роизведении  записи  по  сравнению  с колебаниями, исторгнутыми ртом
человека.
     Бартон понимал, о чем идет  речь, так как он видел  как-то фонограф
Эдисона.  Это было  в Париже в 1838  году.  Сейчас он  почувствовал себя
глубоко  оскорбленным,  по   сути  изнасилованным,  этими   откровениями
Фригейта.
     Широко раскрытые от изумления глаза Геринга и раскрасневшееся  лицо
говорили о том, что эти слова глубоко обидели и его.
     Заикаясь, немец выдавил:
     -  И  зачем  же  этим  существам  доставлять  себе  такие  хлопоты?
Неужели только ради того, чтобы полюбоваться этими копиями?
     Фригейт пожал плечами:
     - Откуда мне знать.
     Геринг, тяжело  дыша, поднялся  и, тыча  черенком трубки  в сторону
американца, заорал по-немецки:
     - Ты лжешь!  Ты лжешь, грязная собака!
     Фригейт сжался, словно ожидая, что  его снова ударят по почкам,  но
все же нашел в себе силы, чтобы сказать:
     - Я должен быть прав.   Конечно, вы не обязаны верить этому  - ведь
доказательств у меня нет.  И я прекрасно понимаю ваши чувства.  Я  знаю,
что я - Питер Джайрус Фригейт,  родившийся в 1918 году и умерший  в 2008
году.  Но логика подсказывает, и я вынужден этому верить, что по сути  я
всего  лишь  существо,   располагающее  воспоминаниями  того   Фригейта,
который никогда не будет больше  существовать.  Он не может  восстать из
мертвых!!!  В некотором смысле  можно считать, что я сын  того Фригейта.
Не плоть  от плоти,  кровь от  крови, а  разум от  разума!   Ведь я - не
человек, рожденный  женщиной.   Я -  внебрачный ребенок  науки и машины.
Если только не!
     - Что если только?  - грозно спросил Геринг.
     - Если только здесь не присутствует некоторое реально  существующее
"Нечто",  прилагаемое   к  человеческому   телу.    Некоторое   "Нечто",
составляющее  суть  человеческого  существа.   Я  имею  в  виду, что оно
вмещает в  себя все  то, что  делает личность  такой, какая  она есть, и
когда тело разрушается,  это "Нечто" продолжает  существовать.  Так  что
если тело  еще раз  будет воспроизведено,  это "Нечто",  хранящее в себе
суть  личности,  может  быть  снова  приложено  к  телу.   И тогда будет
перезаписано все, что  содержится в индивидуальности.   И таким  образом
первоначальная  особа  будет  живой  снова.   Она  уже  не  будет просто
дубликатом.
     Бартон улыбнулся:
     - Ради Бога, Фригейт!  Неужели вы имеете в виду "душу"?
     Фригейт кивнул головой и произнес:
     - Или нечто аналогичное  "душе". "Нечто", которое первобытные  люди
неосознанно ощущали и называли душой.
     Геринг начал во все горло хохотать.  Бартон тоже рассмеялся бы,  но
он не  хотел оказывать  немцу какую-либо  поддержку -  ни моральную,  ни
интеллектуальную.
     Насмеявшись вдоволь, Геринг сказал:
     - Даже здесь, в мире, который несомненно является продуктом  науки,
сторонники сверхъестественного не прекращают своей болтовни.  Но  хватит
об этом!   Перейдем к  более практическим  и насущным  вопросам.   Вы не
передумали?  Вы готовы перейти ко мне на службу?

