сь
понемногу кто куда. А мать их однажды легла спать и умерла, словно поняла,
что гвалта в доме больше не будет, а раз так - и жить ей незачем.
     Сметлив взял в жены веселую дородную девушку,  которая  произвела  на
свет сына и дочку, быстро растолстела и обнаружила неистребимую  любовь  к
скандалам. Детям это скоро надоело, и они покинули родительский  дом  едва
оперившись, но жену Сметлива это мало чему научило. Раз в месяц, не  реже,
она насовсем уходила  к  маме,  необыкновенно  живучей  старухе,  любившей
скандалы не меньше дочери.
     Неудачно сложилась жизнь у Верена. Он женился через  три  года  после
исчезновения Капельки на первой  в  поселке  красавице,  чем  немало  всех
удивил. Однако долго прожить с гордой и  своенравной  женой  не  довелось:
очень скоро она сбежала от него с моряком на проходящем корабле. Года  два
о ней не было ни слуху, ни духу, а потом Верену передали, что  его  бывшая
жена объявилась в Белой Стене с малой дочкой на руках. И  была  еще  одна,
последняя весточка, что видели ее аж в Овчинке, у самых  гор.  С  тех  пор
Верен и жил один, и пристрастился к браге. А что было делать? Жениться  он
больше не захотел.
     Кольцо, которое увидели они в лавке, подарила Капельке  мать  в  день
семнадцатилетия дочери. Его трудно было не  узнать  по  редкостному  камню
цвета морской воды.


     Верен был одним из тех, у кого от глаз Капельки делался в голове  шум
- будто раковину к уху поднесли. Сметлив сказал правду, что Верен не успел
разглядеть кольцо. Но ему и не надо было разглядывать. Едва только увидев,
он услышал тот полузабытый шум - и враз протрезвел, и знал уже: это оно.
     Оно, оно, оно,  -  стучало  в  голове  в  такт  шагам,  и  Верен  так
заслушался, что прошел мимо бражной Дюжа. Остановился, чтобы вернуться, но
постоял, махнул рукой и отправился домой, сам себе удивившись. Было  чему:
все вечера он проводил у Дюжа, за  исключением  двух-трех  в  году,  когда
мешала досадная необходимость выполнять срочные заказы. Но чтобы так?..
     Дома  было  непривычно.  Он  попробовал  сесть  за  работу,  но   вид
недоплетенной сети вызывал отвращение. Верен встал, походил по комнате.  В
голове опять застучало: оно, оно, оно. Что за наваждение! Он сел к  столу,
потер виски - в голове утихло. Надо было к Дюжу пойти, - подумал Верен.  -
И сейчас еще не поздно. Но никуда он не пошел, а лег спать, с тем,  чтобы,
хорошенько проспавшись, наведаться прямо с утра в лавку.
     Выспаться не удалось. Верен ворочался, часто вставал пить,  слышались
ему в доме шорохи и скрипы, на которые он вскидывался, бесполезно таращась
в темноту. Промаявшись полночи, поднялся, зажег масляный фитиль  и  сел  к
столу ждать рассвета. Тут он и задремал, а  когда  очнулся,  дальние  углы
комнаты уже стали вытаивать из мрака. Верен погасил фитиль, слегка  умылся
и подошел к маленькому сундучку. Поразмыслив, он  достал  оттуда  сеть  из
дорогого конского волоса. Была она невелика, но очень легка  и  прочна,  а
главное, не нуждалась в сушке -  встряхнул,  и  вся  недолга.  Сплести  ее
стоило больших трудов, и  Верен  оставил  сеть  себе,  но  ловил  ею  лишь
несколько раз, да и то давным-давно. Все последние годы сеть  пролежала  в
сундучке, чтобы стать, по мысли Верена, его последней одеждой.
