прикрывали  ее  старинными  доспехами,
чтобы не мозолила глаза. Завоеватели, понятия не имевшие о том, что  такое
единство стиля в архитектуре, пришли в  неописуемый  восторг.  Решение  не
отдавать башню крепло с каждой минутой.
     Бьярни пригнал несколько  солдат,  чтобы  вычистили  пыль,  растопили
печку и натаскали воды.
     Несколько минут Норг постоял на втором этаже, слушая бурные  протесты
Хилле, который яростно сопротивлялся попыткам  Тоддина  отправить  его  за
дровами. Невнятно ругаясь и душераздирающе кашляя через слово, он  уверял,
что не создан для лесоповала.  Послушав  некоторое  время,  Норг  внезапно
озверел и молча треснул подростка по  голове  кулаком.  Хилле  замолчал  и
покорно затопал вниз.
     Хильзен, как всегда, непринужденно отлынивал. Он поднялся  на  третий
этаж, где никого, кроме Синяки, не было.  Тот  смотрел  в  узкое  окно  на
залив,  где  хорошо  были  видны  яркие   полосатые   паруса,   освещенные
предзакатным  солнцем.  Хильзен  задумчиво  изучал  фигуру  юноши.  Что-то
странное было в облике этого молодого горожанина.
     Синяка почувствовал на себе  взгляд  и  обернулся.  И  тогда  Хильзен
понял. Волосы, вот оно что, сказал себе юный Завоеватель. Волосы у  Синяки
были светлее, чем кожа.  При  таком  смуглом  лице  он  должен  был  иметь
иссиня-черные кудри или, на худой конец, угольные, но уж никак не русые.
     Хильзен нашел лавку поудобнее и тяжело опустился на  нее.  Машинально
прижал к груди левой ладонью больную правую руку и поморщился.
     - У форта? - спросил Синяка, кивая на  повязку  в  коричневых  пятнах
крови.
     - Угу, - процедил Хильзен, не разжимая губ.
     Ресницы Синяки дрогнули, и он  еле  заметно  пожал  плечами.  Хильзен
потер пальцами больную руку пониже раны.
     - А сам почему хромаешь? - спросил он вдруг Синяку.
     Мгновение Синяка смотрел на Завоевателя молча.  Хильзен  кривил  рот,
баюкал правую руку и, казалось, целиком ушел в свои думы.
     - Почему хромаю? - переспросил наконец Синяка. - Ваши постарались.
     Хильзен поднял голову.  На  мгновение  глаза  их  встретились.  Потом
Хильзен нарочито зевнул во весь рот.
     - Ты, парень, знаешь что, - сказал он. - Ты иди. Мы ведь  пленных  не
берем.
     - А мне некуда идти,  -  сказал  Синяка  равнодушно  и  посмотрел  на
Хильзена так, словно тот был  древним  доспехом.  Потом  его  глаза  снова
зацепились за неряшливую повязку повыше правого локтя.
     - Ты промой дырку на руке, чудо, - сказал Синяка. - У тебя  заражение
будет.
     - Не учи ученого, - небрежно произнес Завоеватель. - Одо фон  Хильзен
получал в сражениях раны и потяжелее.
     - Это ты о ком? - не понял Синяка.
     - О себе, болван, - сказал Хильзен и снова зевнул. - А все  же  лучше
бы тебе было уйти из города со своими... Мы  ведь  скоро  здесь  камня  на
камне не оставим...
     Синяка криво дернул плечом.
     Над лестницей появилась  всклокоченная  светловолосая  голова  Норга.
Сделав умильное лицо, он произнес:
     - Господин граф! Кушать подано!
     Хильзен подошел к лестнице и легонько пнул сапогом макушку Норга.
     - Убери башку с прохода, - сказал он. - Не видишь - граф идет.
     Норг, возмущенно взвыв, с грохотом скатился вниз по ступенькам.
