овательно и  нет
никакого хода. Логика физрука поражала своей стройностью.
   Директор  гимназии  Мирослав Афанасьевич  Ходунов  не  верил  в
существование подземного хода по другой причине - исключительно по
служебной необходимости. Во вверенном ему учебном заведении такого
безобразного  излишества просто не могло быть. В уставе  гимназии,
утвержденном  городской администрацией с первого  раза,  подземный
ход  не  упоминался даже косвенно и, следовательно, вера Мирослава
Афанасьевича имела документальную основу.
   Оскар  Александрович  тоже вначале не  воспринял  предположение
Шуйского всерьез. Но затем, в течении какого-то получаса, проникся
этой новой идеей и стал ее твердым сторонником. Может быть потому,
что  человеку,  даже если он Бург, обязательно надо во  что-нибудь
верить.  Иначе  его жизнь пуста и бессмысленна. Подземный  ход,  в
таком случае, не самый плохой объект для приложения своей веры.

   -  Ну  что, пошарим в подвале? - спросил Шуйский, хотя все было
уже давно решено.
   Шел  восьмой  час вечера. И сам Шуйский, и Оскар  Александрович
успели сбегать домой - поужинать, запаслись фонариками и вернулись
в  гимназию  уже  тогда, когда ночной сторож Леха,  широко  зевая,
закрывал двери на ночь.
   Никто  кроме  самих участников поисковой экспедиции  о  предсто
ящем  походе не знал. Оба не спешили делиться этим даже с родными,
чтобы  не  выглядеть окончательными дураками. Сами до сих  пор  до
конца  не  верили в то, что ход существует. Но даже если бы  Оскар
@лександрович решился рассказать жене о том, что собирается делать
вечером - она бы никогда не поверила. Не то чтобы Бург часто давал
повод ему не верить. Просто срабатывало традиционное мышление. Вся
мировая литература основана на супружеских изменах, а сюжеты, если
литературоведы не врут, в книгу попадают обычно из  жизни.  Иногда
происходит и обратный процесс, что тоже Татьяну Михайловну Бург не
радовало.  В  общем, в последние часа два Оскар Александрович  был
молчалив и сосредоточен, на Мохова уже не злился и воспринимал его
несколько  отвлеченно,  как  будто  бы  в  самом  деле   тот   был
литературный   персонаж.   После  чего   и   Оскар   Александрович
автоматически мог стать с ним в один ряд. Настоящий О.А. Бург ,  в
таком  случае, превращался всего-навсего в прототип,  а  подземный
ход  должен был искать опять-таки литературный герой. Но это  было
бы  уже  слишком. Ничего подобного Бургу в голову придти не могло.
Так  что  отрешенность преподавателя химии проще было бы объяснить
нервной усталостью. Но еще лучше - совсем ничего не объяснять.

   Шуйский  же воспринимал все как маленькое приключение.  Выдался
свободный  вечер  -  почему бы не занять  его  таким  образом?  По
телевизору  сплошные повторы. В гитаре лопнула  четвертая  струна.
Подходящей книги или хотя бы подруги в нужный момент не нашлось...
Имело    смысл   попробовать   что-нибудь   необычное.   Некоторые
предпочитают извилистые ущелья Анд, но это как-нибудь в  следующий
раз.

