озадых торгашей без штанов.
   - Мы их всегда оставляем без штанов, - пояснил второй.
   - Эт скучно, - повторил третий.
   - Хорошо, тогда почему бы вам не  пойти  потренироваться  в  стрельбе  из
лука? Постреляйте по мишеням.
   - Тоже сделано, - сказал четвертый.
   - Как раз в это время купцы и убегли.
   - Ску-у-у-ушно!
   Черная Ласка нахмурился. Юнцы нахмурились  ответно.  Тогда  с  фырканьем,
которое всколыхнуло его величественную черную бороду, Черная Ласка  поставил
свой кубок, приложил ладони коробочкой ко рту и гулко крикнул:
   - Тэдвил! Тэдвил! Срочно топай сюда своими бесценными ножками!
   -  Иду,  иду!  -  До  поляны  донесся  прекрасно  поставленный  и  хорошо
модулированный голос. Он предварял  появление  первого  после  Черной  Ласки
настоящего взрослого, увиденного Спаджем в лесу: среднего роста,  поджарого,
с веселым лицом, разлохмаченными каштановыми кудрями и высокими  надбровьями
поэта. (Старогидрангианские саги согласны в  том,  что  нахождение  рифмы  к
слову  "пакля"  требует  больше  умственного  напряжения,  чем  изготовление
снадобья для лечения вульгарного насморка.) - Вы орали мне, Черная Ласка?  -
осведомился он с грациозным поклоном, прижимая к боку гитару.
   - Слушай, Тэдвил...
   - Ax, ax, ax! - Мужчина погрозил пальчиком своему вождю. - Это не то имя,
под коим я известен здесь и сейчас.
   - Прошу прощения, Пурпурный Опоссум, -  ответил  Черная  Ласка,  поднимая
руку в грациозном  извинительном  жесте.  -  Я  должен  допросить  пленника,
которого захватили мои способные следопыты Зеленый Крот и Алый  Землерой.  -
Взмах в сторону Спаджа. - Он говорит, что принес мне послание, но я не  могу
заставить моих людей удалиться. Тебе по силам?..
   - Он никогда не делится с нами своими лучшими  секретами,  -  пожаловался
первый подросток.
   - Эт нечестно!
   - Хочу слушать весточку!
   - И я!
   - А я не хочу! Тоже небось скукота!
   - Здесь все ску-у-у-ушно, - эхом отозвался специалист по скучанию - самый
тощий и долговязый в шайке. - Ненавижу  этот  дурацкий  лес.  Ненавижу  этот
дурацкий лук. Ненавижу мое дурацкое имя! Всем достались хорошие имена, вроде
Синего Барсука или Фуксинового Хорька. А мне подсунули Маджентового Сурка! Я
даже не знаю, что такое сурок! Впрочем,  что  такое  маджента,  -  тоже!  Но
спорю, это какая-то  дрянь,  из-за  которой  все  и  потешаются  надо  мной.
Ненавижу эту дурацкую затею! - Он вытер нос рукавом и начал хныкать:
   - Я хочу домой!
   Пурпурный Опоссум похлопал плачущего подростка по спине.
   - Ну-ну, парень, не дрейфь, -  сказал  он  жизнерадостно.  -  Я  как  раз
закончил последнюю песню эпического цикла Приключений Черной Ласки, храброго
и стремительного героического вождя Отважных Обитателей Кустов.
   - Ну и что? - грубо спросил мальчик.
   - А то, что она называется "Как Маджентовый Сурок Спас  Черную  Ласку  от
Участи Хуже Смерти".
   - Как ты сказал? - побледнел Черная Ласка, но его слова потонули  в  хоре
восторженных воплей Отважных Обитателей Кустов.
   - Ого! Новая готова? Ловко!
   - Ты споешь ее нам, Опосси?
   - Значит, на этот раз Черную Ласку спас Маджентовый Сурок? Мило!
