санное, я и сам не понял, что означали эти слова на самом
деле. Варенн? Почему - Варенн?
     Со злостью на себя я  отбросил  перо и, шепча какие-то странные  слова,
которые  всегда приходили мне на ум в такие  мгновения, погрузил свой взор в
такую даль  времен,  в  какую  мне прежде пробиться  не  удавалось.  Я хотел
испытать себя. Я мог умереть от  такого испытания.  Но я должен  был  понять
свой предел.
     В тысяча девятьсот девяносто девятом году от рождества Христова я узрел
страшную войну  между  мусульманами и  христианским  миром. Я  видел десятки
странных металлических  птиц, взлетавших  в  воздух на огненных  хвостах.  Я
видел,  как плавятся  камни в моем родном Париже, и как проваливается сквозь
землю  прекраснейшее  здание  собора  Святого Петра в  Вечном  городе, и как
птицы, взлетевшие, чтобы поразить хищников, плюют огнем на мечети Багдада, и
как корчатся люди в этом всесжигающем пламени, но, когда я поднял перо, мозг
мой  опустошился,  и  только  слабый  намек на грядущие  события перетек  на
пергамент, оставив трудно объяснимый след:
     "Объявится в Испании король, король великий,
     И покорит он Юг своею силой,
     И полумесяц скроется в тумане,
     И люди Пятницы сдадут свои знамена..."
     Господи,  - крикнул  я, -  почему ты так  поступаешь со мной? Почему я,
Мишель де Нострадам, зная все, ничего не могу сказать?
     Не первый и даже не сотый раз я задавал Господу этот вопрос, но отвечал
всегда сам - с тех пор, как ответ впервые  пришел мне на ум. Я  неоднократно
хотел занести на пергамент и  мой вопрос, и мой  же ответ, но странная  сила
удерживала меня от этого.
     Послушай, - сказал я себе, - а здесь-то где выбор?
     Этот вопрос был новым. Мне даже показалось, что его задал не я, а голос
во  мне, не зависевший  от моей  воли. Что,- переспросил я,- что ты сказал о
выборе?
     Ты прозреваешь будущее,- терпеливо  объяснил голос. -  Ты пророк. Это -
ситуация. Игровая ситуация, в которой ты должен сделать ход. Но правила игры
тебе не известны. Прежние правила, по которым ты пытался играть,  требовали:
сделай выбор.  Ты  пробовал.  Выбор  был прост,  потому  что не существовало
альтернативы. Но  сейчас нет  и ситуации  выбора, не так ли? Ты смотришь. Ты
видишь. Ты прозреваешь. Ты пишешь. Что выбирать?
     Ну, как  же,- удивился я. Этот выбор был  передо мной  всегда.  Почему,
скажи на  милость,  сегодня я вижу  будущее не так  ясно, как  видел  его  в
юности? Почему прежние пророки были куда сильнее меня, Мишеля де Нострадама?
Почему  еврейский праотец Авраам прозревал будущее человечества  на  десятки
тысяч лет? Почему пророк Моисей прозревал  будущее на тысячелетия? Почему я,
Мишель де  Нострадам, будучи  сильнее их  (я знал это,  был в этом убежден),
неспособен видеть дальше какой-то жалкой половины тысячелетия?
     Где же здесь ситуация выбора? - спросил голос.
     Ну,  как же? -  удивился я.  Выбор был  всегда, но разве  выбирать путь
должен  был  только  я, Мишель  де Нострадам? Выбирают  люди.  Все,  сразу и
всегда. Вода, вытекающая  из  узкой трещины  в скале, не выбирает себе пути.
Но, оказавшись в долине, поток растекается рекой и впадает в океан, и где же
в океане  - выбор?  Выбора  не было  в скале. Но равно его нет  и  в океане.
Просто потому, что...
     Боль обручем охватила голову и швырнула меня  в красную пустоту прежде,
чем  я успел додумать мысль. Я  даже не смог ухватить ее  и  нырнуть в  боль
вместе с ней.
     - Каммерер! - позвал глас Господень.

x x x
     -  Каммерер!  -  сказал  голос.-  Вам  не  кажется,  что  вы  превысили
полномочия?
     Я  поднял  руки и потер  пальцами пылавшие уши.  Нащупал два прохладных
шарика и сдернул их. Возвращение из виртуального мира мне всегда давалось не
без усилий, особенно если, как сейчас, меня выдергивали без предупреждения.