   До   наваленных  друг  на  друга  парт  добрались  сравнительно
быстро. В подвале по-прежнему был устойчивый запах краски,  да  не
одной.  Никакой  сквозняк не мог одолеть его.  Наверно,  он  и  не
пытался.
   В  ход  пошли  карманные фонарики, выделявшие  избранные  места
подвала. Избранное - не значит лучшее. Иначе не попадались  бы  на
глаза, потревоженные расплывчатым светом, предметы отвратительного
вида,  а именно испоганенная неведомым усердным хулиганом огромная
репродукция  Саврасова "Грачи прилетели"; одинокая  крышка  рояля,
пробитая   чем-то,  что  было  размером  с  человеческую   голову;
внушительной  величины  глобус  с  глубоким  кратером   на   месте
Северного   полюса...   Куда   только   смотрела   противопожарная
инспекция?  Наверно,  у  нее не было хотя  бы  одного  плохенького
карманного фонарика, чтобы высветить все это безобразие.
   Первым шел Шуйский. Прижавшись спиной к стенке, продвигался  он
медленно, боясь обрушить всю груду парт и остаться здесь навсегда.
Слегка  игривое  настроение, в котором  он  пребывал  несмотря  на
серьезность  задуманного  дела, незаметно  сменилось  неосознанной
тревогой.
   Что-то   похожее  почувствовал  и  Оскар  Александрович.   Ему,
человеку  в  общем-то не слишком впечатлительному и уж  во  всяком
случае  - без поэтических фантазий, - показалось, что он находится
в  каком-то  средневековом подземелье, в  котором  вот-вот  начнут
твориться  необъяснимо  ужасные вещи. У Бурга  даже  дыхание  пере
хватило.  А  тут еще, пытаясь переложить фонарик из руки  в  руку,
Оскар  Александрович выронил его на каменный пол, и  стало  в  два
раза темнее.
   - Что случилось? - почему-то прошептал Шуйский.
   - Да вот... уронил... Сейчас подниму...
   - Осторожнее, лучше не нагибайтесь. Вы все тут опрокинете.
   Из-за  больной  поясницы  он сам не нагибался  и  других  этого
удовольствия лишал.
   И  немедленно раздался какой-то зловещий скрип, после  которого
у  Бурга  отпало всякое желание не то что нагибаться, но и  вообще
двигаться.  Он  даже  закрыл глаза, в попытке  уйти  внутрь  себя,
подальше от этих скрипов.
   -  Что  это  было?  -  немного  придя  в  себя,  спросил  Оскар
Александрович.
   -  Может  быть  сквозняк  дверь открыл?  -  неуверенно  ответил
Шуйский.
   - Какую дверь?
   - Откуда я знаю.
   Правильнее  было бы повернуть обратно, но как-то неудобно  было
друг  перед  другом. Все-таки не клад искали, а  человека.  И  при
первом скрипе готовы бежать прочь как младшие школьники.
   Шуйский  художественно изобразил на своем лице  бодрую  улыбку,
но  цели своей не достиг - Оскар Александрович ее не увидел. Тогда
столяр произнес как можно тверже:
   -  Пойдемте быстрее, а то я, кажется, программу не на ту неделю
посмотрел. Сегодня же "Спартак" играет... Вроде бы...
   Но нет, не чувствовалось в его голосе нужной твердости.
   Пройдя  опасный  участок, они оказались на  перепутье.  Коридор
раздваивался.  Выбирать приходилось между западом и востоком.  Над
ними,  судя по всему, располагался кабинет математики. Значит  тот
коридор, что вел налево, проходил под кабинетами географии,  химии
и  учительской,  и,  если раньше не заканчивался,  то  еще  и  под
спортзалом.  Как  раз  по  направлению к  кладбищу,  до  которого,
правда, было километра три.
   Шуйского мучительно влекло именно в этом направлении. А  Оскара
Александровича  уже  никуда не влекло / чтобы добраться  до  дома,
надо  было  вновь  протискиваться между парт  и  в  любую  секунду
ожидать нового зловещего скрипа/.
   Сквозняк  усиливался.  Темнота сгущалась,  хотя,  казалось  бы,
некуда  было  больше. Свет карманного фонарика стал выхватывать  у
темноты   какие-то   жалкие   крупицы   действительности,    вроде
искореженной  ржавой  вешалки  или  помятого  ведра...  Но  и  они
выглядели   здесь  значительно.  Казалось,  они  специально   были
расположены таким образом, чтобы вызывать отвращение. Наступить на
такое  ведро было все равно что босиком наступить на  ужа.  Не  то
чтобы опасно, а просто противно.
   И  тут  произошло  то,  чего  ни  Шуйский,  ни  Бург  никак  не
ожидали...

                               Спинка у табуретки есть. Только она
                           очень далеко.
                               из корзины(9)

