впереди, по
другую сторону этого напоминающего каньон пролива.  Конечно же, это  еще
не конец Реки.  Она, вероятно, будет течь вечно.  Но конец группы  может
наступить гораздо быстрее.  Они уже и так слишком долго теснятся, как  в
курятнике, на узкой палубе,  где почти нечем заняться,  кроме разговоров
да постановки парусов.  Они и так еле терпят друг друга - трения друг  о
друга  уже  начали  задевать  за  живое.   Даже  Вильфреда стала тихой и
безразличной.   Да  и  его  самого  иногда  охватывает  апатия.   Честно
говоря, он устал от  этого путешествия.  И  Вильфреда! У него нет  к ней
ненависти, он не желает ей зла.   Он просто пресытился этой женщиной,  и
то,  что  он  обладает  ею,  а  не  Алисой Харгривс, делало ее еще более
постылой.
     Лев Руах сторонился  его и старался  разговаривать с ним  как можно
меньше.  Он все больше ссорился с Эстер по поводу привычек в еде,  из-за
того, что любил подремать днем, а она требовала все время  разговаривать
с ней.
     Фригейт из-за чего-то был сильно  обижен на Бартона.  Но  Фригейт -
трус, он никогда не  выйдет и не скажет  прямо, в чем дело,  пока его не
загонишь в  угол и  не доведешь  до белого  каления.   Логу сердилась  и
презирала Фригейта, потому что  с ней он был  таким же угрюмым, как  и с
другими.  К  тому же она  злилась на Бартона  из-за того, что  он как-то
отверг ее, когда  они вдвоем собирали  бамбук среди холмов.   Он ответил
ей отказом, добавив,  что он не  колеблясь позабавился бы  с ней, но  не
хочет ради этого обманывать ни  Фригейта, ни кого-либо другого из  своей
команды.   Логу,  надув  губы,  ответила,  что  она  отнюдь не перестала
любить Фригейта.  Просто  ей время от времени  нужна смена партнера.   И
между прочим, Фригейт именно так и поступает.
     Алиса  как-то  сказала,  что   она  уже  почти  отчаялась   увидеть
кого-нибудь из тех, кого она знала раньше.  Они прошли мимо примерно  44
миллионов людей, а она так ни разу никого и не встретила.  Но и из  этих
44 миллионов она  видела только ничтожное  число людей, да  и то издали.
Но  не  в  этом  дело.   Алиса  устала  от  этой набитой битком палубы с
единственными развлечениями:  работа с  рулем и парусом да открывание  и
закрывание рта при разговорах, причем большей частью глупых.
     Бартон  старался  не  допустить  этого,  но  все же боялся, что она
уйдет.  На следующей стоянке она может просто встать, сойти на берег  со
своей чашей и жалкими пожитками  и раскланяться.  "Увидимся через  сотню
лет", - скажет она.