     Но теперь он развернул ее, оглядел внимательно и снова сложил красиво
и ловко, придав товарный вид. Сеть стоила по меньшей мере пятьдесят  монет
- Скуп-сын никак не должен  был  устоять.  Верен  выпил  кружку  холодного
молока, выждал, пока рассвело окончательно и отправился через весь поселок
в лавку Скупа. Еще  ночью,  маясь  на  жесткой  своей  лежанке,  он  решил
выкупить кольцо, чтобы последняя память о  Капельке  не  уплыла  в  чужие,
случайные руки.
     Вывернув к лавке, Верен издалека заметил, что близ  входа  уже  стоят
двое. Узнать их не составляло труда - это были Смел  и  Сметлив.  "Ага!  -
заорал при его появлении Смел. - Вот он, жаявилщя! А я  думал,  ты  раньше
наш прибежишь!" Верен улыбнулся, однако особой радости не испытал, скорее,
наоборот, досаду: лавочники  -  народ  хитрый,  почуяв  интерес,  Скуп-сын
обязательно заломит цену. Смел же продолжал орать: "Небощь, хотел беж наш,
втихаря дельче обштряпать? Хо!" - Смел как будто радовался, что  все  трое
собрались здесь не сговариваясь, что нашлись и у  него  родственные  души.
Хотя, по правде сказать, была в этом некоторая странность:  ведь  все  эти
годы они почти и не разговаривали, так - "долгих  лет"  да  "свидимся".  А
Смел, заметив торчащую из-под мышки у Верена сеть, продолжал: "Хо!  Теперь
поторгуемщя, я тоже кой-чего  прихватил!"  Он  развернул  грязную  тряпку,
показал рыбацкий нож с хищным, безупречной  формы  голубоватым  лезвием  и
тяжелой рукояткой полированного чугунного дерева. Взяв нож, Верен даже  не
почувствовал, что держит что-то - просто, теперь рука его заканчивалась не
пальцами, а ножом.  "Шам  делал,  -  вздохнул  Смел.  -  Еще  Шкуп  прощил
продать..." Нож не хотел уходить из  ладони,  и,  возвращая  его  хозяину,
Верен подумал, каким все же умелым мастером был  Смел.  Жаль,  что  бросил
ремесло.
     "Смотрю я на вас и думаю... - хр-р... их-х!  -  вот  два  старых,  не
угодно ли... - хр-р... их-х! - дурака..." - "А шам-то  чего  приперщя?"  -
тут же огрызнулся Смел. - "Ясно, из-за вас... -  хр-р...  их-х!  -  так  и
знал,  что  придете...  А  лавочник  вас  как  детей  -  хр-р...  их-х!  -
облапошит". - "Это как же?" - Смел терпеть не мог, когда его поучали. - "А
так, - Сметлив сделал усилие, чтобы не хрипеть, и говорил без перерывов, -
сеть притащили, нож - это ж дорогие  вещи!  А  колечку  красная  цена,  не
угодно ли, - двадцать монет..." - было у него такое любимое словечко:  "не
угодно ли". Длинная речь далась ему с трудом, он  заметно  побагровел,  но
чуть  отдышался  и  продолжил:  "Я  тут  прихватил  с  собой,  -   Сметлив
многозначительно позвенел правым карманом, у него, в отличие от  Верена  и
Смела, водились свободные деньги. - Так что, вы не  лезьте,  разговаривать
буду я. Лично мне, - Сметлив презрительно оттопырил губу - оно  не  нужно.
Но лавочнику переплачивать... - хр-р...  их-х!  -  незачем."  -  "Хо!  Ты,
Шметлив, штрашть какой хитрый", - удивился Смел. А Верен заметил:  "Что-то
долго не открывает", - и досадливо потер пальцем сизую сливу носа.
     Они не знали,  что  все  это  время  лавочник  глядел  на  них  из-за
полинявшей  коричневой  занавески,  глядел  -  и  злорадно  усмехался,   и
предвкушал, как накажет  стариков  за  дурацкий  вчерашний  день.  Сейчас,
сейчас - растягивал он удовольствие. - Постойте еще...


