Живописный склеп.
    - Ищи, - услышал он едва уловимый, но очень знакомый голос.
    Денис осмотрелся - в склепе он по-прежнему был один.
    - Ищи, - повторил голос, и Денису показалось, что  исходит  он  от
изображения Лоры, сидящей в кресле в ослепительно белом платье.
    Денис подош„л, тронул ладонью поверхность стены -  то  же,  что  и
везде. Только глаза е„ казались живыми.
    - Ты можешь говорить? - спросил он.
    Ответа не последовало. Горин вновь пош„л вдоль  стены,  пристально
всматриваясь в каждое изображение: мост в пустыне - не то,  флигель  в
саду  -  не  то,  улица  маленького  городка,  усаженная  тополями   и
каштанами, - нет, это из детства, вот ещ„ одна знакомая  улица,  зима,
снег, прохожие. Горин, всматриваясь, надавливет руками на  стену,  она
неожиданно прогибается  и  вдруг  прорывается.  Денис  падает  впер„д,
ощущая холод под ладонями, и быстро поднимается. Да, это он  на  своей
улице, только почему-то одет по-домашнему, да ещ„ и в  тапочках.  А  в
ч„м он был там? Вряд ли в них - давно потерял бы.
    - Скользко здесь,  -  сказала  старушка,  торговавшая  на  лавочке
сигаретами. - Вы уже седьмой падаете.
    Горин снова осмотрелся, вс„ ещ„ не  веря  в  сво„  возвращение,  и
вздрогнул, увидев над головой крылатый женский силуэт.  Ах,  нет!  Это
всего лишь скульптура, изображающая богиню Аврору сидящей на  шаре  на
высоком  постаменте,  сделанном  в  виде  античной  колонны.  Писатель
ощутил, что начинает м„рзнуть и, сначала  ускоренным  шагом,  а  затем
трусцой, направился к своему дому.
    Дверь, конечно же, была закрыта на замок. "Прид„тся е„ сломать", -
подумал Горин и, сам не зная для  чего,  нажал  на  кнопку  звонка.  В
кватрире послышались шаги. "Юлия!" - мелькнуло в голове  у  Дениса.  -
Ведь у не„ остался ключ".
    Щ„лкнул замок, дверь медленно отворилась, и за ней показался...
    - Доктор Нигиль! - растерянно воскликнул писатель.
    - Входи. Чего кричишь на весь  подъезд,  -  невозмутимо  отозвался
специалист по сновидениям.
    - О Господи! Лучше бы мне пришлось ломать дверь.
    - Не надо на меня  обижаться,  -  доктор  посторонился,  пропуская
Дениса, - я сделал для тебя вс„, что мог. По крайней мере, больше, чем
хотел. Кстати, где ты наш„л другой  выход?  А,  впрочем,  это  уже  не
важно.
    Уже в комнате, слегка отогревшись и отдышавшись после бега,  Горин
вдруг заметил, как осунулось лицо Нигиля.  Оно  стало  очень  бледным,
вокруг глаз образовались т„мные впадины.
    - Ну вот и вс„, - криво усмехнувшись, сказал доктор.
    - Что - вс„?
    - Я ухожу. Навсегда. Знаю, сейчас ты снова  задашь  свой  дурацкий
вопрос "Но почему?!" - Нигиль передразнил, ибразив  наивное  выражение
лица. - Да потому что я - невидимая часть тебя. В какой-то момент меня
стало слишком много, и нам стало тесновато вдво„м. Поэтому кто-то один
должен был уйти. Честно говоря, я сначала думал, что это будешь ты. Но
ты как-то выкрутился.
    Только теперь Горин понял, кого так наприятно напоминал ему Нигиль
- его самого. Но как-то карикатурно, как иронично выполненный  рисунок
с натуры.
    - И что теперь? - полюбопытствовал писатель.
    - Ничего. Ты будешь жить в ладу с собой.
    - А смогу ли я писать, будучи в ладу с собой?
    - Сможешь. Но произведения твои будут  совсем  иными.  Ты  уже  не
сможешь  писать  тех  фантасмагорий,  в  которых   легко   угадывалось
выражение твоих гипертрофированных подсознательных переживаний.
    - И рядом со мной больше не будет тебя?
    - А я тебе не нужен, - хитро и как-то неприятно улыбнулся  доктор.
- Я такой добрый, потому что проиграл. Но если я когда-нибудь вернусь,
то ты уже не выберешься.
    - Они действительно существуют?
    Нигиль ухмыльнулся и стал бледнеть, делаясь прозрачным.
