что  же  теперь  ему  надо было делать?  Вынюхивать  у  одно
классников, куда могла запропаститься эта гадина Мохов? Лазить  по
чердакам  и подвалам? Обзванивать больницы и морги? /что наверняка
уже   сделали  любящие  родители/.  Впрочем,  формальностями  Бург
пренебрегать  не  стал и принялся вынюхивать,  лазить  и  звонить,
хорошо  понимая, однако, что занимается пустым делом. Но  даже  им
надо было заниматься добросовестно.

   10"Б"  встретил  новость веселым гоготаньем. Дескать,  "загулял
Моховик" или даже "знали бы где находится - сами бы туда сбежали".
   Оскар  Александрович такие заявление не воспринимал, в  отличии
от  Аллы Евгеньевны, которая подслушивала под дверью и как  только
раздались первые возгласы - ворвалась в аудиторию и устроила  всем
грандиозный разнос...
   В  городском морге работал телефонный автоответчик, от которого
невозможно было добиться ничего толкового.
   На  чердаке гимназии и без Мохова было полно всякой гадости, от
заплесневевших   портретов  членов  Политбюро  до  обезглавленного
пластмассового  скелета меч-рыбы. А Мохов не только  отсутствовал,
но  и  никаких  следов его обнаружено не было, если только  не  он
оторвал у рыбы голову.

   10"Б" действительно не слишком серьезно отнесся к тому, что  их
одноклассник  не  ночевал дома. Во-первых, кое-кто  из  десятиклас
сников  это делал неоднократно/ например - Егор Бахманов. Поговари
вали,  что  у  него где-то на стороне уже есть годовалый  ребенок.
Егор многозначительно не подтверждал, но и не отрицал этого/.  Во-
вторых, Олег Мохов был не из тех, к кому можно относиться всерьез.
К  его  выкрутасам давно привыкли, как привыкли уже  к  дождливому
лету или безвкусному теплому чаю в гимназической столовой.
   Сегодня  обсуждались вещи куда более интересные и  серьезные  -
только  что вышедший сборник лучших песен "Сопли-2000" и саундтрек
к  фильму  "Групповое самоубийство". Нина Печкина "Групповое  само
убийство"  посмотрела  уже трижды и ждала сегодня  после  гимназии
новую  встречу  с любимыми героями и композициями. Правда,  Толику
Гурееву  ни фильм, ни саундтрек к нему не нравились и все смотрели
на него как на развесившего сопли самоубийцу.
   Была  еще одна тема, по сравнению с которой исчезновение Мохова
было  пустячком.  Дуся Бахманова - сестра-близнец Егора,  кажется,
всерьез увлеклась Ахмедовым из 11"Б", а ведь все были уверены, что
у нее роман с Леонидом Игоревичем, преподавателем физики. /Знал бы
об этом сам физик - с ума бы сошел. Ведь ничего не было. Просто на
новогоднем вечере они вместе танцевали вальс/.
   Кроме  того, Дусю давно /вторую неделю/ любил Стас Комов,  одна
из  самых  заметных личностей класса. Но Бахманова  по  непонятным
причинам  обходила  его стороной. Чем Комов был  хуже  Ахмедова  -
никто  понять  не  мог. Именно эту тему и обсуждали  на  последних
уроках   Стас и его сосед Егор Бахманов / только на уроках, потому
что  на  переменах было некогда/. Егор обещал Стасу  поговорить  с
сестрой и направить ее любовные порывы в нужном направлении.
   Тише  всех,  предпочитая  ничего не обсуждать,  вела  себя  Юля
Гуляева, что на нее было совсем непохоже. Но мало ли что заставило
ее так вести? Иногда привычная жизнь надоедает, хочется сменить не
только  прическу, но и кое-что посущественней. Бывало,  даже  Егор
Бахманов становился до отвращения примерным и занимал третьи места
на олимпиадах по литературе и английскому. А потом уходил в загул.
Правда его родители, в отличии от некоторых, в гимназию не звонили
и панику по пустякам не поднимали.
   В  общем,  10"Б"  действительно не слишком серьезно  отнесся  к
тому, что Мохов не ночевал дома.

   А  Оскара Александровича тем временем уже занесло в подвал, где
пахло  всеми  цветами  радуги, то есть  красками,  оставшимися  от
летнего ремонта. Проводником вызвался быть столяр Шуйский,  но  не
преуспел,  и  вскоре  следствие  благополучно  зашло  в  тупик,  в
заключении  потревожив  мышиное  логово.  Пришлось  Бургу   спешно
возвращаться, идти на вахту, чтобы звонить домой и говорить  -  по
какой  причине  он задерживается. Но делал это Оскар Александрович
неохотно.

