ния -- сперва я, потом ты, потом снова я...
     -- Нет, -- перебила его тетка, -- лучше сперва я, потом ты.
     -- Можно кинуть жребий, -- предложил колдун.
     -- Жребий так жребий.
     И каждый про  себя подумал, что найдет способ одурачить другого,  когда
они станут  тянуть жребий. И  каждый  знал,  что  другой  так думает. Ничего
удивительного: ведь они как-никак были родственниками.
     -- Так я пойду, принесу мою половину пергамента.
     --  И  я  с  тобой,  малыш,  -- сказал  тетка.  -Доверяй,  но проверяй,
правильно я говорю?
     Бредовред быстро зашагал к дверям,  Тирания с  удивительным проворством
припустила следом.




     Едва  стихли вдали  шаги  этой  парочки,  котишка стремглав выскочил из
мусорного бака.  Голова у  него  кружилась, чувствовал он себя хуже  некуда.
Вылетел и ворон, которому было ничуть не лучше.
     -- Ну что, все слышал? -- спросил он.
     -- Да, -- ответил Мяуро.
     -- И все понял?
     -- Нет.
     Зато я все понял, -- заявил ворон. -- Ну, кто выиграл спор?
     -- Ты выиграл, -- признал Мяуро.
     -- Как  насчет  того,  чтобы  слопать  ржавый гвоздь, коллега?  Кто его
должен съесть?
     --  Я, -- сказал кот и тут же патетически  воскликнул: -- Да будет так!
Все равно меня ждет смерть!
     -- Ерунда!  -- прокаркал Якоб.  -- Это же просто шутка. Забудем о нашем
споре. Главное, теперь ты убедился, что я всегда прав.
     -- Именно  поэтому я  и  хочу  умереть, --  с трагическим видом  заявил
Мяуро. -- Рыцарь  и  лирический тенор не  может пережить такого позора. Тебе
этого не понять.
     --  Э, брось, нечего тут так  напыщенно выражаться,  --  сердито сказал
Якоб. --  Окочуриться всегда  успеешь.  Сейчас  надо подумать о более важных
вещах.
     И Якоб запрыгал на своих тоненьких ножках по лаборатории.
     -- Правильно. Отложим мою гибель на более поздний срок, рассудил Мяуро.
Прежде я скажу этому бессовестному негодяю, которого я называл раньше  "моим
дорогим  маэстро", все,  что  я  о  нем  думаю. Брошу  ему  в  лицо все  мое
презрение! Пусть он узнает, что...
     --  Ничего  такого  ты не сделаешь, -- оборвал его Якоб.  --  Или опять
хочешь все дело изгадить?
     Глаза Мяуро горели отчаянной решимостью.
     -- Я не боюсь! Я непременно должен дать выход моему негодованию!  Иначе
я сгорю со стыда. Пусть он узнает, какого мнения о нем Мяуро ди Мурро!
     --  Ну, ну, ну! Очень ему интересно знать твое мнение, -- сухо возразил
Якоб.  -- Вот  что,  послушай  меня  наконец  внимательно, ты,  гомерический
(Гомерический  -- необычайный  по силе, богатырский) тенор! Ни в коем случае
нельзя допустить, чтобы эти двое пронюхали, что мы знаем, что у них на уме.
     -- Почему нельзя? -- удивился котишка.
     -- Потому что пока они не  знают, что мы все знаем, мы еще, может быть,
сумеем им помешать, понял?
     -- Помешать? Но как?
     Ну,  хотя бы...  Ох, я и сам еще не знаю,  как. Надо  как-то  устроить,
чтобы они не успели вовремя приготовить свое колдовское пойло. Станем валять
дурака, прыгать, опрокинем посудину, в которой они сварят это  зелье. Или...
Э, чего там! Что-нибудь придумаем. Главное, нам надо все время держать их на
мушке.
     -- На чем держать?