     Вскоре Хильзен уже восседал за столом и вкушал нечто  вроде  каши,  в
которой мелькали кусочки плохо проваренной сушеной рыбы. Отставив мизинец,
на котором поблескивал железный перстенек, он орудовал  огромным,  острым,
как бритва, ножом, деликатно снимая губами с широкого клинка  внушительные
холмики каши.
     Норг следовал  его  примеру,  однако  подобным  изяществом  манер  не
обладал  и  ножом  орудовал,  как  лопатой,  деловито   посапывая.   Хилле
Батюшка-Барин  запустил  в  серебряную  тарелку  свои  невероятно  грязные
пальцы, не прибегая к помощи столовых приборов.
     Когда Синяке выдали порцию,  он  уселся  на  краю  стола  и,  подобно
Батюшке, принялся жадно хватать  еду  руками,  заглатывая  куски  целиком,
по-собачьи. Рыбьи кости трещали у него на  зубах.  Покончив  с  кашей,  он
тщательно вылизал тарелку и обтер пальцы об одежду.
     Хильзен пошарил в груде  серебряной  посуды,  надеясь  отыскать  себе
подходящую кружку. Одна показалась ему не очень замызганной. Она вмещала в
себя никак не менее пинты и была  снабжена  откидывающейся  крышкой.  Сама
кружка была сделана в виде бочки, а ее ручка - в виде втрое витого каната.
     Хильзен зачерпнул кипятка и тихо взвыл: серебро немедленно  нагрелось
и обожгло руки. Он поставил кружку на  пол.  От  усталости  он  уже  плохо
соображал. Высунув руку  в  окно,  Хильзен  нащупал  белый  флаг,  который
Завоеватели заметили на подходах к башне, и сорвал его. Обернув серебряную
кружку белым  флагом  поражения,  Хильзен  принялся  с  наслаждением  пить
кипяток. Постепенно он согревался. Ахен завоеван, он, Хильзен, жив, и есть
где провести ночь - под крышей и в  относительной  безопасности.  Хильзена
неудержимо тянуло в сон.
     Косматый Бьярни, подобревший от сытости и удачи, развалился в кресле.
Это  был  настоящий  трон   -   с   высокой   прямой   спинкой   и   двумя
грифонами-подлокотниками из черного дерева. Капитан  смотрел,  как  Синяка
облизывает  миску.  Все,  что  он  слышал  о  горожанах,  -  образованных,
зажиточных людях, которые построили этот прекрасный город, - к тому же,  о
людях с БЕЛОЙ кожей, - все это никак не вязалось с диким обликом Синяки.
     - Эй, ты! - крикнул Бьярни.
     На другом конце стола Синяка поднял голову от тарелки.
     - Ты что, сто лет не ел? - спросил Бьярни,  ковыряя  ножом  в  зубах.
Синяка не расслышал и переспросил,  но  Бьярни  потерял  охоту  продолжать
разговор. У него начал заплетаться язык, и он почувствовал, что пьянеет от
сытости.
     Хильзен уже спал, приоткрыв во сне рот. Тоддин вынул  из  ножен  меч,
поддел белый флаг и направил его в сторону Косматого Бьярни.
     - Командир, - сказал он, - этот парнишка говорил, что в башне вот уже
несколько сотен лет как не было людей.
     Бьярни широко зевнул.
     - Так их и не было, - сказал он лениво. - Вон сколько пыли. Следов-то
нет?
     - Это, конечно, так, - согласился Тоддин. - Но, в таком  случае,  кто
же вывесил в окне белый флаг?
     - Призрак Желтой Дамы, - сказал Норг и глупо захохотал.
     Бьярни  усиленно  пытался  заставить  себя  думать  и  разрешить  эту
загадку. Он поискал глазами Синяку, но тот куда-то  делся.  Махнув  рукой,
Косматый с трудом встал из-за стола.  Он  обнаружил  Синяку  спящим  возле
печки. Рядом с ним, уткнувшись лицом в золу, со пел  Хилле  Батюшка-Барин.
