оплыть  по  жизни,  обходя  рифы
грехов.   Обходя   соблазны,  но  не   страшась   страданий,
восторжествовать   духом  над  слабым   телом   и   грешной,
неустойчивой материей бренности. Овладеть Граалем  -  значит
добиться  искупления. Взобраться на гору  Монсальват,  чтобы
быть "salvatur". Свершить мистерию. Преступить грань.
      Зачем  монахи придумали Галахада? И зачем сделали  его
сыном Ланселота, ведь Ланселот же грешник из грешников,  ибо
постоянно  поддерживает порочную связь  с  Гвиневерой?  Даже
зачиная с Элейной Галахада, он думает, будто проводит ночь с
королевой, чужой женой. Следовательно, Галахад - дитя  греха
и  прелюбодеяния!  Ланселот поддался  вожделению,  смертному
греху, ибо возжелал жены ближнего своего. Вдобавок ко  всему
этот ближний-то - король, сеньор, сюзерен.
      Ланселот  нарушает  одну из самых священных  заповедей
средневекового  рыцаря:  предает  сюзерена.  Так  почему  же
"Вульгата"  делает  Галахада сыном Ланселота,  прелюбодея  и
вероломного человека?
     Сын, ребенок символизирует возрождение, рождение вновь.
Возрождение в лучшей, идеальной форме - в той форме, которую
мы  могли бы иметь, если б жизнь нас не испортила.  И  более
того,  сын  -  это  искупление вины. Для монахов  "Вульгаты"
Галахад  не  только  повторное воплощение  -  он  искупление
грехов Ланселота. Того Ланселота, который ведь некогда носил
имя  Галахад,  прежде  чем  отринул  его  ради  светского  и
преходящего  nom de guerre. Галахад - то, чем  Ланселот  мог
быть, если б...
      Понятное  дело, Ланселот Грааля не находит, хоть  ищет
весьма  интенсивно. Не может найти, ибо..,  он  все  ж  таки
остается грешным Ланселотом, а не чистым Галахадом. Подводят
также  Гавейн  и  Лионель  - поскольку  остаются  гордецами,
поскольку   постоянно  чванятся,  поскольку  их  все   время
занимают  проблемы  этого мира, а не идеалы  духа,  ибо  они
самые обычные, а отнюдь не идеальные рыцари.
      Грааль  наконец  находят  трое  чистых  и  безгрешных:
Галахад, Персиваль и Боре. Но Персиваль и Боре, несмотря  на
чистоту  (сексуальную,  конечно), несмотря  на  то  что  они
"рыцари   идеальные",  по  "Вульгате",   могут   быть   лишь
спутниками Галахада. Даже Персиваль, - который во всех более
ранних  версиях  был тем, кто отыскал Грааль,  в  "Вульгате"
сходит  на  второй  план. Почему? Да  потому,  что  остаться
должен  только  один. Потому что дорога  есть  только  одна.
Галахад,  и  никто кроме него - вот оно предупреждение  всем
альбигойцам  этого  мира. Una vero est fidelium  universalis
ecclesia!
     Галахад, достигнув Наивысшей Цели, навеки покидает нашу
грешную   юдоль   вместе  с  чудесным   сосудом.   Персиваль
сбрасывает  латы,  уходит в пустынники и вскоре  умирает.  В
Камелот  возвращается  лишь Боре для  того,  чтобы  передать
Артуру послание цистерцианцев и "Вульгаты": вместе с Граалем
ушла  надежда. Исчез символ и средоточие духа,  а  без  духа
современный мир, мир рыцарства, мир Артура - эти миры должны
рассыпаться в пыль и прах...
      У  Грааля  -  как почти у каждого элемента Артуровской
легенды   -   есть  в  кельтской  мифологии  свой  прообраз,
прототип.  Это факт полностью установленный и подтвержденный
неоднократно.  Как  и каждый кельтский элемент  легенды,  он
подвергался модификациям применительно к определенным целям.
Каждая  последующая эпоха добавляла свои собственные цели  -
цели   "современные",   соответствующие   "современным"    и
актуальным  для  данной  эпохи  моральным  идеалам,  вернее,
идеалам  группы, которая считала себя идеальной. Религиозная
версия мифа моложе самой легенды более чем на шестьсот  лет.
Однако  можно ли утверждать, что религиозная версия лучше  и
моральнее кельтской праверсии лишь потому, что-де ко времени
возникновения "Вульгаты" культура и цивилизация "дозрели" на
шестьсот  лет?  Всегда ли модификация  и  актуализация  мифа
означают его обогащение, облагораживание содержащихся в  нем
($%)?
