амятник, капитель
                           колонны  эпохи Ашоки в местечке  Сарнап
                           ...   являющемся  одним  из  древнейших
                           памятников буддизма.
                               из книги(7)

   Оля   Баритончик  влюбилась  в  Льва  Мохова  раз  и  навсегда.
Завистливые  подруги  утверждали, что  так  не  бывает.  Она  тоже
думала,  что не бывает, но от Льва отказываться не собиралась.  На
сцене  он  выглядел замечательно, в кавээновских  разминках  часто
выходил к микрофону и его в меру остроумные ответы вызывали в зале
такой  же  умеренный  смех. Оля изо всех  сил  старалась  смеяться
громче  остальных. Ничем другим она не могла показать свою любовь.
Чем  менее  остроумны были ответы Льва, тем шумнее вела себя  Оля.
Однажды, когда ее избранник уже стал капитаном, она даже крикнула:
"Браво!",   что   Львом   Моховым   ошибочно   было   принято   за
издевательство. Было видно, как он нахмурился, глядя в ее сторону,
после  чего  Оля  целую ночь проплакала, а  наутро  не  явилась  в
институт на первую пару. Ко второй паре слезы высохли.
   Мечты  ее  были также как и ее Лева - красивы. То  она  предста
вляла,  как  ее  избранник прямо на КВН-е, во  время  музыкального
конкурса  спускается  в зал и приглашает ее  на  сцену,  и  у  Оли
открываются  широкие перспективы - то ли быть на подтанцовках,  то
ли  на  подпевках. Но она все никак не может выбрать. То и  другое
так  привлекательно, что с ума можно сойти. Но сходить  с  ума  на
виду  умеют,  наверно,  только настоящие  кавээнщики.  Оля  же,  к
сожалению, к их числу пока не принадлежала. Впрочем, она и себе  -
как  выражались раньше в романах - уже не принадлежала, что делало
ее  беззащитной и восприимчивой к любой боли. Лев  Мохов,  сам  не
подозревая,  нес  полную ответственность за  это  безобразие  /все
слова  с  окончанием  на  "е"  Лев  любил  произносить  так,   что
получалось "безобразие", "растение", "длинношее" и даже "ее". Но в
дальнейшем об этом ни слова/.
   Но  однажды  на  дискотеке в клубе "Дэнс  Сяопин"/где  накануне
каких-то выборов один из кандидатов выкупил все столики специально
для студенческого актива, Мохов больно наступил Оле на ногу. Вышло
это  почти  случайно. Оля лишь слегка подставила ногу. Да  и  сама
поклонница  Льва Мохова оказалась в ночном клубе  случайно,  ни  к
какому  активу  не  принадлежавшая. Одна из тех самых  завистливых
подруг мыла тарелки в домашних условиях и сломала мизинец на левой
руке,  и  вынуждена была уступить свой пригласительный  билет  Оле
Баритончик.  Ну  а  дальше  все пошло как  надо.  В  нужном  месте
подвернулся Лев Мохов, который был настолько неловок, что наступил
Оле  на  ногу  и чуть было не сломал и ей палец, но уже  на  левой
ноге.  Если  бы  Оля вдруг влюбилась не в высокого  красавца  Льва
Мохова,  а,  например, в лысого неприметного Оскара Александровича
Бурга,  и  его бы случайно занесло в ту удивительную ночь  в  клуб
"Дэнс  Сяопин", то Оскар Александрович непременно бы сломал  палец
бедной  Оле  Баритончик  своим подкованным  каблуком.  А  так  все
закончилось   относительно  благополучно.  Мохов  извинялся,   Оля
краснела. Потом это им надоело и они стали пить пиво и оно  быстро
сгладило острые углы.
   Оля  не верила своему счастью, а Лев тоже не верил, - в то, что
Оля  интересна и тем более красива. Ему надо было некоторое время,
чтобы придти к этой неожиданной мысли. Он долго плутал, но все  же
пришел. Правда случилось это не в ту ночь, а через три или  четыре
дня,  когда стало ясно, что кандидат, выкупивший столики  в  "Дэнс
Сяопине", с треском выборы проиграл.
   И Лев с горя поцеловал Олю в липкие / от конфеты "Люкс"/ губы.
   Время  шло,  а  Олег Мохов все не находился.  И  первоначальная
досада,  некоторая  обеспокоенность и другие  не  слишком  внятные
чувства  тех,  кто  Олега  знал, стали сменяться  самой  настоящей
тревогой.  Родители,  конечно,  тревогу  забили  сразу,  но,   как
глубокомысленно изрек участковый инспектор Хромов, "родители  -  в
таких  делах  лица  заинтересованные", и потому  обращать  на  них
внимания не стоит. В любом хорошем деле нужна выдержка. Неужели им
еще  трех  дней  не  потерпеть? А потом уж  заявлять,  что  пропал
человек... К заинтересованным лицам Хромов относился холодно.
   Три  дня  -  это  действительно не так много, но участковый  не
принимал  в  расчет  шестнадцати лет и  восьми  месяцев,  прожитых
Олегом   Моховым  до  дня  исчезновения.  За  три  дня   родителям
предстояло  прожить эти самые шестнадцать с лишним лет  заново.  А
это   было  почти  невыносимо.  Ждать  они  не  собирались.  Отец,
Александр  Кириллович, забросив свои инженерные  дела,  обзванивал
всех,  кто имел хоть какое-нибудь отношение к младшему сыну, затем
садился  в специально одолженные соседские "Жигули" и объезжал  те
места,  куда  дозвониться  не мог. Потом  возвращался  домой,  пил
теплый чай, и все начиналось заново.
   Мама, Александра Николаевна, в это время смотрела видео. Не из-
за бессердечия, конечно. Просто на кассетах был ее сын, снятый еще
тогда,  когда  он  и  не  думал исчезать. Но  вряд  ли  Александре
Николаевне  было от этого легче. Точнее сказать, ей было  тяжелее,
но  комментарии  здесь  неуместны, иначе психоаналитиков  придется
отгонять поганой метлой, а поганые метлы нынче в цене.