     Я положил чипы подключения на их  место под  панелью  терминала и  лишь
после этого обернулся.  Ландовска стояла,  уперев руки в бока, Фарамон мирно
спал на диване, а Татьяна прислонилась к дверному  косяку, переводя взгляд с
меня на Ванду.
     - Вовсе нет,- сказал я  спокойно.- Я всего лишь  пытался понять то, что
вы от меня скрывали.
     - Вы  до сих пор уверены,  что мы от вас что-то скрывали?  -  удивилась
Ландовска.
     Я промолчал, боль  в висках продолжала пульсировать, хотя  и с  гораздо
меньшей  амплитудой.  Я закрыл глаза, сжал  виски указательными  пальцами и,
надавив  в точках  Чанга, мысленно произнес обезболивающий пароль. Пульсация
прекратилась  сразу, будто выключили.  Подождав секунду, я  открыл  глаза  и
обнаружил,  что  Фарамон,  проснувшись,   сидит   прямо  и  смотрит  на  мои
манипуляции,  а Ванда  с Татьяной расположились за столом напротив  меня  и,
очевидно, ожидали,  когда я изложу  свои обвинения.  Или оправдания - это уж
как смотреть.
     -  Хотелось бы выпить,- сказал я.- После погружения у меня всегда такая
сухость во рту, будто в пустыне...
     Удивительно, но в  кухню отправился Фарамон, женщины  продолжали сидеть
неподвижно  и  смотреть  на  меня.  Сел  и   я.  Мы  молча  подождали,  пока
астролог-пророк принесет поднос  с  чашками,  я отпил глоток  - это оказался
чуть подсахаренный сок какого-то растения, наверняка из местных, вкусом чуть
похожий на  сок манго, но менее мясистый  и куда более приятный. Я уже успел
уложить  на  полочках  в  своем сознании все,  что  мне показал  компьютер в
освобожденных файлах, успел придти к определенным выводам - тем более,  что,
как  мне  казалось,  именно к таким  выводам  меня  подталкивала  и  госпожа
астролог. Я надеялся, что подсознание мое, обычно куда более раскованное, не
пришло к  иному,  противоположному, заключению, и что, начав говорить, я  не
почувствую нелепицы своих рассуждений.
     -  У вас мощная фантазия,-  с уважением сказал я,  и  Ландовска сделала
знак рукой,  давая  понять,  чтобы  я обходился без  комплиментов,  а  сразу
перешел к делу.
     -  Возможно,  вы  и  правы. Возможно,  действительно,  мир,  Вселенная,
человечество  в  прежние  времена имели  куда меньше  степеней свободы, куда
меньше  возможностей   выбора,  и  потому  предопределенность  событий  была
значительно  более  высокой,  чем  сейчас.  Возможно. Но я не  понял,  какое
отношение  эта  ваша  философская  идея-фикс  имеет  к  исчезновению  Лучано
Грапетти, гибели "Альгамбры" и проблеме близнецов в целом.
     -  Правильно  заданный вопрос,  Максим,-  сказала  Ландовска,- это  уже
половина ответа.
     - Тривиально,- заявил я.- Вы хотите сказать, что сейчас я задал  вопрос
правильно?
     -  Почти. Вы ведь все равно не делаете различия между мной и Фарамоном.
Для  вас мы оба -  просто  жулики, паразитирующие  на потребностях  наименее
развитой части населения.
     - Какие  слова!  - воскликнул я.- И какой  пафос! Послушайте, Ванда,  я
ничего подобного  не думал с самого  начала.  Меня  попросту не интересовали
ваши профессиональные достоинства. Я занимался и занимаюсь иной проблемой...
     - Не иной, Максим. Той же самой.
     - Лучано исчез потому, что это было ему предсказано?
     - Не потому что... Как по-вашему, Максим, кто из нас двоих лучше  умеет
предвидеть будущее - я или Фарамон?
     - Фарамон,- ответил я, потому что Ландовска ждала именно такого ответа.
     -  Конечно,-  согласилась  она.- Цивилизация  на  Альцине  находится на
гораздо более примитивном уровне развития, чем  человечество. Именно поэтому
здешний  пророк  способен  предвидеть  и  собственные поступки,  и  поступки
клиентов, которых у  него немало,  на многие годы.  Без  всякой  астрологии.
Астрология  лишь  помогает,  служит  доказательством,  если  Фарамону  нужно
кому-то что-то доказать. Для меня же единственным способом оценивать будущие
события является именно астрология,  интуитивное знание  мне лично мало  что
дает. Понимаете?
     -  Пожалуй,- с сомнением кивнул я.- В момент возникновения Вселенной, в
момент,   когда  взорвался   кокон,   состояние  мироздания  было  полностью
определено  от Начала и навеки,  вы это хотите  сказать?  Согласен, но  этой
теории уже лет двести...
