скосив  глаза,  стал   наблюдать   за
манипуляциями доктора и его ассистента.
    - Не беспокойтесь, - сказала  Драпов,  извлекая  из  металлической
коробки большой стеклянный шприц, - все стерильно.
    - Это еще зачем? Вы что, будете делать мне укол?
    - Без этого никак нельзя, - поспешил успокоить пациента Шурин.
    - Но меня об этом не предупреждали,  -  еще  больше  забеспокоился
художник.
    Доктор и  ассистент  дружно  промолчали.  Теперь  из  беспомощного
лежачего положения Евгению Охрину все  виделось  иначе,  все  казалось
тревожным и подозрительным - прямо хоть вскакивай и беги. Помещение со
всей его обстановкой  вдруг  стало  казаться  средневековой  пыточной,
доктор - жестоким и коварным инквизитором, а ассистент  -  закоренелым
убийцей. Теперь художнику стало совершенно ясно, зачем на  раскладушке
лежал кожаный матрас - чтоб следов крови не оставалось, смыл - и все.
    - Спокойнее, спокойнее, - мысленно приговаривал  он.  -  Не  стоит
давать волю нездоровой фантазии. Эдак можно себя до истерики  довести,
а потом самому же будет неловко.
    - Все должно быть хорошо, - сказал доктор, наезжая на  раскладушку
нелепым агрегатом  на  тонких,  широко  поставленных  ножках.  Агрегат
состоял из огромного числа  больших  и  маленьких  проволочных  рамок,
среди  которых  затесался  подвешенный  на  прочной  нити  или  тонкой
проволоке стеклянный шар величиной с небольшой мячик.
    - Сначала выпейте вот это, - Драпов, приподняв одной рукой  голову
художника, другой поднес к  его  рту  граненый  стакан  с  фиолетовой,
похожей на чернила жидкостью.
    Евгению снова стало не по себе. "Что ж, если решился -  надо  идти
до конца", - обреченно подумал он и, отняв у ассистента стакан, залпом
выпил его содержимое. Сразу стало холодно. Тело пронзила мелкая дрожь,
и все вокруг приобрело какие-то зыбкие очертания. Художник  вопрошающе
посмотрел на доктора.
    - Все должно быть хорошо, - утвердительно  кивнул  головой  Шурин,
выглядывая из-за вращающихся рамок.
    - Теперь давайте вашу вену, - Драпов поднес к руке Охрина  большой
шприц с бесцветной мутной жидкостью.
    - Одноразовых шприцев у вас нет, что ли? - нервно спросил Евгений,
приподнимаясь.
    - Такого размера нет, - почему-то  довольно  ответил  ассистент  и
нажатием ладони уложил пациента обратно. Затем ввел длинную иглу.
    - Думайте о вашей  проблеме,  -  низким  тягучим  голосом  говорил
доктор. - И не забудьте отойти на пять шагов.
    Его рот, увеличенный  висевшим  напротив  лица  стеклянным  шаром,
казался огромным, а выглядывавшие из-за  шара  глазки  -  несоразмерно
маленькими, как у бегемота.
    - Ду-май-те о ва-шей про-бле-ме... - повторял гигантский рот.
    - Если бы я мог о ней не думать,  -  с  трудом  ответил  художник,
чувствуя, что начинает терять дар речи.
    "Накачали наркотиками, - вдруг прорезалась в его сознании четкая и
ясная мысль. - Ну конечно! Как можно было сразу не догадаться!"  -  Он
повел  отяжелевшими  глазами  и  увидел,  как   ассистент   вороватой,
танцующей походочкой  подошел  к  столу  и,  укладывая  шприц,  как-то
подленько улыбнулся. Евгений  посмотрел  на  доктора.  Стеклянный  шар
злорадно оскалился. Художник  вытянул  вперед  руку  с  растопыренными
пальцами, пытаясь приподняться и дотянуться до Шурина.
    - Ах вы... наркомафия! -  преодолевая  сопротивление  собственного
языка, еще успел выдавить из себя  пациент,  и  его  рука  со  шлепком
безжизненно упала на кожаный матрас.


                                 III


    Сначала это было похоже на сон. Он стоял у ее  дома,  напротив  ее
подъезда. Был вечер, и в ее окне  с  задернутой  кружевной  занавеской
горел  свет.  Постепенно  все  вокруг   приобретало   более   реальные
очертания. В  какой-то  момент  ему  показалось,  что  сном  было  его
приключение с экстрасенсом, и в действительности он  просто  пришел  к
дому, в котором она когда-то жила, чтобы утешить себя  воспоминаниями.