    - Эй, подожди! Ты что, унес„шь с собой вс„,  что  там  было,  и  я
всего этого уже не увижу? Ни в одном сне?
    - А что? Есть проблема?
    - Оставь мне е„.
    - Кого?
    - Ну Лору.
    - Ах, Лору! Да не нужна она тебе точно так же, как и я! Учти,  она
совсем не такая, какой ты е„ себе представляешь, потому что ты  и  сам
уже не тот. Нет, честное слово, сейчас она больше  подходит  мне,  чем
тебе.
    - Да иди ты!.. - Горин запустил  в  доктора  попавшейся  под  руки
небольшой диванной  подушечкой,  обшитой  по  периметру  разноцветными
лентами.
    Доктор поймал е„ на лету.
    - А я уже и так не здесь, - сказал он и исчез вместе с подушечкой.
    Впрочем, через пару  секунд  его  неустойчивое  изображение  снова
возникло между стеной и спинкой дивана.
    - Ладно, оставляю, - сказало оно. - Только, прошу тебя, выбрось из
головы всякую чепуху и будь реалистом.
    После этого Нигиль действительно исчез навсегда. Спустя  некоторое
время писатель Денис Горин окончательно  вышел  из  своего  трансового
состояния, взбодрился, посвежел, приобр„л присущий ему некогда  л„гкий
румянец, примирился с Юлией и зажил обычной земной жизнью.  А  доктора
Нигиля и свои  путешествия  во  снах  он  с  удовольствием  считал  бы
болезненным бредом.
    Если бы наш„л подушечку с лентами.



                           Дмитрий СЕРГЕЕВ

                            ТОЧКА ВОЗВРАТА


                                  I


    Евгений сосредоточенно накладывал мазок  за  мазком,  проявляя  на
полотне изображение угрюмого длинноволосого человека, стоящего на фоне
толпы, сгрудившейся под черно-красным флагом. На дальнем  плане  зыбко
прорисовывался знакомый силуэт собора.
    В большом зале, оборудованном  под  мастерскую  художника,  царила
тишина. С  утра  Охрин,  задрапировав  беспорядочно  расставленные  по
помещению  мольберты,  решил,  наконец,  изменить  довлевшей  над  ним
тематике  и  дописать  некогда  начатую,  а  затем  надолго  брошенную
картину. Работа пошла,  но  Евгений  знал,  что  к  вечеру  все  может
вернуться на свои места, и картина вновь  останется  незавершенной,  а
потому торопился и изо всех сил старался не отвлекаться.
    Антон Светлый, местный поэт, пришел как всегда без предупреждения.
Но Евгений был рад ему, тем более, что  Светлый  не  требовал  к  себе
особого внимания  и  не  обижался,  если  Евгений  в  его  присутствии
продолжал работать. Антон  лишь  на  несколько  секунд  приблизился  к
полотну и как бы между делом осведомился:
    - Это кто ж такие?
    - Анархисты у  Казанского,  -  не  отрываясь  от  работы,  ответил
Евгений. Он оставил центральную  фигуру  картины  до  ухода  Антона  и
переключился на доработку антуража. - Я их набросал во время последней
поездки в Петербург, но до сих пор не могу закончить.
    - Сочувствуешь анархистам? - удивился Светлый.
    - Совсем не обязательно.  Мне  вообще  интересны  люди.  Посмотри,
какая фактура лица, какое выражение!
    - А я уж думал, ты теперь пишешь исключительно на одну тематику, и
все остальное тебя просто не интересует.
    - Только не начинай меня снова воспитывать. Мы  с  тобой  это  уже
проходили.
    Возникла продолжительная пауза.
    - Знаешь, - переводя разговор  на  другую  тему,  снова  заговорил
Светлый. - С тех пор, как у нас все  перевернулось,  мне  периодически
снится гражданская война. И, представь себе, в этих снах я всякий  раз
воюю  за  красных.  Проснусь,  думаю:  почему?  Все  равно  лет  через
восемьдесят их идеи потерпят крах, революция и все, что с ней связано,
будет осуждено, народ станет голосовать за белых. Потом снова  усну  -
тот же сон, и я снова воюю за красных. Из пулемета  по  белым  строчу,
строчу... Не знаешь, почему это?
    - Революционные  гены,  наверное,  покоя  не  дают,  -   продолжая
работать кистью, ответил художник.
    - Нет, серьезно.
    - Не знаю, - Евгений положил крупный мазок и понял, что ошибся.  -
Слушай, отстань от меня со своими красными, белыми. Тебе думать больше
не о чем?
    - Ну вот ты на моем месте за кого воевал бы?
