теплую   волну   настоящей   старогидрангианской
придворной речи. А  как  давно  это  было!  После  коронования  Гуджа  стало
казаться, что повсюду принята только матерщина.  Даже  самые  рафинированные
аристократы позволяли себе непристойные высказывания,  когда  дело  касалось
самых щепетильных вещей. Они утверждали, что такая речь куда полнее отражает
их истинные чувства. А  Артемизия  считала,  что  это  последствия  Гуджевых
ночных бдений с пивом.
   Королева улыбнулась:
   - Это вы оказываете мне честь, Золотой Росток. Только  вас  я  хотела  бы
посылать с поручениями к Черной Ласке. Но увы,  ваши  частые  отлучки  могут
быть замечены, и ваша жизнь окажется в опасности.
   - Я  приветствую  такую  опасность,  о  Пышность  Солнечного  Восхода!  С
радостью и восторгом положил бы я свою никчемную голову на жесткую  плаху  и
поцеловал бы полу хитона Смерти, если эта  жертва  сохранила  бы  хоть  одну
кристальную каплю сострадательной сладкой росы единственного на свете  света
ваших царственных глаз. - Он  замолк,  чтобы  перевести  дыхание.  Экзерсисы
быстрой, плавно текущей старогидрангианской речи  иссушили  горло,  а  Фрэнк
только что прошел через не менее иссушающие экзерсисы с Мангли.
   - Все это, конечно, прекрасно, - сказала  королева,  пресекая  дальнейшие
поползновения выражаться в такой манере (говоря по  правде,  большие  порции
придворной старогидрангианской речи действовали ей на нервы: ведь одно  дело
- съесть любимую конфетку, и совсем другое - окунуться с головой  в  ушат  с
повидлом). - Но я не хочу, чтобы вас убили. Среди моих курьеров у вас  самая
лучшая память. Пока вы у меня на службе, я чувствую себя в  безопасности.  Я
уверена, вы ничего не забудете и не перепутаете.
   - Ваша Неумолимая Превосходность оказывает мне слишком большую  честь,  -
сказал Фрэнк, все еще адресуясь к шелковому ковру. - Если  вы  пожелаете,  я
отсеку верхушку своего черепа золотым мечом и сложу свои ничтожные  мозги  у
ваших элегантных ног, чтобы ни одна деталь не ускользнула от ваших глаз...
   -  Не  хотите  ли  встать  с  колен,  выпить  чего-нибудь  освежающего  и
поговорить нормально? Фрэнк поднял голову и улыбнулся:
   - С удовольствием, ваше величество. Мангли  подала  им  в  тонких  кубках
"Голубиные Языки" - скромное белое вино с крепким действием, слегка бьющее в
нос и убийственно сильно - в ноги.
   - Ax! - Фрэнк поставил пустой кубок и улыбнулся, когда Мангли  снова  его
наполнила. - Какое это наслаждение после ужасного горского эля, который  мне
пришлось пить на минувшей неделе!
   - Неужели он так плох? - полюбопытствовала  Артемизия,  чтобы  поддержать
разговор.
   - Прошу прощения, ваше величество, но это то же  самое,  что  пить  бычью
мочу. Ничего личного, дорогая, - добавил он, обращаясь к Мангли. -  Я  знаю,
как твоему народу нравятся быки.
   Мангли беззвучно засмеялась и сделала жест, который одновременно означал,
как ее народ любит быков и куда они все вместе могут убираться.
   Королева покачала головой.
   - Бог мой, как вам пришлось страдать. В следующий раз я  прослежу,  чтобы
вас обеспечили приличным питьем.
   - Ваше величество слишком добры.  Но  если  не  возражаете,  я  бы  хотел
продолжить наш договор: неделю или сколько там в дорожных страданиях  и  час
или сколько там в экстазе по возвращении. - Он бросил плотоядный  взгляд  на
Мангли,  которая  кокетливо  распустила  завязки  лифа,   чтобы   джентльмен
полюбовался открывающимися перспективами. Фрэнк страстно вздохнул. - Когда я
думаю о  вознаграждении,  ноги  сами  несут  меня  вперед.  Я  провел  много
утомительных часов в мерзких горных тавернах, представляя,  как,  вернувшись
назад, я...
   - Дорогой Фрэнк,  мы  очень  рады,  что  у  вас  богатое  воображение,  -
торопливо  прервала  его  Артемизия.  Она  не  была  скромницей  -  прочесть
старогидрангианскую  эротическую   поэму   "Бобер   и   Выдра",   являвшуюся
удивительно полным руководством по сексу,  вменялось  в  обязанность  каждой
хорошо воспитанной юной леди,  -  но  замужество  довело  королеву  до  того
состояния,  когда  даже  случайно  услышанный  рассказ   о   чужих   амурных
похождениях вызывал у нее мигрень. Фрэнк поцокал языком.