   Пока  Александра  Николаевна смотрела на  сына,  Лев  перебирал
гимназические  тетради  брата, зная  по  собственному  опыту,  что
обложки тетрадей - лучшее место для беглых записей.
   Записной  книжки  нет  никогда, а тетрадей  -  сколько  угодно.
Поэтому  он бы не удивился, обнаружив там какой-нибудь неизвестный
пока номер телефона или еще что-то в этом роде.
   Олег,  действительно,  к  тетрадям  относился  без  старомодной
аккуратности,  и  некоторые обложки скорее  напоминали  Розеттский
камень. Но вряд ли это означало что-то важное. Просто, Олег  таким
образом  заполнял  паузы между учительскими объяснениями.  Младший
брат с  раннего детства  отличался умиляющей некоторых странностью,
и фантазии его иногда приобретали форму неведомых знаков.
   Года  полтора  назад Олег познакомился с неким лохматым  челове
ком,  которого все знали как Финалгон / по-аруански "фин" означает
"швед";  "ал" - "из"; "гон" - "долина"/. Финалгон закончил среднюю
школу  милиции,  но  запланированная карьера  ему  не  удалась.  У
Финалгона   обнаружилась  патологическая  нелюбовь   к   написанию
всяческих документов. Все свидетельские показания умещались в одну-
две строчки, что вызывало закономерный ропот у начальства, в конце
концов   материализовавшийся  в  приказ  об  увольнении.  Финалгон
перешел  на  работу в магазин "Посуда", продавцом. Досуг  же  /  в
магазине  еще не додумались до сверхурочных, до ночных дежурств  и
командировок  на  Северный Кавказ/ Финалгон решил  занять  играми.
Начинал  с  компьютерных, но затем перешел на живых людей.  Футбол
его,   по  каким-то  причинам,  не  устраивал,  и  Финалгон   стал
обыгрывать  сюжеты  книг,  по  преимуществу  принадлежащих   жанру
фэнтези. Это напоминало ему среднюю школу милиции.
   Из  спинки  скамейки, взятой в детском саду напротив,  Финалгон
выстругал  деревянный  меч.  Из  своей  коллекции  пивных   пробок
соорудил подобие кольчуги. Пивные же банки безжалостной рукой были
превращены   в  шлем.  Возможно  поэтому  Финалгон   смахивал   на
"приблизительного воина с подсознанием в руке".
   Вокруг  постепенно  собралась  группа  единомышленников  обоего
пола  -  от четырнадцати до шестидесяти лет включительно. В  едино
мышленники  не  мог  не  попасть  и  Олег  Мохов.  В  нем   быстро
обнаружился  талант  сочинителя,  что  было  очень  кстати,  помня
взаимоотношения Финалгона с письменной речью.
   Пожалуй,  это была самая безобидная забава Олега. Уже раза  три
он  собирал  рюкзак и уезжал с Финалгоном и другими на день-два  в
какой-нибудь  лес, где жил чуждой большинству людей жизнью,  бегал
между  деревьев, изображая волков, леших, королевских  шутов.  Его
убивали,  ранили,  женили,  приносили  в  жертву,  после  чего  он
возвращался  к  обычной  жизни,  и  о  ролевых  играх   напоминали
ненадолго  приклеивавшиеся  к  нему прозвища  вроде  последнего  -
"Шорох".
   Нельзя  сказать, что новое увлечение слишком повлияло на Олега.
Его  некоторая  странность была при нем и до того,  да  и  надолго
погружаться  в придуманный мир он не собирался, хорошо  понимая  -
где настоящий вымысел, а где всего лишь реальная жизнь.