     - Не только состояние...- начала Ландовска.
     - Я  продолжу,- перебил  я.- Конечно,  не  только  состояние  в  момент
"нуль".  Были  определены все векторы развития.  Возникнув, Вселенная  могла
развиваться единственным способом. Никакого выбора. И так продолжалось долго
- миллиарды лет. Неразумная Вселенная летела в собственное  будущее по узкой
колее,  из которой  не могла свернуть.  Механистическое  мироздание Лапласа.
Давно пройденный этап. Забытая модель.
     - Так уж и забытая,- сказала Ландовска.- Вы-то ее помните. И я тоже.
     - Наука ее забыла,- пояснил я.
     -  Ну  и напрасно...  Давайте, Максим, я  продолжу сама.  Вы  уже почти
подошли к  правильной идее, но  готовы опять свернуть  в сторону. Сейчас,  я
надеюсь, вы меня поймете.
     - В отличие от прошлого раза,- вставил я.
     - Именно. Тогда ваши мысли перемещались в иной плоскости, вы совершенно
неправильно интерпретировали все, что я говорила.
     -  Давайте,- я  сделал приглашающий  жест  и  поднес  к губам  чашку  с
напитком.
     - Мир был полностью предопределен в момент  "нуль". Через  миллиард лет
на Земле появился человек. Существо со свободой воли.
     - До этого были животные,- напомнил я.
     - Ах,  бросьте! Это у животных свобода воли? Поведение животного  имеет
причины,  которые  натуралист может, в принципе, вычленить и  описать.  Если
ученые  этого  не  умели  делать,  то  это  была  беда  науки,  но  вовсе не
объективная истина. В животном мире предопределенность  просто менее  явная,
поскольку причины переплетены гораздо более сложным  образом, и их переход в
единственно  возможные  следствия  скрыт  за огромным числом одежд... Только
человек, да и то не сразу, смог быть свободным.
     - Свобода воли невозможна без разума?
     - Конечно. Невозможна  в  принципе. Но  даже разум не сразу освобождает
человека. Только постепенно. Именно это я хотела вам доказать...
     - Намеренно провоцируя меня, чтобы я погрузился в ваши файлы... А потом
еще и обвинили меня в нарушении закона о приватности информации.
     - Ну да,-  улыбнулась  Ландовска.- Так вы же меня раскусили.  Иначе  не
забрались бы в этот колодец, верно?
     Она,   пожалуй,  переоценила  мою  деликатность,  но  я  не   стал   ее
разубеждать. Пусть  говорит, а  то  еще  собьется с мысли, а я пока так и не
понял, куда, собственно, Ванда меня ведет.
     - Адам не имел никакой свободы  выбора. Он не мог отказаться от яблока,
предложенного Евой,- убежденно  сказала Ландовска.- Это было предопределено.
И потому Адам был пророком. Он  прозревал будущее на много тысячелетий. Не в
его  силах  было  нарушить  созданную  Творцом  гармонию  связи  прошлого  и
будущего.
     - А Ева? Она могла и не сорвать плод...
     -  Не  могла. Это было задано изначально,  так же, как и реакция Адама.
Змей был не личностью, а элементом программы.
     -  Ну, допустим...  А потом был Аврам, казнивший  Ицхака. У него-то уже
был вполне очевидный выбор.
     -  Нет! Выбора не было и у него.  Это еще  слишком ранний этап развития
разума. Аврам мог, в отличие от  Адама,  размышлять о возможности выбора. Он
мог представить себе иной путь, но еще не мог по нему пойти. Отношения между
ним и  Творцом были  отношениями программы и  программиста. Понимаете?  Лишь
тот,  кто подчинен  Господу  полностью,  тот,  кто  сам себя  лишает выбора,
становится Пророком.
     - Допустим... Потом вы мне подсунули  этого Нострадамуса, который писал
свои катрены так туманно, что вложить в них можно было любой смысл.
     -  Положим,   не   любой,-   обиделась  Ландовска.-   Но   Нострадамус,
действительно, сделал довольно много ошибок.  И видел будущее в тумане,  без
четких оттенков. И не на  тысячи лет, как праотец Авраам, а только на триста
или четыреста.  Собственно,  Максим, вы  поняли  все, что я хотела... Может,
сами приведете примеры?
