вать за ней, делая крупные  взмахи  веслом,  и  заставляет
лететь челнок по вспенившимся водам.
   Но слишком поздно,  слишком  поздно.  Вот  они  оба  ступили  на  утес  у
прегражденного подземного пролива. И оробевшие скалы раздвинулись,  так  как
она дочь Дракона, и он любим ею. Минута и Хонг Коп свободен и плывет  по  Фэ
Ци  Лунгу,  откуда  изгнал  его  Дракон.  Смертный  приговор  уничтожен.  Но
прекрасная Ю Ченг Хоа навсегда растворилась в тумане восходящего  солнца.  И
на металлические глаза курильщика, никогда  не  плакавшего  в  своей  жизни,
набегают горькие слезы.
   Со временем Хонг Коп стал духом. Таков жребий тех, кто любим бессмертными
принцессами. Их отныне бессмертная жизнь бесконечно тянется  между  небом  и
землей.
   Хонг Коп живет среди скал Фэ Ци Лунга. В безысходном лабиринте  ищет  он,
но не находит никогда Ю Ченг Хоа. Рыбаки Халонга и Кебао боятся увидеть его,
так как его появление возвещает смерть.

***

   Я, который написал это, воистину видел в тонкинском тумане, видел  своими
объятыми ужасом глазами Хонг Копа.., и Хай Лунг Ванга - Змея  царя,  который
гнался за ним по морю. Но я  пережил  это,  потому  что  в  тот  же  день  в
священном круге встретил я милосердную Ю Ченг Хоа, и с тех  пор  презираю  я
других женщин.

КОНЕЦ ФАУСТА

   Доктор Фауст усиленно работал над исследованиями в области магии в  своей
обычной келье.
   Много лет прошло с тех пор, как он  подписал  договор,  но  за  его  душу
Сатана дал ему тринадцать веков молодости. Вот почему доктор Фауст теперь не
похож на плешивого и неряшливого старика,  который  когда-то  в  этой  самой
келье старался найти в почерневших ретортах тайну философии. Сатана  сдержал
свое слово. Иоганну Фаусту двадцать лет и у него  светло-золотистая  борода,
на нем нарядный блестящий  костюм.  Конечно,  после  Маргариты,  которой  он
увлекался пока не передал ее в руки дьявола, немало женщин ласкали эту вечно
молодую бороду и загубили свою душу за его ласковый взгляд.  Новым  и  новым
жертвам не предвиделось конца.
   Фауст усиленно работает в своей келье,  предназначенной  для  занятий  по
магии. На очаге, на красных углях выделяется обильный пар  из  стеклянных  и
каменных  реторт.  В  их  растрескавшихся  горлышках   бурлят   разноцветные
жидкости, адской радугой расцвечивая черную печь. Длинный  стол  загроможден
перегонными  кубами,  шарами  и  чернокнижными  пергаментами.   Расцвеченные
разными красками пары, выделявшиеся из реторт, бросали отсвет на  стеклянную
пластинку, укрепленную  на  деревянной  стойке.  А  рядом  мелкими  мрачными
блестками вспыхивал фосфор на дне горшка наполненного водой.  Ржавые  гвозди
были вбиты в изъеденные червоточиной стены  и  в  балки  потолка,  затянутые
паутиной. На них болтались скелеты; когда в келью врывался порыв ветра,  они
постукивали своими костями.
   У Фауста измученное лицо и воспаленные глаза, он захлопывает свою  черную
книгу и смотрит на освещенное смоляными плошками пустое кресло, где  некогда
сидел сатана.
   Там за стенами дома, с горы Брокена, дул такой пронизывающий  ветер,  что
зубы стучали от стужи, и дрожь охватывала все тело, а на  домах  готического
стиля флюгера вертелись, что есть силы. И несмотря  на  стужу  и  ветер,  по
пустынным  улицам  пробирается  полуобнаженная  женщина,  прикрывшись   лишь
мантией и надвинув на голову капюшон и стучится в дверь кельи. Она молода  и
стройна, негою светятся ее глаза. Но дверь не открывается.  Холодные  скобки
остаются  бесстрастными  и  недвижимыми,  несмотря  на  отчаянные  стуки  ее
страстных кулачков.
   Слишком часто женщины переступали порог этой кельи. Иоганн Фауст устал от
ласк. Робко прильнувшая к его плечу белокурая головка  так  мало  интересует
его! Ему наскучило наблюдать, как  жгучая  страсть  постепенно  преодолевает
застенчивость и стыдливость.