И только знакомая кружевная занавеска, которой  теперь  на  этом  окне
быть  не  должно,  свидетельствовала  о  том,  что  происходит   нечто
нереальное. Евгений, задыхаясь не то от волнения, не  то  от  быстрого
подъема по лестнице, позвонил в ее дверь. Дверь  отворилась  и...  Да,
это была Инна. Евгений смотрел на нее не  отрываясь,  боясь,  что  она
сейчас исчезнет, и он проснется у  себя  дома  или  на  раскладушке  у
доктора Шурина - впрочем, не важно, где, главное,  что  все  вокруг  в
одно мгновение может исчезнуть, и он уже никогда не  увидит  ее  и  не
скажет всего, что хотел сказать.
    - Я хочу тебе объяснить... -  Начал  он,  нарушив  молчание.  -  Я
должен тебе объяснить...
    - Ты пришел только за этим?  -  тихо  спросила  она,  и  в  глазах
женщины появилось выражение разочарования.
    - Не-нет, не только...
    - Тогда входи.
    Он вошел не только в до боли знакомую квартиру с той  неповторимой
аурой,  которую  каждый  человек  создает   в   своем   жилище   своим
присутствием, своей сущностью и всей своей жизнью. Он вошел в  еще  не
столь отдаленное, но уже столь неповторимое, невозвратимое прошлое.
    - Я все-таки должен объяснить, - снова начал он,  опускаясь  возле
нее на диван и чувствуя, как неумолимо быстро  уходит  отведенное  ему
время.
    - Может, мы сейчас не будем говорить о плохом, - попросила она.  -
Может быть, как-нибудь потом?
    - Хорошо, - неожиданно для себя согласился Евгений и с  удивлением
понял, что ему совсем не хочется говорить о том, зачем он пришел.
    - Ты здесь, и это главное, - сказала она.
    Они немного помолчали, выжидающе глядя друг на друга.
    - Я напою тебя чаем, - вдруг спохватилась она  и  впервые  за  это
время улыбнулась.
    Они просто пили чай, просто смотрели в глаза друг другу  и  просто
говорили. Ни о чем. Но к ним медленно и неотвратимо возвращались  едва
было не утраченные чувства.
    Вдруг Евгений ощутил сильное головокружение и странное онемение  в
теле. "Пора" - мелькнула мысль. Он быстро встал и сделал  пять  шагов.
Потом, на всякий случай, - еще один. Его ошибкой было то, что он пошел
в сторону выхода.
    - Постой! - крикнула Инна, срываясь с места. - Ты что, уходишь?
    - Сейчас, подожди... - растирая  ладонью  висок,  Евгений  пытался
унять одолевшую его головную боль.
    Инна крепко вцепилась руками в ткань его одежды:
    - Куда ты? Ну что случилось? Что?
    Евгений попытался отнять ее руки, но она так крепко сжала  пальцы,
что это оказалось невозможным. В глазах художника завертелись  большие
концентрические круги.  Руки  Инны  неожиданно  сделались  большими  и
сильными. Впрочем, это уже были не ее руки.
    "Ты не отошел от нее! Ты не отошел  от  нее!"  -  неистово  кричал
доктор Шурин, приподнимая Евгения с раскладушки и тряся его  за  ворот
рубашки.
    Еще ничего  не  соображая,  художник  инстинктивно  сопротивлялся,
упираясь доктору ногами в живот и беспорядочно ударяя его по рукам.
    - Перестаньте его трясти! Вы что, не видите - человеку  плохо?!  -
сказала Инна, отходя от окна. - Что вам надо от него?
    Шурин отпустил художника.
    - Послушайте, доктор, что за фамильярность? - возмутился  Евгений,
усаживаясь на кожаном матрасе и удивленно осматриваясь по сторонам.
    - Это твои друзья? Куда ты меня привел? - спросила Инна, обращаясь
уже к Евгению.
    - Кошмар! - воскликнул ассистент,  во  все  глаза  уставившись  на
женщину. - Кош-ма-ар!
    - Какой кошмар?  Кто  вы  такие?  -  не  унималась  Инна,  пытаясь
осмыслить происходящее.
    Евгений ошарашенно молчал.
    - Ассистент, готовьте препараты! -  скомандовал  бледный,  но  уже
овладевший собою доктор. - Вы слышали, что я сказал?
    - А куда мы денем тело? - растерялся тот.
    - Если тело проникло сюда -  значит,  есть  способ  отправить  его
обратно.
    - Но мы же его не знаем!
    - Перестаньте отговариваться!
    - Да что здесь вообще происходит?! - вмешалась Инна.
