и этом  должна
поменять и любовь, Любовь? Нет, она этого не желала...
   Был  еще  один человек, кто имел право проклинать все на  свете
из-за истории возле кафе "Скиф". Нет, речь не о маме Юли Гуляевой.
И  не  о папе. Родители ее пока ни кого не проклинали, потому  что
вся  их  энергия уходила на поддержку дочери. Проклятья  откладыва
лись  на десерт. Другое дело - Оскар Александрович Бург. Вот  кому
был позволителен праведный гнев. Еще бы, классная руководительница
10"Б"  Инга  Аркадьевна  на осенних каникулах  снова  простудилась
/участвовала  в ноябрьской демонстрации/ и надо было  временно  ее
заменить. У Бурга имелся уже опыт. Это-то его и пугало.
     Но  Мирослав Афанасьевич с Аллой Евгеньевной проявили  чудеса
красноречия,  подкрепленные  плохо  скрытыми  угрозами.  И   Оскар
Александрович  сдался, надеясь, что в ближайшее время  Олег  Мохов
затаится. Разумеется, это будет затишье перед бурей, но она  вовсе
не  обязана  грянуть так скоро. У бурь тоже есть своя очередность,
свой внутренний ритм. Если они случаются слишком часто - возникает
фальшь,  а  это  плохо отражается на зеркалах,  в  которых  и  так
слишком  много  лишнего. И Бург принял предложение  заменить  Ингу
Аркадьевну. Тут-то как раз и приключилась история с Юлей Гуляевой,
которая тоже имела несчастье учиться в 10"Б" /клеймо 10"Бург"/
   После  проишествия Бурга вызвала к себе завуч  Алла  Евгеньевна
и, исключив из своего репертуара доброе слово, отчитала химика:
   -  Что же это у вас, Оскар Александрович, так ужасно поставлена
воспитательная работа?!
   -  Помилуйте, - от удивления раскрыл рот Бург. -  Я  же  только
вчера после уроков класс принял. Когда я мог успеть?
   -  Другие  успевают.  -  Алла Евгеньевна закурила  что-то  забо
ристое,  отчего у химика, привыкшего вроде бы ко всяким мерзостным
испарениям,  заслезились глаза и голова  пошла  кругом.  -  Другие
успевают...  Кстати,  дайте-ка  мне  план  воспитательной  работы.
Предусмотрели ли вы индивидуальную работу с Гуляевой? Нет?!.
   Не  долго  думая,  Алла  Евгеньевна  вскочила  и,  приняв  позу
большевистского комиссара, начала металлическим голосом  диктовать
то,  что  Оскар Александрович обязан был задним числом  занести  в
план  воспитательной работы. Чтобы всем было ясно, как он проводил
"индивидуальную  воспитательную  работу  согласно  плана",  все  в
соответствии с должностными обязанностями и, следовательно,  гимна
зия  снимает с себя ответственность. Нельзя же забывать и  о  роди
телях, и об инструкторах по обучению собак, в конце концов.  Пусть
с них и спрашивают. И с журналистов, естественно.
   Стало   ясно,  что  если  бы  гуманитарной  гимназии   доверили
воспитательную работу среди кавказских овчарок, порядок на  улицах
города, особенно в районе кафе "Скиф", был бы обеспечен.
   -  А  теперь  катитесь  к черту, - неожиданно  добродушно  пред
ложила Бургу Алла Евгеньевна. - Устала я от вас.
   И  Оскар  Александрович , почти благодарный завучу за помощь  и
неожиданное доброе слово, покинул помещение.

                               Когда в твоей реке обмелеет русло,
                               Когда  твои пажи погибнут на  чужой
                           войне,
                               Когда даже солнце покажется слишком
                           тусклым,
                               Может  быть, в этот день ты придешь
                           ко мне.
                               из песни(28)

