о
быть.

                               Тепло, как в слове "смех".
                               из газеты(36)

   Известие  о том, что кавээновская команда Льва Мохова  все-таки
будет выступать в финале городского первенства - нисколько Льва не
удивило.  Он  знал,  что подана апелляция, а в таких  случаях  все
зависит  от правильно составленного текста. В прошлом году команда
сельхозучилища,  проиграв  четыре игры  подряд,  на  одних  только
апелляциях дошла до финала. Им всегда было за что зацепиться. Чаще
всего  цеплялись  за  плагиат, которого в каждой  игре  хватало  с
избытком. Раньше этого стеснялись, но те времена давно прошли. Как
доблесть, правда, плагиат еще не воспринимался, но все шло к тому.
Зрителям было все равно или нет... Кое-кому из зрителей было  даже
приятно  слышать  проверенные  временем  шутки,  с  которыми   они
чувствовали  как-то  увереннее,   во  всяком  случае  смеялись   в
привычных,   хорошо  изученных  местах...  За   плагиат   уже   не
наказывали,  но пока что не поощряли, а обнаружив что-то  до  боли
знакомое   в   выступлениях  соперников  -   не   возмущались,   а
аплодировали,  чтобы  потом без задержки подать  апелляцию.  После
ожесточенных     пятичасовых    споров    апелляция     непременно
удовлетворялась.
   То  есть,  Лев понял, что черная полоса в жизни закончилась.  В
моде  снова  светлые  тона.  В честь  этого,  подзаняв  денег,  он
пригласил свою невесту в ночной клуб "Дэнс Сяопин", тот самый, где
они  познакомились. Оле было странно принимать такое  приглашение.
Но она еще не успела разлюбить Льва / теперь было поздно/ и сердце
подсказывало  ей  соглашаться, хотя бы на правах  невесты.  Опять-
таки,  китайская кухня, слегка разбавленная русской  водкой.  Нет,
предложение принимать надо было обязательно.
   Они  не  пожалели, что пришли в "Дэнс Сяопин". То, что не  было
вкусно  -  было  смешно. И наоборот. Правда, когда раскрасневшаяся
Оля  скинула  длинный  жакет и осталась в короткой  юбке  и  синей
маечке,  он  с  удивлением  обнаружил на  плече  у  своей  невесты
специфическую  наколку, которую ей успели  сделать  в  КПЗ.  Всего
четыре  слова: "На воле мне больно". Больно?.. Что ж,  так  оно  и
есть.

   Два  часа...  Именно столько понадобилось Оскару Александровичу
Бургу,  чтобы  отодрать  подковки  со  своих  ботинок  и  написать
заявление  об  уходе из гимназии. В своем заявлении он  коротко  /
всего  на трех листах/ описал свою жизнь в прозе, начиная  с  того
момента,  когда был изгнан из ПТУ No22, закончил вечернюю  школу  и
случайно   забрел  в  приемную  комиссию  пединститута.   Документ
получился  сильнее  "Силезских ткачей" Гейне. Особенно  впечатляла
сквозная испанская тема. Оскар Александрович не стал скрывать, что
всю жизнь мечтал представлять родную страну в Латинской Америке  /
но все время опасался румынских пограничников ?/ Дожил до сорока с
лишним лет. И что?..
   Известие  о  скором  уходе Бурга мгновенно распространилось  по
гимназии. Особенно поражен был физик Леонид Игоревич. Ведь это  же
он устроился сюда временно, это же он ждет, пока освободится место
в  престижной  фирме...  А уходит почему-то химик.  Недоразумение.
Ошибка природы.
   Зато   Ирина   Павловна  /жена-героиня/  Оскара  Александровича
поняла и без задних мыслей пожелала ему удачи. Дело в том,  что  у
нее  намечался очередной брак, а идею соблазнить химика она  давно
оставила. В этом смысле Бург был совершенно безнадежен.
   -  Если  вы  серьезно  решили  уйти,  то  необходим  прощальный
банкет,  -  заметил  преподаватель  информатики  Лугин.  /Мстислав
Валерьевич лишь недавно изобрел новый компьютерный вирус и пока не
привык к своему новому прозвищу - Вирус/.
   -  Я  готов,  -  с  прискорбием вздохнул  Оскар  Александрович,
подсчитывая  в уме - во сколько ему обойдется прощание  с  любимой
гимназией.