       Сегодня   идеалы  христианства,  привитые  на   почву
Артуровской  легенды по инициативе Бернара  Клервоского,  мы
считаем  возвышенными и благородными, а христианский  Грааль
(неизменно  в  форме  чаши или кубка)  занял  в  современной
культуре  достойное место как символ святого  и  высочайшего
идеала.  Однако  нельзя забывать, что  такая  экзегеза  мифа
имела во времена возникновения "Вульгаты" очень конкретную -
моральную  и политическую - цель. Во-первых, следовало  дать
беспощадный   бой  идеалам  amour  courtois,  противоречащим
навязываемым  Церковью аскетизму и программной идиосинкразии
по  отношению ко всем формам современной любви, ибо с  точки
зрения  Церкви  amour  courtois была тем,  чем  позже  стала
Вандея по отношению к Французской революции и Наполеону - то
есть  бунтом  и сопротивлением. Amour courtois  кощунственно
утверждала, будто любовь к женщине может управлять человеком
столь  же  сильно,  как и любовь к Богу.  В  соответствии  с
канонами  amour courtois рыцарь в отношении  к  даме  своего
сердца исполняет рыцарскую службу, он - ее пленник, трактует
даму  -  сосуд греха - наравне с королем, сюзереном.  Божьим
помазанником! Это немыслимо!
      Интересно,  что  из  всех  версий  легенды  "Вульгата"
наиболее  убедительна как раз в том, что  касается  плотской
любви. Произведение прямо-таки пышет сексом и эротикой. Там,
где  Мэлори  ограничивается (при описании дев) фразами  типа
"Она  была  очень  красивой  девушкой",  "Вульгата"  ничтоже
сумняшеся  сообщает,  что  "ее  выпуклые  груди,  маленькие,
беленькие  и  ядреные, вздымались под  платьем  как  твердые
яблочки". Мэлори (говоря, например, о Ланселоте и Гвиневере)
деликатно замечает: "Были они в ту ночь вместе в ложе или же
нет,  этого  я  не  знаю и не отважусь утверждать,  ведь  вы
помните,  что  в те времена любовь имела иные формы,  нежели
сегодня"; "Вульгата" же сообщает "городу и миру", что  "пара
любовников,   улегшись   нагими   и   плотно   обхватившись,
самозабвенно  ласкают  друг друга", "роскошно  удовлетворяют
друг  друга взаимно" и так далее. Несомненно, это имеет  тот
же  самый  источник, что и все порицание секса,  развернутое
Церковью,  -  то  есть  не поддающийся приглушению  телесный
огонь,  полыхающий в "благочестивых", отупевших от аскетизма
и  целибата  монастырских братишках и  сестренках.  А  может
быть, монахи сознавали, что цель, которую они хотят достичь,
требует..,  увлекательного  изложения?  А  может  быть,  они
руководствовались  такой  мыслью:  если  уж  приходится  это
делать, то лучше "роскошно удовлетворять друг друга", нежели
выполнять  обязанности  ленника.  Лучше  ненадолго  "улечься
нагими и самозабвенно ласкать друг друга", нежели умирать от
любви  и издалека одарять женщину почестями, которых женщина
недостойна...
      Другая  цель  церковной версии была такова:  надлежало
взять  в  крепкие  руки  рыцарство и  его  идеалы,  а  из-за
отсутствия  оных - создать их. Рыцарь должен  был  перестать
думать  о  приятных  мелочишках,  а  с  момента  посвящения,
носящего  -  в  более позднем виде (с XI  века)  -  характер
религиозной   инициации,   ждать   в   покое   и    набожном
a.a`%$.b.g%-((  увенчания своей жизни.  Должен  был  ожидать
минуты, когда объявится Грааль - например, в виде призыва  к
Крестовому  походу  <Идеалом и  образцом  -  и  апофеозом  -
всяческих христианских достоинств Бернар Клервоский  называл
тамплиерский орден, "Милицию Божью", готовую к бою в порядке
защиты веры по первому призыву. Это и случилось в 1129 году.
Неполных двести лет спустя, в 1307 году, "идеальные рыцари",
обвиненные в волшебстве, содомии, демонолатрии, богохульстве
и  ереси,  будут выть от боли в пыточных домах и  гореть  на
кострах вдоль и поперек всей Франции. - Примеч. авт.>.
      Следует  признать, что Церковь поступила  ловко  -  не
предавала  легенду анафеме и не громила ее с амвона.  Вместо
этого  создала  и  запустила в обращение собственную  версию
мифа,  настолько мощную и принятую людьми, что она вытеснила
предыдущие.  Версию религиозную, классическую, некоторые  ее
аспекты живы и по сей день.