Бьярни потыкал в Синяку сапогом, но  парнишка  только  подтянул  колени  к
животу и пробормотал что-то невнятное. Бьярни плюнул и ушел спать.
     Под  потолком  зала  мерцал  золотистый  свет.  Едва  заметная   тень
скользила в легком световом облаке. И такая тоска исходила  от  бесплотной
фигуры старого призрака, что впору было содрогнуться в рыданиях.
     Башня Датского Замка наполнилась ровным завоевательским храпом.


     - Ну ты, Бьярни, оказался хитрее всех! - прогремел  по  сонной  башне
вкусный раскатистый бас. - Какой замок себе отхватил, Завоеватель  чертов!
Эй, космач, покоритель городов! Бьярни!
     По медной лестнице затопали шаги.
     - Бьярни! Где ты, старая помойка? Это я, Бракель Волк!
     На втором этаже башни  глазам  Бракеля  предстала  картина  настолько
идиллическая, что он едва не застонал от зависти. На лавках, на полу,  под
столом вповалку спали богатырским сном люди  с  "Медведя".  На  их  сонные
блаженные рожи тошно было смотреть. Разметавшись прямо на  каменном  полу,
оглушительно храпел Норг. Возле остывшей печки,  безмятежно  подсунув  под
голову холодную головешку, спал Хилле,  завернувшийся  в  свой  просторный
плащ. Тоддин Деревянный фамильярно пристроил голову  на  живот  командира.
Бьярн и хоть и морщился во сне, но не бунтовал.
     Бракель привел  своих  людей  на  драккаре  "Черный  Волк",  в  честь
которого, собственно, и прозывался Волком. Это был внушительный человек  с
красным лицом и выгоревшими  до  белизны  волосами,  перетянутыми  на  лбу
кожаным ремешком.
     Бракель бесцеремонно пнул ногой Косматого Бьярни.
     - Вставай же, чудовище! - громыхнул он снова.
     Под столом застонал во сне рулевой Меллин. Он приоткрыл было глаз, но
тут же закрыл его снова и перевернулся на бок. Хилле продолжал  спать,  не
шевелясь, как труп. Ругаясь,  Косматый  Бьярни  толкнул  Тоддина,  и  этот
последний сильно ударился головой о каменный пол.
     - Ага, - удовлетворенно прогудел Бракель, - проснулся.
     - Ты убийца,  Бракель,  -  серьезно  сказал  Косматый  Бьярни.  -  Ты
братоубийца, - уточнил он, подумав немного.
     - Склизкая, бородавчатая жаба, - ответствовал  Бракель.  -  Мои  люди
провели эту ночь в заброшенном здании магистрата. Мы так устали, что  даже
не выставили часовых. - Помолчав под пристальным взглядом Бьярни,  Бракель
пожал плечами. - Ну, и напились вчера, это тоже. Просто чудо, что  нас  во
сне не перебили. Ведь в этом дурацком лабиринте комнат и  коридоров  могла
попрятаться целая рота.
     - Хороший командир умеет заботиться о  своих  людях,  -  назидательно
заметил Бьярни.
     Бракель хотел было обругать его, но почувствовал,  что  за  спиной  у
него кто-то стоит, и обернулся. Кутаясь в  лохмотья,  перед  ним  высилось
странное  темнокожее  существо.  Существо  было,  несомненно,  юное.   Оно
уставилось на Бракеля невинными ярко-синими глазами. Одна щека посерела от
золы.
     Бракель мотнул головой и даже зажмурился на миг от удивления.
     - Клянусь яйцами Арея! А это еще что такое?
     - Трофей, - ответил Бьярни и, откровенно охнув, поднялся на  ноги.  -
Чтоб тебе сгореть, Тоддин, - пробормотал он.
     Бракель бесцеремонно потыкал в Синяку толстым пальцем и поморщился.
