с
бесподобным  милосердием,  всегда  отличавшим  дочь  пафлагонского  монарха,
предоставила сироте кров и убежище. Пришелица без роду и племени и почти без
одежды осталась во дворце, жила там в служанках под именем Бетсинды  и  была
даже обучена наукам.
     За какую-то провинность ее уволили, и она ушла, не преминув захватить с
собой башмачок и обрывок плаща, что были на  пей  в  день  ее  появления  во
дворце. По ее словам, она покинула Бломбодингу с год назад и все  это  время
жила у Шпипатов. В то же  утро,  когда  она  ушла  из  столицы,  королевский
племянник принц Перекориль, юноша, прямо  скажем,  не  слишком  примерный  и
даровитый, тоже покинул Бломбодингу, и с тех пор о нем ни слуху ни духу".

     - Ну и история! - вскричали вместе студенты Смит  и  Джонс,  закадычные
друзья Перекориля.
     - Слушайте дальше! - И Перекориль прочел:

"ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК

     Нам стало известно, что отряд, предводительствусмый  бароном  Шпинатом,
окружен и разбит сиятельным генералом Окаяном, а самозванная принцесса взята
в плен и отправлена в столицу".

"УНИВЕРСИТЕТСКИЕ НОВОСТИ

     Вчера  в  университете  студент  Кориль,  юноша  редких   способностей,
выступил с речью  на  латыни  и  был  удостоен  деревянной  ложки  -  высшей
университетской  награды,  -  которую  вручил  ему  ректор  Босфора   доктор
Остолоп".
     - Ну, это мелочи! - сказал Перекориль, чем-то  очень  встревоженный.  -
Пойдемте ко мне, друзья мои. Отважный Смит,  бесстрашный  Джонс,  сотоварищи
моих школьных дней, моих трудных учений, я открою вам тайну, которая  изумит
вас.
     - Говори, не  тяни,  друг!  -  вскричал  Смит  Горячка.  ~  Выкладывай,
старина, - сказал Весельчак Джонс. Перекориль с царственным величием  пресек
эту понятную, но теперь неуместную фамильярность.
     - Друзья мои, Смит и Джонс, - сказал принц, - к чему  доле  скрываться?
Итак, я не скромный студент Кориль, я - потомок королей.
     - Atavis edite regibus! {Рожденный царскими предками (лат.).}  Каков!..
- вскричал Джонс; он чуть было не сказал "каков пострел!", но в испуге умолк
на полуслове - так сверкнули на него королевские очи.
     - Друзья, - продолжал принц, - я и  есть  Перекориль  Пафлагонский.  Не
преклоняй колена, Смит, и ты, мой верный Джонс, - на людях мы! Когда  я  был
еще младенцем, бесчестный  дядя  мой  похитил  у  меня  отцовскую  корону  и
взрастил меня в незнанье прав  моих,  как  это  было  с  Гамлетом  когда-то,
злосчастным принцем, жившим в Эльсиноре. И если начинал  я  сомневаться,  то
дядя говорил, что все уладит скоро. Я браком сочетаться  должен  был  с  его
наследницею Анжеликой; тогда б мы с ней воссели на престол.  То  ложь  была,
фальшивые слова - фальшивые, как сердце Анжелики, ее власы,  румянец,  зубы!
Она хоть и косила, но узрела младого Обалду, наследного глупца, и  предпочла
понтийца мне. Тогда и я свой взор к Бетсинде обратил, она же вдруг Розальбой
обернулась. Тут понял я, какое совершенство эта дева, богиня юности,  лесная
нимфа, - такую лишь во сне узреть возможно... - И дальше в  таком  роде.  (Я
привожу лишь часть этой речи, весьма изысканной, но длинноватой; и поскольку
Смит и Джонс впервые слышали  о  событиях,  уже  известных  моему  любезному
читателю, я опускаю подробности и продолжаю свой рассказ.)
     Друзья поспешили вместе с принцем в его  жилище,  сильно  взволнованные
этой новостью, а  также,  без  сомнения,  тем,  в  каком  возвышенном  стиле
повествовал обо всем этом наш высокородный рассказчик; и вот они поднялись в
комнату, где он столько дней и ночей провел над книгами.
     На письменном  столе  лежала  его  заветная,  сумка,  которая  до  того
вытянулась в длину, что принцу сразу бросилось это в  глаза.  Он  подошел  к
ней,  раскрыл  ее,  и  знаете,  что  он   обнаружил?   Длинный,   блестящий,
остроконечный меч с золотой рукоятью, в алых  бархатных  ножнах,  а  по  ним
вышивка: "Розальба навеки!"