     "А что мы штоим? -  спохватился  вдруг  неугомонный  Смел.  -  Пойдем
щядем..." В  середине  большой,  плотно  утоптанной  площади,  на  которую
выходила лавка Скупа, росли несколько старых сосен. Между их стволами были
укреплены струганые доски навроде скамеек. На них  старики  и  устроились.
"Шлушайте, а ешли он шовщем не откроет?" - "Откро-оет... Очень уж ему... -
хр-р... их-х!  -  неймется..."  -  "А  ты,  Шметлив,  вщегда  вще  жаранее
жнаешь..." - "Да уж - хр-р... их-х! - знаю. Скуп-сын, не угодно ли..."  Но
тут Верен прервал их ленивую перепалку: "Идет".
     Скуп-сын вышел из боковой двери. Увидев,  что  старики  переместились
под сосны, он поспешил вниз: хотел поговорить с ними  подальше  от  всяких
стен - на тот случай, если толк не врет.
     Подойдя, он не стал подсаживаться к старикам, а прислонился  к  сосне
напротив. Сказал "долгих лет". Хорошо сказал, холодно и  негромко.  Самому
понравилось. Будто не долгих лет пожелал, а соли три щепоти.  Потом  долго
глядел под ноги. Наконец, чувствуя, что все идет как надо, разжал губы:
     - Вы, конечно, за кольцом...
     Спеша опередить Смела, торопливо захрипел Сметлив:
     - Почему - "вы"? За кольцом - хр-р...  их-х!  -  только  я.  Они  так
просто...
     Скуп-сын вздохнул. Что, мол, мне с вами делать? Будто  дети  малые...
Из-под тяжелых век своих он посмотрел прямо в глаза Сметливу  с  глумливым
снисхождением:
     - А это, - мотнул  головой  на  грязный  сверток  в  руке  Смела,  на
торчащую у Верена из-под мышки сеть, - они зачем притащили?
     - Это - хр-р... их-х! - застигнутый врасплох Сметлив захрипел сильнее
обычного, чтобы выгадать время, - я их  попросил.  Если  вдруг  -  хр-р...
их-х! - не хватит...
     Лавочник поморщился - что за ерунду этот вонюк болтает? Потом  сказал
медленно и значительно:
     - Короче, так. Что это за колечко - я знаю.  -  Тут  он  увидел,  как
насторожились старики и обрадовался: в точку попал!  Продолжил  еще  более
веско и уверенно: - И продавать его, конечно, не собираюсь.
     Смел, уже долго сдерживающий язык, наконец не выдержал:
     - А жачем выштавил?
     Скуп-сын поглядел на него презрительно:
     - Чтобы увидели те, кому надо.
     Хитрый Сметлив поспешил снова отвлечь разговор на себя:
     - Ну хорошо, не продать - хр-р... их-х! - но обменять согласен?
     Лавочник поднял одну бровь:
     - Смотря на что.
     - И чего же ты - хр-р... их-х! - хочешь?
     Скуп-сын  усмехнулся,  еще  раз  обвел  взглядом  неказистые   фигуры
собеседников и с удовольствием протянул:
     - Че-го я хочу... Я много чего  хочу!  Только  вам-то  все  равно  не
достать, че-го я хочу...
     Тогда Верен зло сузил набрякшие от пьянки веки и окоротил:
     - Говори. Не тяни.
     Но лавочник поглядел еще в небо, где качались высокие кроны, потомил,
помотал жилы. Потом так же неспешно выговорил:
     - Кольцо Генерала Гора хочу. Слыхали о таком?
     Старики, ясное дело, оторопели. Сдурел лавочник, не иначе. Верен зубы
стиснул так, что желваки  заиграли,  Смел  горлом  заклекотал,  а  Сметлив
угрожающе поднял палец:
     - Смотри, лавочник! Хр-р... их-х! Норик узнает - Владыке расскажет...
Помнишь, как дальше?