   Когда  Лев всерьез стал беспокоиться об Олеге, то первым  делом
съездил к Финалгону. Выпускник средней школы милиции, кажется, был
сильно  огорчен  исчезновением.  Похоже  что  не  притворялся   и,
используя  старые связи, не дожидаясь специальной  просьбы,  начал
собственные  поиски,  при этом подняв на  ноги  почти  всех  своих
подопечных - от Черного Короля до Рыжего Шута.
   Теперь   вот   Лев   перебирал   тетради,   пытаясь   прочитать
остроконечный  почерк  брата, очень похожий  на  его  собственный.
Иногда попадались занятные тексты. Например, набросок реферата про
слонов или стихотворное поздравление одноклассницам на 8-ое марта,
или  легенда,  сочиненная  по  просьбе  Финалгона  для  одной   из
прошлогодних  игр.  Вот  этот текст  /  можно  было  бы,  конечно,
привести поздравление одноклассницам, тем более что оно короче, но
там проскользнуло несколько нецензурных словечек/.
   Прежде  всех был Всевидящий, но не было вокруг никого и ничего.
И мог Он смотреть лишь внутрь Себя.
   Однажды  узрел Он свет. И вспыхнули звезды, с тех пор послушные
Его воле. Тем завершился первый день творения.
   На  второй  день Всевидящий погасил все звезды. С того  времени
не  проходит и дня, чтобы звезды не рождались и не умирали, отчего
первые люди прозвали Всевидящего Укротителем звезд.
   Но  слишком  долго  не  было на Земле  первых  людей.  Возможно
оттого  не было, что Земли еще не существовало. А появилась Земля,
когда Всевидящий единственный раз на мгновение закрыл глаза, устав
от себя самого.
   Затем    Всевидящий    создал   Семерых   Бессмертных,    волею
Первосоздателя по очереди посланных на Землю.

   Первым  умер  первый Бессмертный. Так появился  воздух.  Вторым
умер  третий Бессмертный. Так появилась вода. Третьим умер седьмой
Бессмертный. Так появилось Новое Ничто, еще ничтожнее старого.
   Вслед  за  этим  возникли бабочки и от  них  -  люди,  а  затем
антилопы и иные твари Всевидящего.

   ...  И жили на Земле первые люди - Они. Ходили Они едва слышно,
подобно  тому,  как  летали бабочки. Но рассказы  об  Их  доблести
звучали  повсюду.  Рыба сама приходила Им  в  руки.  Олени  искали
встречи  с  охотниками. Лес внимал Их песням.  Они  в  ответ  тоже
слушали песни леса...
   За  тысячу лет устал Всевидящий от всего земного. Густой  туман
окутал Землю. Так исчез прежний мир.
   Пришла  в  движение Земля. Загорелся воздух.  Так  умер  второй
бессмертный. И исторгла Земля то, что вначале казалось  водой.  Но
ее было так много и она была так солона, что это могли быть только
слезы пятого Бессмертного, оплакивающего участь первого, третьего,
седьмого и второго.
   И  мир  стал  меньше  в четыре раза. Однако гладкое  Серебряное
море,  напоминающее зеркало без рукояти, возникшее там, где привыч
но было видеть Золотые поля, многократно отразило его.
   Рассказывают, что рыбаки из Их числа вознамерились  отправиться
на  озеро,  что  со дня основания Земли сверкало  на  Западе.  Они
попрощались  со  своими женами, вытащили на берег лодки,  спустили
их, развернув весла, но остались на месте.
   Так  обнаружилось, что там, где было озеро - вырос мертвый лес,
и рыба в нем была тоже мертвая.
   А  на  Севере  громко дышала Неведомая вода, перебивая  дыхание
всего живого.

