого и не понес  наказания не потому,
что был оправдан, а потому  лишь, что  суд увяз  в определении  для  данного
конкретного случая  понятия о  необходимой  самообороне.  Если человек убил,
спасая свою  жизнь,-  это понятно.  Если человек  убил,  спасая жизнь своего
ближнего  -  это  понятно  тоже.  А  если  он  убил, спасая человечество  от
опасности, которую сам же не смог ни определить, ни доказать?
     Только один  человек оставался  и  на суде, и  после него  уверенным  в
однозначной  правильности  сделанного  -  сам  Экселенц.  Собственно,  я  не
представляю, как  бы  он жил дальше, если  бы  эта уверенность поколебалась.
Разве что - пустил бы себе в лоб пулю из того же "Магнума".
     И вот  -  сейчас.  Я  подумал,  что,  пытаясь  разобраться в  поступках
Грапетти, я спасаю не человечество от Странников, но  Экселенца -  от самого
себя. Экселенца - от смерти.
     Это была реальная задача,  и я сказал  себе, что решу  ее независимо от
того, существует ли в природе однозначное решение.

x x x
     Арнольд Швейцер, начальник космопорта Альцины, вовсе не горел  желанием
говорить со  мной.  Все изложено в  официальных документах, которые доступны
каждому, в том числе и Каммереру. Ему интересны нюансы, детали,  психология?
Неужели Каммерер полагает, что  сейчас, сутки  спустя после  трагедии, нужно
говорить  о  деталях, нюансах и психологии? Пусть  все уляжется - у погибших
есть родные, и не кажется ли Каммереру, что бесчеловечно сейчас задавать им,
а равно  и представителям  комиссии по расследованию, те вопросы, которые он
подготовил?
     - Только один вопрос,- настаивал я.- На "Альгамбре" погибли семеро.  Но
там   было   восемь  человек,  включая   пассажира.  Чем   объясняется   это
несоответствие?
     - Ну,  хорошо... - сказал  Швейцер,  помолчав.-  Приходите в  ЦУП, но я
смогу уделить вам не больше пяти минут.
     После таких разговоров (а их было  немало в моей жизни) я ненавидел  не
только  свою  профессию,  но  и  все человечество, для  блага  которого  моя
профессия  была  необходима.  Самое  печальное  заключалось  в  том,  что  в
необходимости этой профессии я не сомневался никогда - как и в необходимости
существования профессии, ей противоположной.  Прогрессорство возникло  бы  в
истории человечества хотя бы потому,  что  свойство  помогать ближнему, даже
если  ближний  полагает, что не нуждается  в помощи,-  это свойство  присуще
людям изначально. Каждый понимает  эту помощь  по-своему  и  часто  называет
вмешательством в личные  дела, но суть не меняется. Ну, так если ты  делаешь
нечто,   то  изволь  признать  право  делать  то  же  за  своим  соседом  по
космическому общежитию. А  если так, то, естественно, становится необходимой
профессия борца с чужим прогрессорством - крайности, как известно, сходятся.
В разные времена  все это называлось  по-разному, но не  потому, что  разной
была суть, а всего лишь в силу  различия в масштабах явления.  Прогрессор на
уровне семьи вмешивается  в дела соседа,  потому что ему кажется,  что сосед
живет  недостойно,  и  из лучших  побуждений надо бы этому ему,  для  его же
блага,  помочь - доложить,  например,  что жена изменяет, а  дочь так просто
шлюха.  Прогрессор  на  муниципальном уровне полагает для себя  обязательным
явиться  в соседний  город и  доказывать  губернатору, насколько тот неправ,
возводя здания выше трех этажей. Прогрессор  на уровне государства  - о, это
особая статья, это  даже поэма, не  одну  сотню раз слагавшаяся, и в прошлые
века  не  только развлекавшая, но  и  возмущавшая многочисленных читателей и
зрителей.  Благородный  разведчик,  удачливый  диверсант, наш человек в тылу
врага...  Помню,  Экселенц  обязывал  меня  смотреть  эти,  на  мой  взгляд,
пародийные ленты,  и  мне это  было  неинтересно,  но  я все  равно смотрел,
убеждая себя в том, что, если я принадлежу к такой древней профессии - почти
такой  же  древней,  как  проституция и журналистика,- то  быть прогрессором
Земли,  а  равно  бороться  с  проникновением прогрессоров  извне  -  задача
почетная, необходимая и... Да, еще и гнусная, но разве это меняет суть дела?
     Почти  ничего не