     -- Эх,  желторотый ты птенец,  несмышленыш! Мы должны очень внимательно
за ними следить.  Глаз  с  них  не  спускать -- кумекаешь?  За каждым  шагом
следить.  А для  этого надо, чтобы  они не  поняли,  что  мы  подслушали  их
разговор. Ведь сейчас это наш единственный козырь, коллега. Теперь, наконец,
сообразил, куда ветер дует?
     Якоб взлетел на письменный стол.
     --  Ах вот оно что! Да ведь  это значит, что судьбы всего мира  в наших
когтях, -- изумился Мяуро.
     -- Вроде того, -- ответил ворон, расхаживая по столу среди бумаг. -- Я,
впрочем, не сказал бы "в когтях"...
     Мяуро ударил себя лапой в грудь и забормотал:
     -- О великий подвиг мой! Так назначено судьбой!.. Рыцарь благородный я!
Нет,  не  устрашат меня... -- Он запнулся,  силясь припомнить  дальше  слова
знаменитой кошачьей арии, но тут Якоб закаркал:
     -- Эй, скорей, скорей! Иди сюда.
     Ворон  обнаружил  на  столе  половину  пергаментного   свитка,  которая
принадлежала Тирании.  Якоб внимательно рассматривал  свиток,  прищурив один
глаз.
     Котишка мигом вскочил к нему на стол.
     -- Смотри!  Смотри! -- каркнул ворон. -- Вот бросим  сейчас эту штуку в
огонь, и  никакого  волшебного  пунша  просто  не  будет. Твой  маэстро ведь
сказал, что ничего не сварит, если у него будет только одна половина свитка.
     --  Я знал,  я  был уверен,  что  у  нас  родится  блестящая  идея!  --
воскликнул  Мяуро. Итак,  прочь  пергамент!  В  огонь  его, скорее! А  когда
негодяи начнут искать свиток, мы выйдем вперед и скажем, что...
     -- Что виноват ветер, --  подхватил Якоб.  -- Именно так и скажем. Если
вообще  придется что-то говорить. А лучше  сделаем вид,  что знать ничего не
знаем. Ты  думаешь, мне очень хочется, чтобы они в конце концов свернули мне
шею?
     -- Все-таки ты очень зауряден, -- спустившись с небес на  землю, сказал
Мяуро. -- Ты чужд высоких материй.
     -- Верно, -- согласился Якоб. -- И потому я до сих пор не издох. Ну-ка,
берись с той стороны!
     Они взялись  за концы  пергамента, и  вдруг свиток  сам собой взвился и
поднялся высоко  вверх пергаментной  спиралью, точно  огромная  кобра  перед
заклинателем змей.
     У наших героев шерсть  и  перья встали дыбом. Они  ухватились  друг  за
дружку и испуганно уставились на раскачивающийся высоко вверху конец свитка,
который, казалось, вот-вот бросится на них.
     -- А вдруг он кусается? -- пискнул Мяуро.
     -- Кабы знать... -- клюв у Якоба тихонько постукивал.
     Прежде чем  они успели  сообразить, что  к чему, пергаментный свиток  с
молниеносной  быстротой  обернулся   вокруг  обоих,  плотно  скрутил  своими
кольцами и  поднял в  воздух.  Из тугого  рулона  торчали  только кошачья  и
воронья головы. Якоб и Мяуро не могли пошевельнуться и едва дышали.
     Кольца сжимались  все туже,  все крепче. Кот и ворон сопротивлялись  из
последних силенок, но где ж им было разорвать плотный пергамент.
     -- Ой! Ох-ох! А-а! -- только и пропищали оба.
     И тут послышался хриплый бас Вельзевула:
     Дух   своенравный,  демон   злой,  Воле   волшебника  покорись!  Сгинь,
наваждение, с глаз долой, Покуролесил -- и будет, уймись.
     И в  тот  же  миг  кольца ослабли, пергаментный свиток  упал  на  стол,
раз-другой  слабо  дернулся и наконец затих,  снова обратившись в длинный  и
узкий кусок пергамента, испещренный причудливыми письменами.