   - Ого, хотел бы я быть Маджентовым Сурком!
   - Ты же уже спасал жизнь Черной Ласки в "Битве на Милфинском Мосту".
   - Один куплетик, большое дело.
   - А как это получается, что мне никогда не достается спасти Черную Ласку,
а? Все, что я делаю, так это стреляю дурацкими любовными  стихами  в  окошко
прекрасной Леди Индикоры.  А  мне  эта  прекрасная  Леди  Индикора  даже  не
нравится. Ей всего двенадцать, и она прыщавая.
   - Сам ты прыщавый.
   - А вот и нет.
   - А вот и да.
   - А вот и нет.
   - А вот и да.
   - А вот и нет.
   Дискуссия закончилась потасовкой,  которую  немедленно  пресек  Пурпурный
Опоссум.  Наигрывая  вступление  к  "Балладе  о  Черной  Ласке  и  Кореше  с
Действительно Взрослой Дочерью", он повел мальчиков за собой в глубь леса.
   - Добрый старина Опоссум, - вздохнул Черная Ласка, - просто не знаю,  что
бы я делал без него. Знаешь, мы вместе учились в школе. Это просто чудо, как
он удерживает этих маленьких дьяволят в строю. А теперь, - он  опустил  руки
на колени и глянул на Спаджа с волчьей ухмылкой, - послание!
   - Хрр,  -  забормотал  Спадж.  Он  еще  приходил  в  себя  после  явления
Пурпурного Опоссума. - И что.., и они.., и их... Я  хотел  сказать,  что  по
песням, ну и тому подобному мне  всегда  казалось,  что  Отважные  Обитатели
Кустов как бы, что ли, постарше.
   - Но ты же не думаешь, что  эти  юные  неуклюжие  подростки  и  есть  мое
бесстрашное войско гидрангианского Сопротивления? - спросил Черная  Ласка  с
не сходившей с губ победной ухмылкой.
   - Ну-у-у, нет. Думаю, нет.
   - Потому что на самом деле это правда. - Черная Ласка больше не улыбался.
-  Ты  когда-нибудь  думал,  как  трудно  организовать  настоящее   движение
Сопротивления в этой стране? Особенно во время  уборки  урожая.  Большинство
крестьян имеют семьи. Они не могут тратить время, околачиваясь в лесу,  даже
если готовы наполнять страхом и ужасом сердца наших грубых врагов.  У  людей
есть жены и дети, которых надо кормить. Мужчина, готовый легко и добровольно
присоединиться к нам, обычно такой бездельник, за которого не пошла ни  одна
женщина. Это нищий, который смажет салом пятки перед битвой, зато появится с
утра в день получки.
   - Ох. Черная Ласка продолжал:
   - Так что я работаю с цыплятками. Взять их юными, приручить, натаскать  -
и получится банда отчаянных бойцов  за  дело  вселения  ужаса  в  несчастные
сердца горгорианцев. Набор ребят этого  возраста  хорош  тем,  что  они  уже
готовы демонстрировать естественную порочность и абсолютную  страсть  валять
дурака с оружием по всей округе. Я бы не хотел столкнуться с подобной шпаной
темной ночью.
   - А их родня не возражает? - спросил Спадж.
   - Не похоже. Чаще всего родители даже рады выставить их на время из дома.
И покуда добрый старина Тэдвил... - я имею в виду Пурпурный Опоссум - каждые
несколько недель бродит по селениям,  распевая  про  счастливые  приключения
Обитателей Кустов, здоровую  обстановку  простой  пищи,  свежего  воздуха  и
сердечного  товарищества,  их  матери  довольны.  -  Принц  с   наслаждением
расправил свои конечности и закончил:
   - А теперь выкладывай  послание,  не  то  я  отдам  тебя  моим  маленьким
головорезам, чтобы они немного попрактиковались в изготовлении шашлыков.
   Спадж глубоко вдохнул и нырнул в  многоцветное  море  послания  королевы.
