Дмитрий СЕРГЕЕВ
Рассказы

ЗАЛ ОЖИДАНИЯ
ПЕСЧАНЫЙ ДЕМОН
ПУТЕШЕСТВИЕ ВО СНАХ
ТОЧКА ВОЗВРАТА
ЧУЖИЕ ИГРЫ


                           Дмитрий СЕРГЕЕВ

                             ЗАЛ ОЖИДАНИЯ



    Нарастающий грохот, сотрясавший весь дом, разбудил Артема  Егорова
под утро. Мебель в комнате часто дрожала, мелкие предметы подпрыгивали
на месте, люстра, шторы, картины на стенах - все висящее раскачивалось
из стороны в сторону. Упало  и  разбилось  большое  овальное  зеркало;
зеленая скатерть  на  столе  неистово  размахивала  краями  с  длинной
бахромой, словно пыталась взлететь; белоснежная гладкошерстная кошка с
ярко-желтыми полными ужаса глазами, вздыбив шерсть и  припав  к  полу,
дико визжала. Свет в квартире мигал не переставая, хотя его  никто  не
включал. За окном творилось  невообразимое  -  что-то  там  громыхало,
клубилось и сверкало.
    "Землетрясение!" - сразу мелькнуло в голове, хотя в этих  краях  о
таком явлении знали только понаслышке да поначитке. Схватив  в  охапку
одежду, сумку  с  документами  и  кобуру  с  пистолетом,  Артем  хотел
прихватить еще и кошку, но та вдруг куда-то испарилась. Оставив  дверь
приоткрытой, Егоров, перепрыгивая  через  три-пять  ступенек,  понесся
вниз. Благо он жил на третьем этаже и, чтобы оказаться на  улице,  ему
потребовались считаные секунды.
    Огромной силы шквал ветра тут же сбил его с  ног,  пылью  залепило
глаза, рот и нос.  Продолжая  одной  рукой  крепко  сжимать  вещи,  из
которых что-то уже улетело в окружающий мрак, другой  Артем  судорожно
пытался за  что-нибудь  зацепиться.  При  этом  он  все  время  ощущал
успокаивающую тяжесть кобуры на указательном пальце, продетом  в  одну
из петель, предназначенных для ремня,  -  ему,  опытному  оперативному
работнику, в просторечье - оперу, терять пистолет было никак нельзя.
    Вдруг Егорова поволокло по земле, он заупирался ногами, все больше
понимая тщетность этого сопротивления. В следующий момент его с  силой
ударило плечом о что-то твердое, да так, что искры из глаз посыпались.
На какое-то время он перестал ощущать самого себя,  может  быть,  даже
потерял сознание. Снова начав ясно все  осознавать  и  ощущать,  Артем
удивился царившей вокруг тишине и чувству покоя, овладевшему им самим.
Стихия отступила. Но какая-то смутная, еще невнятная мысль  беспокоила
оперативника, не давая ему сосредоточиться на окружающем.
    "Пистолет", - пронеслось в голове. Да, Егоров уже не ощущал кобуры
на своем пальце. Может, потому, что замлела рука? Опер резко поднялся,
скривившись от боли  в  плече.  "Это  пройдет,  -  подумал  он.  -  Но
пистолет..."  Оружия  поблизости  не  было.  Бросив   одежду,   Егоров
внимательно осмотрел землю вокруг столба, о  который  его  так  сильно
ударило. Густо оседавшая после урагана (или  смерча)  пыль  затрудняла
видимость. Передвигаясь на коленях по мягкому  слою  песка  и  всякого
мусора,  Артем  ощупывал  почву,  взрыхляя  ее  пальцами.  Вокруг  уже
происходило какое-то оживление, слышались отдаленные голоса.
    Наконец,  прекратив  поиски,  Егоров  поднялся  во  весь  рост   и
осмотрелся. Сквозь темную пылевую завесу пробивалось багровое  зарево.
"Наверное, в  городе  начались  пожары",  -  подумал  Егоров,  впервые
отвлекшись  от  терзавшей  его  мысли  об  утраченном  оружии.  Помимо
голосов, опер различал теперь и звуки близких шагов.
    - ...Рухнул? - донесся до Артема обрывок разговора  приближавшихся
людей, и он различил  их  силуэты  на  фоне  все  яснее  проступавшего
красного зарева.
    - Нет, стоит, - ответили спрашивавшему.
    - А соседний дом?
    - Черт его знает, кажется, тоже стоит. Эй, у вас там все живы?
    - Да. Правда, сосед мой сильно разбился, но  живой  и  даже  ходит
сам.
