ь порошка, делая вид, что хочет чистить дальше.
- А то удрала и ребенка бросила...
     - Пусть хоть она спасется, - тихо сказал Рем и снова плеснул  себе  в
чашку уже самую муть со дна, с осадком.
     - Ты всегда был тряпкой, сынуля, - Инга Сергеевна поставила чашку  на
стол, будто припечатала приговор. - Я все жду,  когда  ты  повзрослеешь  и
перестанешь пускать слюни. И никак дождаться не могу...
     - Ну зачем вы так! - не утерпела Женька.
     - Хорошо, я Сашку заберу, - отправлю в больницу и...
     - Не отправишь, - прервала его мать. - Я врача вызывала, а он не  дал
направления, сказал - нет мест. И талонов  дополнительных  тоже...  -  она
притянула Ремову чашку к себе и принялась чистить. Что-то в  ее  жестах  и
голосе было торжествующее, победное. Но Женька заметила с удивлением,  что
в мелких морщинках у глаз дрожит влага и, тихонько пробираясь  по  грязным
складочкам, скатывается вниз к трясущемуся подбородку...  Женька  перевела
взгляд на Рема. Но тот уже повернулся и, пинком распахнув дверь,  бросился
наружу, спешно прилаживая на глаза черные в сетчатой оправе очки.
     - Мы вам страшасика привезли, - сообщила Женька с укором,  подходя  к
дверям и останавливаясь на пороге. - Он пока еще маленький и  больной,  но
скоро будет воду давать...
     - Где его держать?.. - Инга Сергеевна быстро наклонилась,  промокнула
фартуком глаза и выпрямилась. - Ведь запрещено же... Отберут!
     - Он маленький,  здесь,  на  веранде  можно  спрятать,  -  предложила
Женька.
     - Ну вот, чокнутый, колодец побежал зарывать...
     Женька поняла, что слова эти относятся к Рему.


     Выскочив из дома, Рем остановился на мгновение, потом вытащил  из-под
навеса лопату и побежал к колодцу. Колодец был вырыт как раз на границе  и
по  преданию  Ремовой  семьи  -  совместно  с  соседями,   но   вследствие
многократных переносов, сносов и восстановлений заборов очутился на  чужой
территории. Теперь заборы все спилили и пожгли на дрова, но статус  общего
колодца не восстановился...
     Рем сорвал крышку и принялся кидать внутрь землю...
     - Вот вам,  вот  вам...  -  приговаривал  он  по-детски,  закипая  от
отчаяния и злобы, готовый огреть сейчас любого лопатой,  кто  подвернется.
Женька подбежала, но остановилась поодаль, не рискуя приблизиться...
     - Эй, что делаешь?! Что делаешь?! - завопил вдруг кто-то за спиной.
     Рем обернулся. Дядька в ватнике и ушастой зимней шапке бежал к  нему,
размахивая руками.
     - Что ж ты делаешь, гад?! - повторил мужичонка, подбегая  и  спихивая
ушастую шапку на затылок. - Ремка, очумел, что  ль?  Я  ж  колодец  каждую
неделю чищу, воды нормальной дожидаюсь...
     - Дожидайся, - отрезал Рем и, подцепив лопатой  ком  земли  побольше,
швырнул в колодец.
     Мужичонка от  злости  крякнул  и,  схватив  кривую  суковатую  палку,
кинулся к Рему.
     - Пошел отсель, понял?!..
     Рем обернулся и легко, будто играя, выбил из рук мужичка палку.
     - Я ж две машины песку туда вбухал... - пробормотал тот,  отступая  и
оглядываясь по сторонам. - Две машины песку  знаешь  сколько  стоят?  Вода
почти чистая пошла...
     - От твоей чистой воды у меня сын умирает...
     - Так что ж они, бесенята, пили ее выходит?.. - ахнул сосед. - А то я
гляжу, Танька моя пухнуть стала... - и он  весь  понурился,  даже  уши  на
шапке обвисли.
     Но лишь Рем взялся за лопату, с обезьяньей ловкостью прыгнул, пытаясь
ухватить врага за горло.  Сцепившись,  они  покатились  по  земле.  Женька
подбежала к ним, не зная как вмешаться.  Наконец  схватила  выбитую  Ремом
палку и решила огреть соседа по  голове,  если  тот  окажется  сверху.  Но
сверху очутился Рем. Несколько раз он стукнул слабосильного противника  об
землю и поднялся, отряхиваясь.
     -  Копай,  копай,  -  прохрипел  мужичонка,  поднимаясь  и  отыскивая
свалившуюся в драке шапку. - А назавтра я его опять откопаю... Понял?
     Рем, взявшись было за лопату, в сердцах всадил ее в песок.
     - Слушай, Кузьмич, ты совсем дурак  или  частично?  Кто  теперь  воду
песком фильтрует? Тебе импортный биофильтр нужен. Понял? - передразнил  он
соседа.
     - Какой такой фильтр? - недоверчиво спросил Кузьмич.
     - Импортный, я сказал. Шведский. Поставляют в качестве  помощи  после
того, как мы дамбу полностью заткнули  и  наше  дерьмо  к  ним  больше  не
льется...  Шведы  рады,  помогают,  благодарят...  фильтры,  конечно,  все
разворовывают, только на толкучке можно достать...
     - Сколько стоит-то?
     - Такой фильтр - литров сто...  Да,  пожалуй,  сто...  Вальку-Водника
знаешь? Нет?.. Познакомишься. У него можно достать, когда он поправится.
     - Сто литров, - повторил Кузьмич, вытирая разбитую губу. - Где  ж  их
взять? А наших таких фильтров нету? Не выпускают?
     - Кто?
     Кузьмич неопределенно дернул головой в сторону города.
     - Там?.. - Рем скривил губы. - Там теперь только  талончики  на  воду
печатают...
     - Может, нам страшасика в колодец запустить? - предложила Женька и не
договорила, - Рем больно толкнул ее в бок.
     - Какого страшасика? - тут же навострился сосед.
     - Она так, теоретически... - неестественно засмеялся Рем.
     - А, "титически", оно, конечно... - пробормотал Кузьмич и  нахлобучил
на лоб шапку. - Оно конечно хорошо бы... А колодец ты не тронь, я  фильтры
поставлю, слышь... - проговорил он и пошел к дому, передвигая  при  каждом
шаге  шапку  на  голове,  будто  отыскивал  для  нее  единственно   нужное
положение...