   Пока  другие  разрывались между собакой  и  человеком,  Шуйский
неделю  наслаждался славой и поздними вечерами  подумывал  сменить
работу,  найдя  такую,  которая  бы соответствовала  его  нынешней
популярности.  Это  был рецидив его шумного концерта  в  ДК  имени
Мясникова,  где  он выступил вместе с мастером разговорного  жанра
Синюхиным и жонглером Благонравовым.
   Синюхин,   дородный  краснолицый  и  громкий,   начал   первым,
прочитав  опешившим зрителям "Песню о Буревестнике". Зрители  явно
этого  не  ожидали.  "В гневе грома, - чуткий демон,  -  он  давно
усталость слышит, он уверен, что не скроют тучи солнца, - нет,  не
скроют." У многих возникло чувство, что они провалились в какую-то
другую реальность. Обрадовались далеко не все.
   Потом  на  сцену вытолкнули Шуйского. Он так и не решил,  имеет
ли  он  право петь? За него это определил гитарный виртуоз  Слава,
призвав  на  помощь  жонглера Благонравова,  без  усилий  которого
Шуйский бы на сцене не появился. Жонглер был болен ветрянкой и его
зеленое   пятнистое  лицо  -  нечто  среднее  между  маскировочной
раскраской и полотном художника Буткевича - волновало.
   Страх   заразиться  подтолкнул  не  переболевшего   в   детстве
ветрянкой  Шуйского к микрофону, где, как было сказано,  его  ждал
шумный  успех,  особенно  объяснимый на фоне  выступления  мастера
разговорного жанра.
   Правда,  в  середине  первой  песни  на  сцену  вновь  выскочил
Синюхин  - решил исполнить что-то на бис. Так на глазах у  изумлен
ной  публики  родился дуэт, авангардное звучание  которого  смогло
удовлетворить ценителей всего нетрадиционного.
   Наконец,  усилиями пожарника Бабаяна, Синюхина удалось затащить
за  кулисы, и последующие песни Шуйский исполнял либо в  одиночку,
либо под аккомпанемент виртуоза Славы.
   Позднее,  -  спустя  неделю, - Шуйскому  показали  любительскую
видеосъемку   концерта,  и  желание  сменить   работу   на   более
соответствующую   его  нынешней  популярности,   у   него   быстро
улетучилось. Он узнал о себе много нового. Взять хотя бы  это  его
манеру чесать за ухом и без конца дергать головой. Кроме того, его
неприятно   поразила   непонятно   откуда   взявшаяся   митяевская
интонация,  с  которой он исполнял некоторые свои  песни.  Шуйский
ужаснулся.  Откуда это взялось? Он ли это? Может быть это  жонглер
Благонравов?  Или  пожарник  Бабаян?  Внимательно  пригляделся   и
прислушался  -  ничего  подобного,  это  он,  Шуйский   ,   худой,
плоховыбритый,  в выцветшей водолазке и черных джинсах,  тот,  кто
вчера еще беззастенчиво наслаждался славой.
   Но  если  вернуться к концерту, то Шуйский после  второй  песни
пришел  в  себя,  и даже разглядел в далеко не переполненном  зале
знакомые  лица. В общем, он контролировал ситуацию,  и  голос  его
начинал дрожать только тогда, когда он объявлял новую песню.  И  с
первым аккордом все приходило в норму.
   Как  выяснилось  после просмотра видеосъемки -  пел  он,  мягко
говоря,  неважно,  но сам, к концу своего выступления,  был  почти
счастлив.  Он не ощущал тогда своей ущербности, и хорошо,  что  не
ощущал. А то бы упал в обморок, и это могли принять за сценическую
позу. Себя он таким образом потешил и стал причиной аплодисментов,
не  слишком продолжительных, но достаточно громких. Однако позднее
Шуйский  подумал, что аплодисменты предназначались, выходящему  на
сцену  жонглеру Благонравову, не без изящества покрытому зеленкой.
Он  потребовал  у Шуйского гитару, и в зале решили,  что  он  тоже
будет  петь  и  насторожились. Но нет, он начал  ею  жонглировать,
расстроив и гитару и Шуйского. Умный виртуоз Слава вовремя убежал,
свой инструмент из рук не выпуская.
   Короче   говоря,  первое  выступление  прошло  успешно.   Люди,
правда, не плакали и цветов не дарили, как будто знали, что на них
у  Шуйского  аллергия. И то что его спустя неделю от  собственного
выступления  всего  передернуло - даже неплохо.  Зазнаваться  надо
постепенно. А самое главное - он не заразился ветрянкой. Нет,  это
был очевидный успех.
   Второй раз просматривая видеозапись концерта в ДК и второй  раз
ужасаясь,   Шуйский  неожиданно  увидел  то,  что  заставило   его
зажмуриться.  Он  остановил пленку и,  прежде  чем  перемотать  ее
обратно, медленно прошелся по комнате.
   Следовало  успокоиться.  Ему могло  и  показаться.  Ведь  такое
случалось  с ним многократно. Сколько раз он некрасиво вздрагивал,
когда  встречал большеглазую длинноногую девушку,  может  быть  не
слишком на Алису похожую, но своим появлением способную в два раза
ускорить  биение его издерганного сердца. Наверное, и  теперь  был
тот  же случай. Он сел к экрану почти вплотную и принялся смотреть
заново.
   У  той,  что напомнила ему Алису, были короткостриженные волосы
пепельного  цвета / а не черные длинные/, изящные,  едва  заметные
очки  /  Алиса на зрение никогда не жаловалась/... Но беспокойство
не  проходило. Несмотря на то, что видеокамера, снимая зал,  почти
ни  на  ком  не  останавливалась и девушку, что  его  взволновала,
показала лишь однажды, Шуйский никак не мог унять волнение.
   Пять  лет  -  достаточный срок, чтобы убедиться  в  своей  неве
роятной  бездарности. И дело не в том, что он пишет плохие  песни.
Eсли  бы  они были так уж плохи - он бы догадался. Просто  он  без
дарно упустил то, что ему по праву принадлежало. И упустил не мало
-  Белое  озеро, земляничные поляны, день, ночь. И  даже  то,  что
находится  между днем и ночью - Москва, тоже было уже  почти  его.
Точнее сказать, все это принадлежало им двоим, а они друг другу.
   Но  подобное  не достается даром. Пять лет назад казалось,  что
цена  слишком велика. Если любовь заставляет тебя меняться,  а  ты
собою  прежним дорожишь - кому такая любовь нужна?  Кроме  того  -
действительно ли все это богатство по праву?
   И  что  же?  Теперь  нет  ни Алисы, ни прежней  жизни,  а  есть
подвал,  из  которого все реже хочется выходить на  свет.  Точнее,
намечается прямая дорожка - из подвала на сцену и обратно.  И  нет
ничего  промежуточного. Но ни из подвала, ни со сцены людей толком
не  разглядеть.  Его песни не настолько живы, чтобы  заменить  ему
Алису. Эта не самая оригинальная мысль пришла Шуйскому в голову не
в первый раз, но, пожалуй, впервые он не хотел ее прогонять.