                                                Как же тут сидеть на месте?
                                                Принц спешит помочь невесте!

     Он выхватил меч из ножен, - от блеска его в комнате стало светло,  -  и
прокричал:
     - Розальба навеки!
     Его восклицание подхватили Смит и Джонс, на  сей  раз,  правда,  вполне
почтительно и уж после его высочества.
     Тут внезапно со звоном открылся его сундучок, и  наружу  выглянули  три
страусовых пера: они  торчали  из  золотой  короны,  что  венчала  блестящий
стальной шлем; под шлемом лежали кираса и пара шпор, - словом, все рыцарское
снаряжение.
     С полок исчезли все книги. Там, где раньше громоздились словари, друзья
Перекориля  нашли  две  пары  ботфортов,  как  раз  им по ноге, и на одной -
ярлычок  с  надписью:  "Лейтенант Смит", а на другой - "Джонс, эсквайр". Еще
тут  были  мечи, латы, шлемы и прочее и прочее - все как в романах у мистера
Д.-П.-Р.  Джеймса; и в тот же вечер можно было увидеть, как из ворот Босфора
выехали три всадника, в которых пи привратники, ни наставники, ни кто другой
ни за что не признали бы молодого принца и его друзей.
     Они наняли на извозчичьем дворе коней и не слезали  с  седла,  пока  не
доскакали до города, что на самой границе с Понтией. Здесь они остановились,
поскольку кони изрядно устали, а сами они проголодались, и решили подкрепить
свои силы в гостинице. Конечно, я мог бы, подобно иным писателям, сделать из
этого отдельную главу, но я, как вы успели заметить, люблю,  чтобы  страницы
моих книг были до отказа заполнены событиями, и за ваши деньги выдаю вам  их
не скупясь; одним словом, герои мои принялись за хлеб  с  сыром  и  пиво  на
балконе гостиницы. Не успели они покончить с  едой,  как  послышались  звуки
барабанов и труб - они быстро приближались, и  скоро  всю  рыночную  площадь
заполнили солдаты; и тут его высочество различил звуки  пафлагонского  гимна
и, приглядевшись повнимательней, узнал знамена своей родины.

                                                  Не до книжек нынче тут:
                                                  В бой скорей - враги идут!

     Войско сразу осадило трактир, и, когда солдаты столпились под балконом,
принц узнал их командира и воскликнул:
     - Кого я вижу?! Нет, не может быть! Да, это он! Не верится, ей-богу! О,
конечно! Мой друг, отважный, верный Атаккуй!  Служака,  здравствуй!  Иль  не
узнаешь ты принца? Ведь я Порекориль! Сдается, мы  когда-то  друзьями  были,
милый мой капрал. Да-да, я помню, как часто мы на палках фехтовали.
     - Что правда, то правда, мой добрый  господин,  не  раз  и  не  два,  -
согласился Атаккуй.
     - С чего при полной амуниции  вы  нынче?  -  продолжал  с  балкона  его
высочество. - Куда же держат путь солдаты-пафлагонцы?
     Атаккуй поник головой.
     - Мой господин, - произнес он, - мы идем на  подмогу  нашему  союзнику,
великому Заграбасталу, повелителю Понтии.
     - Как, вору этому, мой честный Атаккуй? Зверюге, лиходею, супостату?! -
вскричал принц с нескрываемым презрением.
     - Солдату, ваше высочество, надлежит повиноваться  приказу,  а  у  меня
приказ - идти на помощь его величеству Заграбасталу. И еще, как ни тяжко мне
в том признаться, схватить, если я ненароком где повстречаю...
     - Ох, не делил бы шкуру неубитого медведя! - засмеялся принц.
     -...некоего Перекориля, в прошлом  пафлагонского  принца,  -  продолжал
Атаккуй, чуть  не  плача.  -  Отдайте  меч  ваше  высочество,  сопротивление
бесполезно. Глядите, нас тридцать тысяч против вас одного!
     - В уме ли ты?! Чтоб принц отдал свой меч?! - воскликнул его высочество
и, подойдя к перилам, достославный  юноша  без  всякой  подготовки  произнес
блистательную речь, которую не передать простыми словами. Он  говорил  белым
стихом (теперь он иначе не изъяснялся, ведь он был не  какой-нибудь  простой
смертный!). Она длилась три дня и три ночи, и никто не устал его  слушать  и
не замечал, как на смену  солнцу  появлялись  звезды.  Правда,  по  временам
солдаты разражались громким "ура", что случалось каждые девять часов,  когда
принц на минуту смолкал, чтобы освежиться апельсином, который Джонс  вынимал
из сумки. Он сообщил им в выражениях,  которые,  повторяю,  мы  не  в  силах
передать, все обстоятельства своей прежней жизни, а также выразил  решимость
не только сохранить свой меч, по и возвратить  себе  отцовскую  корону;  под
конец этой необыкновенной речи, потребовавшей поистине титанических  усилий,
Атаккуй подбросил в воздух свой шлем и закричал:
     - Славься! Славься! Да здравствует его величество Перекориль!