     - Может, так и надо - копать колодец и ни о чем  не  думать...  Такие
иногда  роют,  роют  и  натыкаются  на  источник.  Везет,  как  говорится,
дуракам... - Рем подкрутил в гаснущей керосиновой лампе фитиль и покосился
на Женьку.
     Она сидела в кресле, обхватив колени руками и не  мигая  смотрела  на
огонек. Губы ее полуоткрылись и слегка подрагивали, будто Женька про  себя
шептала молитву...
     - Тут другое надо,  -  сказала  она.  -  Не  поможет  колодец.  Одним
колодцем всех не напоишь. Нужно, чтобы  из  земли  встал  огненный  столп,
рассыпая искры, все бы повалились на колени и закричали: "Верую!" А  потом
встали и каждый частичку света с собой унес. Вот как  надо.  А  колодец  в
первый  же  день  вычерпают,  фильтр  украдут,  а  на  дно  дохлых   кошек
накидают... Что, не так скажешь?
     - Да, огненный стоял - это прекрасно, - согласился Рем. - Только  кто
на себя эту ношу взвалит... Может, ты?
     - Я?! Не-е-е-т... - замотала головой Женька и даже  замахала  руками,
отказываясь от предлагаемой чести.
     - А мне  кажется,  ты  из  тех,  кто  бежит  впереди  с  факелом  или
крестом...

                      Утонув с головой в одеяле,
                      Ты мечтала стать солнца светлей,
                      Чтобы люди тебя называли
                      Счастьем, лучшей надеждой своей...