     - Ой, какой дохлый... - сказал он с отвращением. - Ты его не  сможешь
даже продать, Бьярни. Только еду на него переводить... Что  будешь  с  ним
делать?
     - Пока не знаю, - ответил Бьярни.
     Бракель положил свою лапу ему на плечо и дружески присоветовал:
     - Да зарежь ты его, все легче будет.  -  Он  еще  раз  окинул  взором
темное лицо Синяки. - Посмотри, он отмечен черным дыханием духов Зла.  Где
ты его подобрал?
     - Здесь, в Ахене.
     - Вот видишь! - оживился Бракель. - Сам посуди, ведь жители  Ахена  -
белые люди. Откуда могла взяться такая образина, как не из преисподней?
     Косматый только отмахнулся,  не  желая  продолжать  глупый  разговор,
потянулся и крякнул.
     - А где Хильзен? - поинтересовался Бракель Волк.
     - Спит где-то, - сказал Бьярни. -  С  ним  такая  история  случилась,
обхохочешься. Мы же сгоряча чуть было не выбросили его  за  борт,  думали,
что погиб. Жаль, ты не слышал, как он ругался, когда пришел в себя.
     - Ладно, мы с ним еще выпьем. Я, собственно, к тебе по делу,  Бьярни,
- сказал Бракель. - Альхорн говорит...  -  Тут  Бракель  закатил  глаза  и
затянул нараспев, довольно удачно имитируя старого ведуна. - "Демон смерти
прячется в трупах. Чтобы мертвые не убили  живых,  надлежит  предать  тела
воде или почве. Так завещали Древние".
     - Он всегда это говорит, - ответил Бьярни. - Ничего нового ты мне  не
принес, Бракель. Не я ли всегда следовал этому завету?
     - Зиму придется провести в городе,  я  думаю,  -  продолжал  Бракель,
пропустив замечание Бьярни мимо ушей. - Не станем же мы зимовать  на  куче
отбросов и ждать, пока мертвые и  в  самом  деле  начнут  пожирать  живых?
Старики зря не советуют.
     Бьярни зевнул во весь рот.
     - Говори яснее, Бракель.
     - Я и так говорю яснее некуда.  Собирай  людей,  паршивец.  Осмотришь
подвалы, особенно возле форта. Трупы закопаешь. Ну а что делать с барахлом
и бабами - твоих ребят учить не нужно.
     - Все же мудрый человек наш ведун Альхорн, - сказал Бьярни.


     Бьярни взял с собой десять человек и, поразмыслив, решил присоединить
к отряду Синяку. Мальчик казался довольно безобидным, а толмач никогда  не
помешает, рассудил Бьярни.
     Парнишка сидел на полу и грыз кусок сухого  хлеба,  хрустя  при  этом
усердным мышонком. Когда капитан поманил  его  к  себе  согнутым  пальцем,
Синяка поперхнулся, однако спорить не стал.
     Искалеченный Ахен показался Синяке  почти  незнакомым.  Паренек  шел,
спотыкаясь и хромая, а  рядом  с  ним  шумно  галдели  Завоеватели.  Отряд
спустился по разбитой лестнице, прошел по Первой Морской улице, и  впереди
открылся  развороченный  ядрами  форт.  Дальше,   до   самого   горизонта,
расстилалась неспокойная серая вода залива.
     - Отсюда и начнем, - сказал Бьярни.
     В  двух  хибарках,  прилепившихся  к  самому  форту,  было   голо   и
неприбрано. Синяка хотел было сказать Хильзену, что  все  жители  оставили
Ахен и ни одной живой души здесь  не  осталось.  Но  Хильзен  был  увлечен
беседой с Норгом, а окликать этого высокомерного юнца прилюдно  Синяка  не
решился.
     На Первой Морской люди Бьярни прошли еще с десяток домов, несомненно,
пустых, и закопали в одном из дворов несколько убитых.