Черная Ласка внимательно вслушивался даже там,  где  Спадж  делал  нечаянные
сбои или повторялся, пытаясь исправиться.  Когда  паж  иссяк,  Черная  Ласка
разгладил усы и сказал:
   - Все понятно.
   - Не может быть! - Спадж не верил своим ушам.
   - А я-то удивлялся, что случилось с  детьми.  Конечно,  старушка  Людмила
прелесть, но она всегда была немножко тронутой.
   - А, так это старая Людмила - Белая Олениха? Или она  -  зад  Серебряного
Сердца?
   Черная Ласка ничего  не  ответил  и,  дотянувшись  до  резной  деревянной
шкатулки,  стоявшей  рядом  с  троном,  достал  письменные   принадлежности.
Закончив письмо, он вытащил из-за пояса оправленный медью  охотничий  рог  и
протрубил долгий сигнал.
   Его первый призыв остался без ответа. Второй и третий тоже. Наконец принц
отложил рог и громко заорал:
   - Опоссум!
   Вновь появился Пурпурный Опоссум с толпой Отважных Обитателей  Кустов  на
буксире.
   - Вы звали нас, о Черная Ласка? - радостно вопросил он.
   - Кто у нас лучший лучник? Пурпурный Опоссум задумался.
   - Вероятно, Персиковый Мангуст.
   - Хорошо, пошли его вручить это моей сестре. - И Черная Ласка  перебросил
письмо своему товарищу по оружию.
   С нарастающим испугом Спадж смотрел,  как  послание,  упавшее  на  лесную
подстилку, поднял кривоногий рыжий пацан, страдающий воспалением  аденоидов.
Спадж спохватился:
   - Подождите минуточку! Если это послание для королевы, так ведь я и  есть
ее курьер.
   - Маленькая поправка, - уточнил Черная  Ласка.  -  Ты  был  ее  курьером.
Отныне ты Отважный Обитатель Кустов.
   - Я?!
   Пурпурный Опоссум похлопал его по спине.
   - Весьма сожалею, но тут уж ничего не поделаешь. Тебе не завязали  глаза,
когда вели сюда, так что ты знаешь дорогу в нашу  лесную  обитель  и  можешь
раскрыть нашу тайну.
   - Я же говорил тебе: ослепи  его,  Крот!  -  Блондин  из  сопровождавшего
Спаджа конвоя ткнул темноволосого напарника в бок.
   Удар был немедленно возвращен.
   - Заткнись, Землерой! Я сроду не нарушал инструкцию  Отважных  Обитателей
Кустов по технике безопасности.
   Спадж взмолился:
   - Послушайте! Я слова не скажу, обещаю!  Да  спросите  любого,  кто  меня
знает! Все подтвердят, что у меня просто дырявая голова!
   Черная Ласка отрицательно покачал головой. - Ты  даже  не  представляешь,
какие глубины открываются в человеческой памяти под воздействием всего  лишь
какой-нибудь маленькой начальной горгорианской  пытки.  Например,  танцев  с
голодными  росомахами.  -  Он  содрогнулся.  -  Добро  пожаловать   в   ряды
Сопротивления, благородный патриот!

***

   Едва Артемизия уложила младенца спать, через окно влетела звенящая стрела
и с резонирующим  "цванг!"  впилась  в  изголовье  церемониальной  колыбели.
Плавными движениями  королева  пыталась  освободить  послание  одной  рукой,
одновременно раскачивая колыбель второю - в  безуспешных  попытках  убаюкать
заплакавшее дитя.