   Иоганн Фауст продал свою душу ради вечной молодости и любви, но теперь он
пресыщен молодостью и любовью... И посетительница, горько рыдая от  стыда  и
отчаянья, бежит к реке. Здесь она найдет утешение.
   Фаусту нет дела до нее. Он  даже  не  прислушивается  к  жалобным  звукам
удаляющихся шагов. Он не отрываясь смотрит на пустое кресло, обожженная кожа
которого еще хранит память о Проклятом.
   Некто сидит в кресле, некто в красной  одежде,  и  борода  его,  подобная
хвосту ехидны, сверкает по временам как красные  прутья  горящего  хвороста.
Когтистой рукой он царапает рукоятку рапиры, небрежно  скрестив  свои  тощие
ноги, оканчивающиеся раздвоенными копытами.
   Иоганн Фауст смотрит с неудовольствием на своего гостя.  Дьявола  никогда
не принимают равнодушно. Сатана слишком охотно садится на  предложенное  ему
место.
   Огонь очага зеленеет и дрожит; из реторт выделяется черный дым; доносится
неизвестно откуда слабый, но определенный запах серы.
   -  Здравствуйте,  доктор,  -  произносит  дьявол.  Но  доктор  ничего  не
отвечает.
   - Восхитительная погода, - продолжает гримасничая гость. - Честное слово!
На улице почти свежо. Кстати, в двух шагах отсюда я встретил самую  красивую
девушку во всей Германии, она со всех ног бежала к реке, надо  полагать  она
торопилась выкупаться, не так ли? Если бы я был в этом уверен, то  я  сейчас
же подцепил бы по пути ее сумасбродную душонку. Но вы как раз  в  это  время
начали думать обо мне. И мне было некогда заняться ею. Когда  дело  коснется
до вас, доктор, то я плюю на все другое. Я не забываю, что приложил коготь к
нашему договору.
   От тяжелого вздоха поднялась грудь Фауста. Другого ответа не было.
   - Вы в меланхолии? О чем вы задумались? В вашем распоряжении  еще  тысяча
лет.  Разумеется  это  не  так  уж   много.   Итак,   милостивый   государь,
наслаждайтесь остатком ваших дней. "Жизнью  пользуйся  живущий".  Вы  всегда
свежи и румяны, костюм ваш всегда восхитителен. Поверьте моим словам, в  тот
знаменитый вечер на балконе с Маргаритой у вас был не лучший вид. Ей богу! Я
совсем одурел. Отчаянье красотки, которую я чуть-чуть  не  подцепил  сейчас,
является  вполне   убедительным   доказательством   внимания,   которым   вы
продолжаете  пользоваться  среди  барышень.  Впрочем  кто   может   в   этом
сомневаться! Достаточно взглянуть на  Иоганн  Фауст  пристально  смотрит  на
болтуна и шепчет только одно слово:
   - Слова...
   - Короче, сударь мой, - отвечает ему сатана, - чего хотите вы?
   - Я хочу, - медленно произносит доктор, - совсем не того, чего я хотел до
сих пор.
   - Когда я подписывал твой договор, маэстро, - говорит Фауст, - я  был  не
очень умен.
   - В те времена я был стар,  лыс,  хил,  придурковат,  ноги  у  меня  были
согнуты, спина сгорблена. В моем забитом  всем  этим  вздором  мозгу,  -  он
указал рукой на кучу реторт,  тиглей  и  пергаментов.  -  В  моем  иссохшем,
нездоровом мозгу тлела только одна идея, скорее мания,  мания  -  жить  еще,
жить как можно дольше, я отчаянно цеплялся  за  жизнь,  которую  должен  был
скоро покинуть. Вот почему я хотел стать молодым. Конечно, это было  детское
сумасбродство, я от него без сомнения исцелился бы, если бы мне  тогда  дать
немного слабительного. Но, к сожалению,  явился  тогда  ты.  Мое  мимолетное
пожелание ты тогда раздул до таких размеров, о которых я и не  помышлял.  Ты
сделал таким громадным бокал, из которого я хотел  напиться,  что  я  в  нем
потонул. Люди обыкновенно исчерпывают юность в  продолжение  десяти  лет,  а
потом отдыхают от нее до самой смерти. Передо мной же прошли века, а  я  все
еще юн и не могу отдохнуть от своей молодости.
   - Итак, вы устали, - сказал дьявол. - Вы ищете покоя,  и  больше  ничего.
Почему же вы раньше не говорили об этом? Отлично,  дорогой  доктор;  слишком
многих прекрасных щечек коснулись  ваши  усы,  со  слишком  многих  балконов
бывали спущены для вас лестницы! И, кто знает?  Может  быть,  слишком  часто
попадались, ревнивцы на вашем пути, и кинжалы расстраивали праздник.