     -  Да,  пожалуйста,- согласился  я, включаясь в игру.-  Древние пророки
могли предсказывать будущее на гораздо большие  отрезки времени, чем пророки
Средневековья. Моисей описал  свою грядущую жизнь и жизнь народа после своей
смерти. Пророчество это передавалось  из уст  в уста, а потом было записано,
потому  что  все сбылось. Так появилась  письменная  Тора, Ветхий Завет.  До
Моисея  наверняка жили пророки,  еще более сильные.  Они  видели на  десятки
тысяч  лет, но не могли  описать то, что  видели.  Если Ной  или кто там еще
видел  через   двадцать  тысячелетий   появление  звездолетов,   полеты   на
ракетопланах,  телевидение...  как он  мог рассказать об этом соплеменникам?
Никак. Общие фразы. Туман.
     -  Вот-вот,-   сказала  Ландовска.-   Продолжайте,  у  вас  это  хорошо
получается.
     - Могу продолжить,- я пожал плечами и  посмотрел  на Фарамона, который,
кажется,  опять заснул, голова  его болталась из  стороны  в  сторону, будто
тряпичная.- Я  могу продолжить, но у меня нет времени  вести эту  любопытную
дискуссию  о  свободе воли.  Если  вы  мне  скажете,  при  чем здесь  судьба
Лучано...
     -  Максим!  -  Ландовска  была  разочарована  моей  очевидной  для  нее
тупостью.- Максим, если  вы мне скажете, что еще  не  поняли, при  чем здесь
судьба Лучано...
     - Да понял,- с досадой сказал я.- Понял после того, как побывал в шкуре
Нострадамуса. Но  мне  сейчас нужно  действовать, а  развивать теоретические
идеи  мы сможем потом. Вы-то, Ванда, разве не  понимаете,  что ситуация  все
больше выходит из-под контроля? Спросите хотя бы у этого вашего пророка... А
то ему скучно нас слушать.
     Голова Фарамона немедленно приняла вертикальное положение.
     - Да,- сказал он, будто и не спал вовсе.- Именно да.
     Ландовска повернулась к нему и пропела какую-то длинную  фразу. Татьяна
внимательно   прислушивалась  и,  по-моему,  приходила  в   тихое  отчаяние.
Интересно, что могла сказать Ландовска? О чем спросить?
     Неожиданно  Фарамон  пришел  в возбуждение.  Фарамон  вскочил  на  свои
короткие  ножки,  Фарамон бегал вокруг  стола и несколько раз  обежал вокруг
Ландовской, Фарамон жестикулировал и вращал глазами, что и вовсе производило
комическое впечатление.  Но  главное -  Фарамон  говорил. Без  остановки, не
прерывая  фразу даже  для того,  чтобы  перевести  дыхание.  Впрочем, я  мог
ошибаться, и пророк вовсе не был возбужден, а дыхание у него было спокойным,
что я знал о физиологии аборигенов Альцины?
     Прошло минуты три прежде, чем пророк замолчал, повернулся в мою сторону
и произнес:
     - Ты. Да. Только.
     - Это понятно,- сказал я.- Конечно, только я, кто же еще? Вопрос - что?
И  еще,- я  повернулся к Ландовской,- если  вашему  пророку  для предвидения
результата  нужна информация, то пусть  он примет к  сведению, что братья  и
сестры Лучано Грапетти покинули свои планеты и,  судя по всему, направляются
к  системе Альцины.  И,  если  в течение  максимум  двух  суток  я не  найду
Грапетти,  может  случиться  беда.  Мое  начальство на  Земле  вряд ли будет
спокойно смотреть, как...
     - Да это все понятно,- прервала меня  Ландовска.- Фарамон сказал  и  об
этом  тоже.  Но,  видите  ли, Максим... Он хороший  пророк, но каждый пророк
хорош в пределах своей системы ценностей. В конце  концов, Нострадамус, если
вы помните, тоже не занимался предсказаниями будущего жителей Пандоры...
     - Не знал он ни о какой Пандоре,- с досадой сказал я.
     - Вот именно,- подхватила  Ландовска.- И Фарамон  не знает ни о ком  из
тех  людей,  что  вас  интересуют.  Кроме  Лучано,  который,  поселившись на
Альцине, был включен в ее ареал. И только в связи с личностью Лучано Фарамон
может...
     - Ванда! - воскликнул я.- Мы увязнем в очередном споре. Что сказал этот
пророк - в двух словах?
     - Фарамон  утверждает, что  Лучано нет в астрологических домах Альцины.
Сегодня в полдень  Кусбар  входит в знак  Бресо,  и при этом  аспект Переная
приходится на восьмой дом -  дом Ферна. Еще утром он не мог этого утверждать
точно, потому что тогда знаки стояли иначе. Все изменилось примерно в девять
утра по времени Альцины-прим. Вы можете сказать, что произошло в это время?