   Не прошло и двух часов раздирающего  уши  детского  рева,  как  Артемизии
наконец  удалось  освободиться  и  прочесть  привязанное  к  древку   стрелы
послание. Оно гласило:
   "Белой  Оленихе  шлет  приветы  Черная  Ласка,  храбрый  и  стремительный
героический вождь Отважных Обитателей  Кустов.  Канючная  Поденка  здесь  не
появлялась. Так что о судьбе Золотых Орлят ты должна знать  больше  меня.  И
что, во имя всех унижений Прунеллы, означали эти намеки на Серебряные Сердца
и Розовые Цветы? Знаешь, у меня полно своих проблем в этом сумасшедшем  доме
на свежем воздухе. В следующий раз для контакта выбирай текст проще и  гонца
посообразительнее, ладно? Передавай моему племяннику поцелуй,  сожги  письмо
и, если выпадет минутка, постарайся воткнуть нож Гуджу меж ребер.  Пурпурный
Опоссум передает привет и вспоминает те шалости,  что  были  у  нас  прошлым
летом на сеновале. Я не помню никакого сеновала, но это  не  важно.  Держись
веселее, и смерть твоему супругу".
   Вместо подписи стояло довольно скверное изображение отпечатка лапы ласки.
Оно больше напоминало расплющенного паука.
   Артемизия несколько раз перечитала письмо, надеясь найти  там  что-нибудь
еще. Но факт оставался фактом. Людмила так и не добралась до  лагеря  Черной
Ласки. Принцы исчезли.
   Младенец засопел  и  опять  начал  орать,  но  Артемизия  даже  не  стала
ругаться. Она взяла плачущее дитя на руки и крепко прижала к себе.
   - Бедная моя доченька, - бормотала она, и ее слезы текли,  смешиваясь  со
слезами ребенка. - О моя дорогая бедная маленькая девочка!

Глава 5

   Старый ветхий сенодержатель угрожающе  зашатался,  а  затем  медленно,  с
величественной грацией пухлой  вдовушки,  пересекающей  бальный  зал,  начал
падать вперед - с явным намерением  достичь  черной  отвратительной  илистой
лужи. За ним в весеннем воздухе  плыл  шлейф  мякины.  На  самом  верху,  на
деревяной раме, замирая от ужаса и восторга,  ухал  двухлетний  Вулфрит.  Он
молотил ручками,  словно  пытался  восстановить  обрушенное  им  сооружение,
разбрасывая вокруг охапки сена.
   Прыгнув в самую последнюю минуту, мальчишка приземлился прямо на  стоящую
неподалеку овцу. Ничего не подозревавшее  животное  мирно  паслось  рядом  с
сенодержателем  и  было  полностью  поглощено  проблемой:   проглотить   или
выплюнуть только что разжеванную траву? От предмета раздумий уже не осталось
ничего, и она как раз начала принимать решение о глотании последней  порции,
когда Вулфрит с душераздирающим криком свалился ей на спину и ухватил полные
кулачки шерсти.
   Овца изумленно помотала головой и обнаружила, что окружена кипящей  тучей
сена и песка.
   Когда мгновением позже сенодержатель рухнул в  лужу,  окатив  все  вокруг
тонким мерзким  душем,  изумление  бедного  животного  сменилось  ужасом.  С
вопящим ребенком на спине, истерически блея, овца припустилась через луга.
   Кот по имени Фанг равнодушно наблюдал  с  ближайшего  столба  ворот,  как
очумевшей овце удалось резко затормозить: головой о забор. Вулфрит при  этом
катапультировался прямо в открытую выгребную яму.
   Испуганный детский плач оборвался плюхом, после которого раздалось:
   - О-о, ну и вонища!
   Фанг решил, что  спектакль  закончился,  и  стал  размещаться  на  столбе
поудобнее, собираясь вздремнуть. Однако его  попытка  включала  размахивания
хвостом, что привлекло внимание вулфритского братца, не обращавшего никакого
внимания на злоключения своего близнеца.
   Кошачий хвост был просто неотразим. А Данвин даже понятия не имел, что  с
искушениями можно бороться. Он заграбастал пушистый серый шнурок,  маленькие
пальчики сжались, словно челюсти бойцового бульдога.