                               Я   маску   не  замечаю,  настолько
                           привык,  что  совершенно спокойно  могу
                           ходить в ней даже по улице.
                               из журнала(29)

   Если  жена  Татьяна вряд ли могла помочь Оскару  Александровичу
Бургу,  то дочь его - другое дело. Звали ее - Екатерина, Екатерина
Бург,  Екатеринбург.  После возвращения одному  уральскому  городу
исторического  названия одноклассники дочку прозвали "Свердловск",
что  было не столько остроумно, сколько обидно. Но слава Богу,  те
времена  прошли, теперь Екатерина училась в медицинском институте,
где   о   Свердловске  больше  никто  не  упоминал,  и  она  вновь
превратилась  в  "Екатеринбург". Дочь неуловимо напоминала  Оскару
Александровичу  прежнюю Таню, еще до замужества. Внешне  вроде  бы
Катя  была  похожа на отца, то есть красавицей ее мог  назвать  не
всякий. Но разве в этом дело? От прежней Тани был легкий характер,
хорошо  скрываемое  ребячество и звонкий голос, пробивающий  любую
стену, любую броню.
   Поэтому Оскар Александрович дочь свою обожал, но с тех пор  как
Катя  поступила  в  медицинский в Санкт-Петербурге,  видел  ее  не
часто. Но когда дочь все-таки приезжала /иногда случалось, что  на
выходные/, Оскар Александрович преображался и домой возвращался  с
удвоенной скоростью, бегом, несмотря на неизбежную встречу с женой
и свистки разгневанных милиционеров.
   На  этот  раз  дочь  приехала как никогда вовремя.  Бург,  заму
ченный последними событиями, наконец-то получил возможность излить
душу  и был утешен. Катя как будущий медик провела с отцом бесплат
ный  сеанс психотерапии, после чего удалилась, но вскоре вернулась
с билетами в цирк, полученными, правда, не совсем бесплатно.
   -  Папа,  когда  ты  в последний раз был в  цирке?  -  спросила
дочка. Оскар Александрович надолго задумался, но вспомнить  так  и
не смог.
   -  Вот  и  отлично, - поставила диагноз Катя. - Одевайся  немед
ленно в самое лучшее и пойдем. Бург вздрогнул.