                               История   -  это  лживая  байка   о
                           событиях,     которых    никогда     не
                           существовало,  рассказанная  тем,   кто
                           никогда при этом не присутствовал.
                               из книги(37)

   Подземные   похождения  Олега  Мохова  имеют   непосредственное
отношение  к  сборнику молодых авторов "Двадцать одно",  изданному
при  участии  фонда "21 век" и редакции газеты "Первая молодость".
Именно  в  этом сборнике /толщиной с мизинец трехлетнего  ребенка/
впервые был опубликован рассказ Олега Мохова "Ландыш". Вот  первый
вариант этого рассказа.

   ЛАНДЫШ

   Все  началось  с таинственных историй Марии Сафроновны  Г.,  ко
торая,  несмотря на свой неприличный возраст, была еще  бодра,  по
крайней  мере  - ворочала языком. Этим ее умением  я  и  собирался
воспользоваться.  Меня  ужасно интересовало  все,  что  связано  с
подвалом  циркового училища. В училище я поступил два года  назад,
но  ниже  первого этажа еще ни разу не опускался.  Были  основания
предполагать, что в подвале меня ждет много интересного.
   Рассказы Марии Сафроновны подтвердили предположения. Я бы  даже
сказал - они натолкнули на одну занятную мысль.
   Меня   заинтересовала  личность  директора   нашего   циркового
училища  Святослава Афиногеновича Ходакова-Алмазова / в прошлом  -
клоуна по прозвищу Ландыш/. Дело в том, что директором он стал при
весьма странных обстоятельствах Мария Сафроновна рассказала, что в
свое время из кабинета прежнего директора стали пропадать дипломы,
вымпелы  и  призы,  полученные выпускниками.  Более  того,  вместо
пропавших  вещей появились другие, внешне напоминавшие старые,  но
черного  цвета,  со зловещими знаками, непонятно что  означающими.
Прежний директор / в прошлом укротилель тигров по прозвищу  Заяц/,
опасаясь  огласки,  никому про эти превращение  не  говорил,  что,
очевидно,   не  пошло  на  пользу  его  здоровью.  Кошмары   стали
преследовать его каждую среду и субботу. Первый инфаркт случился с
директором  после  подмены переходящего  красного  знамени  вечным
черным.  На полотнище был изображен всем хорошо известный "Веселый
Роджер", только вместо человеческого черепа вышит был коровий.
   Все  закончилось уходом еще не старого директора на заслуженный
отдых   по   состоянию  здоровья  и  назначением   на   престижный
директорский   пост  Святослава  Афиногеновича  Ходакова-Алмазова,
больше известного в определенных кругах как клоун Ландыш.
   С  тех  пор  ни  дипломы, ни вымпелы, ни тем более  переходящие
знамена  больше  не пропадали. И это заставило  меня  думать,  что
Ландыш  был  не только хороший клоун, но и отличный фокусник.  Как
администратор  он себя ничем не проявил, но в одном  был  тверд  и
решителен  -  в подвал циркового училища старался никого  не  допу
скать, ссылаясь на царивший там беспорядок.
   Когда я узнал все это, то понял - надо срочно спускаться вниз.
   Мария  Сафроновна,  сама того не ведая, подсказала  мне  -  как
можно  в  подвал  циркового училища проникнуть. Убежден,  что  она
решила   уберечь   меня   от  новых  впечатлений   и   старательно
заговаривала зубы. Но когда я спросил ее: "Правда ли, что в подвал
можно  попасть через развалины старой крепости?" она стала слишком
рьяно это отрицать.
   Следуя  закону Марьяна Тудора /"чем холоднее купленное  вами  в
феврале  мороженое,  тем  теплее будет в  этом  году  август"/,  я
поступил  вопреки  совету  и  за два дня  облазил  все  развалины,
вооружившись  саперной  лопаткой. Но  ничего  не  обнаружил,  зато
привлек  к себе внимание одного явно бездомного старика, в  бороде
которого  еще  с  лета застряли колючки репея, а  говоря  проще  -
Arctium   tomertosum   Mill   -  или   лопуха   паутинистого.   Мы