   На  Юге воздух тем временем еще горел. Дым подымался все  выше,
но  не  рассеивался,  а  превращался в то,  что  вначале  казалось
горами.
   Позднее,  когда Они попытались подняться еще выше, это  подтвер
дилось. Люди увидели настоящие горы, устрашающе неприступные. И Им
казалось,  что  Бледный  хребет с каждой  ночью  становится  ближе
звездам.
   И  тогда задумались бабочки, люди и антилопы - зачем посланы на
Землю  четвертый и шестой Бессмертные ? Задумались и первоначально
устрашились.
   В  новом мире было сумрачно и одиноко, словно неведомый Великан
вдохнул  в  себя залпом весь воздух и его огромная рука вырвала  с
корнем  все  окрестные сосны. Так и Они, чьи  взгляды  с  тех  пор
устремлены  назад,  туда, где все было на  своих  местах.  Прошлое
окрасилось яркими цветами. Мир и покой навечно поселились в нем.
   Настоящее  было меньше, бледнее и больнее. К нему  трудно  было
привыкнуть,   подобно  тому,  как  трудно   привыкнуть   к   своей
собственной смерти.
   И   приходилось   только  надеяться  на  оставшихся   в   живых
Бессмертных. Бояться их и все же надеяться вернуться.  Потому  что
Они еще не ко всему привыкли в прежнем мире. По-настоящему умирать
можно только тогда, когда привык ко всему на свете.

   Прочитав  текст,  Лев подумал, что лет через  десять  из  Олега
получится  неплохой  литератор.  Вот  почувствует  жизнь,  забудет
Всевидящего  и  Бессмертных, и станет писать  о  любви,  маньяках,
природе. В общем, об окружа ющем мире. Непременно напишет и о  том,
как однажды потерялся.

                           Пробираясь   среди  домишек   из  досок
                           и рифленого  железа,  похоже, в   любой
                           момент готовых рухнуть и рассыпаться на
                           куски...
                               из книги(8)