   Цирк  удивил Оскара Александровича. Клоуны, например,  отбывали
номер.  Они  изображали корриду, но вместо  быка  на  арену  вышла
ленивая  овца.  Клоунам было где развернуться,  но  они  предпочли
пустое  кривляние  и столетней давности репризы. Закончилось  тем,
что на арене все уснули, включая овцу. Накрылись красной тряпкой и
захрапели. Оскар Александрович едва к ним не присоединился. Но тут
под  куполом закружилось что-то невероятно легкое и белое.  Ангел?
Может  быть  и так, только в обличье девушки-подростка.  Зазвучала
такая музыка, от которой Оскару Александровичу сделалось спокойно,
и  мысль о том, что летать под куполом, наверное, опасно - так ему
и  не  пришла.  Он смотрел, запрокинув голову, на хрупкую  фигурку
вверху, с каждым новым ее угловатым движением все больше приходя в
себя.  Напоследок  он подумал, что этот ангел  мог  бы  учиться  в
гуманитарной гимназии / не в техническом же лицее?/. Не  исключено
что в 10"Б".
   Ему,  конечно, стало грустно. Но эта грусть на некоторое  время
вытеснила ту растерянность и злобу, которой он был переполнен.  На
час, на два, но вытеснила.

   На  следующий  день Бург явился в гимназию за  сорок  минут  до
начала  занятий,  разбудил ночного сторожа  Леху,  взял  ключи  от
спортзала  и войдя туда - повесил на брусья пиджак. А сам,  тяжело
дыша,  полез по канату наверх, что означало - посещение  цирка  не
прошло  для  него бесследно. Правда, на легкого белого  ангела  он
мало походил. И не только потому, что рубашка у него была синяя, в
клетку, а не белая, как всегда.
   И  все  же,  главное, конечно, самоощущение.  А  оно  у  Оскара
Александровича было с утра особенное, и чем выше он забирался, тем
особенней.
   Таким  вот и застала своего классного руководителя Нина Печкина
из  10"Б".  Будучи  поклонницей фильма  "Групповое  самоубийство",
увидев Оскара Александровича/Нику/ на шестиметровой высоте  -  она
подумала о худшем. Боясь ускорить развязку, Нина все-таки рискнула
спросить:
   - Что с вами, Оскар Александрович?
   Бург привычно вздрогнул, но сразу же нашелся что ответить:
   - Это я лампочку меняю. Перегорела, понимаешь.
   -  Понимаю,  -  сказала Нина, с удивлением  глядя  на  потолок.
Никаких лампочек поблизости не было.
   Тем  временем  Бург  не  без  труда спустился  вниз.  Ноги  его
дрожали, но на лице проступала улыбка. Если на свет посмотреть.
   Убедившись  в том, что ничего интересного больше не  ожидается,
Нина  Печкина пошла в раздевалку, а Оскар Александрович направился
к  себе  в  лаборантскую. Серый пиджак его так и  остался  одиноко
висеть на брусьях.

   У  10"Б"  история  с Юлей Гуляевой вызвала интерес.  Даже  нево
змутимый  Егор Бахманов был в какой-то мере заинтригован.  Правда,
его   больше  интересовала  собака.  Егор  считал  себя   собачьим
знатоком,  посещал соответствующие выставки и его сильно волновало
-  что будет с той кавказской овчаркой, покусавшей Гуляеву. А  вот
сестра-близнец   Егора   Дуся  озабочена   была   совсем   другим.
Действительно ли в городе активно действует секта каннибалов? Нина
Печкина, ссылаясь на сюжет "Группового самоубийства", была в  этом
абсолютно   уверена.  А  вот  Дуся  еще  сомневалась.  Ведь   брат
утверждал,  что кусал Гуляеву не человек, а собака. Об  этом  Дуся
Бахманова Нине и сказала. Но та отреагировала немедленно:
   - Ну и что? Значит в эту секту и собак принимают.
   Тогда  Дуся решила обратиться к Ахмедову из 11"Б",  но  тут  же
вспомнила,  что порвала с ним вчера навсегда. Как не  вовремя  это
произошло.  Нет  чтобы  протянуть еще день-другой.  Ахмедов-то  уж
точно  объяснил  бы ей что к чему. Но ничего не поделаешь.  Теперь
приходилось рассчитывать только на свою сообразительность. И  Дуся
бесстрашно  пошла  на  мозговой штурм, с гневом  отвергнув  помощь
Стаса Комова.
   Возрос  в  классе  интерес  и  к  личности  Олега  Мохова   как
активного участника всей этой драмы. Похоже, одноклассники  просто
устали видеть в нем только шутника. Роль же страстного и, главное,
неудачливого поклонника была нова. Лучшая мужская роль недели. Кто
получил женскую /апельсинами и мандаринами/ - и так понятно.  Хотя
возможно,  что возросшее внимание к Олегу было связано с возникшим
интересом женской части класса к его брату Льву. Что это  за  Лев,
вокруг  которого  кипят  такие страсти?  Дуся  Бахманова,  вовремя
вспомнив об окончательном разрыве с Ахмедовым, подумывала  даже  о
том,   чтобы   посмотреть  издали  на  Льва  Мохова.  Всего   лишь
посмотреть.
   Но  тут,  беспардонно  прервав  все  разговоры  и  размышления,
явилась  завуч по учебной части Галина Ивановна с сообщением,  что
физрук  Юрий  Павлович заболел французской  болезнью  и,   поэтому
сейчас у 10 "Б" вместо физ.культуры будет урок французского.