                                - 90 -

     Бартон ответил, сверкнув глазами:
     - Я никогда не буду подчиняться человеку, который насилует  женщин.
Более  того,  у  меня  есть  одна  неприятная,  с  вашей  точки  зрения,
слабость:  я уважаю евреев.
     Геринг напыжился и хрипло закричал:
     - Хорошо  же! Я  о многом  размышлял.   Я надеялся!  что ж!  у меня
много хлопот с этим римлянином.   Если дать ему волю, то вы  увидели бы,
как милосерден  я по  отношению к  вам -  к рабам.   Вы не  знаете этого
римского  волка.   Только  мое  вмешательство  спасает  одного из вас от
мучительной смерти каждый вечер ради его развлечения.
     В полдень оба вернулись к своей  работе среди холмов.  В этот  день
им  не  представилось  возможности  переговорить  ни  с  Таргоффом, ни с
кем-нибудь  из  рабов,  поскольку   они  работали  отдельно  от   других
невольников.   Они  даже   не  осмеливались  окликнуть  кого-нибудь   из
знакомых им рабов, так как за этим могло последовать жестокое избиение.
     Вечером, вернувшись в загон, Бартон рассказал другим обо всем,  что
произошло.
     -  Скорее  всего,  Таргофф  не  поверит  моему  рассказу.  Он будет
думать, что мы провокаторы.   В любом случае, даже  если он не уверен  в
этом,  он  не  будет  нам  доверять,  дабы не рисковать.  Поэтому сейчас
между нами возникнут затруднения.  Очень плохо, что все так  получилось.
Побег, намеченный на сегодняшний вечер, надо отменить.
     Пока  особых  неприятностей  не  было.   Израильтяне  отходили   от
Бартона и Фригейта, как только те пытались заговорить с ними.   Наступил
вечер.   Показались звезды,  и загон  рабов залил  свет, почти  такой же
яркий, как свет полной луны на утраченной Земле.
     Узники  оставались  внутри  бараков  и  тихо переговаривались между
собой.   Несмотря   на  страшную   усталость,  никто   не  мог   уснуть.
Стражники, должно быть, тоже ощущали эту напряженность, хотя и не  могли
ни  видеть,  ни  слышать  людей  внизу.   Они  прохаживались по балкону,
разговаривали,  собравшись  вместе  по  нескольку  человек,  заглядывали
внутрь загона, освещенного ночным небом и факелами.
     - Таргофф  ничего не  предпримет, пока  не пойдет  дождь, -  сказал
Бартон и  решил установить  дежурство.   Фригейт должен  был дежурить  в
первую смену, Роберт Спрюс - во вторую.  Бартон в третью.
     Бартон  лег  на  охапку  листьев  и  заснул, не обращая внимания на
глухой гул голосов и передвижения людей.
     Казалось, он  только-только закрыл  глаза, как  до него  дотронулся
Спрюс.  Он быстро  вскочил на ноги, зевнул  и потянулся.  Все  остальные
уже бодрствовали.   Бартон выглянул наружу  и посмотрел на  небо.  Звезд
уже практически  не было  видно.   В горах  раздавались раскаты грома, и
вспышки первых молний вспарывали ночное небо.
     В свете этих  вспышек Бартон увидел,  что стражники сбились  в кучи
под  крышами   смотровых  площадок   в  углах   загона.   Они   укрылись
покрывалами от дождя и холода.
     Бартон ползком пробрался в соседний барак.  Таргофф стоял внутри  у
самого входа.  Бартон поднялся на ноги и спросил:
     - План все еще в силе?
     -  Вам  лучше  об  этом  знать,  -  прошипел еврей.  Вспышка молнии
высветила его разгневанное лицо.  - Вы - Иуда!
     Он шагнул вперед,  и дюжина молодцов  (если можно было  так назвать
изможденных рабов) грозно двинулась за ним.   Бартон не стал ждать -  он
бросился первым.   Но в тот  момент, когда он  рванулся вперед, раздался
страшный вой.  Протолкавшись  к двери, он выглянул  на улицу.  Еще  одна