    Егоров поднял с земли  и  быстро  надел  на  себя  пыльные  брюки.
Рубашки поблизости не оказалось. Зато уцелели пиджак и галстук. Пиджак
Артем надел поверх майки, а галстук, повертев,  отшвырнул  в  сторону.
Внутреннее  состояние  опера  было  ужасным.  Ощущение  всеобщей  беды
переплеталось в нем с  осознанием  собственной  неприятности  -  утери
личного оружия. Что скажут в отделе?  -  Что  опытный  оперативник  во
время урагана с испугу выскочил на улицу в неглиже и потерял пистолет?
Ужасно! Нелепо! Нет, он, конечно, будет искать, он перероет и  просеет
всю землю в радиусе  ста,  нет,  двухсот  метров  вокруг  злосчастного
столба. Вот только выяснит, что произошло. Может, надо срочно ехать  в
отдел...
    Осторожно ступая босыми ногами и  потирая  под  пиджаком  немеющее
плечо, Артем подошел  к  разговаривавшим.  Вокруг  них  уже  собралась
небольшая толпа, состоявшая из всклокоченных, перепуганных, наспех,  и
оттого порою смешно, одетых (а зачастую и  почти  неодетых)  людей.  О
происшедшем катаклизме никто толком  ничего  не  знал.  Все  разговоры
состояли в основном из  коротких  восклицаний:  "Как  загудит!",  "Как
застучит!", "Как побежит!". Сквозь оседавшую пыль уже было видно,  что
красным было не зарево пожаров, а  само  небо,  словно  восход  солнца
намечался сразу со всех сторон.
    Егоров вернулся к столбу, пройдя там, где его тащило по  земле,  и
стал, расширяя круги, исследовать грунт, разрывая его босыми ногами, а
местами и более тщательно - руками. Пистолет потерялся, словно игла  в
стоге сена. "Надо позвонить в отдел, узнать, что там", - наконец решил
опер и вернулся в  дом.  В  подъезде  царил  красноватый  полумрак.  В
квартире электричества не было, но и там было уже  достаточно  светло.
Телефон молчал. "Ничего удивительного, - подумал опер, - наверняка все
провода порвало". Он подошел к  окну:  в  воздухе  еще  висела  легкая
дымка, но видимость была уже почти нормальной.  Небо  становилось  все
ярче. Улицы зловеще пустовали, но их  не  уродовали  следы  каких-либо
разрушений или пожаров. Целы были и игравшие  багровыми  бликами  окна
однообразных коробчатых домов.
    Хотя бы примерно определить время без  часов  было  невозможно,  а
всегда точно шедшие тяжелые мраморные часы в бронзовой  оправе  теперь
стояли. Егоров завел их, но они так и не пошли. Безнадежно поломался и
маленький кругленький будильник. Наручные часы тоже стояли. "Магнитная
буря или что-то в этом роде", - прокомментировал Артем,  чтобы  как-то
объяснить происходящее, и это его заметно успокоило. Но обрести полное
психическое равновесие  оперативнику  не  давала  мысль  об  утерянном
пистолете. Он снова отправился на поиски, и снова долго  и  бесполезно
обследовал местность в окрестностях столба.
    Окончательно утратив надежду на  благополучный  исход  неприятного
происшествия, Артем вновь вернулся в свою квартиру и подумал, что пора
идти в отдел. Он живо представил себе,  как  его  коллеги,  у  которых
сегодня, наверное, и без того предвидится трудный день, будут  брошены
на поиски его оружия и станут укоризненно  посматривать  на  виновника
чрезвычайного происшествия, а может, и открыто  высказывать  ему  свое
недовольство. "Но, что бы ни случилось,  -  решил  Артем,  -  надо  не
впадать в панику и уметь мужественно отвечать за свою нерасторопность.
Надо взять себя в руки, принять душ, позавтракать и - на службу. А там
видно будет". К тому же боль в его плече неожиданно быстро  прошла,  и
он даже успел о ней забыть.
    Краны в ванной сначала свирепо зарычали, потом  жалобно  завизжали
и, наконец, беспомощно зашипели. Помыться без света еще можно было бы,
но без воды...  Напускной  бодрости  у  опера  несколько  поубавилось.
Приготовить свое фирменное блюдо - яичницу - Артем не мог: не работала
плита. Отрезая хлеб, Егоров неосторожно резанул острым ножом  палец  и
был удивлен полным отсутствием боли и крови, хотя рана была  глубокой.