                                - 73 -

     Главным, что удерживало ее  на этой дурацкой лодке,  была Гвенафра.
Она  воспитывала  маленькую  древнюю  британку,  как  викторианскую леди
эпохи после Возрождения.   Это обещало быть прелюбопытнейшей  смесью, но
ничуть не более удивительной, чем все остальное, окружавшее их на  обоих
берегах Реки.
     Бартон и сам до чертиков  устал от этого вечного путешествия.   Ему
хотелось подыскать  какую-нибудь мирную  местность и  осесть там,  чтобы
отдохнуть.   Потом он  бы с  радостью включился  в местную  политическую
жизнь! Он  вдоволь находился  бы пешком  и ждал,  ждал бы  того момента,
когда тяга к перемене  мест и странствиям снова  возобладает в нем.   Но
все  это  он  хотел  осуществить  только  вместе  с  Алисой  в  качестве
сожительницы по хижине.
     - У того,  кто сидит, удача  тоже сидит, -  часто бормотал он  свою
любимую поговорку, когда на него накатывали домоседные настроения.
     Ему  следовало   бы  предпринять   более  решительные   действия  в
отношении Алисы.   Он был с  ней джентльменом уже  более чем достаточно.
Пора ее уговорить.   Взять натиском.  Когда  он был молод, он  был более
агрессивным любовником.  Затем привык  к тому, что в него  влюблялись, и
даже перестал замечать это.   И после этого он  женился!  Теперь же  все
его прежние привычки, все его нервные  цепи - все осталось при нем.   Он
остался стариком, хотя и в молодом теле.
     "Хаджи" вошел  в темный  бурный пролив.   С обоих  сторон  высились
сине-коричневые  скалистые  стены.   Лодка  шла  по  извилистому  руслу,
широкое озеро осталось позади.  Теперь все были заняты, часто  бросались
к  парусам,  поскольку  Бартону  приходилось  непрерывно  изменять  курс
катамарана, идя  против течения  в потоке  шириной не  более 400  ярдов.
Быстрое течение поднимало  высокие волны, и  лодка то поднималась,  то с
размаху ныряла вниз, а при  резком изменении курса еще и  давала сильный
крен.   Она  часто  проходила  на  расстоянии  нескольких  ярдов от стен
каньона.  О скалы тяжело шлепали  волны.  Но он достаточно поднаторел  в
управлении лодкой, слился с ней, стал  одной из ее частей, да и  команда
так  долго  с  ним  работала,  что могла предугадывать его распоряжения,
хотя и никто не опережал события.
     Прохождение  этого   каньона  заняло   около  получаса.    Возникло
некоторое беспокойство.  Это происшествие взволновало не только Руаха  и
Фригейта, но и встряхнуло, вселило  бодрость в других.  Скука  и угрюмое
настроение, пусть на время, но исчезли.
     "Хаджи" вошел в большое озеро, залитое солнцем.  Оно было не  менее
четырех миль  шириной и  простиралось на  север насколько  хватало глаз.
Горы  внезапно  отступили.   По  обеим  сторонам Реки открылся привычный
равнинный ландшафт.
     Впереди было видно около  полусотни различных лодок, от  долбленных
челноков  до  двухмачтовых  бамбуковых  судов.   Большинство было занято
рыбной ловлей.   Слева, в  миле от  них, располагался  вездесущий чашный
камень.  На берегу виднелись темные фигуры, за ними, на равнине и  среди
холмов, стояли  хижины, выполненные  в обычном  стиле.   Фригейт называл
его неополинезийским или посмертно-прибрежным.
     Справа, примерно в  полумиле от выхода  из ущелья, высился  большой
деревянный форт.  Перед ним  с десяток массивных бревенчатых причалов  с
большим  количеством  крупных  и  мелких  лодок.   Через несколько минут
после появления "Хаджи"  раздалась барабанная дробь.   Скорее всего  это
звучали полые стволы или барабаны  из дубленной рыбьей кожи, а  может, и
из человеческой.   Перед фортом  собралась толпа,  но еще  больше  людей
повыскакивало из крепости и из нагромождения хижин, теснившихся за  ней.
Они прыгали в лодки и, отвязав их, отходили от причалов.

                                - 74 -

     И  на  левом  берегу  темные  фигуры  прыгали  в  челноки,  каноэ и
одномачтовые лодки.
     Было похоже, что с обоих берегов стартовали соревнующиеся  команды:
кто первым захватит "Хаджи".  Бартон несколько раз менял  курс, пробивая
брешь среди  рыбацких лодок.   Нападающие справа  подходили все  ближе и
ближе.   Это были  хорошо вооруженные  белые люди.   Человек, стоящий на
носу первой боевой пироги с многочисленными гребцами, крикнул им  что-то
по-немецки.
     Бартон с деланным удивлением развел руками.
     Немец опять закричал:
     - Сдавайтесь!  И вам не причинят вреда!
     - Мы пришли к вам с миром!  - во все горло крикнул Фригейт.
     -  Он  это  видит!   -  заметил  Бартон.   -  Это же очевидно.  Нас
слишком мало для нападения!
     Теперь барабаны гремели уже с  двух сторон.  Оба берега,  казалось,
содрогались от их  рева.  Появлялись  все новые и  новые люди, и  притом
отлично вооруженные.   Еще одна  пирога вышла  на перехват.   Оставшиеся
позади лодки тоже бросились в погоню, но вряд ли они могли их догнать.
     Бартон колебался.   Не развернуть  ли "Хаджи"  обратно в  ущелье, а
затем быстро пройти  мимо этих берегов  ночью?  Правда,  ночью это будет
очень опасно,  так как  стены ущелья  высотой около  20 000  футов будут
практически  полностью  заслонять  свет  звезд  и газовых туманностей, и
придется плыть почти что вслепую.
     А кроме того,  у их судна,  казалось, было преимущество  в скорости
по сравнению с  судами неприятеля.   Да, пока это  было так.   Однако на
горизонте виднелись высокие быстро увеличивающиеся паруса.  Но эти  суда
шли при попутном ветре и по  течению.  Смогут ли они развернуться,  если
"Хаджи" вовремя совершит маневр?
     Все суда, которые он до  сих пор видел, были максимально  нагружены
людьми, что замедляло их ход.
     Он решил продолжать двигаться вверх по течению.
     Через десять минут, при  очередной смене галса, их  путь перерезала
одна из  боевых пирог.   На ней  было по  шестнадцать гребцов  с каждого
борта,  а  на  носу  и  корме  на  небольших  площадках располагалось по
катапульте  с  двумя   заряжающими.   Стоявшие   у  носовой   катапульты
поместили в ее гнездо какой-то  круглый дымящийся предмет.  Один  из них
потянул  за  защелку,  и  метательный  рычаг,  взметнувшись,  ударился о
перекладину.  Пирога вздрогнула,  и ритмичный хрип гребцов  на мгновение
оборвался.  Предмет, оставляя за собой дымный след, описал высокую  дугу
и на  высоте десяти  футов над  поверхностью воды,  не долетев  двадцати
футов до  катамарана, громко  взорвался, выпустив  густые клубы  черного
дыма, тут же унесенного бризом.
     Женщины  вскрикнули.   Бартон  же  с  радостью  отметил, что в этой
местности  есть  месторождение  серы,  иначе  нападающие  не  смогли  бы
изготовить порох.
     Бартон позвал Логу и Эстер Родригес, чтобы те встали за руль.   Обе
женщины были бледны,  но держались достаточно  спокойно, хотя ни  та, ни
другая никогда не видели разрывающихся бомб.
     Гвенафру поместили внутрь "замка".  У Алисы за спиной  уже болтался
колчан со стрелами,  а в руках  появился тисовый лук.   Ее бледное  лицо
шокирующе  контрастировало  с  красной  помадой  и  подведенными зеленой
краской  веками.   За  ее  плечами  было  уже  не  менее  десятка речных
сражений, и ее нервы стали такими же крепкими, как меловые скалы  Дувра.
Более того,  она стала  отлично стрелять  из лука.   Бартон  превосходно