                                - 91 -

вспышка высветила  тело стражника,  распростертого лицом  вниз на  траве
под балконом.
     Таргофф опустил кулаки и в недоумении обратился к англичанину:
     - Бартон, что происходит?
     - Подождите! - оттягивая время, ответил Бартон.  Он не больше,  чем
израильтянин, понимал,  что происходит.   Но любая  неожиданность давала
ему преимущество.
     Молния озарила приземистую фигуру Казза на балконе.  Он  размахивал
огромным каменным  топором среди  целой кучи  стражников, сгрудившихся в
одном  из  углов  балкона.   Еще  одна  вспышка.   Стражники  уже   были
разметаны по балкону  в разные стороны.   Следующая вспышка -  несколько
сброшено  с  балкона.   Оставшиеся  разбегались  в  разные  стороны   по
балкону.
     Еще одна  вспышка молнии  высветила картину  сражения, и  стражники
наконец-то поняли, что происходит.   Они начали сбегаться, злобно  крича
и размахивая копьями.
     Казз, не обращая на них никакого внимания, спустил в загон  длинную
бамбуковую лестницу  и швырнул  вниз связку  копий.   Во время следующей
вспышки он уже двигался навстречу ближайшему к нему стражнику.
     Бартон  выскочил  наружу,  схватил  копье  и  мгновенно  взбежал по
лестнице  наверх.   Остальные  рабы  последовали  за  ним.  Схватка была
кровавой и непродолжительной.   После того, как  охрана на балконе  была
уничтожена,  остались  только  те,  кто  находился  в сторожевых башнях.
Напротив  ворот  установили  лестницу,  и  через  несколько  минут  люди
перелезли наружу, спрыгнули  вниз и распахнули  ворота.  Впервые  за все
время пребывания  здесь у  Бартона появилась  возможность переговорить с
Каззом.
     - Я думал было, что ты продал нас.
     - Нет.   Не я, Казз,  - произнес неандерталец  с упреком.   - Вы же
знаете,  как  я  люблю  вас,  Бартон.    Вы  -  мой  вождь.   Я   просто
притворился, что  присоединился к  этим ублюдкам,  чтобы ловко  обмануть
их.  Я был удивлен, что вы не догадались сделать то же самое.  Вы же  не
болван!
     - Конечно, и ты не болван, - похлопал его по плечу Бартон.  - Но  я
не мог заставить себя убить этих несчастных рабов.
     Вспышка молнии высветила пожимающего плечами Казза.
     - Меня это не беспокоило.  Я не знал этих людей.  А кроме того,  вы
же слышали Геринга.  Он же сказал, что их все равно убьют.
     -  Очень  хорошо,  что  ты  выбрал  именно  эту  ночь,  -  похвалил
неандертальца  Бартон.   Он  не  сказал  ему  почему, поскольку не хотел
сбивать  его  с  толка.   А  кроме  того, необходимо было заняться более
важными делами.
     -  Эта  ночь  очень  хороша,  -  кивнул Казз. - Идет большая битва.
Тулл и Геринг очень сильно напились  и ссорятся.  Они дерутся.   Их люди
дерутся.  Коричневые люди с другой стороны Реки! как вы их  называете?..
Онондаго?   Их  лодки  появились,  как  только  пошел дождь.  Они напали
чтобы захватить рабов, а может  быть, просто от скуки.   Поэтому, сказал
я себе, сейчас самое хорошее время освободить своих друзей.   Освободить
Бартона-нака!
     Дождь закончился так  же внезапно, как  и начался.   Бартон услышал
откуда-то издалека крики.  Барабаны  стучали вдоль всего берега со  всех
сторон.  Бартон повернулся и сказал Таргоффу:
     - Мы  можем попытаться  сбежать, и,  вероятно, это  нам удастся без
труда, но может быть, нападем сами?

                                - 92 -

     -  Я  намерен  истребить  этих  зверей,  порабощавших  нас,  -  зло
выкрикнул  Таргофф.   -  Поблизости  есть  другие  загоны.  Я уже послал
людей  открыть  их  ворота.   Некоторые,  правда,  слишком далеко, чтобы