   - Простите, ваше величество, я  забылся.  Временами  воображение  заводит
меня слишком далеко. Например, я сомневаюсь, что вы поверите фантастическому
открытию, сделанному мною в путешествии. Я сидел  в  одной  из  тех  ужасных
деревенских таверн, о которых  я  только  что  говорил,  когда  туда  забрел
совершенно необыкновенный мальчишка.
   - Послушайте, Фрэнк, я не хочу слушать, что вы с ним...
   - Он действительно странный парень. Лет четырнадцати, хотя и крупный  для
своего возраста. Уверял меня, что его мать - овца! Но красив, я имею в  виду
действительно красив, - в этих горах считается, что человек хорошо выглядит,
если у него сохранилась половина зубов и нет бородавок. Я поставил бы на кон
свою жизнь и сегодняшний завтрак в придачу,  что  он  -  дух  и  изображение
нашего возлюбленного принца Арбола! Сначала я подумал о  побочных  отпрысках
принца Мимулуса или короля Гуджа, но, говоря  по  правде,  в  мальчике  есть
черты и горгорианцев, и гидрангианцев, как раз как у нашего дорогого принца.
Так что скорее всего это совпадение,  или  я  чересчур  перебрал  мочегонной
бражки,  которую  в  горах  по  недоразумению  называют  пивом.  Однако  это
удивительно, не правда ли, ваше ве-е-э-э-!..
   Мангли издала протяжный утробный вопль, когда красиво  разглагольствующий
Фрэнк внезапно прервал  свою  речь.  Но  кто  бы  ее  осудил?  Горгорианская
фрейлина еще никогда не видела,  как  ее  величественная  госпожа,  королева
Артемизия, хватает здоровых мужиков за шею и пытается задушить.  Фрэнк  тоже
не привык, чтобы его глотка становилась объектом особого монаршего внимания.
   - Где это было? - громким шепотом спросила королева и усилила  хватку.  -
Название деревни! Быстро!
   - Гррл, - булькнул Фрэнк.
   Королева поняла намек и слегка разжала пальцы.
   - Вонючие Ягоды, - выдохнул курьер. Сразу потеряв интерес к его глотке  и
опустив побелевшие руки, королева произнесла непринужденно, как будто ничего
и не произошло:
   - Милый Фрэнк, ты мой самый ценный и преданный слуга. Поэтому я дам  тебе
поручение, требующее еще большей деликатности, чем те, что  ты  до  сих  пор
выполнял. Пожалуйста, побудь здесь еще немного. Порасслабляйся. - И кивнув в
сторону Мангли, она выплыла из комнаты.
   Артемизия стояла в самой дальней комнате своих апартаментов и  перебирала
одну одежду за другой, Это были  ношеные  вещи  принца  Арбола,  сохраняемые
любвеобильной мамашей, потому  что  старогидрангианская  традиция  запрещала
использовать одеяния, которые хоть однажды касались королевского  тела,  для
прикрытия менее возвышенной наготы.
   Королева    Артемизия    питала    величайшее    уважение    ко     всему
старогидрангианскому, следуя традициям практически буквально. Если только ей
сознательно не мешали. И сейчас она была уверена, что не нарушит ни  единого
правила: королевскую одежду будет носить королевский ребенок. Ведь  селение,
о котором говорил курьер, совсем близко от  лесного  лагеря  ее  брата.  Она
вспомнила, что четырнадцать лет назад во время ночного секретного  совещания
старая Людмила упомянула Вонючие Ягоды как хорошее  место  для  привала  для
отдыха - бедняжке пришлось тащить к Черной Ласке на одного ребенка больше.
   По дороге со старой служанкой случилось несчастье. Это очевидно.  Что  же
до близнецов.., слезы накатились Артемизии на глаза. Фрэнк говорил только об
одном парнишке, имеющем поразительное сходство с принцем Арболом.  Вероятно,
нельзя требовать от судьбы слишком многого: чтобы оба ее  сына  выжили,  тем
более что крестьянская жизнь груба, коротка и отвратительнее,  чем  подмышки
Гуджа. Но она все равно благодарна судьбе. Этот мальчик может спасти и ее, и
принца Арбола!