                                - 75 -

стрелял  из  огнестрельного  оружия,  но  ему  не  доставало  практики в
стрельбе из лука.  Казз мог натягивать лук из рогов речного дракона  еще
сильнее, чем  Бартон, но  стрелял отвратительно.   Фригейт предсказывал,
что  Казз  так  никогда  и  не  научится  хорошо  стрелять.   Как  и   у
большинства неразвитых  индивидуумов, у  неандертальца было  очень слабо
развито чувство перспективы.
     Стрелки  из   катапульты  не   стали  закладывать   другие   бомбы.
Очевидно, первый выстрел был  предупредительным.  Бартон не  намеревался
останавливаться ни при каких  обстоятельствах.  Их преследователи  давно
могли бы уже несколько раз убить каждого из команды "Хаджи" из лука.   И
то, что они не сделали этого, означало, что их хотят взять живьем.
     Вода кипела под  носом пироги, весла  сверкали на солнце,  гребцы в
унисон издавали хрюкающие звуки.  Лодка близко подошла к корме  "Хаджи".
Двое с передней  площадки прыгнули на  борт, и пирога  закачалась.  Один
из них плюхнулся  в воду, и  его пальцы напрасно  пытались ухватиться за
край палубы катамарана.   Другой допрыгнул до  "Хаджи", но не  удержался
на  ногах.   У  него  в  зубах  был  зажат  бамбуковый  нож,  а на поясе
болтались небольшой каменный топор и  кинжал из рога саргана.   Какую-то
секунду,  пока  он,  ухватившись  за  мокрую  обшивку, пытался встать на
ноги, Бартон смотрел ему в лицо.  У него были пышные соломенные  волосы,
бледно-голубые  глаза  и  классически  красивое  лицо.  Скорее всего, он
намеревался ранить одного-двух членов команды, а затем прыгнуть в  воду,
предпочтительно захватив  с собой  одну из  женщин.   А пока он отвлекал
внимание членов команды, его приятели  должны были зацепиться за борт  и
пойти на абордаж.
     У этого  человека не  было особых  шансов осуществить  этот план, и
он, вероятно, знал это,  но ему было все  равно.  Большинство людей  все
еще  боялись  смерти,  так  как  этот  страх  сидел  в  каждой  клеточке
человеческого тела,  побуждая людей  спасать свою  жизнь в экстремальных
ситуациях.   Кто мог,  преодолевал этот  страх, тогда  как другие вообще
никогда его не испытывали.
     Бартон шагнул вперед  и ударил человека  топором с боку  по голове.
Тот открыл  рот, выпустил  нож и  рухнул на  палубу лицом  вниз.  Бартон
подхватил нож, отвязал пояс и  столкнул то ли раненного, то  ли мертвеца
ногой в воду.  При виде этого находившиеся в пироге люди дико  взревели.
Тут же Бартон  заметил быстро приближающийся  берег и едва  успел отдать
команду сменить  галс.   "Хаджи" развернулся  и опять  понесся по  Реке,
преследуемый дюжиной лодок:   три челнока, с  четырьмя гребцами  каждый,
четыре боевые  пироги и  пять двухмачтовых  шхун.   На последних было по
нескольку катапульт и множество людей на палубах.
     Точно  на  середине  Реки  Бартон  опять  приказал сделать поворот.
Этот маневр позволил  парусным судам сильно  приблизиться, но Бартон  на
это и  рассчитывал.   Теперь "Хаджи",  идя против  ветра, рассекал  воду
между  двумя  шхунами.   Они  были  так  близко,  что  на  их борту были
отчетливо видны  лица людей,  обращенные в  их сторону.   В основном это
были  представители  индоевропейской  расы,  хотя  среди них виднелись и
очень смуглые и  даже черные люди.   Какой-то человек, очевидно  капитан
шхуны, крикнул по-немецки:
     - Мы не причиним вам вреда, если вы сдадитесь.  Но замучаем вас  до
смерти, если вы будете сопротивляться.
     Он говорил по-немецки с акцентом, который смахивал на венгерский.
     В ответ  Бартон и  Алиса выпустили  по стреле.   Стрела женщины  не
попала в капитана, но ударила в  рулевого.  Тот отшатнулся назад и  упал
за борт.  Судно немедленно  развернуло, и парус потерял ветер.   Капитан
прыгнул к штурвалу, и вторая стрела  - Бартона - попала ему в  ногу чуть
выше колена.