   В следующую секунду Фанг понял, что враги решили оставить его без хвоста,
и издал душераздирающий вопль. В кошачьем воображении промелькнуло несколько
возможных вариантов чудовищной помеси собаки с  крокодилом,  и  восемнадцать
бритвенно-острых кошачьих когтей впились в выветренный деревянный столб.
   Данвин не видел связи между своими манипуляциями  и  яростным  поведением
животного; он продолжал  тянуть  кошачий  хвост  и  наслаждался  полученными
ощущениями. Наконец несчастный кот завопил на несколько октав выше, чем папа
Одо, когда  однажды  мальчики  подготовили  ему  постель.  (Они  покрыли  ее
единственной  материей,  которую  нашли:  своими   собственными   уделанными
пеленками.) Близнецы застыли в восхищении, изумляясь новому звучанию. Данвин
вдруг обнаружил, что звук исходит из кота, прилепившегося  к  столбу.  Чтобы
лучше слышать, он дернул за хвост так сильно, что Фанг полетел на землю.  Во
все стороны посыпались щепки.
   Три овцы, щипавшие траву у ворот, запаниковали и бросились прочь; одна из
них врезалась в остатки сенодержателя, доломав непрочную конструкцию.
   Фанг издал такой вопль, что его услышали не только в Вонючих Ягодах, но и
в трех других селениях.
   И Одо наконец проснулся.
   Пастух прислонился к дверному косяку и осторожно выглянул из  хижины.  Он
ожидал   увидеть   демонов   сорока   шести   преисподних,   упомянутых    в
старогидрангианской мифологии, марширующих через его поля.
   Но обнаружил: Данвина, раскручивающего за хвост кота,  который  продолжал
производить новоизобретенные ужасные  звуки,  остатки  сенодержателя  и  его
недавнее содержимое, разметанные на пол-акра, и  овец,  в  панике  носящихся
взад и вперед.
   На спине Латойи, его лучшей овцы, виднелись  две  проплешины,  отмечающие
места выдранной шерсти.
   Раздавшийся в следующее мгновение рев был так ужасен, что Фанг забыл  про
собственные проблемы, а овцы побежали теперь в одном  направлении:  подальше
от своего хозяина.
   Одо, тяжело дыша, вышел из хижины. Данвин задумчиво посмотрел на  кота  и
отпустил  его  хвост.  Бедное  животное  решило,  что  лучше   всего   будет
поотсутствовать  денек-другой,  и  тут  же  исчезло  с  помощью  мистических
способностей, присущих только кошачьим.
   Старик протопал через поле и остановился рядом с мальчишкой.
   - Привет, папа Одо, - сказал Данвин, радостно сияя.
   -  Во  имя  всех  блеющих  богов,  что  здесь  творится?!  -   потребовал
разъяснений пастух.
   Данвин огляделся вокруг, невинно лупая глазами.
   - Где? - спросил он озадаченно.
   Минуту приемный отец смотрел на сына не в силах  вымолвить  ни  слова.  А
затем, возможно, несколько запоздало, его пастушье сознание обнаружило,  что
во дворе находится только один ребенок.
   - Где брат твой? - спросил Одо, неожиданно обеспокоившись.
   - Сделал плюх, - рассмеялся Данвин, показывая в неверном направлении.
   Одо, игнорируя указующий палец, повернулся к колодцу.
   - Опять?
   - Вонючий плюх, - пояснил Данвин. Старик недоуменно моргнул.
   - Привет, папа Одо, - раздался радостный возглас  Вулфрита  из  выгребной
ямы.
   Только тут нос пастуха учуял непривычное зловоние:  ворочающийся  Вулфрит
размешал устоявшуюся жижу. Одо вздрогнул.
   Просто спустить мальчику веревку - не  получится.  Он  пробовал  это  уже
несколько раз, когда кто-нибудь из них проваливался  в  колодец.  Двухлетний
ребенок не может держаться за веревку достаточно крепко. И  уж  конечно,  не
может сам вылезти наверх.