     "Владыка узнает  -  строго  накажет",  -  вспомнил  Скуп-сын  детскую
присказку, но подумал только, что дети пугают друг друга зря. Никто толком
не знает, о чем таком рассказывают норики Владыке.  И  за  что  наказывает
Владыка Вод - тоже неизвестно. Знают лишь,  что  как  загорится  на  крыше
старого сарая для сетей матовый  зеленый  огонек,  подходить  туда  близко
нельзя: Владыка слушает своих нориков... Поэтому Скуп-сын досадливо цыкнул
зубом и обрубил:
     - Я сказал. А вы - как знаете. Не хотите  -  не  надо...  -  и  повел
безразлично  взгляд  в  сторону:  нашли,  чем  голову  морочить  -  "норик
узнает"... Повел, повел - да вдруг и остановил, и глаза его  чуть  что  на
лоб не вылезли, отчего старикам  пришлось  поглядеть  туда  же.  А  увидел
лавочник, что в дупле  старой  сосны  сидит  как  раз-таки  норик,  сидит,
поганец, и корчит Скуп-сыну рожи. Надо же такому случиться! Как говорится,
скор на помине.
     - У-у-у!  -  в  голос  завыл  лавочник.  Куда  все  его  удовольствие
подевалось? Норик хихикнул и пропал, в дупло шмыгнул. А Скуп-сын  поглядел
еще раз на стариков бешеными глазами, стукнул себя кулаком по рыжей  башке
и в лавку убежал. Поговорили, называется.
     Но что теперь им-то было делать? А?


     А потом весь день Смел надоедал то Верену, то Сметливу. Он приходил к
Верену, плетущему очередную сеть, чтобы заработать себе на ячменную брагу,
и говорил: "Шкуп-шын-то - так и не открыл... А как он норика ишпугалщя, а?
Хо!" Он приходил к Сметливу, сидящему  на  своем  табурете,  чтобы  дожить
как-нибудь отпущенный срок, и говорил: "Жакрыта лавка...  Только  Шкупчиха
уже два ража к Дюжу шо жбанчиком бегала..." Опять  возвращался  к  Верену:
"Нет, не открывает... Но откуда он про Капельку ужнал, вот что интерешно!"
- и уходил донимать Сметлива.
     А вечером нашел Верена у Дюжа и сказал ему, уже захмелевшему: "Верен,
я шо Шметливом договорилщя - приходи к нему жавтра утром... Надо же что-то
придумать!" - и посмотрел  так  отчаянно,  будто  собирался  завтра  же  и
помереть. Верен согласно мотнул всклокоченной головой и уставился в мутное
окно. Ничего там не было видно. Только у самого  моря,  на  крыше  старого
сарая для сетей горел в тот вечер матовый зеленый огонек.


     Ну хорошо, собрались они  с  утра  у  Сметлива.  Верен  колотился  от
похмелья, а Смел успел уже поцапаться с лавочником. Так, слегка.  "А  чего
он кольчо не выштавил?"
     Сметлив укоризненно покачал тяжелой головой и сказал, что  они  могут
так все испортить. Если еще не испортили. С самого  начала  надо  было  не
переться всем вместе, а пойти кому-нибудь одному и  как  бы  между  прочим
спокойненько колечко выкупить. "Хо! Ну ты, Шметлив, даешь! Шпокойненько...
Кто же мог жнать?" - встрял Смел, но Сметлив не обратил на него  внимания.
Теперь  об  этом  говорить,   конечно,   поздно,   теперь  так  просто  не
получится... Но прежде чем  решать,  что  делать  дальше,  следует  крепко
подумать: на кой Смут оно вообще им нужно? Ведь лет с тех пор  прошло,  не
угодно ли, поболее сорока - он  вчера  специально  подсчитал.  И  лавочник
после вчерашнего не уступит. Стоит ли затеваться? "Стоит", - сказал Верен.
"Конечно, штоит, - поддержал его Смел.  -  Жалко  будет,  ешли  пропадет."
Сметлив досадливо скривил рот, но промолчал. Согласился, значит.
     Потом порядились, кому идти в лавку.  Выходило  -  Сметливу.  "Ты  же
жнаешь, Шметлив, иж Верена двух  шлов  подряд  не  вытянешь,  а  я  только
шкандалить хорошо умею". Сметлив недовольно  заворчал  -  нашли  мальчика,
бегать туда-сюда. Однако, сам же себя и  успокоил:  ладно,  разок  сходить
нетрудно...