                                - 76 -

     Обе шхуны столкнулись  с диким грохотом.   Во все стороны  полетели
щепки и бревна, люди с криками падали в воду и на палубу лодки.
     - Даже если они  и не утонут, они  больше не опасны для  "Хаджи", -
удовлетворенно отметил Бартон.
     Но перед тем,  как лодки столкнулись,  их лучники выпустили  дюжину
горящих стрел в бамбуковые  паруса "Хаджи". Древки стрел,  обвитые сухой
травой, были, очевидно, пропитаны скипидаром, изготовленным из  сосновой
смолы.  Пламя, подхваченное  ветром, быстро распространялось по  парусам
катамарана.
     Бартон отобрал у женщин руль  и стал отдавать распоряжения.   Члены
команды  стали  заливать  пламя,  черпая   воду  из  Реки  сосудами   из
обожженной глины и открытыми чашами.
     Логу,  которая  умела  лазить  как  обезьяна,  забралась на мачту с
веревкой, обмотанной  вокруг плеча.   Она спустила  ее вниз  и поднимала
сосуды с водой.
     Пожар позволил  остальным шхунам  и нескольким  пирогам значительно
приблизиться  к  "Хаджи".  Одна  из  них  держала  курс поперек движения
катамарана.   "Хаджи"  снова  совершил  поворот,  но  он получился очень
медленным из-за  веса Логу  на верхушке  мачты.   Эта заминка  позволила
лучникам прицелиться,  и еще  несколько стрел  угодило в  парус.   Пожар
стал распространяться  гораздо быстрее.   Несколько стрел  воткнулось  в
палубу.  На мгновение Бартон  подумал, что неприятель передумал и  решил
покончить  с  ними.   Но  он  не  успел  додумать  эту  мысль,  так  как
необходимо  было  совершить  очередной  маневр,  чтобы не угодить в руки
неприятеля.
     И  опять  "Хаджи"  проскользнул  между  двумя  шхунами.  Капитаны и
команды обоих кораблей улыбались во  весь рот.  Возможно, они  уже давно
скучали и теперь были очень рады  этой погоне.  Правда, заметив в  руках
команды  "Хаджи"  луки,  все  спрятались  за  бортами, оставив под огнем
только  командиров,  рулевых  и   лучников.   Огненноголовые  стрелы   с
голубыми хвостами пронзили паруса "Хаджи" еще в двадцати местах.   Много
попало  в  мачту  и  такелаж,  десятки  шипели  в  воде,  одна  прошла в
нескольких дюймах от головы Бартона.
     Пока Эстер  стояла у  руля, Алиса,  Руах, де  Грейстон, Вильфреда и
Бартон  непрерывно  вели  стрельбу.   Логу  застыла  на  середине мачты,
ожидая  прекращения  стрельбы.   Пять  стрел  группы  нашли  свои  цели:
капитана,  рулевого  и  одного  из  матросов, высунувшего голову в самый
неподходящий момент.
     Эстер предостерегающе вскрикнула,  и, повернувшись, Бартон  увидел,
что  из-за  шхуны  всего  лишь  в  пяти  футах от носа "Хаджи" вынырнула
боевая  пирога.   Избежать  столкновения  было  уже  невозможно.    Двое
стоявших  на  передней  площадке  пироги  бросились  за  борт,  а гребцы
встали, чтобы точно  так же покинуть  судно.  Через  мгновение катамаран
ударил  в  левый  борт  пироги  около  носа,  расколол  ее, перевернул и
раскидал  команду  по  Реке.   Люди  на  "Хаджи"  полетели  вперед, а де
Грейстон оказался  даже в  воде.   Бартон упал  лицом вниз  на палубу  и
сильно ободрал кожу.
     Эстер отшвырнуло от руля  и, прокатившись по палубе,  она врезалась
в стенку надстройки, где и осталась лежать недвижимо.
     Бартон посмотрел  вверх.   Парус разгорелся  так, что  уже не  было
надежды его спасти.  Логу исчезла.  Ее, должно быть, сбросило с мачты  в
момент столкновения.  Поднявшись на  ноги, он увидел ее и  де Грейстона,
плывущих  к  "Хаджи".  Вода  вокруг  них  кипела  от  всплесков гребцов,
лишившихся пироги.  Многие, судя по крикам, не умели плавать.