    Доктор молча покосился на нее, затем  подошел  к  Евгению,  крепко
сжал ладонью его плечо и, наклонившись, решительно сказал на ухо:
    - Женщину  -  на  раскладушку!  И  постарайтесь   подготовить   ее
морально.
    Евгений стряхнул ладонь Шурина со своего плеча:
    - Я  не  понял,  вы  что  здесь,   экспериментировать   на   людях
собираетесь? - наконец выговорил он, окончательно выйдя из оцепенения.
    - Мы уже час, как  экспериментируем,  -  зло  парировал  Шурин.  -
Кстати, рекомендации врача надо выполнять - тогда не будет осложнений.
    - Евгений, кто эти люди? - снова обратилась к художнику Инна.
    - Да так, случайные знакомые.
    Евгений встал, подошел к Инне. Только теперь, глядя на нее вблизи,
он вдруг осознал всю невероятность и значимость того,  что  произошло.
Он протянул руку, тронул ее плечо, лицо, волосы.
    - Не бойся, - сказал он. - Ты останешься со мной.
    - Что он делает?! Вы  посмотрите,  что  он  делает!  -  засуетился
ассистент. - Она же умерла! Поймите, она умерла!
    - Тихо! - художник сделал угрожающий жест рукой.
    Драпов отпрянул.
    - Не слушай этих психов, - успокоил  женщину  Евгений.  -  Мы  уже
уходим.
    Они двинулись к выходу. Доктор загородил им дорогу:
    - Ты сошел с ума! Ты не понимаешь, что делаешь!
    Евгений вежливо, но решительно отодвинул его в сторону.
    - Ты сам псих! Маньяк! Тебя лечить надо! - выйдя из себя, закричал
вслед художнику ассистент.
    И тут произошло нечто, заставившее всех застыть на месте. В  кухне
вдруг послышался тяжелый топот и крики:
    - Помоги! Помоги! Старика ранили!
    - Откуда он взялся?
    - Стойте! Дайте мне сказать!
    - Тихо! Пусть скажет. Может, это важно.
    - Я хотел сказать...
    Голос оборвался.
    - Умер.
    - Как же его угораздило?
    - А куда это мы забежали?
    - Да мы, вроде, по лесу бежали.
    - Спокойно! Сейчас все выясним.
    Снова послышались тяжелые шаги, и из кухни, с автоматом  наготове,
вышел небритого вида суровый  человек  в  потертой  кожаной  куртке  и
надвинутой на глаза кепке. За ним, тоже с оружием наготове, вышли  еще
трое,  нет,  четверо  человек  -   молодой   парень   в   шинели   без
опознавательных знаков с немецким автоматом, коренастый мужик с пышной
черной бородой, одетый в некогда длинный и неровно подрезанный плащ, с
ППШ,  седой  человек  в  ватнике,  с  винтовкой,  и   среднего   роста
интеллигент в потрепанном демисезонном пальто. Последний был  вооружен
маузером.
    - Немцы есть? - спросил бородач, увидев в комнате людей.
    - Немцев нет! - испуганно ответил Генрих.
    - А где наш пациент? - озабоченно спросил доктор.
    - Кто? Этот старик, что ли? - вопросом на вопрос ответил  бородач.
- Немцы его смертельно ранили. Откуда он взялся вообще?
    - Кто это?  -  усмехнулась  Инна,  обратясь  к  Евгению.  -  Ну  и
квартирка!
    Седой ринулся к окну:
    - А там кто такие? - подозрительно спросил он,  кивком  указав  на
солдат со свертками, расположившихся на лавках возле городской бани.
    - Это наши,  -  уговаривающим  голосом  заговорил  Шурин.  -  Наши
русские солдаты. Пришли в баню помыться. Вон те уже помылись,  а  эти,
что поближе, - еще нет. Видите?
    - Видеть-то мы видим. Вопрос: кого мы видим?  Колька,  погляди-ка,
что-то мне эти банщики совсем не нравятся.
    Парень в шинели подошел к окну и уставился в бинокль.
    - Трехцветные, с орлами, - прокомментировал он. - Власовцы!
    - Вы о-о-очень ошибаетесь, - неестественно растянул рот  в  улыбке
доктор. - Да вы проверьте. Давайте сейчас вместе их позовем, -  доктор
вдруг заговорил голосом массовика-затейника.
    Но едва он попытался открыть окно, как тут же стал оседать на пол,
получив прикладом по затылку. Партизаны подхватили его под руки.
    - Смотри, какой умный! - зло сказал бородач. - Сдать нас хотел. Ты
за кого нас держишь, шкура?! Федотыч, что с ним делать будем?