                               И твой сверкнувший молнией восторг
                               Стряхнут,   как   будто   пепел   с
                           сигареты.
                               из книги(5)

   Возможно,  бегать  по дурацким чердакам и  подвалам  -  занятие
более увлекательное, чем общение с женой Таней. Конечно, так  было
не всегда. Когда-то Бург по Тане с ума сходил. Время показало, что
не без последствий. Еще до знакомства, когда учился в своем родном
Питере,  почти  ежедневно  видел ее на ближайшей  к  дому  станции
метро,  привык  к ней и, однажды прибегнув к помощи друзей,  узнал
номер  ее  телефона, запомнил его и до сих пор, спустя двадцать  с
лишним лет, мог по памяти повторить эти заветные цифры несмотря на
то,  что  номер  телефона  был  не  танин,  а  приемной  какого-то
"Рыбоконсервного" завода, что означало - розыгрыш друзей удался на
славу.  Но  расстраиваться было некогда. Он  вообще  обошелся  без
телефона. Дождался ближайшей пятницы и, в привычный час, прямо  на
эскалаторе,  пригласил  ее на танец. Она, разумеется,  отказалась.
Танцевать на эскалаторе было ужасно стыдно. Иначе и быть не могло.
Тем не менее это была почти победа, потому что ни с кем другим она
танцевать не стала. Впрочем, больше никто и не приглашал.
   Оставалось  ждать следующей пятницы, для того чтобы  пригласить
Таню на настоящие танцы во Дворец Культуры. Однако, из-за переноса
пятницы  на  воскресенье,  а субботы на понедельник,  долгожданный
вечер  наступил  несколько  позже,  зато  был  необыкновенен.   Он
проводил  Таню  домой.  Деревья в начале  того  удивительного  мая
казались прозрачны, ветер, утративший недавнюю настойчивость,  вел
себя  настолько  сдержанно, что даже на расстоянии вытянутой  руки
было  слышно дыхание друг друга. Но нет, никаких вытянутых рук  не
требовалось.  Были пустые и оттого звонкие разговоры,  к  полуночи
слегка  приглушенные расплывшейся темнотой. Глупости, сказанные  в
тот  вечер, были не только милы, но просто образцово-показательны.
Ведь  не Парменида же им было цитировать? Никто не собирался  друг
друга поражать остроумием или красотой, или добропорядочностью.
   Оскар  чувствовал Таню так, как не чувствовал до этого ни  одну
женщину. Все - и легкие, без искусственного головокружения,  духи,
и  моментальные  вспышки  ее улыбки, и  почти  подростковый  тембр
голоса, - вели его верной дорогой. Впервые он не подбирал слов, не
следил  за своей походкой, а просто говорил и шел. А если замолкал
и останавливался, то никакого объяснения не требовалось. По словам
Тани,  она  тоже ощущала нечто подобное, хотя к этому  добавлялось
еще и чувство защищенности./Кто бы мог подумать./ Так продолжалось
пять месяцев до свадьбы и дня четыре после нее.

   Поговорив  с женой по телефону, Оскар Александрович  порылся  в
классном  журнале,  выписал  на бумажку  имена-отчества  родителей
Мохова  и потом им позвонил, поинтересовавшись - не объявлялся  ли
сынок?  Ответил,  впрочем, не отец и тем более не  мать,  а  брат,
чьего имени, понятно, в классном журнале не значилось.
   - А, засуетились? - зло сказал брат. - А раньше о чем думали?
   Оскар Александрович хотел объяснить, о чем он думал раньше,  но
не  сделал этого, потому что получилось бы слишком грубо.  Грубить
же человеку до того, как узнал его имя - дурной тон, черт возьми.
   Выяснив  главное,  а  именно  то,  что  Олег  Мохов  домой   не
возвращался,  Бург изобразил помехи на линии и под этим  предлогом
не попрощавшись, прекратил разговор.