     Женька смущенно фыркнула.
     - Я и сейчас мечтаю... иногда... - призналась она и от отчаяния,  что
призналась, с силой дернула себя за волосы. - А ты знаешь, мне  кажется...
Да нет, не кажется... это точно... Страшасик - наш последний шанс...
     - Ерунда, - отмахнулся Рем. - В другой раз я тебе такого здоровенного
поймаю - литров на сто...
     - Нет, не то, - замотала головой Женька. - Именно этот, и  понимаешь,
не только наш с тобой, но и вообще... Этот огненный столп - это он...
     - Ну умна, - снисходительно фыркнул Рем. - Спаситель наш, что  ли?  А
где же нимб вокруг головы... Пардон, воротник?..
     - Ну конечно, ты его невзлюбил, - обозлилась Женька.  -  После  того,
как он к тебе в постель забрался. Ты-то  наверняка  решил,  что  это  я...
Обида какая!
     - Послушай, милая моя, - Рем уперся двумя руками в стену и наклонился
к самому Женькиному лицу. - Ты меня специально провоцируешь?..
     - Я? - Женька невинно округлила глаза.
     - Ты, ты...
     - Нет, это случайно... - Женька потупилась.
     Он придвинулся к ней, обнял и прильнул  к  полураскрытым  губам.  Она
покорно откинулась назад, потом  дернула  головой  и  вырвалась,  переводя
дыхание.
     - Ты не умеешь целоваться, - улыбнулся Рем.
     Фитилек в лампе опять стал гаснуть, но Рем не стал его подкручивать.
     - Я знаю, ты все  еще  любишь  свою  жену...  -  проговорила  Женька,
отворачиваясь и отталкивая Ремовы руки.
     - С чего ты взяла?
     - Догадалась...
     - Не тишком ли ты умна для своих семнадцати?
     - Это пройдет...
     - Что?
     - Ум. Уже исчезает... Ты не замечаешь?
     - Чего ты хочешь?
     - Умереть...
     - Глупая...
     -  Вот  видишь,  я  же  говорила...  Просто  хочу,  чтобы  завтра  не
наступило... Значит - хочу умереть. Понимаешь?
     - Да...
     - Странно, что понимаешь...
     - Ты дрожишь вся... Замерзла?
     - Нет.
     - Боишься?
     - Боюсь...
     - Чего?
     - Что умру и не услышу, как ты скажешь: "Я люблю тебя..." Никогда  не
услышу. А так хочется...  Просто  ужас  как  хочется  послушать,  как  это
говорят. Это очень страшно сказать: "Я люблю тебя"?  Это  как  петля,  да?
Нет? Так чего же ты боишься, скажи... Ну  скажи,  прошу  тебя,  ну  скажи,
скажи...
     - Глупая, не надо плакать, страшасик ты мой...
     - Ну вот, сказал...
     - Ну хорошо, хорошо, я люблю тебя...


     ...Женька проснулась среди ночи. Был шум. Она  различила  его  сквозь
сон. Звук был слабый, но встревожил и все  перевернул.  Случилось  плохое.
Она поняла. Села на постели. Мутный свет белой ночи  пробился  меж  старых
штор. Она различала убогую мебель и бесконечные пейзажи на стенах.  Сейчас
они казались черными зеркалами без глубины. Где-то далеко  было  озеро.  А
беда рядом. Женька тронула Рема за плечо. Он был мягкий и  разморенный  от
сна, его было жалко будить. Она положила голову ему на плечо. Было  хорошо
и покойно. Пусть несколько часов всего - отгородиться от мира и  обо  всем
забыть... Сон опять сморил ее - хороший сон без сновидений...


     На рассвете Рем разбудил Женьку. Она вскинулась, зябко сдвинув  плечи
и прикрывая ладонями грудь.
     - Что? - сердце упало, она почти угадала, до того как Рем  проговорил
тихо:
     - Страшасика украли, взломали дверь на веранду и унесли...
     - Кто?
     - Кузьмин, кто ж еще? Ты  одевайся,  а  я  пойду  будку  его  чертову
ломать...
     Когда Женька вышла во  двор  и  остановилась  на  крыльце,  ежась  от
холода, Рем уже колотил в дверь соседского дома. Каждый удар  отдавался  в
мерзлом воздухе, но в людях не отдавалось  ничего  -  там  все  застыло  и
падало камнем без ответа. Женька спустилась с крыльца  и  пошла  по  саду.
Земля за ночь смерзлась, легла неровно, будто волнами. Изморози  не  было,
как не было влаги в обжигающем холодном воздухе. Иногда здесь идут  дожди,
но они ядовиты, как воды в почве. Чистые тучи  ЭЧИЗ  [экологически  чистая
зона] не выпускает из своих районов и  расстреливает  над  своими  полями.
Каждый рассчитывает на себя, каждый копает для себя колодец, а для  соседа
яму...
     Женька остановилась у колодца. Брошенная лопата по-прежнему  торчала,
наклонно воткнутая в землю. Но вместо  крышки  на  колодце  теперь  лежала
новенькая решетка, посаженная на петли и прихваченная висячим замком.
     - Рем! - закричала Женька. - Рем, я знаю, где он! Он здесь!
     И она  замахала  руками,  бестолково  радуясь  своему  открытию.  Рем
подбежал  и,  глянув  на  решетку,  тоже  догадался.  Схватил  лопату,  он
попытался взломать запор, но ржавая лопата переломилась.  Пришлось  бежать
за ломом. Наконец решетку сорвали. Рем с Женькой  наклонились  над  черным
неподвижным зеркалом внизу. Там  была  ночь  и  темнота,  и  не  ощущалось
жизни... Щепка оторвалась, упала, от нее разошлись круги. Потом опять  все
замерло...
     - Что ж делается, а?! Опять ломаете?!..  -  возмущенно  и  жалостливо
забормотал Кузьмич, подбегая. - Ну зачем вы так, а? Воду бы поделили...  Я
разве против?
     - Что теперь делить, идиот?  -  просипел  Рем  пересохшим  сдавленным
голосом. - Страшасик больной, воротник еще не сросся. Понял? Негерметичный
воротник, ты понял? Он утонул в твоем идиотском колодце... Ты понял?..
     - Как утонул?! Где ж это страшасики тонут...
     Кузьмич схватил ведро и кинулся к колодцу. Черпанул и вылил  тут  же,
рядом, потом  еще  и  еще...  Ведро  глухо  стукалось  о  стенки  колодца,
расплескивая черную мертвую воду. По мерзлой земле разливались невпитанные
черные  струйки,  увеличивались,  стекались  в  ручеек,  наполняли   ямки,
впадины, канавы... Текли черные слезы по земле... Оплакивали...
     - Кто ж это видел,  чтобы  страшасики  тонули,  -  бормотал  Кузьмич,
черпая ведро за ведром.
     Женька ухватилась за  край  бетонного  кольца  и  перегнулась,  будто
хотела нырнуть туда, вниз...
     - Я хочу его видеть...
     Рем схватил ее на руки и понес, как ребенка... Она не  сопротивлялась
и беспомощно повисла у него на руках...