    - Что делать? -  риторически  переспросил  небритый  в  кожанке  и
многозначительно ухмыльнулся.
    Тут, окончательно оклемавшись,  Шурин  понял:  дело  -  труба.  Он
рванулся изо всей силы, и ему почти удалось освободиться, но партизаны
дружно ринулись к нему.
    - Товарищи! Товарищи!  Товарищи!  -  закричал  Шурин.  Он  глубоко
вдыхал воздух, пытаясь еще что-то сказать, но  ничего  другого,  кроме
одного этого слова, у него не получалось.
    - А с этими что? - спросил седой, указав на стоящих у двери.
    Евгений с Инной бросились к выходу и, прежде чем партизаны  успели
среагировать, выскочили в подъезд, а оттуда - во двор.
    - Сдадут! - крикнул седой, передергивая затвор винтовки.
    - Не успеют, - ответил небритый. - Колька, глянь, во  дворе  гадов
нет? Силин, веревку! Быстро! Быстро!


                                  IV


    - Что  это  было?  -  спросила  Инна,   когда   они   остановились
отдышаться.
    - Забудь. Все это уже не важно, - ответил Евгений.
    - А что важно?
    - Важно, что ты вернулась.
    - Разве это не ты вернулся?
    - Я. И ты. Мы вместе вернулись. Так и должно быть. Ведь мы живем в
конце двадцатого века. Ну зачем нам эти классические трагедии?
    - Что ты хочешь этим сказать?
    - Я хочу сказать, что все должно быть хорошо. Понимаешь?
    - Надеюсь, что да... А я совсем не  помню,  как  мы  сюда  шли,  -
женщина прервала разговор и осмотрелась по сторонам.
    Евгений промолчал.
    - Ой, - спохватилась она, - наверное, надо куда-то  сообщить,  что
там происходит.
    - Сами разберутся.
    - Но там могут кого-нибудь убить.
    - Думаю, до этого не дойдет.
    Вдали прозвучала автоматная очередь.

    Когда в лаборатории доктора Шурина обнаружились партизаны,  Генрих
Драпов  очень  испугался,  представив  себе,  какие  осложнения  могут
возникнуть, если доктор или этот нервный пациент назовут его по имени.
Он ясно осознавал, что имя, которое прельщало многих женщин, заставляя
их угадывать в  Драпове  мужчину  иностранного  происхождения  (что  в
действительности было неправдой), может теперь  крупно  подвести  его.
Поэтому, когда партизаны бросились на Шурина, а пациент  с  покойницей
устроили  побег,  Генрих  понял:  надо  воспользоваться  моментом.  Он
незаметно присел и  тихо  забрался  под  стол  в  надежде,  что  из-за
суматохи о нем могут забыть. Сначала так и произошло. Партизаны спешно
покинули лабораторию, утащив с собой доктора. Но в  подъезде  дотошный
бородач вспомнил, что они кое-кого забыли, и вернулся. Драпов тоже  не
заставил себя ждать: он выпрыгнул в окно как раз в тот  момент,  когда
партизан распахнул дверь. Генрих изо всей силы  побежал  к  бане,  где
располагались  солдаты.  Вслед  ему  прозвучала  автоматная   очередь.
Ассистент упал на  газон.  Солдаты  недоуменно  огляделись.  Когда  же
прозвучала вторая очередь и несколько пуль ударило в кирпичную кладку,
солдаты со свертками забежали в баню и стали оттуда выглядывать.
    - Красные! Партизаны! Красные партизаны! - закричал во  все  горло
Генрих, не поднимаясь с газона.
    Однако это не произвело ожидаемого впечатления на окружающих.
    - Бандиты!  Террористы!  Грабят!  Убивают!  Караул!  -   ассистент
перебрал все крики, которые могли бы привлечь внимание  сограждан,  но
так  и  не  получил  никакого  результата.  Солдаты,   правда,   стали
выглядывать из бани чаще и в больших количествах. Зато редкие прохожие
с улицы испарились совсем.
    - Никто не хотел  умирать,  -  вслух  прокомментировал  Драпов  и,
вскочив на ноги, зигзагообразно побежал через дорогу.
    Вслед ему из бани донесся дружный смех.
    - Салаги! - не оглядываяь, но как можно громче крикнул  напоследок
ассистент и затерялся среди растянувшихся вдоль тротуара  коммерческих
киосков.


                                * * *


    - Ты будешь жить у меня, - сказал Евгений, пропуская Инну  в  свою
мастерскую.
    Он ни на секунду не хотел оставлять ее одну, словно боясь, что она
исчезнет тем же чудесным образом, что и появилась.