   Мимо  вахты  шныряли  гимназисты, болтая на  отвлеченные  темы.
Вахтерша  Марфа  Семеновна кипятила воду на электрической  плитке.
/Такое  ощущение,  что кипятила ее всегда/Шуйский,  наморщив  лоб,
стучал киянкой по оконной раме. В общем, жизнь кипела, и не только
благодаря электроплитке.
   Оскар Александрович взглянул на часы. Пять минут пятого. И  тут
же возле гардероба мелькнула зловещая тень Аллы Евгеньевны, отчего
Бург  вздрогнул и поспешно скрылся за большим щитом с  расписанием
занятий, чтобы оттуда рвануться на второй этаж. По дороге не забыл
заглянуть за огнетушитель - вдруг там и засел злодей Мохов?.. Даже
ладонь  просунул, но всего лишь вляпался в заботливо  прилепленную
кем-то жвачку. Кем именно? Ясное дело -  Моховым.
   Брезгливо  одернув ладонь, Оскар Александрович с растопыренными
пальцами  направился  к себе в кабинет - мыть  руки.  Одновременно
смыл  грязь  чердака и подвала, уселся верхом на первую  парту  и,
покачивая  ногами, стал думать о том, что занимается ерундой.  Все
то, что не имеет непосредственного отношения к Латинской Америке -
только так и называется. В сердцах захотелось выругаться, но каким-
нибудь особенным образом, не затасканными словами.
   Несколько  лет  назад Оскару Александровичу  на  глаза  попался
рассказ с характерным названием "Поганый латинянин". Каждое  новое
упоминание  имени главного героя отмечалось тем, что оно  на  одну
букву  становилось короче. Первоначально героя звали Иероним Вест,
затем  Ероним  Вест  и  так далее, пока  не  осталась  похожая  на
игрушечную виселицу для близнецов буква "Т". Потом и ее не  стало.
И герой немедленно умер. Но по мере уменьшения количества букв все
красочнее    становились    прилагаемые    к    имени     эпитеты,
позаимствованные автором из воинских повестей Древней Руси. Такими
награждали в старину в повестях иноземцев. А Иероним Вест как  раз
им и являлся. Первоначально он был всего лишь "окаянный", далее  -
уже  "душегубец",  а заканчивалось все заковыристым  "иноязычником
диким,   змеем   мерзким,  аспидом  свирепым,   омраченным   тьмой
греховную". И тут же радостно добавлялось "тебя нет".
   В  голове Оскара Александровича все это запечатлелось и  теперь
вот  проявилось.  Можно было воспользоваться и воскликнуть,  благо
аудитория пуста, что-то вроде: "Ехидна, брызжущая ядом!" Он тут же
и  воскликнул, после чего немедленно появилась Алла Евгеньевна  со
словами: "Вы меня звали?"

                               Вокруг города большие леса, их ведь
                           вообще очень много в стране.
                               из книги(6)

   Шуйский  продолжал  стучать киянкой.  Старая  рама  поддавалась
плохо.  Наконец, он установил ее в нужном положении и зафиксировал
гвоздем.  Теперь  до следующего лета продержится. Продержаться  до
очередного  лета - вот достойная цель. Для автора  и  исполнителя,
правда, не слишком впечатляющая. Но Шуйский был скромен. В понятии
"скромность", конечно, есть что-то пресное, что немедленно хочется
подсластить  или  пересолить.  Все  равно.  Про  то,  каково  быть
знаменитым  -  сказано  достаточно. Но  следует  заметить  -  быть
неизвестным не то что некрасиво - просто ужасно. Когда-нибудь где-
нибудь  установят  обелиск Неизвестному  Художнику.  И  будет  там
могила,  в  которой  окажется гроб с двойным дном.  Разумеется,  в
обоих  отделениях пустой. Так сказать, дважды пустой.  Потому  что
подлинная   неизвестность  имеет  свои  строгие  правила   и   она
бессрочна.  Срок  давности для нее - чудовищная  нелепость.  Чтобы
быть  неизвестным  - одной скромности мало. Мало  сочинять  плохие
песни.  Мало  издавать  их  призрачным  тиражом.  Здесь  требуется
вмешательство  высших  сил,  чтобы  случай  не  выбросил  тебя  на
поверхность.  И  где гарантия, что песни твои  -  плохие?  Еще  не
написана  та  песня,  в которой все, включая возлюбленную  автора,
безоговорочно  признают абсолютно плохую. Но если  такая  все-таки
отыщется, то ее точно никто не забудет. Поэтому лучше сочинить что-
нибудь стоящее. Затрат ничуть не больше, а итог приятнее.