     С утра озеро не волновалось. Оно лежало неподвижно,  черное,  похожее
на затаившегося зверя. Несколько человек в грязной, никогда  не  стиранной
одежде спустились к берегу. Шедший впереди  нес  потемневшую  икону.  Люди
вышли к берегу, распевая псалом, нестройные  голоса  разносились  вдаль  в
тишине. Озеро молчало. Не было шума прибоя,  вздохов  волн,  даже  дыхания
ветра. Ничего. Только шорох шагов и пение. Солнце  поднималось  и  жгло  с
ожесточением. Люди закончили петь и  стояли,  склонив  обнаженные  головы,
подставив лица разъяренным лучам.
     - Природа милосердна, - проговорил  шедший  впереди  к  опустился  на
колени. - Она нас простит, вновь простит... - и он ткнулся  лбом  в  серый
затвердевший песок. Остальные последовали его примеру.
     - О чем они молятся? - спросил парень  в  форме  береговой  охраны  у
своего напарника.
     - Как всегда, о новом пришествии, -  пробормотал  второй  и  неловко,
спешно перекрестился.

ЎҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐ“
’          Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory         ’
’         в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2"        ’
џњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњЋ
’        Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент       ’
’    (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov    ’
 ҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐ”





                            Марианна АЛФЕРОВА

                             САЛОН ДЛЯ РОБОТА




     Старик видел лишь одним глазом. На месте второго образовалась  черная
яма и ее не потрудились прикрыть. Старик вообще  был  плох  -  при  каждом
движении он весь дергался и хрипел,  но  в  отличие  от  остальных  мыслил
вполне ясно. Старик уже прошел обработку и теперь спокойно стоял  в  углу.
Его очередь была первой и он не собирался увиливать.
     Гранд подошел к нему  и  попытался  связаться  по  волновому  каналу.
Старик посмотрел уцелевшим глазом.
     - Говори так, - прохрипел он и внутри у него что-то забулькало.  -  У
меня эта штука не фурычит... - вульгарные слова раздражали слух.
     - Будет очень больно? - спросил Гранд. - Я думаю, анестезия -  обман.
Для того, чтобы мы покорились.
     - Не знаю, - отвечал старик. - Со мной разделаются за  один  раз,  во
второй не позовут, - и что-то похожее на смех раскололо голос.
     - Я бы мог работать, - заметил Гранд. - Я еще молодой...
     - Не износился, - поправил старик.
     - Молодой, - упрямо повторил Гранд. -  И  всего  лишь  перелом  ноги.
Разве это нельзя починить?
     - Не в ноге дело, - проскрипел старик.  -  За  тобой  наверняка  есть
что-нибудь поважнее, - старик был велеречив  и  произносил  слишком  много
лишних слов, но он был мудр, этот старик...
     - Я не выполнял приказы,  -  признался  Гранд,  -  но  я  не  мог  их
выполнить, потому что... - попытался оправдаться он, как  недавно  пытался
объяснить что-то эксперту службы ликвидации. - Они не оставляли  ни  одной
степени свободы, ни одной... Как же можно двигаться  при  таких  граничных
условиях?
     - Все это чушь, - презрительно фыркнул старик.  -  Просто  твой  мозг
дестабилизировался... Тут никакая  "молодость"  не  спасет.  Ты  такая  же
развалина, как все мы...
     Гранд посмотрел на остальных. Еще два робота, чья очередь была после.
Черный и обшарпанный "ПРО-I" и какой-то сборный агрегат без всяких отличий
и знаков. "ПРО-I" еще что-то помнил о себе, иногда бормотал обрывки слов и