     Ошибся Сметлив: ходить пришлось не  раз,  и  не  два.  После  каждого
похода он возвращался злой, как пес, ругательски ругал Смела с Вереном,  а
те виновато молчали, кося глазами в сторону. Наругавшись,  попив  какой-то
лечебной дряни и отдохнув, он опять тащился в лавку - благо, недалеко -  и
продолжал  смертельный  торг  со  Скуп-сыном.  Сначала  Сметлив  предлагал
двадцать монет. Потом сеть. Потом сеть и двадцать монет. Потом сеть и нож.
Потом сеть, нож и двадцать монет... Тут лавочник заколебался,  алчность  в
нем шевельнулась. Промолчи Сметлив, выжди время - может, и ударили  бы  по
рукам. Но он поторопился добить, брякнул: "А что там двадцать,  -  хр-р...
их-х! - тридцать добавлю!" - и все. И понял Скуп-сын, что может взять  еще
больше. Сразу лицом  похолодел,  руки  тряститсь  перестали.  Поглядел  на
Сметлива вежливыми глазами и повторил твердо - десятый раз: "Я сказал."
     Дело было уже под вечер. Сметлив вернулся домой развалина развалиной,
смотреть страшно. И жалко. А эти двое сходили к  Дюжу,  притащили  жареной
рыбы с хлебом, браги кувшинчик. Устроились у Сметлива на  крылечке,  сидят
закусывают. А хозяин пришел, упал  на  свой  табурет  и  чуть  не  плачет:
"Никогда в жизни - хр-р... их-х! - такого позора..." Смел даже ахнул:  "Не
шторговал?" - и покрутил изумленно плешивой головой.  "Все  из-за  вас,  -
продолжает Сметлив, - хр-р... их-х! - сами сидят, брагу пьют, а я ходи  за
них... А мне-то это колечко - хр-р... их-х! - как рыбе  кружка..."  -  "Да
Шмут ш ним, - успокаивает Смел, - не вышло, так не вышло. Что жделаешь?" А
Верен кувшинчик подсовывает. И хоть забыл уже  Сметлив,  какая  она  и  на
вкус, брага, тут  взял  кувшинчик  и  сделал  несколько  больших  глотков.
Полегчало. Посидел - за рыбу взялся, хлеба отломил.
     И только все вроде успокоились,  как  Верен  и  говорит:  "А  что  за
кольцо?" Сметлив жевать перестал: "Какое кольцо?" - "Ну, которое  лавочник
просит." Тут Смел от кувшинчика оторвался, глаза вытаращил: "Ты что, Верен
- ждурел?" - "Да я так просто." - "Не-ет, вы на него поглядите! К Генералу
Гору в гошти шобралщя! Хо!" А Сметлив молча покрутил  пальцем  у  виска  и
отобрал у Смела кувшинчик. Но Верен был не из тех, кого легко  отговорить.
Особенно, когда браги выпьет. Будто и  не  слышал,  проговорил  задумчиво:
"Знать бы, как его добыть..."
     - Я знаю, как его добыть, - раздался в ответ Верену детский писклявый
голос.
     Витала над побережьем мудрая,  чуточку  грустная  улыбка  заката,  от
которой  выдыхалась  и  гасла  всякая  суета.  Прибой  улегся,  воздух  не
шевелился. Слышно было только, как жена Сметлива неуместно стучит на кухне
тарелками. И, воля ваша, неоткуда было  взяться  детскому  голосу  в  этой
мудрой, смиреннейшей тишине.
     Поэтому все трое поглядели друг на друга: не спятил ли кто? Но  голос
явился вновь:
     - Я здесь!
     Тогда они повернулись на  звук  и  разглядели  в  загустевшем  понизу
сумраке маленькую фигурку норика, который сказал им:
     - Долгих лет!