   Шуйский  вспомнил, как на днях ездил с одним  знакомым  в  лес.
Ему,  столяру, полезно было появляться изредка в лесу, хотя  бы  и
поздней  осенью. Деревья - даром что из дерева -напоминают деревян
ную мебель. Примерно также, как деревянная мебель напоминает своих
хозяев, приобретая их привычки, то есть скрипит, хлопает, ломается
или, наоборот, твердо стоит на своем.
   Знакомый,   работавший   лесником,  повел   Шуйского   каким-то
оврагом.  Где-то вверху пронеслась гусиная стая,  поминая  на  всю
округу индийскую реку Ганг.
   Они  вышли  на песчаный берег ручья, и что-то темное  мелькнуло
справа.  Шуйский  подумал чуть ли не о медведе, но  лесник,  усмех
нувшись,  успокоил.  Это был всего лишь глухарь,  вовсю  клевавший
здесь  камешки. "Время собирать..." Кто ж не знает, что  птицы  их
клюют, куры например... Шуйский, кажется, и о глухарях с рябчиками
читал  что-то  в  детстве. Лесник напомнил ему подробности.  Когда
глухари  переходят  на  грубую древесную  пищу,  они,  в  качестве
необходимой  приправы, клюют гальку, причем обязательно  определен
ного  размера и твердую, с острыми краями. Понятно,  что  ими  они
перетирают хвою и все остальное.
   Шуйский  спросил:" А что если подходящих камешков не найдется?"
И  лесник,  улыбаясь, ответил: "Тогда, несмотря на  то,  что  пищи
кругом полным-полно, они могут умереть от голода".
   Шуйский  представил  -  каково это, сдохнуть  от  голода  таким
образом. Напрашивалось еще одно сравнение... Про людей, у  которых
есть  все,  кроме, казалось бы, самой малости, причем несъедобной.
Но   он   не   стал  продолжать  сравнение,  боясь  нарваться   на
банальность.
   Лучше  уж  бездумно вдыхать запах слежалой листвы, щуриться  от
неожиданно  блестящей  опавшей  хвои,  ступать  по  сырой   земле,
медленно приближаясь к своей цели.
   А  цель  у  них  была тогда одна - добраться до избы  в  глухом
лесу.  Там  жил девяностолетний старик /чем не жених для  вахтерши
Марфы  Семеновны?/, который обещал показать - куда упала  прямо  с
неба "огромная железяка", судя по всему ступень от ракеты или что-
то подобное. Цели они достигли, но деда живым застать не пришлось.
Он  умер.  У изголовья его кровати лежала блестящая, с заклепками,
трубка /наверняка часть "огромной железяки"/, в этом глухом  месте
настолько чужеродная, что могла свалиться только с неба...
   Любопытство не позволило деду дожить хотя бы до ста лет.