   Приятно прочесть любовное письмецо, но все-таки все  объяснения  в  любви
слишком  похожи   друг   на   друга.   Поединки   на   шпагах   -   приятное
времяпрепровождение королей, но в  конце  концов,  ведь  наскучит  провожать
своих врагов в могилу. Итак, я уразумел ваши новые вкусы. Сомнения  нет,  вы
намерены постареть.
   - Нет, - сказал Фауст.
   - Как нет?!  Ну  что  же,  есть  и  другое  лекарство.  Старость  вам  не
улыбается? Как вам угодно. Может быть, вы и правы.  Я  согласен,  доктор,  с
вами; довольно несносно таскать гроб на спине, а ноги в рукавах  куртки.  По
правде  сказать,  старики  бездеятельны,  а  все-таки  часто   жалуются   на
неизменную усталость. Итак, долой старость! Но держу пари, в мгновение ока я
переделаю вас так, что прекрасные девицы  станут  редкими  гостьями  у  вас;
стоит только вам стать безобразным, как Терсит или бедняком, как Иов.  Итак,
надеюсь, предложение мое приемлемо? Что выберете вы? Уродство или нищету?
   - Ни то, ни другое, - сказал Фауст.
   - Вот так штука, -  сказал  сатана.  -  У  вас  замечательно  покладистый
характер! Но знаете, я начинаю думать,  что  моя  фантазия  истощается!  Вам
нужен отдых и вместе с тем вы желаете сохранить в неприкосновенности и  вашу
молодость, и изящество, и философский камень, которым я когда-то скрепил наш
договор! Всякий другой на моем месте решил бы, что выхода из этого положения
найти "нельзя". Но это слово мои филологи вычеркнули из моих словарей. У нас
остается самое верное средство; несомненно оно придется  вам  по  вкусу.  Не
правда ли, ведь договор подписан только нами обоими. Я обещал вам тринадцать
веков  юности.  Это  слишком  много,  говорите  вы.  Ну  что  же,  вычеркнем
соответствующий параграф и отправимся ко мне, не медля далее. Ну как?
   - Нет, - закричал, побледнев, Фауст.
   - Опять нет! - усмехнулся Сатана. - Но пусть  будет  все  согласно  вашей
воле. Поступайте как вам угодно, но уж меня увольте! Что  вам  ни  предложи,
все не по вас. Будьте довольны своей судьбой и не заставляйте же меня ломать
голову. Ну, а теперь - до свиданья!
   - Останьтесь, - сказал доктор. - Пергамент, на котором написан договор не
так уж прочен. В один прекрасный день я могу его разорвать и... - он понизил
голос, - и принести покаяние.
   - Слушай, я знаю, что прошу чуда. Но ведь именно чудес и просят верующие,
у того.., у другого! Да, маэстро, за отсутствием его, я обращаюсь к тебе.  Я
хочу жить так, чтобы не  делалось  тошно,  есть  так,  чтобы  не  уменьшался
аппетит, наконец, жить без скуки, без  отвращения,  без  усталости.  Я  хочу
остаться молодым и никогда не пресыщаться моей молодостью. Вот моя мольба! И
со всею страстью без ненависти, без злопамятства приношу я ее к твоим ногам.
   - Вот так фунтец!  -  закричал  дьявол.  Вы  сошли  с  ума  от  гордости,
уважаемый маэстро! Ведь в этом-то и есть высшая тайна. Вы думаете, что  меня
стоит немного попросить и перед вами откроются все тайны. Если бы  вы  стали
тем, чем хотите быть, то в чем бы сохранилось мое превосходство перед  вами?
Клянусь моим царством, вам не постичь этой тайны. Ищите ее сами по себе  или
спрашивайте у других, если эти другие существуют.
   Доктор молча вынул из наполненной водой вазы фосфорную палочку и начертил
ею  на  стеклянной  пластинке  таинственную  пентаграмму,  засветившуюся   в
темноте.  Дьявол  внезапно  отпрянул  от  нее.  Оба   собеседника   молчали.
Пентаграмма гасла на стекле. И дьявол решился заговорить тихим шепотом:
   - Вы много знаете, многоуважаемый! Пусть так! Вас не  проведешь!  Из  нас
двух вы господин. Приказывайте. Я не знаю интересующей вас  тайны.  Где  вам
угодно ее искать?
   Фауст с повелительным видом разостлал на полу мантию.
   - Мне угодно, - сказал он, - посетить тех, кто тебе не подвластен.
   - Отлично, - со вздохом сказал сатана, - дорогу я знаю.