     Возле небольшого здания, построенного на каменном фундаменте,  Синяка
вдруг ощутил легкий толчок. В нем словно что-то встрепенулось.  Он  поднял
глаза к зеленым ставням, аккуратно прикрытым, но  не  запертым  на  замок.
Здесь кто-то прятался. Весь дом так и  сочился  страхом.  Завоеватели  уже
топали по доскам, настеленным вместо дорожки поверх луж и опавших листьев.
Норг на всякий случай вытащил длинный нож. Он улыбался.
     Дверь открылась легко. В  доме  было  прибрано  и  пусто.  В  большой
комнате возле беленой печи в высокой  корзине  из  ивовых  прутьев  лежали
мотки пряжи. На стенах, ближе к печке, свисали пучки высушенных трав.
     Бьярни чутко шевельнул носом.
     - Похоже, печку топили недавно.
     Он потрогал ее, оставляя на побелке следы грязных пальцев,  но  печка
оказалась холодной. Впрочем, капитана это никоим образом не успокоило.  Он
сделал знак приступить к обыску.
     Норг уже шлялся по всему дому, бесцеремонно заглядывая под лавки и  в
кладовки, где на полках, застеленных бумагой, стояли банки с  вареньями  и
соленьями. Хильзен, стройный и тонкий, одним гибким движением  спрыгнул  в
подпол. Громыхнула какая-то жестянка.
     Синяка выбрался во двор, где пахло опавшей листвой и дымом. В глубине
двора стоял небольшой сарай, черный от времени и сырости. Несколько  минут
Синяка бродил, раскидывая ногами листья.  Он  чувствовал,  что  неподалеку
кто-то прячется, прислушиваясь к каждому шороху. Этот  кто-то  был  совсем
рядом.
     Из дома доносился грохот - там двигали буфет. Хлопнула входная дверь.
В саду показались Норг и Хильзен - Хильзену было лень таскать  тяжести,  а
Норг составил ему компанию. Они тоже заметили  сарай,  и  Норг,  распахнув
покосившуюся дверь, обитую куском старого паруса, остановился на пороге  и
расплылся в улыбке.
     - Баба... - сказал он мечтательно.
     Среди старых хомутов, граблей и корыт, у наспех сложенной  поленницы,
жалась насмерть  перепуганная  молодая  женщина.  Она  прятала  за  спиной
ребенка - девочку лет пяти. Девчушка недовольно вырывалась из рук матери и
мотала головой - ей хотелось посмотреть.  Руки  у  женщины  были  крупные,
белые, на ее бледном лице еле заметно проступали золотистые веснушки.  Под
большим серым платком угадывались две толстых косы. Услышав  голос  Норга,
она сильно вздрогнула.
     За спиной Норга показался Хильзен.
     - Что-нибудь нашел? - скучающим тоном осведомился молодой аристократ.
Норг слегка посторонился,  и  Хильзен  вошел  в  сарай.  На  лице  женщины
появилось злое выражение.  Не  обращая  на  это  никакого  внимания,  Норг
продолжал радостно ухмыляться. Его  светлые  усы  слиплись  от  варенья  и
торчали, как две стрелы.
     - Боги Морского Берега... - пробормотал Хильзен. - Только этого нам и
не хватало.
     - Где толмач? - поинтересовался Норг  и  высунулся  из  сарая.  Прямо
напротив раскрытой двери стоял Синяка и ворошил ногой опавшие листья.
     - Эй, - окликнул его Норг, - как  тебя,  чучело...  иди  сюда.  Нужно
помочь. Я хочу поговорить с ней...  с  этой  вот...  Да  иди  же  сюда!  -
рассердился наконец Норг, потому что Синяка не двигался с места.
     - Иду, иду, - сказал паренек.
     При виде смуглого лица  Синяки  женщина  дернула  ртом  в  брезгливой
гримасе и сделала охранительный знак,  отгоняя  злого  духа.  Юноша  давно
привык к подобным взглядам и потому не обратил на это никакого внимания.