     Покорнейше благодарим, ваша  милость,  -- прокряхтел Якоб.  -- Туго нам
пришлось, ох, как туго...
     Мяуро и  слова вымолвить не мог  --  во-первых, оттого, что все кости у
него  ломило, а во-вторых, он,  можно сказать,  проглотил язык от изумления.
Мяуро  не  понимал, как же случилось, что  именно Бредовред  спас  им  обоим
жизнь, тот самый Бредовред, которого  он собирался при первой же возможности
облить  величайшим презрением.  Котишкин  умишко таких сложностей одолеть не
мог.
     Но тут ведьма Тирания вынырнула из-за спины колдуна и запричитала:
     -- Ах, ах!  Ради всех акций  и облигаций! Бедненькие деточки, наверное,
вам было очень больно? -- И она взъерошила ворону перья на голове.
     Колдун в свою очередь погладил Мяуро и миролюбиво сказал:
     --  Вот что, послушайте-ка  меня. Это  вам не игрушки.  Тебе,  Мяуро ди
Мурро, между  прочим, следовало  бы об этом помнить.  Без  моего  разрешения
здесь  ничего нельзя трогать.  Это  очень опасно. Неизвестно, что могло бы с
вами стрястись, и твой добрый маэстро очень, очень расстроился бы...
     -- Те-те-те! -- едва слышно с насмешкой пробормотал ворон.
     Вдруг колдун и ведьма переглянулись, и Тирания спросила:
     -- Якоб, миленький, а как это ты очутился здесь в лаборатории?
     --  Простите, мадам,  но я же прилетел сюда специально, чтобы сообщить,
что вы прибудете с визитом, -- с невинным видом ответил Якоб.
     --  В  самом деле? Что-то  не  припомню,  чтобы  я  давала  тебе  такое
поручение, моя дорогая птичка.
     -- Я прилетел сюда  по  собственному почину. Потому что подумал, что вы
меня просто пожалели,  по вашей доброте.  Ведь погода-то препаршивая, а  при
моей резьматизме... Но мне так хотелось сделать для вас что-то хорошее!
     --  Ну, ну. Очень  мило  с твоей стороны, голубчик. Но впредь ты должен
предварительно спрашивать у меня разрешения.
     --  Выходит,  опять  я себя  плохо вел? -- захныкал Якоб. -- Ох, что  и
говорить, горемыка я, несчастный я ворон...
     -- Скажи-ка, --  обратился тем временем колдун к  Мяуро. --  Где это вы
так долго пропадали? Вот ведь какие озорники, прямо спасу нет!
     Мяуро уже собрался ответить, но ворон поспешил дать разъяснения:
     --  Этот  противный птицеед  хотел затащить меня в свою  каморку,  ваша
милость. Но я  от  него улетел и  ринулся  прямиком  в подземелье. И тут  он
все-таки меня поймал и посадил в какой-то вонючий ящик. Вот я и просидел там
битый час... Но я протестовал!  Потому что это просто безобразие, так гостей
не принимают! И тогда он открыл ящик и сказал, чтобы я заткнулся, а не то он
меня, как цыпленка,  зажарит в духовке. Да не тут-то было, я ему тоже поддал
жару! В общем, драка у нас пошла, да такая, что и сам я не пойму, как это мы
здесь  очутились. А тут эта дурацкая бумажная змеюга  на нас как бросится  и
давай душить. А потом вы пришли, на  наше  счастье. Но  я  вам честно должен
сказать, этот ваш кот -- его надо посадить в клетку, да-да, в клетку, потому
что он просто ужас какой страшный хищник, просто лютый кровожадный зверь!
     Мяуро слушал этот монолог, вытаращив глаза от удивления. Раз или два он
хотел вмешаться и что-то  возразить,  но,  к счастью, Якоб не  позволил себя
перебить. Когда он умолк, Бредовред улыбнулся и сказал:
     -- Ты молодец, Мяуро. Молодец, мой маленький отважный рыцарь! Но теперь
вы должны жить мирно. Обещаете?