   Оба уселись на мантию и унеслись в пространство.
   - Что же это за люди, которым удалось свергнуть твое иго?
   - Почем я знаю, - ответил угрюмо сатана. -  Это  таинственные  мужчины  и
женщины, они рассеяны по всему свету. Это ученье, обладающее теми ритуалами,
которых я не выношу. Опасные заклинатели - они  умеют  начертать  на  стенах
огненные слова. Я избегаю общения с ними.
   - Это маги, - сказал доктор. - Я их знаю.  От  них-то  я  и  узнал  знак,
принудивший тебя к повиновению. Но нет ли других людей?
   - Да, - ответил сатана. - Есть еще  и  другие  странные  люди,  сновидцы,
живущие в мечтах, к ним у меня нет доступа. Они презирают  землю  и  смеются
надо мной. Больше о них я ничего не знаю.
   - Может быть, у них, - прошептал доктор, - найду я тайну, которой  ты  не
знаешь, и обрету покой, которого я так жажду.
   Под ними, над усталой землей сгущался густой покров ночи. Дремали города,
огражденные от внешнего мира своими стенами, в городах были потушены огни, а
на пустынных равнинах  вздрагивают  высокие  тополя,  до  которых  пролетая,
касался дьявол.
   Там дальше, за голыми горами, ограничивающими землю,  заселенную  людьми,
тянулась страшная равнина, черная от запекшейся  крови  и  белая  от  старых
костей. Мантия путешественников дрожала, как от бури, а Сатана улыбался.
   Горизонт  осветился  красным  огнем,  вздымающимся  к  небу  причудливыми
языками. Вокруг них суетились тощие люди. Приблизившись, Фауст увидел  около
костра неистово и дико хохочущих женщин. Некоторые из них сидели  верхом  на
помеле из обожженного терна, другие,  словно  ночные  совы,  переносились  с
места на место, размахивая горящими головнями,  -  еще  некоторые  похотливо
склонились к копытам козла.
   -  Это  итальянки,  -  объяснил  Сатана.  -  Когда   французские   ведьмы
отправляются на шабаш, они не едут верхом на помеле. С них довольно и  самой
грубой магии. Впрочем, все они в моих руках, и я владычествую над  ними  при
помощи зависти, гордости, гнева и в особенности любви к роскоши.
   Они продолжали увеселяться,  образовывая  непристойные  группы.  Фауст  с
отвращением видел, что они были стары, вялы, шатались.
   Там и сям пролетали искры. Сатана коснулся одной из них и  она  упала  на
землю в виде прекрасного обнаженного юноши. В мгновение ока две ведьмы жадно
устремились к нему и с ожесточением начали  из-за  него  драться.  Участники
шабаша со смехом и плясками окружили их, и в середине их круга летели брызги
крови и клочья волос, вырванных окровавленными ногтями и яростно  скрежущими
зубами.
   - Все мои, - провозгласил Сатана.  Его  горделивый  окрик  прорезал  мрак
зловещей ночи, они понеслись дальше на своей мантии.
   - Дорога разветвляется, - сказал дьявол, немного погодя. - По этому  пути
мы попадем в город всеведущих астрологов и магов.
   - Их знания меня не интересуют. Едва ли я найду у них  средства  обуздать
тебя и подавить.
   - А той дорогой мы попадем к феям и стригам; они не обладают ни  знаниями
ни магией, они умеют только отдаваться власти грез.
   - Может быть, здесь, - сказал Фауст, - удастся мне освободиться  от  этой
скверной грезы, которую называют жизнью.
   Они отправились по второй дороге. Шабаш остался далеко позади. Луна мирно
и мягко лила свой свет на  землю,  где  не  было  никаких  резких  угловатых
очертаний;  все  здесь  было  преисполнено  округлых  мечтательных  линий  и
контуров. Воздух был прозрачным, как если бы мы летели средь горных  вершин,
и ночь была, как несказанно мягкий бессолнечный день.
   На берегу озера виднелся храм с опаловыми колоннами и фронтоном из лунных
камней. Он находился в долине между прозрачными склонами холмов  в  странной
долине, где не было ни слез, ни улыбок.
   Путешественники остановились около  озера,  и  Сатана  угрюмо  указал  на
портик.
   - Вот их обитель. Нельзя сказать, чтобы  она  была  обширна  и  роскошна.
Немногие люди осведомлены об этой  обители,  а  еще  меньше  таких,  которые
переступили ее порог.
   - Идем, - сказал Фауст.