   Оля  Баритончик видеть не могла, как мучается ее  Лев  от  того
что  брата  до сих пор не нашли. Пыталась отвлечь, и все неудачно,
кроме раздражения в друге ничего не вызывая. Ее неуместные шуточки
резали  слух.  Слова  утешения  проходили  мимо,  как  будто   они
находились на чужой волне. И от этого ей самой хотелось плакать во
весь  голос.  И  она  плакала, вынуждая Льва суетиться  в  поисках
стакана  воды.  Стакан находился, Оля немного  успокаивалась.  Лев
садился  в  кресло и мрачно перелистывал какую-то  толстую  книгу,
слегка  похожую  на телефонный справочник. Оля садилась  у  ног  и
растерянно смотрела на Льва, на книгу, на потолок... Так  было  до
тех пор, пока не зазвонил телефон.
   Лев  поднял трубку и вступил в разговор, от которого Оле  стало
совсем грустно.
   -  Ты  же  знаешь  - что у меня произошло, - сказал  Лев  Мохов
своему  однокурснику  Прохорову  и,  нетерпеливо  выслушав  ответ,
продолжил:  -  Нет,  никак не могу. Играйте без меня.  Капитанский
конкурс  я  сочинил, пускай кто-нибудь выйдет и прочтет.  Хотя  бы
ты... Что значит - "нужен не только текст, но и весь я"? Вот выйди
и изобрази всего меня.
   Вечером  должен был проходить полуфинал первенства города,  где
выступала и его команда технического института. Шансы пробиться  в
финал были велики, но шутить сейчас казалось делом немыслимым.
   -  Заезжай,  я тебе текст капитанского передам...  -  продолжал
Лев. - Прямо сейчас... подожди, он же у меня в папке... Да, точно.
Как  что никуда ехать не надо. Папка в общаге, в 23-ей комнате  на
тумбочке  у  Боброва...  Добавь от  себя  пару-тройку  шуток  и  -
порядок...
   Но тут в разговор включился еще один человек, после чего Лев  о
капитанском конкурсе уже не вспоминал. Еще бы, трубку  взял  некто
Боб.  Боб,  оказывается,  общался с Олегом  в  день  исчезновения.
Причем,  часа в три дня. Получается, брат приходил в 23-ю  комнату
общежития  и  ждал там Льва какое-то время, знал, что  тот  должен
туда прибежать на репетицию сразу же после института. Но не дождал
ся. Лев в тот день вообще в общежитии не появился. А Боб в тот  же
вечер  загулял, у себя не ночевал два дня, про исчезновение  Олега
до последнего но слышал и только пять минут назад объявился.
   Лев  расспросил  Боба  -  не хотел ли Олег  передать  ему  что-
нибудь? Нет, не хотел. Собственно, Боб ушел из комнаты раньше. Так
что Олег оставался один...
   Лев  почувствовал,  что здесь может быть какая-то  зацепка.  Да
что Лев, даже Оля, сидя у его ног, почувствовала.

                               Первым, на кого я обратил внимание,
                           был капитан Блэнд. Его считают одним из
                           самых   блестящих  офицеров  британской
                           армии.  По-моему, он к тому же и  самый
                           глупый;  вероятно, это  необходимо  для
                           каких-то стратегических целей.
                               из книги(10)

   Ни  Шуйский,  ни  Бург  никак не ожидали,  что  тишину  нарушит
человеческий  голос,  хотя  искали здесь  именно  человека.  Голос
ворвался  в  подвал внезапно, слегка искаженный эхом  и  полностью
преображенный  страхом.  Их  обоюдным страхом,  многократно  увели
ченным едкой темнотой.
   Бесспорно,  это  был человеческий голос, но усиленный  каким-то
странным завываньем. Будь у Шуйского прическа покороче - волосы на
голове непременно бы дыбом встали.
   Оскар  Александрович в очередной раз подумал, что педагогика  -
наука  невероятно сложная и полная тайн, и зря жена Таня без конца
называет  его  бездельником.  Бездельники  не  бродят  по   темным
подвалам с одним фонариком на двоих.
   Сразу после этого Оскар Александрович великодушно подумал,  что
профессия  столяра - тоже требует определенных  усилий,  и  многие
тайны столярного дела до сих пор не раскрыты.
   А  странный  голос  тем  временем все  завывал,  сопровождаемый
какими-то дополнительными звуками.
   Шуйский  подался вперед, наткнулся-таки на пустое ведро,  замер
и, внезапно пораженный открытием, произнес:
   - Господи... Так это же я...
   - В каком смысле? - не понял Бург.
   - Это же я пою.
   - То есть как?
   - Это мой голос. И я им пою.
   -  Так  это  песня? - стал догадываться Оскар Александрович.  -
Никогда бы не подумал.
   -  Вот  именно. Песня. Из альбома "Пиши пропало" Но почему  она
звучит здесь?
   Шуйский  направил  фонарик  на стены,  на  потолок  и  высветил
неприметное  отверстие, которое вполне могло быть  вентиляционным.
Так и есть, оттуда и доносилась песня.
   -  Может быть, это ночной сторож наверху слушает, - предположил
Бург
   -  Наверно. В учительской. Но почему меня? Есть столько  других
исполнителей.   Элвис  Пресли,  Джон  Леннон.  Миша  Кабардинский,
наконец... Почему я?
   Чтобы   не  говорили,  но  растерянность  Шуйского  была   куда
предпочтительнее его же страха.
   До  сих  пор  Шуйский мало задумывался о своем  слушателе.  Как
говорил  один  его знакомый: "Он был по другую сторону  барабанной
перепонки". Надо было опуститься ниже уровня земли, чтобы услышать
себя со стороны.
   Шуйский  еще не решил - хороша ли его песня, уместна ли?  Вроде
бы  нехороша. Во всяком случае - в его исполнении. Но не  все  так
просто.  Не исключено, что он не дорос до понимания своих собствен
ных  песен.  Допустим, альбом "Пиши пропало" опередил свое  время.
Или  он,  Шуйский,  позорно  отстал от  времени,  позволив  своему
подсознанию вырваться вперед. Отсюда волна непонимания.