                                                     Мешкать будете в пути -
                                                     Вам Розальбу не спасти!

     Вот что значит с пользой провести время в университете!
     Когда возбуждение улеглось, всем солдатам поднесли пива, и  принц  тоже
не пожелал остаться в стороне. Тут Атаккуй не без тревоги сообщил  ему,  что
это  лишь  авангард  пафлагонского  войска,  спешащего  на   помощь   королю
Заграбасталу, - главные силы находятся на расстоянии дневного марша, и ведет
их его высочество Обалду.
     И тогда принц произнес:
     - Врага мы здесь дождемся и разгромим вконец, и пусть скорбит и  плачет
его король-отец.



Глава XV,
     в которой мы снова возвращаемся к Розальбе

     Король Заграбастал сделал Розальбе предложение, подобное тем,  которые,
как мы знаем) она уже слышала от других влюбленных в нее монарших особ.  Его
величество был вдов и высказал готовность немедля вступить в брак  со  своей
прекрасной пленницей, но та со  свойственной  ей  учтивостью  отклонила  его
искания, заверяя, что любит Перекориля и только ему будет  женой.  Когда  не
помогли ни мольбы, ни  слезы,  король  дал  волю  природной  злобе  и  начал
стращать ее пытками; однако принцесса объявила, что лучше  пойдет  на  муку,
чем вступит в брак с убийцей родителя, - и он ушел, извергая проклятья, а ей
повелел готовиться к смерти.
     Всю ночь напролет король держал  совет,  как  лучше  умертвить  упрямую
девчонку. Отрубить голову - никакой муки; а вешали в  этой  стране  до  того
часто, что это уже не доставляло его величеству никакого  удовольствия;  тут
он вспомнил про двух свирепых львов, которых недавно получил  в  подарок,  и
решил: пусть эти  хищники  растерзают  Розальбу.  Возле  замка  Львиный  Зев
находился цирк, где Обалду  забавлялся  травлей  быков,  охотой  на  крыс  и
другими жестокими потехами. Упомянутых львов держали в клетке под ареной; их
рычание разносилось по всему городу, обитатели которого,  сколь  ни  грустно
мне признаться в этом, наутро сошлись целыми толпами  поглядеть,  как  звери
сожрут бедняжку Розальбу.
     Король восседал в королевской ложе, окруженный толпой телохранителей, а
рядом сидел граф Окаян, с коего государь не спускал  грозных  очей;  дело  в
том, что соглядатаи  донесли  его  величеству  о  поступках  Окаяна,  о  его
намерении  жениться  на  Розальбе  и  отвоевать  ей  корону.  Зверем  глядел
Заграбастал на кичливого вассала, пока они вместе сидели в  ложе,  дожидаясь
начала трагедии, в которой бедняжке Розальбе предстояло играть главную роль.

                                                     Львы - ужасны!.. Но они
                                                     Оказались ей сродни.

     Но вот на арену вывели принцессу в ночной сорочке,  с  распущенными  по
плечам волосами и до того прекрасную, что, увидев ее, заплакали навзрыд даже
лейб-гвардейцы и сторожа из зверинца. Она вошла босиком (хорошо еще, что пол
был посыпан опилками) и стала, прислонясь к большому камню, в  самом  центре
арены, вокруг которой, за прутьями решеток, сидели  придворные  и  горожане:
они  ведь  боялись  угодить  в  черные  пасти   этих   огромных,   свирепых,
красногривых,  длиннохвостых,  громко  рычащих  хищников.  Тут  распахнулись
ворота, и два огромных, тощих  и  голодных  льва  с  яростным  "p-p-p!.."  -
вырвались из клетки, где их три недели держали на хлебе и воде, и ринулись к
камню, у которого застыла в ожидании бедная Розальба. Помолитесь же  о  ней,
добрые души, ибо настал ее смертный час!
     По цирку прошел стон, даже в сердце изверга  Заграбастала  шевельнулась
жалость. Лишь сидевший возле короля  Окаян  прокричал:  "А  ну-ка,  ату  ее,
ату!.." Вельможа этот не мог простить Розальбе, что она его отвергла.
     Но странное дело! Чудо, да и только!  То-то  ведь  счастливое  стечение
обстоятельств, - вы, наверно, и помыслить не могли о таком! Львы добежали до
Розальбы, но, вместо того чтоб вонзить в нее зубы, стали  к  ней  ластиться.
Они лизали ее босые ножки, зарывались носом в  ее  колени  и  урчали,  точно
желали сказать: "Здравствуй, милая сестрица,  неужто  ты  не  узнаешь  своих
лесных братьев?" А она обхватила своими белыми ручками их желто-бурые шеи  и
принялась их целовать.