    Евгений снова неточно положил мазок,  смазав  деталь  на  полотне.
Лицо его нервно передернулось, и он изо всей силы  запустил  кистью  в
дальний угол комнаты. Кисть ударилась о стену и отскочила, оставив  на
ней яркий багровый след.
    - Ты можешь две минуты помолчать, в конце концов?! Чего ты ко  мне
пристал со своей гражданской войной?!
    - Ладно, не  злись.  По-моему,  твое  затворничество  тебе  не  на
пользу. Нервным ты стал в последнее время, совсем издерганным.  Сделал
из себя мученика! - Светлый и сам вдруг разозлился. -  Признайся,  что
ты сознательно истязаешь себя и, может, даже упиваешься этим, находишь
в этом источник вдохновения, оправдания для  самого  себя...  -  Антон
осекся, встретившись взглядом с Евгением.
    - Ладно, - сказал тот. - Замнем, а то  поссоримся.  Почитай  лучше
что-нибудь из твоих новых стихов.
    - Ты действительно хочешь послушать?
    - Почему бы и нет?
    Антон встал, сосредотачиваясь, прошелся по комнате, остановился  у
окна и, глядя во двор, стал читать:
    И ночь прожить - не поле перейти,
    Когда враждебна каждая песчинка
    И целый мир с отвратною начинкой,
    А мысль подла - она уже в пути...
    Читая, Антон наблюдал, как за окном, в песочнице, играли  дети,  и
девочка с рыжими, связанными синей лентой волосами,  пыталась  строить
какое-то сооружение, но песок всякий раз предательски осыпался.
    ... И вот ты камнем падаешь с моста
    Под поезд в точно выбранное время.
    Зачем душе твоей такое бремя?
    Закрой глаза и досчитай до ста...
    Девочка за окном снова терпеливо возводила домик и  уже  дошла  до
крыши, но крыша вдруг обрушилась, увлекая за собой стены.
    ... И не ходи под утро в синем платье
    Туда, где слышен гул и льется свет,
    Ну кто поймет, что это не расплата
    За те грехи, которых просто нет?
    Наконец терпенье девочки лопнуло, и она сердито ударила совком  по
неподатливому строению, почти сравняв его с землей.
    ... Часы стучат. Становится виднее,
    Но так тревожно, будто неспроста,
    На стуле платье новое синеет...
    Закрой глаза и досчитай до ста!
    Художник слушал внимательно, слегка сощурив глаза.
    - Ну как? - спросил Антон, сделав выжидательную паузу.
    - Честно?
    - Разумеется.
    - Так  себе.  Только  я  не  понимаю,  зачем   тебе   понадобилось
эксплуатировать  эту  тему  и  почему  сейчас  ты  выбрал  именно  это
стихотворение. Ты хочешь меня задеть как-то, о чем-то мне напомнить? -
в голосе Евгения появились задиристые нотки.
    - Ну что ж, если ты сознательно идешь на откровенный  разговор,  я
отвечу тебе, - принял вызов Светлый. - Ты сам зациклился на этой теме.
Тебя никто и ничто больше не волнует.  Эти  твои  анархисты  -  просто
блеф. Ты всегда пишешь одно и то же. Я это знаю наверняка.
    - Ну-ну, - в глазах художника появился недобрый блеск.
    - Вот! - Антон сорвал драпировку с ближайшего мольберта.
    На полотне показалось лицо  молодой  женщины  с  большими,  широко
раскрытыми глазами, в окружении  зыбких  разноцветных  огней  на  фоне
расплывчатых, словно набегающих рельсов и шпал.
    - Вот! - крикнул Антон, переходя к следующей картине и сдергивая с
нее покрывало.
    На картине была та же женщина. Она, упершись ладонями  в  сплошную
каменную стену, как-то испуганно смотрела с полотна.
    - Вот! - снова крикнул Антон, проходя дальше.
    - Остановись! - скомандовал Евгений предупреждающим тоном.
    Светлый остановился, но не замолчал.
    - Ты зациклился, и потому не можешь  нормально  жить  и  работать.
Когда ты последний раз выставлял свои картины? И сам, наверное, уже не
помнишь. Все это потому, что она погибла. А погибла она потому, что ты
ей ничего не объяснил. Она так и ушла, считая тебя негодяем. Не смотри
на меня так. Я говорю это  не  потому,  что  решил  тебе  досадить,  а
потому, что хочу тебе помочь. И тебе сразу станет легче.
    - Не понял. Вернись на две фразы назад, - Евгений  пытался  надеть
на лицо циничную маску.