      Однако  классичность сильно подрывает  другая  версия.
Поиски   Грааля.  Версия  Вольфрама  фон  Эшенбаха.  Версия,
которую следует признать бунтарской - сегодня мы сказали  бы
"диссидентской".  Вольфрам  фон  Эшенбах  тоже  оказался   в
"Вандее",  сомкнулся с Кретьеном и труверами против  Роберта
де Борона и (более поздних) цистерцианцев.
      В  версии  Вольфрама Грааль.., камень! Не тарелка,  не
миска,  не  кубок, не чара, не чаша, которой  пользуются  во
время   мессы,   но  камень.  Правда,  не  обыкновенный,   а
чудотворный   -   одно   только   лицезрение   этого   камня
обеспечивает   человеку  вечную  молодость,  благодаря   ему
возрождается   из  пепла  омоложенный  Феникс.   Но   камень
(философский?)  - не чаша, камень исключает  из  истории  ее
литургический подтекст и связи с причастием. Камень  гораздо
ближе    Каббале   <Вольфрам   фон   Эшенбах   (по   примеру
предшественников)    тоже   ссылается    на    "таинственные
источники".   "Парсифаль"   якобы   возник   на    основании
"достоверных информации", полученных от некоего Киота.  Этот
Киот   -   несомненно,  Гийо,  прованский  трубадур,  крепко
связанный  с  тамплиерами. Информацию о Граале  Гийо  черпал
вроде  бы  от мэтров известной школы Каббалистики в  Толедо,
особенно  активно пользуясь знаниями еврейского астронома  и
мудреца Флагетана. "Диссидентство" труда Вольфрама видно еще
в  одном:  Грааль спрятан на горе Монсальват.  Предполагают,
что   Монсальват   -   это  Монсежур,   последняя   твердыня
альбигойцев,  захват которой и бойня в  1244  году  означали
конец  ереси в Лангедоке. Эта отсылка, равно как и  элементы
мифической  и запутанной символики в "Парсифале",  считается
результатом  увлечения  Вольфрама  манихейской  и  катарской
схизмой. Другой факт, который мог бы это подтвердить: Грааль
на  горе  Монсальват  стерегут  тамплиеры,  которых  уже  во
времена  Вольфрама  резко  осуждал  Папа  Инокентий  III  за
благоволение к катарам, не удержавшись при этом  от  намеков
на  распространяющееся  в  ордене  "волшебство"  (булла  "De
inolentia  Templariorum").  1200  -  1220  годы,  в  которые
Вольфрам  писал  "Парсифаля", требовали  тщательно  избегать
намеков  как  на альбигойцев, так и на тамплиеров.  Вольфрам
этого   не   сделал.   Я  не  стану  строить   предположений
.b-.a(b%+l-. того, как это случилось, ибо боюсь (по  примеру
упомянутых  Байгента  и компании) впутаться  в  какую-нибудь
заговорщическую теорию деяний. - Примеч. авт.>.
     В версии Вольфрама Галахада нет. Нет никакого chevalier
sans  peur  et sans reproche, который рождается и становится
рыцарем  исключительно с одной целью. Есть только Парсифаль,
а  Парсифаль  - вовсе не идеал. Хотя желает таковым  быть  и
стремится к этому.
      Вольфрам  фон Эшенбах, как я говорил, сам был  храбрым
рыцарем, победителем турниров. Его "диссидентский" подход  к
религиозной версии легенды легче понять, если вспомнить, что
церковь  несколько  раз  пыталась  "протолкнуть"  запрет  на
проведение   турниров.   Рыцарь  Вольфрам   иначе   понимает
рыцарские идеалы.
        Роман   Вольфрама,   мужественного   рыцаря,   дышит
жизнерадостностью и оптимизмом. Парсифаль, добытчик  Грааля,
познает   сущность   и  прелесть  бытия.  Познает   сущность
гуманизма.  Парсифаль проникает в тайну, чтобы  излечить  от
страданий  Амфорта, Короля-Рыбака. Парсифаль не исчезает  из
этого  мира  вместе  с  Граалем, а  остается,  чтобы  теперь
обрести  высочайшую  духовную  ценность  (которой  Грааль  у
Вольфрама  отнюдь  не  перестает  быть),  радоваться   жизни
вдвойне.  Девиз  Вольфрама:  не  надо  ждать  откровения   и
ниспосланного  сверху наказа, не надо  ждать  никаких  "Deus
vult".  Давайте  искать  Грааль в себе.  Ибо  Грааль  -  это
благородство,   это  любовь  к  ближнему,  это   способность
сопереживать, сочувствовать. Это - истинно рыцарские идеалы,
к  которым стоит и следует искать истинные пути, пробиваться
сквозь  "дикую чащу" там, где "ни дорожек нет,  ни  тропок".