разговорились  и старик посоветовал заглянуть в ближайший  люк.  Я
заглянул,   и   мне  открылся  новый  мир.  Вначале  он   произвел
отталкивающее   впечатление.  Но  чем  дальше  я   проникал,   тем
удивительнее было все то, что я видел и чувствовал.
   Во-первых, подземелье было освещено непонятно откуда  взявшимся
светом.  Во-вторых,  воздух был чист, и сквозняк  приятно  щекотал
легкие.  Кроме  того,  там было просторно,  как  будто  я  шел  по
безлюдной  станции метро. Никогда бы не подумал, что  такое  может
быть.  А  ведь  совсем недавно я вообще не верил  в  существование
подземных городов.
   Пройдя  метров  триста, я наткнулся на железную дверь,  которая
вначале  не поддалась, но как только я отошел от нее на  несколько
шагов, сама приоткрылась...
   Я  попал  в хорошо освещенную дневным светом комнату, в  центре
которой  стояла  груда  длинных  ящиков.  Следуя  закону  Деметрио
Кальтаджироне /"если вы поднялись на крышу самого высокого  здания
-  попробуйте подпрыгнуть"/, я, достав перочинный нож,  постарался
один из ящиков приоткрыть.
   За  этим  занятием меня и застали три непонятно как появившиеся
головореза,   которые   без  обязательного   в   подобном   случае
вступительного слова, набросились на меня.
   К  счастью,  в последний момент я заметил, что за  моей  спиной
что-то  происходит и успел забежать за ящики, обрушив их в сторону
нападавших. Двоих довольно сильно придавило, а третий успел  отско
чить.  Однако  оступился, и я помог ему продолжить падение.  Потом
немного его приподнял и уронил снова.
   Я  уже  узнал  в тех, кто на меня напал - студентов  выпускного
курса  нашего училища, троих силачей-отличников, способных  зубами
сдвигать с места груженые самосвалы. Победа над ними равнялась  не
одному,  а  трем подвигам, и я начинал собой гордиться. Тем  более
что все трое постоянно крутились вокруг нашего директора и кое-кем
справедливо  воспринимались как его телохранители. Стало  быть,  я
шел верным путем.
   Прежде  чем  заглянуть в спасительные ящики, я решил  выяснить,
каким  образом  проникли  в  комнату  силачи-отличники  /Медведев,
Волков  и  Зайцев  соответственно/. При внимательном  рассмотрении
обнаружилась  едва  заметная  дверца,  отворив  которую  я  увидел
удивительную  картину. Точнее говоря, картин  было  много,  и  все
удивительные.  Причем, все развешены по стенам, так  что  возникло
полное ощущение того, что я проник в музей.
   Были  здесь  и скульптуры. Во всяком случае - одна...  Но  нет,
приглядевшись,  я  обнаружил,  что  это  не  скульптура,  а  живой
Святослав  Афиногенович Ходаков-Алмазов, и он смотрит  на  меня  и
ухмыляется.
   Мы тоже разговорились.
   Не  скажу,  что  директор был доволен тем,  что  я  открыл  его
тайну.  Но  раз  уж я сюда попал, он счел возможным  сам  провести
экскурсию  по  подпольному музею. Из экскурсии я  узнал  подлинную
историю здания, в котором сейчас размещалось цирковое училище.
   Когда-то  здесь  жил  представитель древнего  дворянского  рода
Кащеевых,  весьма  экстравагантный, но все  еще  богатый  человек.
После  третьей  русской  революции он исчез,  а  в  здание  въехал
губернский исполнительный комитет. Позднее там разместился детский
дом, а в годы Великой Отечественной войны - гестапо.
   Причем,  и  при  Кащееве, и при большевиках, и при  фашистах  в
подвале  происходили интересные вещи - куда более интересные,  чем
наверху.
   Как  выяснилось позднее, первым свои богатства спрятал  Кащеев,
замуровав  их в стене. Затем та же участь постигла и  часть  рекви
зированных  большевиками ценностей. О их местонахождении  знал  за
меститель  Председателя  губисполкома, но  обвиненный  в  сотрудни
честве  с  белогвардейским  атаманом Хохлом-Хохламовичем,  он  был
расстрелян.  Место  захоронения как зампредседателя  губисполкома,
так и спрятанных им сокровищ долгое время оставалось неизвестно.