                                                   Впрочем, есть они хотели,
                                                   Окаяна мигом съели.

     Король  Заграбастал  прямо  остолбенел.  Граф  Окаян  был   преисполнен
отвращения.
     - Фу, мерзость! - воскликнул он. - Какой  обман  учинили!  -  продолжал
кричать его сиятельство. - Львы-то ручные! От Уомбуэлла или Астли. Ишь  ведь
как морочат публику - стыд и срам! Бьюсь об заклад,  что  это  завернутые  в
половики мальчишки, а никакие не львы.
     - Что?! - взревел король. - Это кто же  учинил  обман?  Уж  не  ваш  ли
монарх, а? И львы, значит,  тоже  не  львы?  Эй,  гвардейцы,  телохранители!
Схватить графа Окаяна и бросить на арену! Дайте ему щит и меч, пусть наденет
доспехи, и мы посмотрим, справится ли он с этими львами.
     Кичливый Окаян отложил бинокль и окинул сердитым взглядом короля и  его
приспешников.
     - Прочь от меня, собаки, - сказал  он,  -  не  то,  клянусь  святителем
Николаем, я проткну вас насквозь! Вы что же  думаете,  Окаян  струсит,  ваше
величество? Да я не побоюсь и ста тысяч львов! Попробуйте-ка сами спуститься
за мной на арену и побиться с одним из этих зверей. Ага, Заграбастал боится!
Ничего, я осилю обоих!
     И ОН ОТКИНУЛ РЕШЕТКУ и легко спрыгнул вниз.
     И В ТУ ЖЕ СЕКУНДУ
     "Р-Р-РЫ!!!"
     ЛЬВЫ СЪЕЛИ ГРАФА ОКАЯНА
     ДО ПОСЛЕДНЕЙ КОСТОЧКИ,
     ВМЕСТЕ С САПОГАМИ
     И ВСЕМ ПРОЧИМ.
     И ЕГО НЕ СТАЛО.
     Увидев это, король произнес:
     - И поделом окаянному мятежнику! А теперь, раз львы не едят девчонку...
     - Отпустите ее на свободу! - закричала толпа.
     - НЕТ! - прорычал король.  -  Пусть  гвардейцы  спустятся  на  арену  и
изрубят ее на куски.  А  если  львы  вздумают  ее  защищать,  их  пристрелят
лучинки. Девчонка умрет в муках!
     - У-у-у!.. - заулюлюкала толпа. - Стыд! Позор!
     - Кто смеет кричать "позор"?!  -  завопил  разъяренный  монарх  (тираны
плохо владеют собой). - Пусть  только  кто  еще  пикнет,  и  его  бросят  на
съедение львам!
     И, конечно,  воцарилась  мертвая  тишина,  которую  прервало  внезапное
"туру-ту-ту-ту!"; и на дальний конец арены въехал рыцарь с герольдом. Рыцарь
был в боевом снаряжении, но с поднятым  забралом,  а  на  копчике  копья  он
держал письмо.
     - Что я вижу?! - вскричал король. - Слон и башня! Это же герольд  моего
пафлагонского брата, а, рыцарь, коли  мне  память  не  изменяет,  -  храбрый
капитан Атаккуй. Какие вести из Пафлагонии, храбрый Атаккуй? А ты,  герольд,
так трубил, что, наверно, пропадаешь от жажды, черт  возьми!  Чего  бы  тебе
хотелось выпить, мой честный трубач?
     - Перво-наперво,  обещайте  нам  неприкосновенность,  ваша  милость,  -
сказал Атаккуй, - и, прежде чем мы  возьмем  в  руки  бокал,  дозвольте  нам
огласить послание нашего повелителя.

                                                   Заграбастал все хлопочет,
                                                   Погубить Розальбу хочет.