     --  Только  этого не  хватало! --  каркнул  Якоб  и повернулся  к Мяуро
спиной. -- Я не  желаю  мириться с тем, кто обозвал меня жареным  цыпленком.
Пускай сперва извинится.
     -- Но... -- Мяуро хотел что-то сказать, но тут вмешалась ведьма.
     -- Никаких  "но"! -- пропела она сладким голосом. -- Ах вы,  нехорошие,
такие-сякие!  Нельзя  обижать  друг  дружку! Вот  ведь  драчуны!  Разве  это
годится?  А  ведь  мы  придумали  для  вас,  мои  миленькие,  кое-что  очень
хорошенькое. Если  будете  паиньками  и  послушными детками,  то мы  --  мой
прославленный  племянник  и  я  --  разрешим  вам  присутствовать  на  нашем
новогоднем  празднике.  Будет  очень  весело,  правда  ведь,  Вельзевульчик,
золотко мое? Очень, очень весело будет, верно я говорю?
     -- Несомненно, --  с кривой ухмылкой подтвердил Бредовред.  -- Чудесный
будет праздничек. Если вы, Мяуро и Якоб, будете вести себя хорошо.
     --  Ладно  уж. Хоть и  неохота.  Но  раз  иначе нельзя, мы, так и быть,
заключим мир,  -- сказал Якоб. -- Ну  что, принц, согласен? -- И ткнул Мяуро
крылом в бок. Котишка послушно кивнул, хоть и с довольно бестолковым видом.




     Тем  временем  ведьма  свернула  в  рулон свою  половину  пергамента, а
волшебник достал из широкого рукава зеленого  балахона свою половину свитка.
С виду она была точь-в-точь такой же, как ведьмина.
     -- Во-первых, тетя Тираша, -- сказал он,  -- мы должны  поставить опыт.
Проверим, действительно ли это две половины одного свитка, составляют ли они
единое целое. Ты заклинание-то знаешь? И что надо делать, знаешь?
     -- Все знаю.
     И колдун с ведьмой хором прочли заклинание:


     Шестьдесят и шесть волшебных пентаграмм,
     Тайну вашу страшную скорей откройте нам:
     Соединимы ли две половины?
     Станут ли части целым единым?
     Колдовство древнейшее,
     Злейшее, страшнейшее,
     Грозной молнией сверкни,
     Два конца соедини!
     Ну-ка взяли, ну-ка разом, хоп!


     При  слове  "хоп!"  колдун  и ведьма  подбросили  в  воздух свои  куски
пергамента. Блеснула страшная яркая молния, рассыпались  миллионы сверкающих
звездочек, словно  разорвалась ракета  фейерверка. Но ни грома,  ни  другого
шума не было.
     Концы  двух  половинок  пергамента  точно  чудовищной  магнитной  силой
притянуло друг  к  другу --  они  соединились  и срослись, как будто  свиток
никогда и не был  разорван пополам. Ни шва, ни какой-то разделяющей линии не
было видно.
     Огромная пятиметровая пергаментная змея лениво колыхалась в воздухе под
потолком лаборатории. Затем она плавно опустилась на пол.
     Колдун  и  ведьма,  довольные,  кивнули  друг  другу.  Потом  Бредовред
повернулся к ворону и коту.
     -- А теперь, -- сказал он, -- вам придется  на некоторое время оставить
нас  здесь одних. Мы будем готовиться  к встрече  Нового года, и вы нам пока
что не нужны.
     Якоб  все  еще надеялся,  что они  с  Мяуро  как-нибудь сумеют помешать
колдуну и ведьме  до наступления Нового года  приготовить волшебный пунш. Он
начал просить и клянчить, чтобы ему и котишке позволили остаться. Он обещал,
что будет сидеть очень тихо. Мяуро его поддержал.
     -- Ах вы, любопытные малыши! Ничего не выйдет!  -- ответила Тирания. --
Вы будете  отвлекать  нас бесконечными "почему" да  "зачем". И потом, мы  же
хотим сделать вам сюрприз!