Заклеив порез пластырем, Артем мог о  нем  больше  не  вспоминать.  На
завтрак он решил обойтись  консервами  и  сырыми  сосисками,  но  пища
показалась ему  совершенно  безвкусной,  даже  несъедобной.  Он  вдруг
понял, что вовсе не хочет есть и пытается делать это по привычке,  как
всегда перед уходом на работу. Тут Артем вспомнил о своей  исчезнувшей
кошке и подумал, что она-то уж точно оголодала.  Он  обошел  квартиру,
заглядывая во все углы, позвал - в ответ ни  звука.  Может,  выскочила
вслед за ним в приоткрытую дверь и  потерялась?  Или  ее  унес  смерч?
Артем  вышел  на  лестничную  площадку  и  снова  позвал.   Кошка   не
объявилась. "Ладно, найдется, - вдруг остыл оперативник,  -  хватит  с
меня других проблем".
    Егоров  вышел  на  балкон  и  осмотрелся:  небо  было   таким   же
матово-красным, но заметно светлее. На нем не виднелось ни облачка, ни
поздней звезды, ни яркого проблеска первых солнечных лучей - казалось,
его равномерно покрасили багровой флуоресцентной краской.
    В комнате, переодеваясь, Артем наткнулся взглядом  на  стоявшую  в
серванте начатую бутылку коньяка и пару рюмок. Несколько нервничая  от
своих раздумий, он машинально взял бутылку, отвинтил крышку, плеснул в
рюмку коньяку и сделал глоток. Отсутствие вкуса  у  жидкости  поразило
его. Артем глотнул прямо из бутылки - вода. Не может быть.  Еще  вчера
мимоходом забегал к нему знакомый, и они из  этой  бутылки  выпили  по
паре рюмок - коньяк был хорошим. Егоров поспешно сделал еще  несколько
глотков: "Да что это со мной?" Тогда он стал пить не  спеша,  стараясь
тщательно распробовать жидкость -  результат  был  тот  же.  И  вдруг,
поняв, что выпил уже с полбутылки, Артем хлопнул себя по лбу  ладонью:
"Зачем? Я же собрался на работу! Теперь  скажут,  что  спьяну  потерял
пистолет". Он сел на диван и  стал  внимательно  вслушиваться  в  свои
ощущения. Но время шло, а коньяк на организме никак  не  сказывался  -
что называется, "ни в одном  глазу"!  Может,  пошутил  кто?  Последнее
время много всяких кудесников развелось: воду превращают в вино,  вино
- в воду. Впрочем, черт с ними! Об этом потом. В  конце  концов,  худа
без добра не бывает.
    На улице Артем разглядел то, чего не  видел  с  балкона:  трава  и
деревья  всюду  сникли  и  почернели,  словно  их  опалило  огнем  или
прихватило морозом. "Что за черт?!" - в очередной раз изумился опер  и
пошел к своему старенькому "москвичу", стоявшему во дворе под открытым
небом. С первого раза машина не завелась, впрочем, так же,  как  и  со
второго, третьего и четвертого. "Но ведь  ездил  же  он  вчера!"  -  в
сердцах подумал Егоров и, выбравшись наружу, сунул голову  под  капот.
Если бы он захотел и чуть поднапрягся, то в течение нескольких лет мог
бы  купить  машину  поновее.  Но  опер  с  какой-то  особой  нежностью
относился к старым вещам и всегда с неохотой с ними расставался.
    Когда-то, еще в раннем детстве, у  него  был  серый  пластмассовый
заяц, у которого уже стерся один глаз и поотваливались лапы. Но даже в
этом виде он продолжал оставаться любимой игрушкой. Видя такую  любовь
к игрушечному зайцу, мама купила ему  другого  -  яркого,  оранжевого,
смеющегося. Старого  же  выбросили  на  мусорку.  Но  ребенок  наотрез
отказался признавать благополучного и довольного, но какого-то  чужого
зверька и требовал обратно серого калечку. К этому  сначала  отнеслись
как к пустому капризу. Однако мальчик горько и безутешно плакал до тех
пор, пока ему не вернули принесенного с мусорки и  тщательно  вымытого
старого приятеля.
    Поломка машины так и  не  обнаружилась.  Решив,  что  ему  все  же
придется подумать о новом автомобиле, опер отправился в отдел  пешком.
Улицы  города  были  захламлены  мусором,  асфальт  местами  полностью
засыпан песком, пылью и каким-то серым веществом,  похожим  на  пепел.
Пустоту нарушали лишь редкие уныло бредущие прохожие, и было  странно,
что нигде не появлялось никакого транспорта. Воздух застыл неподвижно,
ни одна черная ветка ни разу не колыхнулась. Природа замерла, будто  в
ожидании чего-то тревожного и грандиозного.