   Смахнув слезы долой, Артемизия опять занялась одеждой. Собрав  наконец  в
пакет все необходимое, она достала набор  для  шитья,  отрезала  серебряными
ножницами край старой спортивной куртки Арбола и села шить.
   К возвращению королевы Фрэнк и Мангли уже успели  порасслабляться  самыми
разнообразными способами. Они так выдохлись, что  Артемизия  застала  Фрэнка
рассказывающим горгорианской фрейлине скучные  анекдоты  из  серии  "дракон,
рыцарь и девица". Мангли  собирала  осколки  разбитой  утвари  и  поправляла
подсвечники.
   Положив пакет на единственный стол, который уцелел  после  разыгравшегося
здесь сражения, королева сказала:
   - Мангли, Фрэнк, идите сюда! Это касается вас обоих. Возьмите этот  пакет
и отправляйтесь в селение  Вонючие  Ягоды.  Отыщите  мальчика,  похожего  на
принца Арбола, и привезите его сюда. Но прежде  пусть  он  примерит  одежду,
которую я положила в пакет, если понадобится - подгоните  ее.  Но  смотрите,
чтобы он не  путешествовал  прямо  в  ней!  В  этом  же  пакете  вы  найдете
маску-капюшон. Пусть не снимает ее, пока вы не приведете его  ко  мне.  Если
все пройдет успешно, я награжу вас свыше ваших самых диких мечтаний.  -  Она
оглядела опустошенную комнату и сухо добавила:
   - Я догадываюсь, что они могут быть весьма дикими. Но если  вы  подведете
меня, ждите наказания. И горгорианцы с их дурацкими росомахами покажутся вам
детьми по сравнению с тем, что могут устроить настоящие старогидрангианцы.
   Фрэнк переварил эту информацию. И почувствовал изжогу.
   - Я уверен, что у вашего величества есть причины для подобных.., подобных
мероприятий.  Но,  возможно,  я  не  лучший  кандидат  в  исполнители  этого
поручения. Как вы сами сказали, если я буду часто отсутствовать  во  дворце,
люди начнут судачить и моя жизнь окажется в опасности.
   -  Это  очень  опасное  предприятие,  Золотой  Росток,  -  мягко  сказала
королева. - И не думай, что тебе удастся выскользнуть из замка и куда-нибудь
смыться. Мой брат немедленно примет меры. У него память на лица не хуже, чем
у тебя. Кстати, Отважные Обитатели Кустов -  прекрасные  следопыты  и  очень
изобретательны, когда нужно расплатиться с предателями.
   Фрэнк побледнел, услышав свое собственное красивое  предложение  помереть
за королеву, так легко брошенное ему обратно в лицо. Но он не был трусом, по
крайней мере когда его  хватали  за  глотку.  Поэтому  он  храбро  попытался
разубедить свою повелительницу.
   - Боги не допустят, чтобы кто-то предал нашу королеву! - с воодушевлением
закричал он. - Мы с Мангли сделаем все, чтобы незаметно покинуть замок, - но
как мы, во имя Прунеллы, будем оправдываться, если нас  поймают?  Что,  если
мальчик не пойдет с нами? Что, если он начнет  сопротивляться,  а  все  село
сбежится к нему на выручку? Что мы скажем патрулю  короля  Гуджа,  если  нас
сцапают прежде, чем мы проскользнем во дворец с юношей  в  маске?  Куда  нам
обращаться за помощью? Что тогда будет?
   Королева Артемизия одарила дрожащего курьера ледяной улыбкой.
   - Тогда, Фрэнк, дорогой мой, я не дам за твою жизнь и ломаного гроша.

Глава 11

   Клути рассматривал  пеструю  толпу  диких  тварей,  рычащую,  визжащую  и
разбегающуюся  по  склону  холма.  Сегодня  его  собственная  магия,  а   не
Вульфрита, создала этот нелепый живой хаос, мельтешивший перед глазами.  Вон
тот орел мгновение назад был мышью. Он и сейчас в смятении пытался бежать на
ногах и крыльях, как  прежде  на  четырех  лапках.  Сильно  озадаченный  лев
родился пауком. Кролик в  его  пасти  -  дождевой  червь.  Безумная  корова,
безуспешно  пытающаяся  закопаться  под  камень,   была   кроликом.   Голубь
превратился в бурундука, а муравей стал гремучей  змеей.  И  все  это  Клути
сделал самостоятельно за какие-то несколько минут!
   Его учитель ужасно перепугался бы.  Клути  даже  казалось,  что  до  него
доносится голос старого ворчуна,  недовольно  бормочущего:  "Ни  грации,  ни
стиля! Все наспех и в беспорядке!"