     Никакие  уговоры  не  помогали, тогда ведьма просто схватила  в  охапку
ворона, а колдун -- кота. Они отнесли их в кошачью каморку.
     -- Можете  пока немножко поспать,  чтобы  ночью не  хотелось, -- сказал
Бредовред.  -- Иначе  устанете  и  будете клевать  носом, вместо того  чтобы
веселиться. Ты слышишь, котик?
     --  А  то,  поиграйте  в  клубок-мотокбол,  так   время  и  скоротаете,
предложила  Тирания.  --  Главное, будьте  хорошими детками  и  не ссорьтесь
больше. Когда все будет готово, мы вас позовем.
     -- А чтобы вы не подглядывали и не узнали заранее про сюрприз,  мы  вас
запрем на ключ, -- сказал Бредовред.
     Он закрыл дверь  и повернул в замке ключ. Вскоре шаги  колдуна и ведьмы
стихли вдалеке.




     Якоб  Карр  взлетел  на  спинку  старого  плюшевого  дивана, из подушек
которого там и сям торчали пружины -- Мяуро часто точил когти об этот диван.
     --  Так! --  с горечью  заговорил ворон. --  Мы, значит,  должны сидеть
взаперти! Мы, два великих суперагента, оказались в дураках?

     Мяуро прежде  всего  побежал  к  своей  роскошной  бархатной кроватке с
пологом,  но потом  все  же принял героическое решение -- он не  лег  спать,
несмотря на  то что невероятно  устал и  расстроился. Ситуация была  слишком
серьезной: тут было не до мечтаний о мягких подушках.
     -- Что будем делать? -- растерянно спросил он.
     -- Что  делать? Хорошую мину  будем  делать, больше ничего не остается,
прокаркал  Якоб.  -- Все,  крышка.  Проворонили...  Никак  мы  им  не  можем
помешать.  Я  ведь всегда  говорю:  "С  каждым  днем  нам становится хуже во
всем..." И это правда --  не даром так  складно звучит. Ох, не кончится  эта
история добром...
     -- Почему ты все время это повторяешь? -- недовольно спросил Мяуро.
     --  Такая  у  меня   хилософия,  --  объяснил  Якоб.  --   Всегда  надо
рассчитывать на самое худшее, но делать все, что можно, чтобы самого худшего
не произошло.
     -- А что же мы можем сделать?
     -- Ничего.
     Мяуро стоял  перед низким  столиком, на котором были расставлены блюдца
со  сметаной и другими вкусными вещами. Котишке стоило невероятных усилий не
наброситься на еду,  но он стойко выдержал искушение,  потому  что  понимал:
еда, приготовленная Бредовредом, это яд.
     На некоторое время воцарилась тишина, слышен был лишь вой бури.
     -- Я хочу кое-что сказать тебе, котик, -- заговорил наконец Якоб.  -- Я
сыт  по горло  своей службой. Не хочу быть  тайным  агентом. Никто не вправе
требовать, чтобы я продолжал эту деятельность. Хватит, с меня довольно.  Это
выше вороньих сил. Все кончено. Пусть обходятся без меня.
     -- Как, прямо сейчас? Нет, ты не можешь так поступить!
     -- Могу,  могу.  Я больше  не желаю  служить. Хочу снова  быть  простым
бродягой. Я  же перелетная птица! Ах, как хорошо было  бы  сидеть  сейчас  в
теплом гнездышке с моей Рамоной...
     Мяуро удивился:
     -- Рамона? Почему вдруг Района?
     --  Потому  что она  живет  дальше всех остальных  отсюда,  -- печально
сказал Якоб, -- а сейчас это устроило бы меня как нельзя лучше.
     Через некоторое время Мяуро сказал:
     -- Знаешь, я тоже  хотел  бы сейчас странствовать  где-нибудь в далеких
краях, покорять сердца прекрасными  песнями...  Но если эти негодяи  сегодня
ночью  погубят  наш мир,  то какая жизнь ждет тогда  лирического певца? Да и
будет ли вообще жизнь на Земле?