    - Но мне надо забрать хотя бы часть своих  вещей.  И  вообще,  кто
присмотрит за моей квартирой?
    - Я присмотрю, но дай слово, что ты не  пойдешь  к  себе  хотя  бы
неделю. А вещи мы тебе купим. Ну что тебе стоит? Пообещай мне.
    - Ну, хорошо, хорошо. Я обещаю, хотя и не понимаю, зачем  это.  Ты
что, решил держать меня взаперти?
    - Не взаперти, а в уединении. Как там у Бродского:
    Мы будем жить с тобой на берегу,
    Отгородившись высоченной дамбой...
    - Нет, я тебя не узнаю. Так что все-таки произошло?
    Вместо ответа он взял ее за руки и притянул к себе.

    Проснувшись утром следующего дня,  Евгений  застал  Инну  у  своих
полотен.
    - Извини, что я смотрю без разрешения, - несколько смутилась  она.
- Не дождалась, пока ты проснешься.
    - И что ты скажешь на это?
    - Здорово! Приятно, что здесь так много меня. Но  почему  все  так
мрачно и даже трагично? И что это за рельсы - здесь и вот здесь?
    - Так,  символика.  Это  те   самые   пути   господни,   что   так
неисповедимы.
    Пока Евгений готовил завтрак, она смотрела телевизор.
    - Что новенького слышно? - спросил Евгений.
    - Какие-то партизаны взорвали мост и теперь не хотят сдаваться,  -
сказала Инна и очень  внимательно  посмотрела  на  Евгения.  -  И  еще
говорят, что они кого-то повесили...
    - Не бери в голову. Сейчас много  всяких  террористов  и  бандитов
развелось, если из-за всех переживать...
    Он на минуту задумался и вдруг, словно разговаривая с самим собой,
сказал:
    - Интересно, если бы  наши  войска  времен  Великой  Отечественной
каким-то чудом смогли переместиться в наше время, кто победил бы -  те
наши или эти? Отцы или дети?
    - Не знаю, - растерянно ответила Инна. - Я во всем этом как-то  не
разбираюсь.
    - И слава Богу, - улыбнулся Евгений. - Все это такая чушь!
    Звонок в дверь заставил художника насторожиться. Едва  он  открыл,
как в квартиру, -  по  привычке,  словно  к  себе  домой,  -  ворвался
Светлый. Евгений даже не успел загородить ему дорогу.
    - Ну  что,  скажешь  спасибо  или  будешь  выговаривать?  -   живо
полюбопытствовал он.
    Евгений судорожно искал причину, чтобы  выпроводить  приятеля,  но
она, как назло, не находилась. Тогда он решил сначала просто  вытащить
его из квартиры в коридор, и не успел.
    Инна вышла на  знакомый  голос.  Она  очень  обрадывалась  приходу
Антона. Поэт застыл с вытаращенными глазами и побледнел.
    - Евгений, почему ты его не  пригласишь?  Вы  что,  так  и  будете
беседовать в прихожей? - спросила она, смеясь.
    Евгений отошел от Антона и из-за спины Инны стал делать ему знаки,
призывая приятеля, во-первых, молчать, а во-вторых, выйти.
    - Я, это... - наконец обрел дар речи Светлый. - Мне срочно надо.
    Он почти выскочил из квартиры.
    - Странно, - удивилась Инна. - Никогда его таким не видела. У него
какие-то неприятности?
    - Сейчас выясню, - нашелся Евгений, выходя вслед за Светлым.
    Антон стоял у входа в подъезд,  словно  точно  знал,  что  Евгений
выйдет.
    - Ну что тебе сказать, - начал  Охрин  и  вдруг  разозлился  из-за
необходимости давать длинное и нелепое объяснение. - Короче, этот твой
экстрасенс может не только отправить человека в прошлое, но и  забрать
кого-нибудь оттуда. Все!
    Охрин  испытал  чувство  облегчения,  одним   махом   покончив   с
разъяснениями.
    - Я думал, это какая-нибудь мистификация или галлюцинация, -  тихо
сказал Антон. - Но, если это действительно так, а это, похоже,  именно
так, то в какую историю я тебя втравил!
    - В какую историю?! Ты даже не  представляешь,  как  я  благодарен
тебе. Ты когда-нибудь слышал, чтобы я был  кому-нибудь  за  что-нибудь
благодарен? Это просто чудо! Это такой поворот!..
    - Постой, но если все  настолько  реально,  что  можно  не  только
отправлять людей в прошлое, но  и  кого-то  забирать  оттуда,  то  это
просто ужас! Представляешь, какие могут  быть  последствия  для  всего
нашего общества, для человечества вообще?
    - Ах, остав