   Конечно, в добрые старые времена доброго старого короля Фумитория никакой
уважающий себя чародей не стал бы так работать.
   Но зато при короле Гудже  стиль  и  грация  никому  не  требовались.  Что
работало, то работало, и никто не давал и кукиша с  маслом  за  изящество  и
флер.
   А это заклинание работало.
   Что, размышлял про себя Клуги, довольно странно. Ведь в основе его  лежал
маленький развлекательный трюк.  Все  началось  в  день  рождения  Кориналлы
много-много лет назад...
   Мысли чародея вернулись к тому давно ушедшему  утру,  когда  его  учитель
получил за завтраком письмо и пытался вскрыть его ложечкой для  грейпфрутов.
Клути до сих пор помнил, как  учитель  бормотал  под  нос  молитву  к  Спагу
Паганетанету,  которой  сопровождали  использование   инструментов   не   по
назначению. Старик прочитал послание и страшно зарычал.
   Пораженный Клути сказал учителю, делая жест Снежинки, Которая Должна Быть
Бережно Сметена Из-за Ее Редкой и  Естественной  Красоты:  "О,  Почтенный  и
Почитаемый Учитель, Резервуар Мудрости и  Слава  Столетий,  Доброжелательный
Повелитель и Источник  Всех  Благословений,  почему  твой  ничтожный  ученик
слышит этот звук, ибо, наверное, нет ничего, кроме моей  бестолковости,  что
могло огорчить тебя?"
   Усмехнувшись при этом воспоминании, Клути посмотрел на Вулфрита,  который
и не  думал  оказывать  подобный  решпект  своему  учителю,  а  чуть  ли  не
надрывался от хохота, рассматривая паука-льва, пытавшегося  сообразить,  что
ему  делать  с   червяком-кроликом.   Этот   мальчик   так   и   не   освоил
старогидрангианских манер. В прежнее время его бы уже давно отослали  пинком
под зад - не важно, талантлив он или нет.
   Однако в настоящее время чародей  не  может  позволить  себе  быть  столь
разборчивым.
   А тогда - в дни своей юности - Клути соблюдал все традиции и правила:  он
задал вопрос в положенной форме и склонил голову, ожидая ответа.
   И его учитель ответил:
   - О, бесполезнейшая жаба из всех учеников чародеев, это  проклятый  дурак
Хорин. Его паршивое отродье - дочь Кориналла празднует день рождения,  и  он
хочет, чтобы я явился благословить  празднество  и,  может  быть,  сотворить
несколько фокусов.
   - Несколько фокусов? - Клути поразило подобное неуважение к магии.
   - О, он облек это в менее обидные слова, но смысл не изменился, -  сказал
старый учитель Кванкль. (Вообще-то он был Кванкилиус, но мысленно Клути  его
всегда называл Кванклем.) Старый учитель Кванкль не хотел никуда идти, но он
числился у Хорина в  должниках:  шесть  тысяч  флоринов  и  ученый  пеликан,
который  каким-то  образом  умел  играть  в  стукалку  (Клути   никогда   не
интересовали подробности).  При  таких  обстоятельствах  от  приглашения  не
отказываются.
   Поэтому Кванкль решил послать на праздник своего ученика. А  когда  Клути
запротестовал и объявил, что не знает никаких фокусов,  подходящих  для  дня
рождения  десятилетней  девочки,  учитель  быстренько  обучил   его   одному
старомодному и давно вышедшему из  употребления  заклинанию.  О  нем  забыли
несколько десятилетий назад из-за недостаточной элегантности.
   Это заклинание оказалось намного проще и эффективнее, чем все те, которые
Клути изучал до сих пор. Или, скажем, должен был  изучить  за  время  своего
обучения. Всего за десять минут  размахивания  колдовским  инвентарем  белые
мыши превращались в голубей. У  любого  количества  белых  мышей  -  сколько
пожелаете! - вырастали крылья и  перья,  а  сами  они  начинали  уморительно
трепыхаться, пытаясь разобраться, что произошло.
   Кориналла  была  в  восторге,  а  Клути  удалось  пережить  праздник  без
осложнений.
   Однако это заклинание не имело практического применения. И уж  во  всяком
случае, не  могло  использоваться  против  горгорианцев,  которые  ничем  не
напоминали мышей (разве что - местами - тошнотворным запахом). Оно  даже  не
годилось для дезинфекции кухонь, поскольку мыши, лакомящиеся объедками, были
серыми. В общем, как и большинство изящных старогидрангианских искусств, это
заклинание относилось к шедеврам высокоспецифического колдовства.