   Последняя поездка в лес запомнилась Шуйскому не только этим.  В
ближайшей  деревне  они  договорились  с  местными,  что  умершего
заберет завтра с утра тракторист.
   И  тут Шуйский понял, как глупо он поступил. Надо было сидеть в
подвале  и  не  высовываться. Снимать стружку, вкручивать  шурупы,
сверлить и приколачивать. Да мало ли в жизни развлечений?  Его  же
понесло в лес.
   Дело  было не в том, что дед не дожил до своего столетия.  Хотя
его  и было жалко. Шуйского взволновало другое. Деревня, в которой
они   оказались,  вплоть  до  мелочей  вроде  деревянной  часовни,
вплотную  примыкавшей  в пузатому зданию заколоченного  промторга,
напомнила ему поселок на Белом озере. Пять лет назад он это  место
выбрал  сознательно, искренне считая, что именно  там  его  жизнь,
наконец,  приобретет смысл. Потому что туда каждое лето  приезжала
Алиса  -  хрупкое  и  невероятно подвижное создание,  ставшее  ему
родным  как только он впервые на нее взглянул, случайно оказавшись
в тех краях.
   Алиса  Медникова  перешла на пятый курс иняза и  мечтала  стать
переводчицей.  Бабушка,  к которой она  каждое  лето  приезжала  в
поселок, очень ею гордилась. Шуйский тоже стал гордиться.  Бывает,
что  в  любовь перерастает дружба, а в его случае это была  именно
гордость  -  за то, что ходит по земле и плескается в Белом  озере
большеглазая длинноногая Алиса.
   Они  встречались дважды в сутки - днем и ночью, и все никак  не
могли  надоесть друг другу. Весь день и вся ночь - это  безнадежно
мало...
   Как  можно забыть холодное высокое небо, теплый мох, прохладную
озерную  воду, переполненную лунным светом?.. Этого света  в  воде
было  так  много,  что озеро выходило из берегов.  Счастье  их  не
оставляло  никаких пустот, заполняя все. Они купались  в  нем  как
могли.  Уже видно было дно, но достигнуть его они не умели. Берега
тоже были недосягаемы.
   На   их  стороне  был  переполненный  земляникой  лес,  костер,
печеная картошка. Затейливая тень от деревянной часовни спасала их
от  солнца.  Солнце освещало им путь. Путь приводил их  к  бабушке
Алисы,  и  та долго возилась возле печи, а они, вытащив из  чулана
коромысло,  смеясь  и  брызгаясь носили  воду,  таскали  за  вихры
сорняки...
   Ближе  к осени Алиса уехала в Москву. Он отправился к ней через
месяц  и  там,  в Москве, все продолжилось. Только тени  там  были
проще  и  длиннее,  а  вместо земляничной поляны  имелась  Красная
площадь.
   Вообще-то  Москва  была не так хороша, как выглядела  издалека,
но  то  что  именно  в  ней  училась Алиса  -  делало  этот  город
столичным.
   Потом  они  на некоторое время расстались, чтобы встретиться  в
зимние каникулы...
   Так  прошел  год,  за который многое решилось. Алиса  закончила
университет   с  одной  четверкой,  ей  подвернулась   возможность
поработать в Голландии.
   Еще  зимой,  когда  Шуйский  вновь, скопив  деньги,  приехал  в
Москву,  -  выяснилось,  что счастье не может  быть  беспрерывным.
Оказалось, что одинаково любя ночное купание в Белом озере, они по-
разному относятся к ночным клубам и прочему в этом же духе.
   Алиса  была  вся  в работе и, боясь потерять найденное  недавно
место  в хорошей фирме, пользуясь каникулами большую часть времени
проводила в офисе. Это слегка задевало Шуйского, который,  приехав
на  неделю,  рассчитывал быть с Алисой день  и  ночь,  как  летом.
Впервые  ему  пришла мысль, что они, в общем-то, разные  люди.  Он
сочинял  песни, искал вдохновения, причем чаще всего в тех местах,
где,  по ее же словам, делать было нечего. Раза два они поругались
Внешне  это было почти незаметно, но появилась внутренняя  насторо
женность.  И самое главное - впереди их ждала неопределенность.  У
каждого  в  отдельности  все  шло как надо,  но  совместная  жизнь
переводчицы, уезжающей в Голландию и столяра-самоучки,  мечтающего
стать профессиональным артистом в России, оказалась под угрозой.
   Оба  прилагали усилия, чтобы вернуть утраченное настроение,  но
для  этого  Алисе  надо было, по крайней мере, вернуть  полученный
диплом  и  отправиться на Белое озеро. Да и  то  вряд  ли  бы  это
помогло.
   То  есть,  кроме  любви,  у  них, в сущности,  не  было  ничего
общего. Вроде бы не так мало. Но Шуйскому стало казаться, что если
так  будет  продолжаться - вместе им не быть. Однажды  закравшись,
мысль  уже  не отпускала. Проклятый здравый смысл... И  не  только
свой, но и друзей.
   Так ничего и не решив окончательно, они дотянули до прощания  в
аэропорту, где все напоминало кадры из мелодраматического  фильма.
Они  говорили  те  слова,  которые  принято  произносить  в  таких
случаях. А сами думали, что могут больше и не увидеться.
   Потом  произошла какая-то неувязка с адресом. Едва завязавшаяся
переписка - прервалась.
   Прошло  пять  лет,  за  которые  Шуйский  из  жаждущего   новых
впечатлений  молодца  превратился в субъекта,  которому  лучше  бы
сидеть в подвале и не высовываться.

                               В   настоящее  время  геральдически
                           правильный  лев  сохранился  на  гербах
                           следующих государств:
                               Бельгии,   Нидерландов,   Норвегии,
                           Швеции,  Финляндии /золотой/,  Испании,
                           Люксембурга  /красный/,  Дании   /синие
                           львята/,     Великобритании    /золотые
                           львята/...
                               Среди государств Азии два - Индия и
                           Шри-Ланка...   имеют   своей    главной
                           эмблемой   львов...  У  Индии   -   это
                           историко-религиозный п