    - Я повторю: ты должен увидеть ее и все объяснить.
    - Приехали, - Евгений медленно опустился в кресло.
    - И я знаю, кто тебе может помочь.
    - Ты, конечно.
    - Не только. И даже не столько  я...  Короче  говоря,  есть  такой
человек. Ты можешь называть его экстрасенсом, гипнотизером, шарлатаном
-  кем  угодно.  Но   сам   он   считает   себя   медиком,   доктором,
психотерапевтом.
    - "Я поведу тебя к врачу, - сказал мне лучший  друг",  -  нараспев
продекламировал Евгений.
    - Ты можешь смеяться сколько угодно, но, прошу, дослушай до конца.
Я не знаю методики его манипуляций. Может быть, это  гипноз,  может  -
мистика, какое-то общение с духами,  но  он  считает,  что  отправляет
людей в их прошлое. И это очень похоже на правду. Я бы  не  стал  тебе
рекомендовать, если бы сам не попробовал. Могу сказать лишь одно:  это
не сон, это - явь. И ты можешь встретиться  с  ней.  Думаю,  тебе  это
просто необходимо.
    - А теперь послушай, что я тебе скажу, - лицо Евгения снова  стало
серьезным и сосредоточенным. - Сначала ты очень удивил меня,  а  потом
немножко заинтриговал. Но если  я  пойду  к  твоему  экстрасенсу,  то,
во-первых, из праздного любопытства, ибо единственное чудо, с  которым
мне  приходится  соприкасаться  в  жизни,  -  это   чудо   творческого
вдохновения, и мне было бы интересно соприкоснуться с какими-то иными,
пусть даже кажущимися чудесами.  А,  во-вторых,  я  готов  пойти  тебе
навстречу, чтобы  ты  больше  никогда  не  возвращался  к  этой  теме.
Слышишь, никогда...


                                  II


    Они вошли во  дворик  старого  двухэтажного  дома,  расположенного
почти на  самой  окраине  их  небольшого  города.  Такие  дома  должны
подлежать сносу. Но во дворе  его,  усаженном  раскидистыми  тополями,
было довольно уютно.
    - Сюда, - сказал Светлый, пропуская Евгения в полутемный подъезд.
    Пройдя вслед за художником, он постучал в ветхую ободранную  дверь
на первом этаже.
    - К нам пациенты! - воскликнул плотный среднего роста мужчина  лет
сорока, открывая дверь.
    - Да-да, я вас помню, - сказал встретивший их в квартире худощавый
лысый человек в белом халате, прежде чем Антон успел открыть рот. -  А
это и есть тот самый ваш приятель? Очень хорошо!
    Он подошел к длинному столу,  застланному  серым  покрывалом,  под
которым невнятно прорисовывались очертания каких-то предметов,  открыл
замасленную старую тетрадь и спешно  стал  просматривать  разноцветные
записи.
    Помещение со скрипучим деревянным полом и  единственным,  дававшим
явно  недостаточно  света  окном,  выходящим  на  улицу,  Евгению   не
понравилось. К  тому  же  у  художника  появилось  стойкое  неприятное
предчувствие.
    - Это и есть врачебные апартаменты? - недовольно спросил он своего
приятеля.
    - Знаешь, - ответил тот, - мы договорились, я тебя привел,  дальше
решай сам. А я, пожалуй,  пойду.  Думаю,  мое  дальнейшее  присутствие
здесь совсем необязательно.
    И он вышел.
    - Драпов Генрих, ассистент,  -  протокольно  представился  плотный
человек, подойдя к пациенту. - А  это  наш  доктор,  -  Драпов  сделал
представляющий жест рукой, широко улыбнулся и,  словно  спохватившись,
поспешил добавить, - Шурин...
    - Ваш? - сухо осведомился Евгений, не дав ему договорить.
    - Кто?
    - Шурин.
    - Да нет...
    - А чей?
    - Ничей. Фамилия у него Шурин, - с легким  раздражением  в  голосе
объяснил ассистент.
    - А-а,  -  протянул  художник,  продолжая  брезгливо   осматривать
помещение.
    Он чувствовал себя довольно неловко, точнее, нелепо, и  подумывал,
не пора ли ему ретироваться. Но какое-то смутное чувство, вызванное не
то обещанием, данным Антону, не то неиссякшим еще любопытством, не  то
тайной надеждой на обещанное чудо, не позволяло ему этого сделать.
    - Простите, ваше имя и фамилия? - доктор  с  тетрадкой  подошел  к
клиенту.
    - Евгений Охрин, - угрюмо ответил тот.