   Впервые идея создать  обобщенное  заклинание  возникла  у  Клути  еще  до
прихода горгорианцев: когда он обнаружил мышиные следы на масле,  хранящемся
в кладовой. Но настоящая работа началась, когда маг поселился в пещере  близ
селения Вонючие Ягоды.
   Ключ к расширению действия заклинания он получил, наблюдая за  Вулфритом,
который изобретал различные превращальные заклинания.  Знаменательный  день,
когда мальчик превратил столик в рыбу, стал началом длинного пути.
   Наконец сегодня, спустя почти десять лет, труды Клути увенчались успехом.
Он обобщил и расширил заклинание, выковал из него магическое оружие,  какого
никогда еще не видывала Гидрангия! Коротышка маг стоял - руки  в  боки  -  и
восхищался своим могуществом.
   Паук-лев перестал пытаться обмотать червяка-кролика паутиной  и  нечаянно
укусил его. Вулфрит издал громкое "О!",  когда  пушистый  комок  дернулся  и
безжизненно обвис в зубах у хищника.
   Мышь-орел еще не догадалась, что может летать: странно  подпрыгивая,  она
помчалась вниз по склону и скрылась в лесу. Но было ясно, что она там  долго
не задержится. Остальные существа постепенно разбрелись кто куда.
   Заклинание подействовало  на  всех  отловленных  для  эксперимента  птиц,
зверей и букашек. Клути не сомневался, что может в одно мгновение превратить
одно живое существо в  какое-нибудь  другое.  По-видимому,  это  касалось  и
горгорианцев, хотя опытного материала у него под рукой не оказалось.
   "Довольно стыдно,  -  думал  Клути,  -  что  я  не  знаю,  кем  обернется
превращаемое существо. В некоторых случаях - например, при  трансформации  -
новое существо даже опаснее прежнего".
   Конечно, горгорианец вряд ли превратится в  кого-нибудь  более  опасного,
чем он есть. Однако о стопроцентной гарантии говорить не приходится  -  пути
магии неисповедимы. Но даже и в этом случае, по его рассуждению,  заклинание
имеет   очевидное   военное   применение:   превращение    горгорианцев    в
представителей животного мира, пусть даже самых опасных, серьезно  расстроит
их тактику и командную структуру. И коль скоро они не станут  попугаями  или
драконами...
   Здесь  Клути  пришлось  остановиться.  Он  не  мог   гарантировать,   что
превращенный горгорианец будет бессловесной тварью.
   И все-таки заклинание работало! А его применение на горгорианцах  -  дело
штабных расчетов. Клути широко улыбался.
   Паук-лев шумно чавкал, и Вулфрит побрел обратно.
   - Что мы сегодня делаем, Учитель? - спросил он.
   - Празднуем, мой мальчик! - ответил Клути.  -  Мы  имеем  на  это  полное
право!
   Они  вернулись  в  пещеру  вместе.  Клути  хлопнул  Вулфрита  по   спине,
ухмыльнулся и, прижав палец к губам, вытащил из запечатанной ниши, о которой
Вулфрит даже не подозревал, ящик с пыльными черными бутылками.
   - Это мой маленький секрет, - объяснил Клути. - Когда я бежал из  города,
виноторговец с соседней улицы попросил меня спрятать его лучшую коллекцию от
горгорианцев. Или по крайней мере я уверен, что  он  наверняка  попросил  бы
меня, если бы мы встретились в тот день. Так что я просто решил оказать  ему
услугу.
   - А что это?
   Клути опять осклабился, сдирая сложное проволочное устройство с  горлышка
первой бутылки.
   -   Это    настоящее    сокровище,    мой    мальчик!    Это    Дворцовый
Прекрасного-Западного-Склона  Особо   Сохраняемый   Брызгающий   и   Шипучий
Божественный Полусухой Нектар. Урожая двадцать седьмого года - очень хороший
год!
   - О-О!
   - Вино, дурачок, шипучее вино! Самое лучшее!
   - О.
   Раздался хлопок, и вино вырвалось  из  бутылки  пенным  потоком.  Вулфрит
схватил стакан и ловил в него кипучие лопающиеся пузырьки белой пены.
   -  Спасибо,  мальчик!  -  сказал  Клути,  заполняя  сосуды.  -  А  теперь
присоединяйся ко мне!
   Вулфрит с опаской разглядывал шипящую субстанцию в кубке. Она была  ясной
и золотистой. Но пузырьки и  пе