     - "Ваша милость", вы сказали? - переспросил  владыка  Понтии  и  грозно
нахмурился. - Не очень-то уместное  обращение  к  помазаннику  божьему!  Ну,
читайте, что там у вас!
     Ловко подскакав на своем скакуне к королевской ложе, Атаккуй  обернулся
к герольду и подал ему знак начинать.
     Глашатай повесил на плечо трубу, достал  из  шляпы  свиток  и  принялся
читать:
     - "Всем! Всем! Всем! Настоящим объявляем, что  мы,  Перекориль,  король
Пафлагонии, Великий герцог Каппадокийский, Державный властелин Индюшачьих  и
Колбасных островов, вернули себе трон  и  корону  отцов,  некогда  вероломно
захваченную нашим дядей, который долго величался королем Пафлагонии..."
     - Что-о-о?! - взревел Заграбастал.
     - "А посему требуем, чтобы лжец и предатель Заграбастал, именующий себя
повелителем Понтии..."
     Король разразился страшными проклятьями.
     - Читай дальше, герольд! - приказал бесстрашный Атаккуй.
     -  "...отпустил  из  подлой  неволи  свою  августейшую   повелительницу
Розальбу,  законную  государыню  Понтии,  и  вернул  ей  отцовский  трон;  в
противном случае я, Перекориль, объявляю упомянутого Заграбастала  подлецом,
мошенником, трусом, изменником и вором. Я вызываю его сразиться со  мною  на
кулачках, палках, секирах, мечах, пистолетах и мушкетонах, в  одиночном  бою
или с целым войском, пешим или на коне; и  я  докажу  свою  правоту  на  его
мерзопакостном теле!" - Боже, храни короля! -  заключил  капитан  Атаккуй  и
сделал на лошади полуповорот, два шага вправо, два шага влево и три круговых
поворота на месте.
     - Все?  -  спросил  Заграбастал  с  мрачным  спокойствием,  за  которым
клокотала ярость.
     - Все,  ваша  милость.  Вот  вам  письмо,  собственноручно  начертанное
августейшей рукой нашего государя; а вот его перчатка, и если кому из дворян
Понтии не по вкусу письмо его величества., я, гвардии капитан Атаккуй, к его
услугам! - И, потрясая копьем, он оглядел все собрание.
     - А что думает обо всем этом вздоре мой достойный пафлагонский  братец,
тесть моего разлюбезного сына? - осведомился король.
     - Королевский дядя низложен, он обманом присвоил корону, -  внушительно
произнес Атаккуй. - Он и его бывший министр Развороль -  в  темнице  и  ждут
приговора моего августейшего господина. После битвы при Бомбардоне...
     - При чем, при чем?.. - удивленно переспросил Заграбастал.
     - ...при Бомбардоне, где мой господин, ныне правящий монарх, выказал бы
редкое геройство, не перейди на нашу  сторону  вся  армия  его  дяди,  кроме
принца Обалду.
     - А! Значит,  мой  сын,  мой  дорогой  Обалду  не  стал  предателем!  -
воскликнул Заграбастал.
     - Принц Обалду не  пожелал  примкнуть  к  нам  и  хотел  сбежать,  ваша
милость, но я его изловил. Он  сидит  у  нас  в  плену,  и,  если  с  головы
принцессы Розальбы упадет хоть один волос, его ждут страшные муки.
     - Ах, вот как?! - вскричал взбешенный Заграбастал, багровея от  ярости,
- Так вот, значит, как?! Тем хуже для Обалду. Их двадцать у меня,  красавцев
сыновей. Но только Обалду - надежда и оплот. Что ж, стегайте Обалду, порите,
хлещите, морите голодом, крушите  и  терзайте.  Можете  переломать  ему  все
кости, содрать с него кожу, вырвать по одному все его крепкие зубы, изжарить
его живьем? Ибо как ни мил мне Обалду, -  свет  очей  моих,  сокровище  души
моей! - но месть -  ха-ха-ха!  -  мне  дороже.  Эй,  палачи,  заплечных  дел
мастера,  разводите  костры,  раскаляйте  щипцы,  плавьте   свинец!   Ведите
Розальбу!



Глава XVI,
     повествующая о том, как Атаккуй вернулся и ставку своего государя

                                                       Обалду попал в полон,
                                                       И теперь заложник он.

     Услышав эти лютые речи Заграбастала, капитан  Атаккуй  поскакал  прочь:
ведь он выполнил свой долг и передал  послание,  доверенное  ему  государем.
Конечно, ему было очень жаль Розальбу, но чем он мог ей помочь?
     Итак, он вернулся  к  своим  и  застал  молодого  короля  в  превеликом
расстройстве: тот сидел в своей  ста