   - Ну, нет! - энергично запротестовал дьявол. - Идите один, если  это  вам
кажется интересным. Мне там не по себе. Я знаю, что там  господствует  запах
чрезвычайно неприятный для моего деликатного носа. Идите, доктор, а  я  буду
иметь честь ожидать вас в поэтической обстановке на  лоне  вод.  До  скорого
свидания, и да будут феи к вам благосклонны.
   Он уселся около озера и своим раздвоенным  копытом  прикоснулся  к  воде,
которая начала бурно кипеть.  Фауст  поднимался  по  ступенькам  храма.  Над
дверями, его внимание привлек выгравированный девиз: "Ни бога, ни  дьявола".
Секунду он колебался с поднятой рукой и, наконец, толкнул  створку,  которая
легко открылась.
   В храме не было ни алтаря, ни статуй, ничего таинственного.  На  феях  не
видно драгоценных камней, нет в их руках ни жезлов, ни прялок.
   Это обыкновенные женщины или по крайней мере с виду они похожи на них. Их
гибкие тела покоются на ложе, а  их  ясные  уста  улыбаются  невидимому;  их
светлые глаза неутомимо следят за полетом грез, реющих под священным куполом
храма.
   Между светлыми плитами вросли в землю какие-то странные растения, которые
виднелись по всему храму; храм представлялся своеобразным полем.
   Высокие стебли сгибались под тяжестью крупных листьев, колыхались  черные
цветы, глубокие, точно чаши.
   Иногда какая-нибудь из стриг  медлительно  протягивает  обнаженную  руку,
срывая ближайший цветок. Она долго вдыхает  его  аромат,  потом  подносит  к
губам и всасывает капельку, повисшую на кончике каждого лепестка.
   - Я здесь, - закричал  Фауст,  но  феи  ничего  не  услышали,  ничего  не
увидели. Они грезили, вкушая цветы черного мака.
   Фауст замолчал. И вот в свою очередь он  начал  смотреть  на  купол  и  в
изумлении вдыхать аромат, исходивший  от  цветов.  И  вскоре  чуть  уловимое
опьянение проникло в его мозг через ноздри.
   В куполе несомненная пустота. Ведь это только пары носятся вдоль  фризов,
расширяются в клубы, но это странные клубы; они  переливаются  многоцветными
красками.  Они  принимают  странные  формы,   одновременно   -   неясные   и
определенные. И эти никогда невиданные призраки начинают оживать. Вздохнешь,
и за этот краткий момент долгая греза возникнет и рассеется, снова возникнет
и преобразится в другую.
   Мимолетны проносящиеся мимо картины и  образы  -  вот  они  стали  яснее.
Туманная мечта, более ясная, совсем реальная, реальная настолько,  насколько
реальна жизнь, а дальше... Смотрит в упоении Фауст, около его губ  искушающе
распустился крупный цветок, мощный запах доносится с его тычинок,  и  Фауст,
подражая,  медленным  движениям  стриг,  обрывает  первый   лепесток..,   и,
мало-помалу, приближает его к открытым губам...
   ...Вот уже тысяча лет, как доктор Фауст вошел в опаловый храм.  Ждет  его
дьявол у края пересохшего озера, ждет его неотступно.
   Доктор Фауст не показывается. Срок договора давно  миновал.  С  небесного
свода насмешница луна рисует длинные рога сзади тени Сатаны.
   По  временам  разъяренный  дьявол  приближается  к  портику,  то   быстро
отскакивает, его власть ограничена порогом храма; там, внутри, он  не  смеет
властвовать.
   И дьявол отходит и садится на прибрежный камень. Копыта его ног продавили
в почве глубокие красные впадины, и горящие угли носятся около него.
   Скоро он уйдет в ад, не дождавшись Фауста.

ВТОРАЯ ЭПОХА

ИЗ ЛЕТОПИСИ

СТРАХ ГОСПОДИНА ФЬЕРСЕ

   В том, что покойный граф Фьерсе был  рогат,  никто  не  сомневался  ни  в
городе, ни при дворе. Но немногие христиане сумели бы  указать,  кто  именно
содействовал этому, так  как  графиня  была  настолько  же  скрытна,  как  и
легкомысленна. Впрочем теперь  она  стала  и  щепетильной;  она  укрылась  в
Дофинэ, в уединении своих владений и там предалась богу, так как люди ее уже
не хотели. Измены ее остались в далеком и туманном прошлом. Но сплетники,  а
они всегда найдутся, еще не сложили оружия. И так как слава всякой красавицы
основана на ее романах, то насчет ее обыкновенно строили, что она  не  имела
основания слишком гордиться своими тайными связями:  если  некоторые  из  ее
любовни