   Третья  партия  ценностей появилась в подвале,  когда  в  город
пришли фашисты. Часть награбленного им удалось вывезти в Германию,
но  многое  они вынуждены были оставить, скрыв все это  в  том  же
подвале. Таким образом, примерно в одном месте в разное время было
спрятано три клада, обнаружить которые смогли только случайно.
   В  восьмидесятые годы начался ремонт здания циркового  училища,
и  замдиректора  по  хозяйственной части Ходаков-Алмазов  /Ландыш/
наткнулся   на   ценности,  замурованные   гестаповцами   наиболее
поспешно.   О  том,  что  произошло  дальше,  я  давно  догадался.
Коварство Ландыша было несомненно.
   Директор  останавливался у каждой картины ровно  на  шестьдесят
секунд, умудряясь рассказать о ней все что можно.
   По  левую  руку висели какие-то восточные пейзажи, находящиеся,
по  словам  директора, между двумя уровнями / третьим  -  мяопинь,
означающим   мастерское  произведение,  и  четвертым   -   нэнпинь
/изделием  ремесленников/. Их ценность  была  в  том,  что  работы
относились к семнадцатому веку, а в Россию попали после подписания
Нанкинского   договора.  Автор,  разумеется,  предпочел   остаться
неизвестным.
   Заканчивалась  выставка  авторской копией  картины  "Грачи  при
летели". Чудеса.
   Улучив  момент,  я  спросил директора о  черных  дипломах,  вым
пелах,  призах  и  черном знамени с коровьим  черепом...  Ходаков-
Алмазов /Ландыш/ первый раз сделался серьезен и пристально на меня
взглянул.
   -  Я их действительно подменил, но создал их не я, - ответил он
необычайно тихо. Можно сказать, прошептал.
   В  это  время  в соседней комнате раздался шум, и в  зал  пооче
редно  вползли  силачи-отличники  -  Лисицын,  Волков  и  Медведев
соответственно.
   Именно  тогда  Ходаков-Алмазов /Ландыш/ и предложил  мне  стать
его телохранителем.
   Следуя  закону  Йосикацу Окано /"если вас  под  страхом  смерти
заставляют  признать  то,  что земля круглая  -  признавайте"/,  я
согласился.
   Редактор  сборника "Двадцать одно" Нечаев, по  совместительству
являвшийся  и  редактором  "Первой молодости",  пролистав  рассказ
Олега  Мохова,  поинтересовался - зачем Ходаков-Алмазов  держал  в
подвале картины? У него там что - подпольная галерея была? А  если
так  -  что  же он ее так плохо охранял? И еще - что  было  в  тех
длинных  ящиках,  которые  главный герой обрушил  на  незадачливых
телохранителей? И кто сделал черные вымпелы и прочее?
   Олег слегка призадумался и для начала неосторожно ответил,  что
в  длинных  ящиках  были длинные ножи / вариант - короткоствольные
орудия/.  Он  знал, что редактор коллекционирует  длинные  ножи  и
пошутил. Ответ понравился. Поговорили, разумеется, и о галерее,  и
об охранниках, и о вымпелах.
   Редактор  по-дружески  посоветовал  заменить  цирковое  училище
артиллерийским,  а  Ходакова-Алмазова сделать бывшим  комбатом  по
прозвищу  Глушитель.  Олег без радости согласился,  настояв  лишь,
чтобы комбата по-прежнему звали Ландыш. Он хорошо знал, какую роль
играет  смена  имен.  Несмотря на то, что его мама,  в  девичестве
Опора  Ростова, это тщательно скрывала. Фамилии, имена и  прозвища
менять, конечно, можно и нужно. Но это не должно причинять боль.
   Кроме  того, редактор посоветовал, чтобы в кабинете над  столом
у  Ландыша  висел  образ  Трехдюймовки с нимбом  /очевидно  вместо
Святой Троицы/. Пришлось согласиться. Боли это не причинило.
   Вместо  картин  Ландыш  стал коллекционировать  оружие,  в  том
числе  и  то,  что  осталось со времен войны с  фашистами.  Ну  и,
конечно,  со  времен  революции. Особое место занимали  экспонаты,
которыми   пользовались   еще   большевики-экспроприаторы   начала
двадцатого  века. Комбат Ландыш знал свое дело куда  лучше  клоуна
Ландыша.  Олег думал, что идет на компромисс, а в действительности
он сам не знал куда шел.