     Первым опомнился Смел и топнул ногой: "А вот я тебя!"  -  думая,  что
норик валяет дурака, играется, как у них принято, и сейчас же  кинется  со
смехом бежать. Но этот поклонился с забавной важностью, прижав правую руку
к груди, и пропищал:
     - Я - Управитель лесных нориков и имею к  вам  важный  разговор.  Тут
даже  Смел  осекся:  дикие  норики  -  это  не  шутка.  Да  еще,  говорит,
Управитель...
     Норик между тем ловко взобрался на крыльцо, где было светлее, и стало
видно, что - да, Управитель. Плащ светло-коричневый, жезл  в  левой  руке.
Шляпа с гербом диких нориков  -  трезубец  в  контуре  дубового  листа.  А
главное - лицо: этакое значительное,  умудренное.  Оперся  норик  на  свой
жезл, встал поудобнее и продолжает:
     - Мне стало известно, что вы хотите заполучить некое кольцо. Известна
и цена, которую запросил  лавочник.  Цена,  слов  нет,  высока,  но  я  не
советовал бы вам отказываться.
     Смел, быстрее других преодолевший растерянность, конечно высказался:
     - А тут шоветуй, не шоветуй - вще едино. Где  его  ишкать-то,  кольчо
это?
     - Я же сказал, что знаю.
     - Хо!  И  мы  жнаем  -  невешта  какая-то,  перевал  в  Жахребетье...
Правильно?
     - Правильно, - согласился  Управитель,  и  Смел  поглядел  на  Верена
горделиво, - но это далеко не все.
     - А что еще? - вступил в разговор Сметлив.
     - Много чего, - уклончиво пискнул норик, - но это потом.
     - Когда - хр-р... их-х! - потом?
     - Если вы решитесь идти.
     - Куда - идти?
     - За кольцом...
     Наступило молчание, во время которого  Верен  задумчиво  тер  пальцем
нос-сливу, Смел то открывал, то закрывал беззубый рот, будто  имел  что-то
сказать, но не решался,  а  Сметлив  щурил  на  норика  водянистые  глаза,
старясь понять: шутит он или нет? Сметлив и сказал свое слово:
     - Любезный Управитель, что-то ты, воля твоя, не то говоришь - хр-р...
их-х! - так он начал. - Во-первых, ты на нас посмотри -  хр-р...  их-х!  -
куда нам идти-то? Может, помоложе кого найдешь?
     - Нет, - спокойно возразил норик. - Возраст - это пустяки.
     - Хороши пустяки! - взбеленился Сметлив. - Да я до леса не дойду -  с
Владыкой встречусь. А во-вторых, Управитель... Тебе-то какая во всем  этом
корысть? ("Да, какая корышть?" - поддержал его Смел).
     - Корысти нет, - тоненько отвечал Управитель. - Только  людей  жалко.
Пропадают зря.
     - А мы здесь - хр-р... их-х! - при чем?
     - Так вы же кольцо хотите выкупить. Капелькино...
     Умолкли старики. Прихватил норик за живое. Потом Сметлив буркнул:
     - Да нужно мне это колечко, как...
     - Ну что ж, тогда... - Управитель вновь раскланялся,  прижав  руку  к
груди, но его остановил молчавший до сих пор Верен:
     - Постой. - Норик задержался. - Потолкуем. Что мы должны делать?
     Управитель помолчал - видно, обиделся. Потом все же заговорил:
     - Пока ничего. Завтра - день на раздумья и сборы, если решите идти. А
послезавтра приходите утром  на  скалу,  где  песок  для  часов.  Там  все
расскажу, - и, сухо кивнув, вознамерился уйти, но встрепенулся Смел:
     - Э, э, поштой! А откуда лавочник про Капельку жнает?
     - Думаю, ниоткуда не знает.
     - Как не жнает, ешли говорил?
     - Лавочник нашел на кольце знак Владыки Вода. Видимо, он  говорил  об
этом.
     - Чего, чего? Какой жнак? Оно непроштое, что ль?
     - Да уж, не совсем простое... - норик спры