    Весь этот мрачный антураж еще больше отягощал и без того невеселое
настроение Егорова - сегодня ему предстояло написать самый  неприятный
из всех написанных за годы службы рапорт. "А  может,  не  все  так  уж
трагично, - пытался успокоить себя опер. - Ведь был ураган,  стихийное
бедствие. Мало ли что может случиться, например, во  время  наводнения
или землетрясения: не  только  пистолет,  бронетранспортер  потеряться
может". Но все это было слабым утешением.
    У отдела милиции собралось с полсотни  чего-то  ожидающих  и  тихо
переговаривающихся горожан. Суточный наряд выглядел уставшим.
    - У всех этих людей пропали дети, - объяснил дежурный.  -  И  люди
все прибывают  -  кажется,  исчезновение  детей  продолжается.  Мы  не
успеваем записывать показания, хотя приобщили к этому делу  уже  всех,
кто успел подойти.
    Несмотря на ранний, хотя  и  никому  не  известный  час,  половина
кабинетов была открыта - в отдел постепенно стекались его  сотрудники.
Часть их расположилась в актовом зале.
    - Во всем городе нет электричества,  не  работает  транспорт  и...
часы, - словно сам удивляясь тому, что говорит,  объяснял  заместитель
начальника по оперативной работе майор Стасов. - Очевидно, это связано
с каким-то  природным  катаклизмом.  Мы  пока  и  сами  плохо  владеем
обстановкой, поскольку нет никакой связи с другими городами,  так  же,
как и внутри нашего города.
    "Нет, - думал Егоров, - сейчас не время лезть со своими объяснения
по  поводу  пистолета.  У  отдела  и  без  того  хлопот   невпроворот,
обстановка в  городе  чрезвычайная.  К  тому  же,  меня  скорее  всего
отстранят от дел, как минимум -  на  период  расследования.  А  сейчас
каждый человек будет на счету, придется  работать  и  тем,  кто  после
наряда, и отпускникам..."
    - В  качестве  связного  транспорта  можно  использовать   лошадей
конного взвода, - предложил молодой участковый, лейтенант Елин.
    - Нельзя их использовать, - тут же угрюмо отозвался командир  того
самого взвода, о котором шла речь. - Всех лошадей этой ночью угнали.
    - Вы что, конюшню на ночь не закрываете? Или у вас замки взломали?
- придирчиво полюбопытствовал Елин.
    - Закрываем, - еще больше нахмурился взводный. - И замки у нас  на
месте. Но лошадей нет.
    - Странно, - изумился участковый.
    - А что сегодня не странно? - уже раздраженно огрызнулся взводный.
    "Да, - продолжал  размышлять  Егоров,  -  стоит  подождать,  пусть
обстановка утрясется, прояснится хоть немного. В конце концов,  напишу
я рапорт  сейчас  или  спустя  несколько  часов  -  в  такой  ситуации
существенного значения не имеет".
    - Интересно,  железнодорожный  транспорт  тоже  стоит?  -  спросил
кто-то из собравшихся из глубины зала.
    - Еще не знаю.  Сейчас  начальник  будет  проводить  оперативку  -
может, у него больше сведений.
    - Откуда? - вмешался Егоров. - Давайте лучше я схожу на  вокзал  и
все выясню.
    - Ладно, - согласился Стасов. - Я доложу, что послал тебя по делу.
    Находиться в отделе и видеть, что даже там никто ничего толком  не
знает, Артему было тягостно. К тому же, чтобы на  время  отвлечься  от
мыслей об утерянном оружии, надо было куда-то идти, что-нибудь делать.
    В дежурной части сидел  человек,  показавшийся  Егорову  знакомым.
Опер задержался и вошел в дежурку.
    - Да у него давно крыша поехала, - рассказывал дежурному  человек,
показавшийся  знакомым.  -  Он  все  какими-то  потусторонними  силами
увлекался, а сегодня совсем с ума сошел - вот как топором рубанул.
    Артем подошел ближе, и даже ему, многое повидавшему  оперативнику,
стало не по себе: в голове человека  была  прорублена  страшная  дыра,
сквозь которую  виднелся  явно  поврежденный  мозг.  Егоров  изумленно
посмотрел на дежурного. Тот сделал недоуменное лицо и пожал плечами.
    - С твоего участка, - сказал он, протягивая бумажку с адресом. - У
меня все заняты. Возьми кого-нибудь из подошедших.
    - Сам! - махнул рукой Егоров. - Тем более я иду на вокзал. Как раз
по пути.