                               Он  боялся показаться умнее всех  и
                           поэтому выглядел дураком.
                               из газеты(38)

   Сообщение   Виртуоза  застало  Шуйского  врасплох.   Это   была
сенсация.  Виртуоз утверждал, что сто экземпляров  "Пиши  пропало"
проданы и требуется допечатка тиража. Кассет двадцать-тридцать.
   Бесспорный  успех,  которого Шуйский ожидать  не  мог.  Правда,
недоброжелатели говорили, будто кассеты покупали потому,  что  они
были  дешевле  чистых.  Но  недоброжелатели  всегда  так  говорят.
Священное братство недоброжелателей только на разнице розничных  и
оптовых  цен и держится. Собственно, появление недоброжелателей  и
является первым признаком успеха. Второй признак - поклонницы, что
было  неплохо,  не  окажись первой поклонницей Алла  Евгеньевна  -
завуч  по  воспитательной работе. Невероятно, но  однажды,  рискуя
наступить на грабли, она явилась в столярку, чего никогда раньше в
одиночку не делала. Можно сказать, сошла с небес под землю.
   Шуйский  такого  поворота  ожидать не  мог  и  в  растерянности
предложил  Алле Евгеньевне присесть на стул, покрытый  незастывшим
лаком.  Но завуч вовремя это заметила. То есть голову не потеряла,
что  Шуйского  немного  успокоило.  Он  уже  собирался  отделаться
дежурным  автографом,  но вдруг оказалось, что  произошла  ошибка.
Алла  Евгеньевна в число его поклонников не входит и вообще с  его
творчеством мало знакома. А пришла потому, что собирается устроить
в   подвале   /там,  где  сейчас  парты  навалены/   комнату   для
психологической  разгрузки  и хочет ее  соответственно  обставить.
Мебель покупать слишком дорого, не мог бы он за умеренную плату..
   О  чем  речь?  Конечно. Во всяком случае  это  интереснее,  чем
чинить  расшатанные  стулья. Когда-то такими нетворческими  делами
занимались сами дети на уроках труда. Когда это было?
   Да  если  бы Шуйскому предложили подковать таракана из  гимнази
ческой  столовой  - он, наверное, все равно согласился.  На  какие
только жертвы не пойдешь от радости за то, что Алла Евгеньевна  не
твоя поклонница.
   Вот  если  бы Алла Евгеньевна работа на телевидении и звали  ее
Алиса...  Шуйский помрачнел. В семьдесят седьмой раз он  дал  себе
слово  не  думать об Алисе, у которой своя жизнь, свой Эдик,  свое
будущее.  Но  нет. Он слишком беззаботно жил последние  пять  лет.
Женщин,  заменявших ему Алису было так много, что он, как  поется,
забыл  их  имена.  Он  дал им одно имя на всех  -  Феба,  и  когда
приходила  очередь - одинаково ухаживал за ними и в  конце  концов
одинаково расставался. Ни у одной из них бабушка не жила в поселке
на берегу Белого озера.

                               Эй, учитель, нас оставь одних!
                               из песни(39)

   Как  уже  говорилось, уход химика не слишком взволновал  10"Б".
Их скорее потряс сенсационный переход барабанщика группы "Фокус" в
группу  "Покус",  ну  и, конечно, введение повременной  оплаты  за
пользование  телефоном.  Возникли некоторые  опасения  за  местное
фидо.  Впрочем, Егор Бахманов уже давно утверждал, что  не  только
фидо,  но и Интернет - это вчерашний день /приглушенный звук  web-
сайтской истории, которой нет печальнее на свете/. Кое-кто  с  ним
соглашался. В сущности, Интернет - это подзорная труба, скрещенная
с  печатной  машинкой. И почтальон на велосипеде все равно  живее.
Тем более, глядя на велосипед - глаза не испортишь. Да никому и  в
голову   не  придет  целыми  днями  и  ночами  просиживать   перед
почтальоном, вооружившись подзорной трубой и печатной машинкой.  А
если придет, то ему после этого и в "Спортлото" не помогут.
   Об  Оскаре  Александровиче, таким образом, было просто  некогда
говорить.  К  тому же химик он был плохой, в смысле - хороший.  То
есть,  на  уроках  не слишком мешал жить. Но подобных  химиков  по
статистике, по всему миру наберется миллион. Наверняка  среди  них
будут  даже Бурги. Так что посыпать голову мелко накрошенным мелом
было рано...
   Лучше  радоваться жизни. Например тому, что любимый фильм  Нины
Печкиной "Групповое самоубийство" на фестивале в Сан-Суси  получил
главный приз в категории "За лучшее групповое самоубийство". Нина,
в  отличии  от некоторых, всегда верила в справедливость.  У  Нины
слезы  выступили от счастья, словно это ее наградили.  Хотя,  если
вдуматься,  так  оно  и  было. Именно ее. Нет  на  земле  человека
преданнее   этому  фильму. Лишь по недоразум