   Оскар  Александрович был озабочен совсем другим. И  не  скрывал
этого.
   -  А нельзя ли искать быстрее? А то жена ночевать не пустит,  -
сказал он решительно. Откуда только такая решительность взялась?
   - Что ж, это можно.
   И  Шуйский возвысил свой голос. Больше не таясь, он звал  Олега
Мохова, и прирученное эхо, находящееся на подхвате, разносило  это
имя,  а  заодно  и фамилию, по всему подземелью. Так,  наверно,  и
рождаются  новые  песни.  Один  музыкальный  критик  назвал  нечто
похожее "овеществленной импровизацией". Только что ничего не было.
Точнее,  были беспомощность, разочарование, назойливо  жал  правый
ботинок,   жалостливо  цокали  подковки  Бурга.   Давила   гнусная
подвальная  сырость.  В ушах звенело. Необъяснимый  страх  еще  до
конца  не  выветрился.  И  вот уже в черном,  слегка  разбавленном
бледным светом воздухе, возникает новая песня, слова которой полны
неподдельной  искренности. Их немного. Всего два -  "Олег  Мохов",
зато  и  возможности  сфальшивить  ограничены.  Слова  означают  -
"давай,  находись быстрее, и мы тут же уберемся отсюда.  Мы  здесь
лишние.  Мы  еще не заржавели, как ведро или вешалка.  Мы  еще  не
списаны, как парты. Здесь так сыро, что перестаешь быть добрым.  И
так  противно,  что  забываешь жалеть самого себя.  Все,  надоело.
Выходи. В мире есть столько разных мест, предназначенных для того,
чтобы  валять  дурака,  что глупо делать это  в  неприспособленных
помещениях".  Вот  что  такое "Олег Мохов" в исполнении  Шуйского.
Мелодия   неопределенна.  Музыкальные  темы  не  повторяются.   На
подпевках   не  лишенный  необходимого  слуха  Бург.  Его   слегка
простуженный  голос  даже  приятен. Ритм  поддерживается  звуками,
доносящимися   из  вентиляционного  отверстия.  И,  главное,   оба
чувствуют,  что  Мохов  где-то  поблизости.  То  есть,   выбранное
музыкальное  направление верно. И значит, рано или  поздно  придет
признание.

                               "Буди ми другъ."Онъ же рече:
                               "Такъ отворю". И подаста руку  межъ
                           собою"
                               из книги(11)

   -  Сама  посуди, - говорил Лев Оле очевидные вещи. - С чего  бы
Олег   просто  так  пошел  в  общагу?  Значит,  что-то  случилось.
Родителям  по  телефону ничего не сказал, ждал меня. Зачем?  Ясно,
только  мне мог объяснить, что произошло. Заметь, записки  никакой
не оставил, вечера дожидаться не стал. Какой из этого вывод?
   - Какой? - захлопала глазами Оля.
   -  А  такой... Что-то случилось в гимназии или сразу после нее.
И Олег, не заходя домой, бежит в общагу. Это ближе, чем до дома. И
ждет  меня,  хочет что-то спросить или передать.  Если  что-нибудь
случилось  раньше,  накануне, например, то  он  бы  дома  мне  все
рассказал. Утром мы виделись.
   - Понимаю.
   -  Теперь  вопрос  -  что могло случиться? Ты  Олега  почти  не
знаешь,  но  будь  уверена  - он иногда  такие  штуки  вытворял...
Однажды  в  пятом  классе подвешенный к потолку шест  в  спортзале
медом намазал.
   - Зачем?
   -  Чтобы  ладони  во  время  эстафеты  не  скользили.  Ну,  про
портреты я тебе, кажется, говорил.
   - И что же?
   -  А то, что он кого хочешь обидеть может. Но чтобы его обидеть
-  надо  было  постараться. И если кто обидел - это  не  могли  не
заметить.
   -  Может быть, он сам себя обидел, - глубокомысленно произнесла
Оля.
   - Ага... Сам себя по щекам отхлестал...
   - Ну почему же... Мало ли...
   -  Который  сейчас час? Восемь? Так, гимназия уже закрыта.  Все
наши на КВН-е. С его одноклассниками надо встретиться.
   - А ты знаешь, где они живут?
   -  По  крайней  мере, знаю, где живет один. Я ему однажды  чуть
морду не набил.
   И Лев мечтательно закрыл глаза.