                               Если вам кто-нибудь скажет, что  не
                           смог выдержать потому что это свыше его
                           сил, - не верьте. Человеку дается ровно
                           столько, сколько он может снести.
                               из книги(30)

   Шуйский  пересматривал  запись  своего  концерта  в  ДК   имени
Мясникова  два раза за вечер, пока его за этим постыдным  занятием
не застал виртуоз Слава.
   Увидев  такое,  Слава, в дальнейшем именуемый  просто  Виртуоз,
полез в письменный стол за градусником, но передумал и решил сразу
звонить  в  службу  спасения. Действительно, человек  пропадал  на
глазах.  Но Шуйский сказал, что "это бесполезно, у них  все  равно
нет сварочного аппарата".
   Аргумент был убедительный, и Виртуозу пришлось смириться.
   Шуйский  понимал,  что ведет себя глупо, но вместо  того  чтобы
спрятать  кассету подальше или того лучше - записать на  нее  матч
"Рома"  :  "Лацио", он, в припадке откровенности, проговорился  об
Алисе. Так только, в двух словах, даже имени ее не называя.
   Но  Виртуозу и этого было довольно. С некоторых пор он  почему-
то взял Шуйского под покровительство, например, выталкивал того на
сцену или сочинил хвалебную статью в "Первую молодость"... Как  он
мог пройти мимо пепельной блондинки? Тем более что он ее, кажется,
знал...
   - Ты серьезно? - не поверил Шуйский.
   - Дай-ка еще посмотреть... Ну конечно. Это же Алиса Сереброва.
   Неужели Шуйский все эти пять лет ждал, что кто-нибудь придет  к
нему  и  скажет, показывая все равно на кого: "Ну конечно, это  же
Алиса..."
   Первая  мысль была такая: "И что теперь? Что принято в подобных
случаях  делать?  Кричать от радости? Сдержанно молчать  и  цедить
сквозь зубы что-то вроде "я всегда знал"...
   То  что первая мысль была именно такая - почти ужаснуло его.  А
в  правду  ли  он  любит  Алису? Мало ли что  в  подобных  случаях
принято.  Ему что - требуются образцы поведения? А не провести  ли
интерактивное шоу? Как скажет большинство - так и будет.
   Но  был  ведь  еще  Виртуоз - выразитель общественного  мнения,
немного  охрипший голос народа, знающий не только семь нот,  но  и
Алису в придачу.
   Тут  вдруг Шуйский опять преобразился. А что если это  все-таки
не  она?  Фамилия-то  другая. Тем более что в  этом  городе  Алиса
никогда  не бывала. Это не Москва и не Амстердам. И тем  более  не
поселок на Белом озере.
   -  Ты знаешь, по-моему это даже не совпадение, - сказал Шуйский
и испытал неожиданную легкость.
   - Ну, это легко проверить.

   Выяснилось,   что   Алиса  Сереброва  -  известная   в   городе
тележурналистка.  Пожалуй, лишь Шуйский ее  не  знал,  потому  что
местное  телевидение  не  выносил с детства.  Оно  напоминало  ему
местное  радио. Такое же допотопное и неповоротливое,  с  заразным
клеймом  провинциализма. Если долго слушать или смотреть  -  можно
потерять вкус.
   -  Нет, это не она, - узнав про телевидение, совсем уж свободно
вздохнул Шуйский.
   - И все-таки ты должен ее увидеть, - не отставал Виртуоз.
   - Зачем?
   -  Ну  как же... Что-то ее на твой концерт занесло... Послушай,
- встрепенулся Виртуоз. - Если тебе все равно, то мне - нет. Вдруг
-  нас покажут по телевизору. Ты понимаешь, как это мне поможет? Я
же буфеты делать не уме