    Артем снова шел по пустынным  захламленным  улицам,  над  которыми
тревожно нависало багряное небо. Путь его лежал через городской рынок.
Там с унылыми лицами уже  стояли  редкие  торговцы,  у  которых  никто
ничего не покупал и которые ничего никому  не  предлагали,  словно  им
было все равно, будут у них брать товар или нет. Вид ярких  фруктов  и
ягод не вызывал у Егорова никаких эмоций, хотя он сегодня еще  не  ел.
Продукты казались настолько несъедобными, будто были сделаны из  воска
или  папье-маше.  В   одеревенелых   лицах   продавцов,   в   странной
остекленелости их глаз было что-то неестественное и пугающее. У одного
из прилавков на земле валялись довольно крупные  денежные  купюры.  Их
никто не поднимал.
    Егоров вышел на окраину, сплошь  состоящую  из  старых  деревянных
двухэтажек, осмотрелся по сторонам -  здесь  всегда  было  много  злых
бродячих собак, часто норовивших цапнуть за ногу чужака. Но в этот раз
опер не увидел ни  одной,  словно  все  они  передохли  или  их  разом
отправили на живодерню. И это обстоятельство, вопреки  всякой  логике,
нисколько не обрадовало его, скорее даже разочаровало.
    В квартире по адресу, написанному дежурным, уже находился  врач  с
двумя санитарами.
    - Ничего, ничего, - успокаивал он человека в смирительной рубашке.
- Все будет хорошо, все будет прекрасно...
    - Пешком? - коротко осведомился Егоров.
    - Пешком, но галопом, - сострил доктор.
    - А что к нам не зашли?
    - Ближний свет, что ли? -  заговорил  угрюмый  санитар.  -  Решили
своими силами.
    - Повезло вам, - подытожил опер.
    - Будете протоколы писать? - поинтересовался доктор.
    - Дураки! Дураки! - вдруг заорал больной, пытаясь высвободиться. -
Каяться надо, а не протоколы писать! Не понимаете вы ничего! Убить вас
всех мало!
    - Тише, тише, - успокаивал врач.  -  Мы  все  очень  раскаиваемся.
Зачем же нас убивать?
    - Мы потом запросим у вас нужные справки, - сказал  оперативник  и
вышел на лестничную площадку, поняв, что его  помощь  медикам  уже  не
нужна.
    Решив побеседовать с соседями, он постучал в  ближайшую  квартиру.
Дверь отворила сердитая старушка, посмотрела недовольно.
    - Вы сегодня не слышали вот в этой квартире... - начал Егоров.
    - Не слышала! Не видела! Не знаю! И знать не хочу! - перебила  его
старушка и, уже закрывая дверь, злобно добавила, - сволочи!
    - Кто? - спокойно осведомился опер.
    - Все! - зло сказала бабушка, приоткрыв дверь и с силой  захлопнув
ее.
    Опер, несколько секунд постояв в раздумье, решил вдруг ни  к  кому
больше не заходить и направился на вокзал,  до  которого  теперь  было
рукой подать.
    Обстановка на вокзале была унылой и гнетущей. Поезда конечно же не
ходили. В то же время здесь для такого случая было на  удивление  мало
людей, будто многие, уже  потеряв  интерес  к  поездам,  разошлись  по
домам. Оставшиеся с безучастным  видом  сидели  в  зале  ожидания  или
стояли на перроне. На третьем пути томился застрявший в городе  поезд.
В окнах его кое-где застыли лица пассажиров. Работники вокзала  ничего
толком объяснить не могли.
    - Прямо светопреставление какое-то, - развел руками дежурный.
    Егоров медленно прошел по пустынному залу с чахнущими  пальмами  в
больших   цветочниках,   расставленных   вдоль   стен.   За    стойкой
расположенного в углу буфета стояла задумчивая продавщица,  у  которой
сегодня не было  покупателей.  В  конце  зала,  в  пустом  ряду  сидел
бородатый седой старик, по виду - бомж.
    - Что, старик, не ходят поезда? -  подсаживаясь  к  нему,  спросил
опер.
    - А мне все равно.  Я  никуда  не  еду,  -  сознался  бомж,  сразу
распознав в подсевшем работника милиции, которому бесполезно лгать.  -
Это другие суетятся, таскаются с чемоданами. А у меня и чемоданов нет,
и ехать мне некуда, и время мне  знать  не  обязательно.  Часы  стоят!
Поезд опаздывает! Телефон не работает! Плевать! Особенно теперь.
    - Почему же теперь особенно?
    - Ты так можешь? -  вместо  ответа  спросил  бомж  и,  вытащив  из
кармана шило, насквозь п