можно  было  быстро  до  них   добраться.   Насколько  я  знаю,   загоны
разбросаны по всей стране с интервалом в полмили.
     К  этому  времени  уже  был  взят  штурмом  блокгауз,  где отдыхали
свободные от дежурства стражники.
     Группе  Бартона  отдали  правый  фланг.   Они  не  прошли и пятисот
ярдов, как стали натыкаться на убитых и раненых белых и онондаго.
     Несмотря  на   прошедший  сильный   ливень,  возник   пожар.     По
разгорающемуся  зареву  было  видно,  что  очаг  огня  находится   возле
резиденции  Геринга.   На  фоне  зарева  были  отчетливо  видны  силуэты
сражающихся.  Бывшие  рабы бегом пересекли  равнину.  Вдруг  фронт одной
из сражающихся сторон был  прорван, и ее приверженцы  побежали навстречу
рабам, преследуемые торжествующими криками победителей.
     - Вон Геринг!  - сказал Фригейт.  - Живот этого борова не  позволит
ему  убежать.   Это  уж  точно!   -  Он  указал  рукой,  и Бартон увидел
Геринга, хоть и отчаянно работавшего  ногами, но все же отстававшего  от
остальных.
     - Я не хочу, чтобы честь заколоть его досталась индейцам, -  сказал
Бартон, сжав кулаки.  -  Мой долг перед Алисой сделать  это собственными
руками!
     Впереди всех мелькали длинные ноги рыжего детины, убийцы  Гвенафры.
Именно в  него метнул  свое копье  Бартон.   Тому показалось, что снаряд
возник как  бы ниоткуда,  из темноты.   Ошеломленный, он  так и  не смог
увернуться.  Кремневый наконечник  копья воткнулся глубоко в  плоть, под
левую ключицу, и он грузно упал  на бок.  Мгновением позже он  попытался
подняться, но снова был повержен на землю ударом Бартона.  Глаза  рыжего
закатились, кровь, запузырившись, хлынула изо рта.  Он показал на  шрам,
глубоко рассекший его бок.
     - Ты! твоя женщина! Вильфреда! это  сделала, - прохрипел он.  -  Но
я убил ее! суку! - Дыхание прерывалось.
     Бартон  хотел  спросить,  где  находится  Алиса, но Казз, выкрикнув
что-то  на  своем  родном  языке,   обрушил  дубину  на  голову   рыжему
шотландцу.  Бартон подобрал копье и побежал вслед за неандертальцем.
     - Не убивай Геринга!  - кричал он.  - Оставь его мне!
     Казз не  слышал его.   Он был  занят поединком  с двумя  индейцами.
Внезапно Бартон увидел пробегавшую Алису.   Он бросился к ней, сгреб  ее
в охапку и повернул к себе.   Она закричала и стала вырываться.   Бартон
прикрикнул на  нее.   Внезапно, узнав  его, она  обмякла в  его руках  и
разрыдалась.   Бартону  хотелось  утешить  ее,  но  он боялся, что время
будет потеряно и Геринг успеет скрыться.
     Бартон отодвинул женщину  в сторону и  побежал вслед за  Каззом.  В
свете  огненных  сполохов  он  внезапно  увидел  грузную  фигуру  немца.
Брошенное Бартоном  копье скользнуло  по голове  Геринга, он  вскрикнул,
остановился и поднял  нож.  Но  Бартон уже налетел  на него.   Оба упали
наземь и покатились.  Каждый пытался задушить противника.
     Что-то ударило Бартона  по затылку.   Он оттолкнул Геринга  и упал.
Геринг  бросился  в  сторону  за  копьем.   Схватив  оружие,  он  сделал
несколько  шагов  к  распростертому  телу  Бартона.   Бартон   попытался
подняться,  но  ноги  у  него  стали  как  ватные, земля кружилась перед
глазами.   Внезапно  Геринг  пошатнулся  и  полетел  вперед.   Это Алиса
схватила его  сзади за  ноги.   Бартон сделал  еще одну  попытку встать.
Шатаясь, он  приподнялся и  неуклюже навалился  на Геринга.   Они  снова
стали  кататься  по  земле.   Немцу  все  же удалось первому вцепиться в
горло  Бартона.   Внезапно  древко  копья  скользнуло  по плечу Бартона,