   Дверь  отворил  сам  Комов, - коренастый  брюнет  в  спортивном
костюме  с  ярко-красным тяжелым полотенцем на плечах. Самбист  /о
чем  Лев не знал/, почти отличник. Но известен был больше тем, что
снимался  в  эпизодической  роли в молодежном  сериале  "Последний
звонок", играл жестокого предводителя фанатской группировки.
   -  Я  пройду?  -  бесцеремонно  спросил  Лев,  не  потрудившись
поздороваться.
   Комов  от  неожиданности пропустил. Вслед за Львом  в  квартиру
шмыгнула и Оля Баритончик.
   -  Родители дома? - задал самый важный вопрос непрошеный гость,
заглядывая в комнату.
   - В театре. А что случилось?
   - Ты разве не знаешь?
   - Насчет Олега, что ли? Я-то здесь причем?
   Вот это мы сейчас и узнаем.
   Руки   Льва  потянулись  к  ярко-красному  тяжелому  полотенцу,
которое все еще висело на шее Комова...

   Примерно  полгода  назад между старшим  из  братьев  Моховых  и
Олегом Комовым произошла первая стычка, причина которой была более
чем серьезна. Комов обвинил Льва в плагиате. По городу прокатилась
информация,    что   будто   бы   КВН-щики   вовсю    использовали
интернетовские  анекдоты, слегка их переделывая. В  сущности,  так
оно  и  было,  но Лев тут оказался совершенно ни при  чем.  Просто
Комов  таким  образом  сводил счеты с Олегом,  с  которым  нередко
ссорился в гимназии. Надо заметить, что придумать повод для  ссоры
Олегу труда не составляло.
   Кое-кто  с  радостью  поверил, что Лев  с  друзьями  занимается
плагиатом,  Комов все сделал умело / почти отличник/,  использовал
газетку "Первая молодость", которая печатала все подряд. При  этом
сам остался несколько в стороне.
   Впрочем,  вычислить Комова было легко. Лев помчался в  гимназию
выяснять отношения и непременно бы выяснил, если бы не физрук Юрий
Павлович.  До  драки  не дошло, хотя и Лев,  и  Стас  оказались  в
учительской...  Через  три  дня  в  "Первой  молодости"  появилось
опровержение предыдущей статьи. Скандал вроде бы утих. Но,  вполне
возможно, Комов не успокоился...

   Итак,  руки  Льва  потянулись  к полотенцу,  но  тут  в  Комове
проснулся самбист, и через секунду кавээновский капитан уже  лежал
на  полу,  уткнувшись  лицом в йеменский  ковер  желто-коричневого
ворса.  Кто бы знал, как это унизительно - быть поверженным каким-
то паршивым Комовым /почти отличником/, не добившись ровным счетом
ничего.
   Но  тут  произошел  важный поворот в истории,  ко  Льву  Мохову
присоединился и сам Комов. Места на йеменским ковре  хватало.  Это
означало,  что  в  бой  был  пущен  засадный  полк,  то  есть  Оля
Баритончик,  в чьих руках воинственно блестела лакированная  маска
сомалийского   колдуна,  только  что  снятая  со  стенки.   Именно
деревянной маской перепуганная Оля приложилась к затылку Комова, в
робкой надежде сравнять счет.
   Два  поверженных мужчины, а над ними хрупкая девичья фигурка  -
эта картина впечатляла.

   Через  пятнадцать минут все трое относительно мирно  сидели  за
журнальным  столиком, на котором кроме наполненных ароматным  кофе
чашек имелись еще несколько сортов печенья, фрукты и прочее.
   -  А  то  может  быть водки выпьем? - предложил Комов,  потирая
ушибленный затылок.
   - Ты с ума сошел, - прорычал Лев.
   -  А  что такого? Я же не самогон предлагаю. Или студенты водки
уже не пьют?
   -  Н