    - Запишите,  -  доктор  передал  тетрадку  ассистенту   и   жестом
предложил клиенту сесть на стул.
    Сам он расположился в  старом  жестком  кресле  и  заговорил  так,
словно продолжил некогда прерванный разговор:
    - Так вот, избавить вас от ваших навязчивых воспоминаний и тяжелых
размышлений, думаю, можно. И сделать это можно именно с помощью нашего
метода, который я называю неординарной психотерапией. Вы можете верить
или не верить в то, что я вам скажу по поводу моего метода, но, думаю,
для вас важен результат, а не подоплека.
    Доктор сделал паузу, внимательно посмотрел на клиента и продолжил:
    - Принцип прост. Я возвращаю вас в  прошлое,  связанное  с  вашими
навязчивыми идеями, и даю вам возможность решить  вашу  проблему.  Вы,
наверное, читали  фантастические  произведения  или  видели  фильмы  о
путешествиях во времени с помощью каких-то машин.  Так  вот,  все  это
чепуха - никакая машина сама по себе не  может  ничего  перемещать  во
времени, ибо  время  нематериально,  чего  бы  там  на  этот  счет  ни
говорили. Путешествовать во времени можно, только используя  потенциал
человеческой психики, ее особую энергию. Я понятно говорю?
    - Понятно. Но хотелось бы конкретнее, поменьше теории.
    - Так   вот:   ваши   воспоминания   служат   определенного   рода
энергетическими волнами определенной частоты, настроившись на которые,
можно  переместиться  в   конкретную   точку,   имеющую   определенные
координаты в пространстве и времени.
    - Короче говоря, вы возвращаете  меня  в  мое  прошлое  с  помощью
гипноза. Перейдем же к делу.
    - Но если вы склонны считать это всего лишь банальным гипнозом, то
у вас есть основания сомневаться в результате.
    - Не  беспокойтесь,  доктор,  -  я  уже  так  увлекся  предстоящим
сеансом, что буду рад и тем эмоциям, которые смогу испытать  во  время
вашего необыкновенного сеанса. Я  ведь  художник,  а  художник  всегда
нуждается в свежих ярких впечатлениях. Я понятно говорю?
    - Вполне. Но все же я хотел бы, чтобы вы настроились  на  лечебный
эффект.
    - Я постараюсь сделать все от меня зависящее.
    - И еще  надо  выполнить  одну  меру  предосторожности.  Когда  вы
почувствуете,  что  вам  пора  возвращаться,  а  вы  обязательно   это
почувствуете, отойдите от того, кто будет там находиться рядом с вами,
на пять шагов.
    - Существует какая-то опасность?
    - Нет, не думаю. Но все же лучше перестраховаться. Договорились?
    - Конечно.
    Доктор встал и, повернувшись к  длинному  столу,  сдернул  с  него
серое   покрывало.   Под   ним   оказались   разнообразные    атрибуты
средневекового алхимика: большая стеклянная колба, рядом  -  несколько
поменьше, спиртовка, щипчики, пузыречки и  коробочки  с  разноцветными
жидкостями и порошками.
    - Вам придется лечь, - сказал Шурин, указав на  стоявшую  у  стены
раскладушку, покрытую кожаным матрасом.
    - Почему на раскладушку? - с иронией в  голосе  спросил  Охрин.  -
Экзотика?
    - Она  подходит  нам  по  габаритам,  -  ответил  вместо   доктора
ассистент. - Специального оборудования мы еще не приобрели.
    Евгений неуверенно сел на  край  кожаного  матраса.  В  это  время
входная дверь отворилась и в нее протиснулся седой человек преклонного
возраста.
    - Мне назначено, - нерешительно сказал он.
    - Да-да, я вас помню, - кивнул ему доктор Шурин. -  Ваша  фамилия,
кажется, Стрельцов?
    - Стрельнов.
    - Пройдите на кухню - там тоже есть оборудование.  Посидите  пока,
сосредоточьтесь, настройтесь...
    Стрельнов скрылся в дверном проеме.
    - Старику-то зачем понадобились ваши сеансы?  -  спросил  художник
скорее из стремления как-то овладеть одолевавшим его волнением, чем из
любопытства.
    - Партизан, - охотно объяснил ассистент. - Разведгруппа у них  там
погибла. А обстоятельства были  таковы,  что  его,  Стрельнова  этого,
могли заподозрить в предательстве. Вот запереживал он на старости лет,
затосковал.  Хочет   вернуться,   чтобы   объяснить   им,   ну,   этой
разведгруппе, доказать... Да вы ложитесь, ложитесь...
    Евгений  лег  на  спину  и,