     - Лучше бы вам оставить ее в покое, - предложил Синяка Завоевателям и
переступил с ноги на ногу.
     - Ну вот еще, - возмутился Норг. Он засунул ладони за пояс  и  широко
расставил ноги, чересчур рослый  и  широкоплечий  для  тесного  низенького
сарая. Приоткрыв рот, женщина посмотрела на него снизу вверх  и  вдруг,  к
великому отвращению Синяки, начала заискивающе улыбаться.
     - Как тебя зовут? - с высоты своего роста спросил ее Норг и покосился
на Синяку. Тот нехотя перевел женщине вопрос. Глядя  ему  в  рот,  женщина
ответила: "Далла". Голос ее прозвучал глухо.
     Ни в малейшей степени не интересуясь женщиной, Хильзен пошарил  среди
хлама, сваленного в сарае,  и,  с  достоинством  отряхивая  с  себя  пыль,
объявил:
     - Пусто.
     Далла втайне бросила на него злобный взгляд. Девчушка  за  ее  спиной
ерзала и приглушенно попискивала. Чуть громче, чем в первый  раз,  женщина
что-то сказала, отрывисто и горько. Синяка проговорил, обращаясь больше  к
Хильзену, чем к Норгу:
     - Она говорит, что ее муж погиб во время осады.
     Со двора послышался топот - сапоги Завоевателей громыхали по доскам.
     - Уходим, - быстро сказал  Хильзен.  Он  вытолкнул  во  двор  Синяку,
схватил Норга за пояс и чуть ли не силой вытащил его  из  сарая,  поспешно
захлопнув за собой дверь.
     Женщина опустилась на пол  и  беззвучно  заплакала,  спрятав  лицо  в
подоле малышки, которая вытаращила на мать  круглые  глаза  и  застыла  от
удивления.
     - Ну, что там в сарае? - спросил Хильзена капитан.
     - Пусто, - небрежно ответил Хильзен.
     Они снова вышли на улицу, и холодный ветер с залива принялся  трепать
их волосы.


     Большинство домов в районе Морских  улиц  были  брошены.  Завоеватели
забирали все съестные припасы, какие только находили, -  мешки  с  крупой,
кадки с солеными огурцами, муку, сало, домашние колбасы, мед. Все это  они
складывали в телегу с тем, чтобы после  перевезти  в  башню.  Ахенцы  были
людьми запасливыми, и на том, что они заготовили себе на зиму и не  сумели
забрать с собой, гарнизон вполне мог продержаться несколько месяцев.
     Чем дальше уходил отряд  от  залива,  тем  состоятельнее  становились
дома. Почти все они получили значительные повреждения. Полуразрушенным был
и тот дом, возле которого остановился Бьярни. Оглядывая  хозяйским  глазом
тяжелую дверь с деревянным  лаковым  гербом  (сова,  сидящая  на  колесе),
капитан хищно шевелил носом: здесь будет чем поживиться. Что с  того,  что
рухнул флигель и выбиты стекла? Основная-то часть уцелела!
     Синяка замешкался на пороге, и Бьярни сильно толкнул его в спину.  Во
все дома, куда заглядывали Завоеватели, Синяка входил  первым.  Бьярни  не
желал попусту рисковать своими людьми.  Если  ахенцы  оставили  в  подарок
незваным гостям ловушки, пусть попадется их же соотечественник.
     Синяка медленно  прошел  темную  прихожую.  В  полумраке  угадывались
мраморные статуи по обе стороны от двери, ведущей в  господскую  половину.
Синяка толкнул эту дверь и вошел. Здесь почти ничто не пострадало, если не
считать разбитых стекол.
     На блестящем наборном паркете синякины ноги оставили  пыльные  следы.
Его худая фигура в лохмотьях  бесшумно  скользила  среди  стен,  затянутых
расписным шелком, зеркал в позолоченных  завитушках,  мебели  из  светлого
ореха. Бесцеремонные завоевательские сапог и топали по анфиладе  роскошных
комнат