Каждый  должен отыскать свою стежку сам. Но стежка не  одна.
Стежек, тропинок множество.
      Парсифаль сочувствует Королю-Рыбаку, Парсифаль  -  это
Шут, который знает одно: король страдает. Об этом Шуте,  как
мы помним, рассказывает один шут, Парри, другому шуту, Джеку
Люкасу,   когда  оба  глубокой  ночью  лежат  на   траве   в
Центральном  парке и пытаются силой воли разогнать  тучи  на
небе.  А позже, когда один из них страдает, когда угасает  в
коматозе  на  койке в нью-йоркской клинике,  второй  рискует
жизнью,  чтобы  раздобыть Грааль. Кубок,  на  котором  видна
надпись:  "Ланни  Кармайклу,  Рождество  1932".  Не  надпись
важна. Важна человечность. Сердце.
      Воистину,  хоть  я  и ценю намерения,  но  предпочитаю
гуманизм   Вольфрама   фон   Эшенбаха   и   Терри   Джильяма
идиосинкразии  озлобленных цистерцианских  писак  и  Бернара
Клервоского...
      Шли годы, культура продолжала "дозревать", артуровский
миф  развивался, служил очередным целям. Об одной  из  таких
целей  я  поведаю  без  всякого  желания,  исключительно  по
необходимости.  Чтобы  это сделать, мне  и  впрямь  придется
"закрыть глаза и думать о благе Англии", ибо случилось  так,
что  почти  через  восемьсот лет после  создания  "Вульгаты"
рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер попытался подогнать миф  Артура
и  Круглого  Стола  к  идеологии  и  кодексу  своих  "черных
рыцарей" из СС. А Гитлер (факт исторически подтвержденный, а
-% позаимствованный из фильма о приключениях Индианы Джонса)
поручает  специальной группе провести в Пиренеях и Лангедоке
поиски  горы Монсальват и Грааля <Поиски и раскопки в  Южной
Франции  спонсировал  сам  Альфред  Розенберг,  главспец  по
вопросам "расовой чистоты". Интересно, как с расовой теорией
герра  Розенберга  сочетается тот  факт,  что,  если  верить
Вольфраму   фон  Эшенбаху,  оба  "немецких"  рыцаря   Грааля
(Парсифаль   и  Лоэнгрин),  будучи  близкими  родственниками
Короля-Рыбака Амфорта, происходили по прямой линии от Иосифа
Аримафейского. А сие означает, в соответствии с  нацистскими
стандартами, что у них в жилах была доля еврейской крови.  -
Примеч. авт.>.
     Я лично думаю, что должно было быть: "и пожертвуй собою
ради блага Англии".
     Чудотворный сосуд из легенды о короле Артуре должен был
послужить  коричневым  наследникам нибелунгов  и  "арийской"
рыцарской  традиции в качестве Wunderwaffe <Чудесное  оружие
(нем.).> против "коварного Альбиона"! Получается, что Граалю
предстоит послужить оружием против кельтов.
     Тех самых кельтов, которые Грааль изобрели.
      Совершенно очевидно, что в качестве источника, образца
и  архетипа  Грааля - как бы кощунственно это ни  прозвучало
для  приверженцев канонической версии легенды -  были  взяты
легендарные  кельтские  артефакты. В большинстве  случаев  -
котлы.
      Чудотворный котел, как правило, собственность  какого-
либо   бога  либо  группы  богов,  появляется  в  кельтских,
преданиях  очень часто. У ирландского бога Дагды, одного  из
сыновей богини Дон, был котел, именуемый Ундри. Каждый гость
Дагды  находил  в  котле  еду,  соответствующую  его  личным
заслугам  и поступкам. Благочестивые и особо боевитые  герои
вылавливали  из  котла  самые аппетитные,  наилучшие  куски.
Голодным  от  Ундри не отходил никто. Каждый  обнаруживал  в
котле   -  здесь  я  вспоминаю  текст  "Вульгаты"  -   яства
преотборнейшие, и каждый доставал такое, какое хотел". Нужны
еще примеры? Извольте.
      Богатырь Кухулин во время геройской экспедиции  в  Dun
Scaith, Город Тени, получил от богов Тьмы чудесный котел,  в
котором никогда не переводилось мясо.
     А в британской и валлийской мифологии?