числа - все больше названия лекарств, цены на выпивку и дешевые закуски. А
тот, последний, вовсе ни на что не  способный,  лежал  на  полу,  раскинув
многочисленные руки, и из суставов вытекало масло  -  люди  напоследок  не
поскупились на обильную смазку - в тесной комнатке, рядом с  залом,  запах
машинного масла смешивался с запахом кухни.
     - Они ничего не соображают, - заметил Гранд почти с завистью.
     - Твоя очередь - вторая? - уточнил старик. - Ты можешь их пропустить,
- он кивнул в сторону развалин.
     - Нет, - Гранд уперся ладонями в стену. - Вторая -  значит,  я  пойду
вторым...
     - Ты прав, - хихикнул старик. -  На  ночное  представление  тебя  все
равно не оставят...
     - Ночное представление, оно скоро? - зачем-то спросил Гранд, хотя эта
информация была уже бесполезной.
     - В час ночи, -  ответил  старик  и  единственный  глаз  его  странно
блеснул.
     Над черной  железной  дверью  вспыхнула  зеленая  лампочка  и  следом
негромко пискнул сигнал.
     - Ну все, можно, - пробормотал старик. - Как говорят люди,  резерв  в
нулях.
     Черная дверь отъехала и спряталась, затаившись в стене. Гранд у видел
крашеные в  цвет  ступени,  покрытый  блестящим  пластиком  пол  какого-то
помоста. Пыльные бархатные занавеси, раздвинутые и  подхваченные  ближе  к
полу витыми с золотой искрой шнурами. А меж этим пыльным бархатом тонул  в
полумраке зал с множеством столиков, человечьих голов, пятен светильников.
От зала  шел  непрерывный  гул,  разрываемый  вспышками  смеха  и  пьяными
вскриками.
     Старик, скрипя,  стал  подниматься  на  сцену.  "Последние  шаги",  -
отметил про себя Гранд  и  тут  же  сосчитал  ступеньки  и  шаги,  которые
позволят старику сделать там, на помосте до...  Взгляд  уперся  в  кресло,
стоящее посреди сцены. В нем кто-то  сидел,  но  кто  -  Гранд  не  видел.
Загораживала спинка. Мозг автоматически увеличил неясный предмет  и  Гранд
разглядел человеческую руку, белую, ослепительную в  своей  наготе.  Потом
дверь задвинулась и оттуда, из  зала,  донеслись  негромкие  звуки,  будто
кто-то хлопал ладонью по стулу.
     "Хлопки - это выстрелы, - понял Гранд. - Все. Старик умер".
     Теперь он стал ждать сигнала для себя. Прошло пятнадцать минут.  Мозг
исправно отсчитывал с точностью до сотой доли положенные секунды.  Человек
не может так  оценить  жизнь.  Он  все  видит  и  ощущает  приблизительно.
Измерить жизнь до миллиардных долей может только робот.
     Гранд прошелся по комнатке, ощущая энергию в каждой  частичке  своего
сложного, хорошо отлаженного тела. Во время обработки из  него  не  вынули
запасной энергоблок и там, на помосте,  он  должен  был  корчиться  лишние
несколько минут. Но Гранд об этом не знал. Он лишь  в  который  раз  задал
вопрос, зачем его убивают... Когда включили его сознание, он  считал,  что
будет работать вечно... Та информация была  ошибкой,  ложью,  как  говорят
люди. А истина... Правда, как говорят люди - она была перед  ним.  В  виде
лампочки, забранной железной решеткой.  Лампочка  через  минуту  загорится
и...
     Гранд остановился возле сидящего на полу "ПРО-I".
     - Седьмой сектор, седьмой сектор, этаж 7-"Б"... - бормотал тот.
     Гранд наклонился к нему. Корпус был весь исцарапан,  а  в  нескольких
местах остались глубокие вмятины. "ПРО-I" - робот,  созданный  для  услуг.
Хозяин сам  мог  отправить  его  сюда.  У  Гранда  не  было  хозяина.  Его
предназначали для сложнейши