     -- Будет -- не  будет... --  сердито закаркал  Якоб.  -- Мы-то, мы  что
можем  поделать? Птица и кот, паршивые,  несчастные --  что  с нас возьмешь?
Почему никто, кроме нас, даже  не почешется -- там,  наверху, на  небесах то
есть? А  главное, вот что хотелось бы знать: почему у злых  всегда так много
власти? И почему у добрых ну ничегошеньки  нету, разве что  резьматизма? Это
несправедливо, ох как несправедливо, котик! Ну и хватит  с меня. Решено -- с
этой минуты объявляю забастовку, вот!
     Ворон спрятал голову под крыло, не желая ничего видеть и слышать.
     На сей раз молчание длилось очень, очень долго, но в конце концов  Якоб
не выдержал выглянул из-под крыла и сказал:
     -- Между прочим, мог бы и возразить!
     -- Мне надо подумать, -- ответил  Мяуро. -- Я  хочу поразмыслить о том,
что ты сказал. Со мной-то ведь все по-другому. Моя прабабушка  Киса -- а она
была  очень  мудрая  старая кошка  -- всегда  говорила:  если  можешь чем-то
восхищаться --  восхищайся. А если не можешь  -- спи. Я  хочу восхищаться  и
поэтому всегда стараюсь представить  себе,  что все кончится хорошо, и делаю
все,  чтобы  так  оно и  было. Беда в  том, что  у  меня нет  столь богатого
жизненного опыта и  практической сметки, как у тебя. Иначе у  меня давно уже
родилась бы идея, и я что-нибудь придумал бы.
     Ворон высунул голову из-под крыла,  разинул клюв, потом захлопнул -- он
онемел  от  изумления.  Ведь  он  только  что  неожиданно  услышал выражение
признания своих заслуг из  уст прославленного  артиста и  отпрыска  древнего
рыцарского рода. За всю  свою беспокойную жизнь на семи ветрах Якоб ни  разу
не слышал ничего подобного. Он откашлялся.
     -- Гм, гм.  Да... Ясно  по крайней мере одно: пока мы тут сидим, дело с
места тоже не сдвинется. Нам надо отсюда выбраться. Вопрос в том, как. Дверь
на замке. Тебе ничего не приходит в голову?
     --Может, попробуем открыть окно? живо откликнулся Мяуро.
     -- Попробуй.
     -- А что дальше?
     -- Пустимся в странствия. Мне кажется, нам предстоит долгий путь.
     -- А куда?
     -- Искать помощи.
     -- Помощи? Ты думаешь, Высокий Совет...
     --  Нет.  Обращаться  в Высокий Совет поздно. Пока доберемся,  да  пока
Совет решит,  что делать, тут  полночь как  раз  и  настанет.  Так  что  нет
никакого резона идти в Совет.
     -- Кто же нам поможет?
     Якоб задумчиво поскреб лапой в затылке.
     --  Кабы  знать...  Пожалуй,  нас  может  спасти   только  какое-нибудь
маленькое  чудо. Если  судьба  смилостивится...  Да только не  стоит слишком
полагаться на судьбу -- мне ли этого  не знать, при моем-то жизненном опыте.
Но попытаться все-таки можно.
     -- Этого мало, -- вздохнул Мяуро. -- Это меня не вдохновляет.
     Якоб уныло кивнул.
     -- Ты прав. Здесь, конечно, уютнее, чем на  улице. Только... Мы вот тут
сидим да идеи высиживаем, а времечко идет. Эдак ничего у нас не вылупится.
     Мяуро  на  минуту  задумался, потом одним махом  вскочил на подоконник,
навалился на раму и открыл окно.
     По комнате вихрем закружились снежные хлопья.
     -- Вперед! -- каркнул  Якоб и вылетел из окна. Ветер подхватил  его,