                                - 77 -

     Бартон крикнул,  чтобы мужчины  помогли Логу  и британцу взобраться
на борт.   А сам  тем временем  бросился осматривать  повреждения.   Оба
форштевня  были  сломаны  и  вода  хлестала  внутрь  корпусов.    Вокруг
клубился  дым  от  все  более  разгорающихся  парусов  и мачты.  Женщины
начали кашлять.
     Еще одна боевая пирога приближалась с севера.  Две шхуны шли к  ним
против ветра.
     Они  могут   продолжать  драться,   пролить  кровь   своих  врагов,
нежелающих убивать их.  Но в любом случае исход битвы предрешен.
     Логу и де  Грейстона втащили в  лодку.  Фригейт  сообщил, что Эстер
невозможно привести в чувство.   Руах пощупал ее пульс и,  приблизившись
к Бартону, сказал:
     - Она еще не умерла, но похоже на то, что долго не протянет.
     - Вы, женщины,  наверно догадываетесь, что  с вами будет,  - сказал
Бартон.   - Это,  конечно, ваше  дело, но  я предлагаю  вам нырнуть  как
можно глубже и хорошенько наглотаться воды.  И завтра вы проснетесь  как
ни в чем ни бывало, правда, уже в другом месте.
     Гвенафра  вылезла  из-под  надстройки.   Она  обняла  его за пояс и
испуганно смотрела на него,  но глаза ее были  сухими.  Он крепко  обнял
девочку одной рукой, а затем сказал:
     - Алиса!  Возьмите ее с собой!
     -  Куда?   -  спросила  англичанка.   Она  посмотрела  на   пирогу,
приближающуюся к  катамарану, затем  снова на  него.   Она хотела что-то
сказать, но закашлялась от дыма.
     - Когда же вы, - сделал он жест в сторону Реки, - нач!
     - Я не могу сделать такое!  - воскликнула Алиса.
     - Но вы  же не хотите,  чтобы эти негодяи  издевались над девочкой?
Или вы думаете, что ее возраст их остановит?
     Алиса выглядела  так, словно  она вот-вот  зальется слезами,  но не
заплакала.
     - Хорошо, - спокойно согласилась она.   - Сейчас это уже не грех  -
убить себя.  Я только надеюсь!
     - Да! - быстро ответил Бартон.
     Сейчас не  было времени  на разговоры  - пирога  была в  пятнадцати
ярдах от них.
     - Другое место может быть еще худшим, чем это, - сказала Алиса.   -
И  Гвенафра  проснется  совсем  одна.   Вы  же знаете, Бартон, насколько
ничтожны шансы воскреснуть в одном и том же месте!
     - С этим ничего не поделаешь.
     Она поджала губы и наконец вымолвила:
     - Я буду биться до самого конца.  Затем!
     - Тогда,  возможно, будет  слишком поздно,  - сказал  он.  И поднял
лук.   Он  вытащил  стрелу  из  колчана  и  прицелился.   Де   Грейстон,
потерявший свой лук, отобрал оружие у Казза. Неандерталец зарядил  пращу
камнем и стал ее раскручивать.   Руах тоже приготовил пращу и достал  из
мешка н