     Я подумал. Пять часов назад... С Экселенцем я говорил позднее... Корней
Яшмаа  покинул  Гиганду  вчера.  Остальные  близнецы, похоже,  вылетели  еще
раньше. Пять часов назад... Пожалуй...
     -  Звездолет "Антиной", рейс  с Надежды, должен  был  выйти из нуль-т в
системе  Альцины  примерно  в  это  время,-  сказал  я медленно.-  Это легко
проверить - свяжитесь с  информом  космопорта. Если я прав, сейчас "Антиной"
маневрирует  на  расстоянии   десяти   астрономических  единиц,  готовясь  к
посадочному прыжку.
     Татьяна,  не  дожидаясь  просьбы  Ландовской,  поднялась  и  подошла  к
терминалу. Наверняка все так, -  подумал  я.  По времени совпадает. Матильда
Геворкян вот-вот  прибудет. Ну и  что? Что это нам дает? Я и так  знал после
разговора с Экселенцем,  что близнецы  устремились на Альцину.  Наверняка  у
начальника  космопорта есть указание держать "Антиноя" на  внешней орбите до
получения дальнейших распоряжений. Сейчас Татьяна в этом убедится, только  и
всего.
     -  "Антиной",- сказала она,  читая с экрана,- вышел из нуль-т в  девять
тринадцать по времени Альцины-прим. Выведен  на траекторию ожидания. Посадка
не разрешена, на борту объявлена тревога-ноль.
     - По какой причине? - спросил я, зная заранее, что ответа не будет.
     -  Здесь  не  сказано...  Что-то  произошло, да?  -  она  обращалась  к
Ландовской, будто та могла знать, что происходило на борту "Антиноя".
     Я  мог  это сказать.  Экселенц  не хотел рисковать.  Капитан  "Антиноя"
получил распоряжение  КОМКОНа и Всемирного Совета  (нужна  была  обязательно
совместная  санкция,  иначе  приказ не  имел бы юридической силы) арестовать
пассажирку  Матильду  Геворкян  и  содержать  в  каюте  до  получения  новых
указаний.  Все это  время  звездолет должен находиться на  орбите  ожидания.
Дорогое удовольствие, но Экселенц был в своем праве.
     Фарамон заговорил опять,  на  этот  раз  - октавой ниже и гораздо более
спокойно. Я даже уловил в его речи несколько раз повторенные названия Кусбар
и Бресо - наверняка это были местные зодиакальные знаки.
     Лицо Ландовской потемнело.
     - Он... Влияние двух домов, которые...
     - Ванда! - взмолился я.- Пожалейте непрофессионала!
     -  Все рушится, Максим,-  тихо  сказала  Ландовска.- Гороскопы,  только
вчера  составленные,  нуждаются  в  пересмотре...   Слишком  много   внешних
факторов...  Независимых...  Не   включенных  в  динамику  планетных  сил...
Единственное, что, по словам Фарамона, можно сделать...
     Она замолчала.
     - Ну? - поторопил я.
     -  Убить  этого  вашего Экселенца,-  выпалила  Ландовска  и  с  вызовом
посмотрела мне в глаза.
     - Почему? - ошарашенно спросил я.
     - Потому что он может совершить нечто... Это стало Фарамону ясно только
сейчас,  когда знак  Бресо в Кусбаре... Простите.  Он не видел раньше судьбы
этого  человека,  а  сейчас,  когда  знаки  легли...  В общем,  если его  не
остановить, то будет плохо.
     Остановить Экселенца? В чем? Что  он мог  сделать,  находясь на  Земле,
такого,   чтобы   здесь,   на  Альцине,  изменились  расположения  знаков  и
аспектов?..  Тьфу ты. Я тоже перешел на этот идиотский язык, будто он что-то
означал в реальности.
     Остановить Экселенца. Два года назад я уже пробовал его  остановить, не
понимая, что происходит. Я и сейчас толком  не понимал. Догадка -  да. Почти
уверенность. Единственное, что я  мог - сообщить о своей догадке  Экселенцу.
Собственно, я даже обязан был это сделать. А решать будет  он. Все равно он.
Хотя именно  сейчас  ему  лучше этого  не  делать. Вообще не  делать ничего.
Ждать. Иногда  лучше всего - ждать.  Чтобы случайности накопились и проявили
себя. Да,  потом может быть  поздно. А сейчас рано. И  мгновение,  когд