                                - 93 -

ободрав кожу,  но каменный  наконечник оружия  все же  вонзился в  горло
Геринга.
     Бартон встал,  вытащил копье  и воткнул  его в  жирное брюхо немца.
Геринг дернулся, приподнялся, но тут  же опять рухнул на траву  и затих.
Алиса тяжело опустилась на землю и заплакала.
     Заря  возвестила  об  окончании  сражения.   К  этому  времени рабы
вырвались на свободу уже  из всех загонов.   Воины Геринга и Тулла  были
зажаты между онондаго и рабами, как шелуха между мельничными  жерновами.
Индейцы, совершившие набег  скорее всего только  ради грабежа и  захвата
рабов с чашами, отступили.
     Они забрались  в свои  челноки и  пироги и  налегли на весла, чтобы
поскорее пересечь озеро.  Никто не был склонен их преследовать.

                               Глава 17

     Последующие  дни  были   до  предела  загружены.    Приблизительные
подсчеты показывали, что не менее половины из двадцати тысяч  обитателей
крохотного  королевства  Геринга  были  убиты,  тяжело  ранены, похищены
онондаго  или  же   попросту  разбежались.    Римлянин  Тулл   Гостилий,
по-видимому,   бежал.     Оставшиеся    в   живых   создали    временное
правительство.    Таргофф,   Бартон,   Спрюс   и   еще   двое   вошли  в
Исполнительный  Комитет,  наделенный  значительной,  хотя  и   временной
властью.  Джон де Грейстон исчез.  Его видели вначале сражения, а  затем
он выпал из поля зрения.
     Алиса Харгривс, не сказав ни слова, перебралась в хижину Бартона.
     Позже она рассказала:
     - Фригейт говорил  мне, что если  вся планета устроена  подобно тем
местам, которые мы видели - а предполагать противное нет никаких  причин
-  тогда  Река  должна  иметь  протяженность не менее двадцати миллионов
миль.   Это  невероятно,  но  не  более,  чем  наше  Воскрешение  и  все
остальное на  этой планете.   Кроме того,  вдоль Реки  живет,  возможно,
36-37 миллиардов человек.   Насколько же ничтожна вероятность  того, что
я хоть когда-нибудь найду своего земного мужа!
     Кроме того, я люблю  вас.  Да, я  понимаю, что я поступала  не так,
как  должна  была  бы  поступать  любящая  женщина.   Но  сейчас  что-то
изменилось во мне,  по-видимому, из-за того,  что случилось с  нами.  Не
думаю, что  на Земле  у нас  что-нибудь получилось  бы.   Может быть,  я
восхищалась  бы  вами,  но  многое  в  вас  меня  бы  отталкивало и даже
ужасало.  Я не смогла бы на Земле стать вам хорошей женой.  Здесь же,  я
уверена,  смогу.   Вернее,  я  буду  вам  хорошей  подругой,  потому что
похоже, что  здесь нет  какой-либо власти  или религиозного  учреждения,
которое  могло  бы  соединить  нас.   Уже  это  само по себе показывает,
насколько я изменилась.   То, что я  могу жить спокойно  с человеком,  с
которым не связана узами брака!..
     - Мы  не в  викторианской эпохе,  милая!   - засмеялся  Бартон.   -
Кстати,  как  можно  назвать  время,  в  котором  мы здесь живем?  Эпоха
Смешения?   Смешанный  Век?   А  может  быть,  уместнее  назвать все это
Речной  Культурой,   Прибрежным  Миром!   хотя,  скорее,   даже  Речными
Культурами!
     -  При  условии,  что  все  это  скоро не закончится, - согласилась
Алиса.  -  Не забывайте, что  все началось внезапно,  столь же быстро  и
неожиданно все может и кончиться.
     "Конечно, - подумал Бартон,  - зеленая Река и  травянистая равнина,
лесистые  холмы  и  неприступные  горы  вовсе  не  кажутся   иллюзорными
шекспировскими видениями.  Они основательны и реальны.  Причем столь  же

                                - 94 -

реальны,  как  и  люди,  которые  сейчас  направляются  к нам - Фригейт,
Монат, Казз и Руах".
     Он вышел из хижины и поздоровался с ними.
     -  Давным-давно,  -  первым  заговорил  Казз,  - еще до того, как я
научился хорошо говорить по-английски, я  кое-что увидел.  Я хотел  было
рассказать  вам  об  этом,  но  вы  меня  так  и  не поняли.  А увидел я
человека, у которого на лбу не было вот этого.
     Он  указал  на  середину  собственного  лба  и  на  это  же место у
остальных.
     -  Я  знаю,  -  продолжал  Казз,  -  что вы, люди, не можете видеть
этого, так же как и Монат.  Этого  никто не видит.  А я вижу.   Это есть
у всех, кроме того человека, которого  я давно хочу поймать.  Однажды  я
видел женщину, у которой тоже не  было этого, но я ничего не  сказал вам
об  этом.   Теперь  же  я  говорю  вам,  что  сегодня  видел человека, у
которого нет этого.
     -  Он  имеет  в  виду,  -  пояснил  Монат,  видя недоумение на лице
Бартона, - что он способен различать определенные символы или фигуры  на
лбу каждого человека.   Он их видит только  при ярком солнечном свете  и
строго под определенным углом.  У всех, кого ему приходилось  встречать,
эти символы были - кроме троих, о ком он сейчас сказал.
     - Он, должно быть, видит в более широкой полосе спектра, чем мы,  -
заметил   Фригейт.    -   Очевидно,   Те,   Кто   Запихнул   Нас   Сюда,
проштемпелевали на  лбу каждого  из нас  клеймо зверя,  или как  там вам
будет  угодно  его   называть,  не  догадываясь   об  этой   особенности
неандертальцев.  Видимо, и они не всеведущи!
     -  Согласен!   -  энергично  кивнул  Бартон.   - Следовательно, они
могут допускать  ошибки.   Иначе я  бы не  проснулся в  том месте  перед
Воскрешением.  Так кто же это, у кого на лбу нет человеческого клейма?
     Сердце  его  учащенно  забилось.   Если  только  Казз  прав, то он,
возможно,  обнаружил  агента  существ,  давших  человечеству  жизнь   на
берегах этой величавой Реки.  Не переодетые ли это боги?  Хотя вряд  ли.
Боги непогрешимы.
     -  Роберт  Спрюс!   -  тихо  произнес  Фригейт  в  ответ  на вопрос
Бартона.
     - Прежде чем мы что-нибудь  решим, - вставил Монат, -  надо учесть,
что отсутствие такого клейма может быть просто случайностью.
     - Мы это очень скоро выясним, - зловеще произнес Бартон.  - Но  мне
очень хочется знать - для чего эти символы?  Почему нас нужно клеймить?
     - Наверное, с целью идентификации  и нумерации, - сказал Монат.   -
Заметьте, что я тоже заклеймен.   Значит, это не врожденная  особенность
человеческого рода! Впрочем,  о