     Бог Бран владеет котлом, который - как позже и Грааль -
регенерировал  жизненные силы, оздоровлял и  даже  возвращал
жизнь умершим.
      Богиня Кериддвен была обладательницей котла, в котором
варила  эликсир  мудрости и знания.  Эликсир  предназначался
сыну  богини, но его случайно вкусил слуга богини, юноша  по
имени  Гвион  Бах.  Магический напиток  подействовал:  когда
юноша  подрос,  он  стал  известен  под  именем  Талиесин  -
величайший бард Британии.
      У  бога  Пуйла,  владыки страны Аннуин (Аннон,  Аннун,
Анвин), был котел, который не только варил еду, нет, это был
изукрашенный жемчугами Котел Вдохновения, Внушения и Поэзии,
то  есть  того,  что  для кельтов имело  огромную  "духовную
ценность".  Ни  трус, ни предатель, ни клятвопреступник,  ни
+&%f  не  могли даже приблизиться к котлу Пуйла...  Вам  это
ничего не напоминает? Это же тютелька в тютельку Грааль!
       В  валлийской  легенде  котел  Пуйла  был  спрятан  в
постоянно  вращающемся недоступном замке  Саег  Sidi,  явном
прототипе   замка  Короля-Рыбака  и  горы  Монсальват.   Его
пытались  добыть  многие  богатыри,  но  свершил  это  -  по
валлийской  легенде - не кто иной, как герой  героев,  самый
энергичный  и достойный из всех, всем, так сказать,  кельтам
кельт,  самолично король Артур, правда, не без помощи  барда
Талиесина...
     Как мы уже знаем, на континенте открывателем Грааля был
Персеваль  Кретьена  де  Труа.  Персеваль  же  выводится  из
мифического   валлийского  героя  Передура.  А   Передур   в
валлийских  мифах  в  результате долгих поисков  и  плутаний
отыскал  "чудесный и таинственный предмет", которым  была..,
отсеченная, кровоточащая голова на блюде, которую несли  две
девушки.  Исследователи  мифа отождествляют  этот  кошмарный
предмет с головой бога Брана Благословенного, которая  стала
прорицательницей и предупреждала бриттов о нашествии врагов.
Исследователи  не  только усматривают  в  "голове"  один  из
первообразов  "Грааля", но и считают, что у древних  кельтов
было  в  обычае мумифицировать, а потом почитать отрубленные
головы  и  черепа как врагов, так и особо уважаемых предков.
Имя  почитаемого в Ирландии страшнейшего бога  Кромм  Круаха
переводится  как "Кровавая Голова". Так что  венцом  походов
Передура оказывается отыскание священного артефакта. Передур
является свидетелем мистерии...
     Правда, мистерии кельтской. Которую со временем "прочли
наново" и соответствующим образом подкрасили.
      Существует  еще  одна, очевидным образом  связанная  с
поисками  Грааля  легенда.  Это  известное  и  популярное  в
валлийской   мифологии,  повторенное  в  одной   из   ветвей
"Мабиногион"  сказание о любви героя Килоха к  Олвен,  деве,
столь прекрасной, что там, где она ступала, вырастали четыре
белых клеверинки (отсюда и ее имя, означающее "Белый След").
      Увы,  Олвен  была  дочерью гигантского  циклопа  Глота
(Yspadden'a  Penkawr'a), а ему было предсказано,  что  день,
когда  она  обретет мужа, станет последним днем жизни  отца.
Поэтому  неудивительно, что Глог недружелюбно поглядывал  на
кандидатов в зятья, то есть каждого незамедлительно потчевал
палицей  по  черепу.  Олвен  же по  сему  случаю  оставалась
девицей,   а   Глог-Испадден  тешился  добрым   здравием   и
намеревался прожить долго.
       Килох,   сознавая,  что  одному  ему  не  справиться,
обратился за помощью к королю Артуру и его дружине. Компания
вооруженных  до  зубов "сватов" быстренько явилась  в  замок
Испаддена  Пенкавра.  Видя, что ему светит,  Глог  прибег  к
уловке.  Поставил условия. "Лады, - сказал  он,  -  порядок.
Олвен  выйдет  за  Килоха,  но  сначала  принесите-ка   сюда
свадебные дары". И принялся эти дары перечислять.
      Список  был  длинным, и от него аж дух  захватывало  -
гигант  потребовал  за  дочку исполнения  достойных  Геракла
"деяний",   а   также   доставки   невероятного   количества
магических предметов и артефактов, а для того, чтобы  добыть
e.bo  б  один  из них, требовались сверхчеловеческие  усилия
целой команды героев. Но команда героев была, как всем ясно,
под рукой.
      На