   Прежде  чем  попасть в мастерскую Шуйского,  надо  было  пройти
темным  коридором, обязательно натыкаясь при этом на  всевозможные
полезные  в  хозяйстве вещи: на широкие лопаты для  чистки  снега,
достоинство которых прежде всего в том, что при падении они издают
шум  гораздо  меньший, чем лопаты обыкновенные; на грабли,  ценные
тем,  что  в  темноте  с  помощью одного движения  ноги  их  легко
отличить от лопат; наконец, любители остренького, если им по каким-
то  причинам не подходили грабли, могли наткнуться и на  лом.  Лом
стоял  в  некотором отдалении, как аристократ, и падал только  при
самых  исключительных случаях, которых, впрочем, в последнее время
становилось все больше.
   Но  имелись  в  подвале  и  такие  места,  куда  люди,  включая
Шуйского,  предпочитали не ходить вообще. Если пройти по  коридору
дальше,  не  поддавшись искушению заглянуть на огонек в  столярную
мастерскую,  то  непременно упрешься в груду  списанных  парт.  Но
плотно прижавшись к сырой стене, наиболее настойчивые пройдут  еще
несколько  шагов.  Потом, вроде бы, следует  повернуть  налево,  в
другой  ...Э-э  ... в другой коридор, где гуляет  такой  сквозняк,
что, по слухам, немедленно гаснет не только спичка или свеча, но и
электрический фонарик.
   Куда  ведет  этот второй коридор - в точности  не  знал  никто.
Версий  же  было  множество.  Среди них преобладали  исторические,
учитывая   то,  что  здание  гимназии  было  построено   в   конце
девятнадцатого века и в нем поочередно размещались купеческий дом,
губернская чрезвычайная комиссия, интернат, госпиталь для солдат и
офицеров вермахта и средняя школа No99.
   Говорили  даже,  что  под  гимназией начинается  /  а  может  -
заканчивается/  подземный ход. Правда, понять - куда  он  в  таком
случае  ведет  -  было непросто. Поверившим в  само  существование
подземного  хода выбирать приходилось из заброшенной  каменоломни,
полуразрушенной  крепости  и, конечно же,  из  старого  городского
кладбища.  В  свое время об этом говорили так много, что  не  было
возможности  слухи  проверить. Все время  тратилось  на  болтовню.
Кроме  того,  людей  смущало отсутствие  разговоров  о  спрятанных
кладах. Точнее, разговоры заводились, но толку от этого было мало.
Странное  дело, слухи о кладах упорно не приживались, а  охотников
просто так прогуляться под землей и достигнуть, наконец, заветного
места  назначения - кладбища, было меньше, чем один. Постепенно  о
подземном  ходе  стали  забывать.  Процесс  шел  быстро,  возможно
потому,  что  был естественен. Никто не был заинтересован  в  том,
чтобы  о  подземном ходе забыли навсегда. Тем более, если  его  не
было вообще.
   Людей  интересовали вещи куда более актуальные - повышение  цен
на   электроэнергию,  фактическое  двоеженство   одного   высокопо
ставленного  городского чиновника, строительство  бензоколонки  на
территории детского парка... Не говоря уже о избирательной системе
в  США.  Тут не до подземных ходов. Вот если бы высокопоставленный
чиновник  тайно  пробирался под землей от одной жены  к  другой  -
тогда  другое  дело. Но скрываться он не собирался. Иначе  бы  его
популярность  резко  пошла на убыль. В  общем,  о  подземном  ходе
благополучно забыли, так и не выяснив - есть ли он вообще.
   Даже  Шуйский не проявлял никакого интереса. Лазить  по  темным
пыльным,  продуваемым сквозняками коридорам было не так увлекатель
но,  как  сочинять и записывать песни. Тем более, что  Шуйский  ко
всяким  будто бы таинственным вещам относился равнодушно. Так  что
после  известия  об  исчезновении Олега  Мохова  до  определенного
момента о подземном ходе даже не вспоминали. Помог случай. Шуйский
сидел   на   верстаке   и   подбирал   рифму   к   слову   "крот".
Aрод...род...рот...оборот...огород..,  пока  в  голову  не  пришло
слово  "ход" Не самая лучшая рифма, но для столярки подойдет,  тем
более  что  по смыслу неплохо. Крот - подземный ход... Вот  тут-то
Шуйский  вспомнил о том, что могло быть у него под боком и обругал
себя  предпоследними словами / последние берег на крайний случай/.
Судя  по  тому,  как  отзывались об исчезнувшем ученике  педагоги,
Мохов мог сделать и такую глупость тоже . На поверхности земли  он
уже  примелькался, всем наскучил. Почему бы, если такое  дело,  не
углубиться?  В  памяти  Шуйского  всплыла  позавчерашняя  сцена  с
приглашением его к телефону, когда в столярке появился гимназист с
красной повязкой на рукаве. Не Мохов ли?
   Надо  сказать, Шуйский, пребывая на другом уровне, в  подполье,
практически  в другой реальности, гимназистов в лицо  знал  плохо,
так  что  вопрос  неудивителен. Пришлось выяснять -  как  выглядел
пропавший. И не он ли дежурил позавчера? Оказалось, что он, и  это
вызвало   у   Шуйского  чувства,  которые  некоторые  бы   назвали
противоречивыми.  Но и тогда желающих поверить в  то,  что  Мохова
надо  искать  за  грудой  списанных парт в  гимназическом  подвале
нашлось  немного.  Физрук  Юрий  Павлович  решительно  отказывался
верить  в существование подземного хода. Но ему было простительно.
В  прошлом  он  занимался греблей, был рулевым и  комплекцию  имел
соответствующую, миниатюрную, весил килограмм пятьдесят. И однажды
с  ним  случилось недоразумение. Уже после того,  как  он  покинул
большой  спорт, он честно приобрел боязнь замкнутого пространства.
Тогда   Юрий  Павлович,  проявив  недопустимую  в  его   положении
неловкость, прямо на уроке застрял в шведской стенке, но и в  этом
виде  на  похороненную в кремлевской стене персону  походил  мало.
Собственно, такой задачи Юрий Павлович перед собой и не ставил,  и
это   немного   утешало.   Однако,   если   отбросить   на   время
всеразъедающую  иронию, то следует сказать -физрук  испытал  тогда
самые  гадкие чувства, - беспомощности, растерянности и,  конечно,
жуткого стыда перед застывшими от изумления учениками, которые  от
неожиданности  даже  засмеяться не могли. Но  Юрий  Павлович,  как
настоящий   спортсмен,  призвал  на  помощь  все  резервы   своего
организма,  вырвался  из  капкана и, представив  все  произошедшее
шуткой,   довел  урок  до  конца.  Но  неприятный  осадок  остался
навсегда.  В  общем,  он считал, что Мохов  как  человек  хотя  бы
отчасти разумный, в подземный ход не полезет, след