   Придется самому спускаться в выгребную яму и поднимать Вулфрита.
   Другого выхода старик не видел, "Дело не в  запахе",  -  сказал  Одо  сам
себе, но потом остановился и поразмышлял.
   Да, нужно согласиться: вонь в яме приличная. Одо не  был  неженкой  вроде
старогидрангианских аристократов, нет. Он не  обращал  внимания  на  простую
честную вошь или немного здоровой грязи. Но он - хотелось ему этого или  нет
- мылся каждый год, обычно в праздник  Прунеллы,  и  сейчас  ему  просто  не
хотелось иметь дело с действительно серьезной вонью. Если  протухало  молоко
или яйца - это было еще терпимо. Если овца блевала ему на ногу -  пастух  не
спешил вытереть ее. Он менял мальчикам пеленки без единой жалобы. Но то, что
случилось с Вулфритом, рядовым случаем не назовешь.
   Концентрированный  душок  из  выгребной  ямы  был  сильнее,  чем   запахи
протухшего  молока,  загнивших  яиц,  овечьих  испражнений   и   содержимого
бесчисленных пеленок, вместе взятые.
   Эта вонь была совсем другого рода.
   А Вулфрит счастливо плескался внизу.
   Одо отлупил Данвина - из общих воспитательных соображений - и  отправился
за веревкой. Потом подумал, посмотрел на Данвина  и  решил  захватить  сразу
две.
   Удивительнее всего, кисло думал Одо час спустя, что при подъеме  Вулфриту
удалось только дважды сваливаться обратно. Да и Данвин не  развязался,  пока
они выбирались на твердую и относительно чистую сушу.
   Старик энергично надрал Вулфриту уши.
   - Больно же, папа Одо!
   Одо зарычал:
   - Ты сам виноват! Теперь мне придется купаться на целый месяц раньше!
   - Но я ничего не сделал! - протестовал Вулфрит.
   Данвин захихикал, и Одо пнул  его  ногой  -  боковой  удар  не  покалечит
мальчика, даже если достигнет цели.
   Когда все трое были тщательно вымыты (Данвин в  интересах  справедливости
тоже), Одо обнаружил, что вся хижина словно сохранила отзвук той разжижающей
мозги,  поднимающей  дыбом  волосы  и  сворачивающей  носы   вони,   которая
сопровождала их на пути  из  выгребной  ямы.  Одежда  мальчиков,  да  и  его
собственная, восстановлению не подлежала.
   Одо никогда не держал в руках иголку.  Он  не  видел  никакого  смысла  в
шитье, получив по наследству от своего отца два  комплекта  хорошей  одежды.
Пастух просто носил их попеременно все долгие годы. Если рубаха  становилась
жестковата,  он  оставлял  ее  под  дождем  и  ждал,  пока   ткань   немного
размягчится.
   Так было до сих пор. Но теперь у него  остался  только  один  комплект  -
свежий, надетый после купания.
   Пришло время, решил Одо, отправиться в город и  купить  новые  одежки.  А
заодно провести ночь где-нибудь в другом месте, пока хижина не  проветрится.
Завтра будет рыночный день, и он закажет себе рубашку или две.
   И, подумал Одо, скользя взглядом по разваливающейся одежде...
   Конечно, он уже немолод. И  слишком  занят,  чтобы  одному  присматривать
сразу за двумя буйными мальчишками.
   Он огляделся: маленькая хижина, груда разбитой посуды, вереницы  сохнущих
пеленок,  разваленный  сенодержатель,   пробитый   забор,   разбросанные   и
рассеянные повсюду сено и шерсть. И никаких следов кота или овец.
   Может быть, подумал Одо, держать в  доме  сразу  двух  мальчиков  слишком
выпендрежно?
   Вулфрит издал вопль, что-то с грохотом рухнуло.