культуру  и  язык, да и почти во все языки мира <Как  раз  в
нашей-то  культуре и языке существует и иной  тип  рыцаря  -
образ  рыцаря с черным крестом из Тевтонского ордена, деяния
которого гораздо ближе были к исторической истине о рыцарях.
Крестоносец  из  Мальборка  (в  действительности,  вероятно,
вовсе  не  демонический и вряд ли намного худший других  ему
подобных)   стал  тем  не  менее  в  нашей  культуре   ярким
контрастом,   другим  полюсом  идеала.  У  Сенкевича   можно
прочитать:  "Не  раз я видел, как благородный  рыцарь  щадит
другого рыцаря, который слабее его, говоря себе: не прибудет
мне чести, если я лежащего растопчу. А Крестоносец именно  в
этом случае бывает особенно ожесточенным".
      Точно так же подшутила история с немецкой культурой  и
языком.  Здесь,  кроме  "рыцарского  деяния"  (Rittertat)  и
"рыцарского поведения" (ritterliches Benehmen), живут  слово
и  понятие  "Raubritter"  - "рыцарь-разбойник"  (именно  так
именовался  благороднорожденный  и  посвященный   в   рыцари
господин,  "вколачивающий" заработка ради на ниве грабежа  и
убийства.  Именно  такие исторически  реальные  рыцари  были
несчастьем  и ужасом Германии XIII - XIV веков,  то  есть  в
период наибольшей популярности артуровского мифа). - Примеч.
авт.>?
      Отвечаю: они забрели из рыцарского романа - прежде  же
всего из переработанного (на универсальный европейский  лад)
артуровского мифа. Попали они не только в литературу, поэзию
и   разговорную  речь,  но  и  в  историю.  Ибо  исторически
подтвержденные    чрезвычайно    немногочисленные    примеры
действительно рыцарского поведения восходят к тем  временам,
когда  легенда об Артуре и его верных товарищах из  Камедота
была   уже  широко  популярна  и  знакома.  Немногочисленные
"хорошие   рыцари"   просто   старались   подражать    своим
литературным   образцам.   При  этом   они,   как   правило,
ограничивались  тем,  что выступали на турнирах  в  костюмах
Ланселота, Тристана или Гавейна да украшали шлемы шарфами  и
лентами своих Гвиневер и Изольд. В повседневной же жизни,  а
уж    тем   более   на   войне,   подражать   идеалам   было
' b`c$-(b%+l-..
       Артуровский  миф  в  последующих  фазах  развития  не
отличался  одной лишь ностальгией по старым добрым,  ушедшим
временам,    когда   еще   на   свете   жили   действительно
добродетельные,  верные и благовоспитанные  рыцари.  Миф  не
сокрушался по поводу упадка рыцарской культуры. Не  над  чем
было  сокрушаться,  скорбеть, ибо -  как  доказывают  многие
историки - об упадке рыцарской культуры можно говорить уже с
момента  возникновения рыцарства и его  культуры  вообще.  В
действительности  миф шел гораздо дальше:  творил  рыцарскую
утопию.  Творил  совершенно фиктивный идеал.  Идеал  рыцаря,
которого никогда не было.
      Обе  упомянутые выше проблемы всплыли, как  говорится,
когда  кельтский  миф  стал  биться  за  значимое  место   в
европейской     культуре,    когда     начал     приобретать
универсальность. Однако эта универсальность - что  любопытно
- не смогла стереть кельтских следов, которые продержались в
любой, даже наиболее искаженной и "модернизированной" версии
легенды.

                  НАЦИОНАЛЬНЫЙ АСПЕКТ МИФА

      Артур  был кельтом. С дедов-прадедов и всем существом.
Больше того, Артур был идеализированным кельтом. Он попросту
должен  был быть таким. Кто не поймет этого, тот никогда  не
поймет легенды.
     О днях праздников и кельтских обрядов я уже упоминал, о
валлийской  мифологии говорил, к ее соотношению с некоторыми
героями  и  личностями  мы  еще  обратимся,  когда  займемся
вопросом  who  is  who  в легенде. Пока  же  остановимся  на
некоторых     существенных     принципах     "кельтскос-ти",
непосредственно относящихся к центральной фигуре  легенды  -
королю Артуру, тому Артуру, который был повелителем кельтов.
      Даже  в  лучше  всего нам известном и в  то  же  время
наиболее  искаженном  каноне  мифа  нас  наверняка  заставят
задуматься отдельные явления и факты. Взять хотя  бы  такой:
почему  Артур,  сын  Утера Пендрагона,  должен  пользоваться
волшебствами  Мерлина  и вытаскивать  меч  из  камня?  Зачем
главари  кланов ("короли") собираются на "посиделки",  чтобы
решить, кому же стать у них самым главным? Если трон даже не
наследуется, то почему бы просто-напросто не взять власть  в
руки самому сильному либо самому богатому?
     А потому, что осуществление власти у кельтов понималось
и  исполнялось совершенно уникальным для тогдашних сообществ
образом.  Король (племенной вождь) не был хозяином  земли  -
земля  была  всеобщей,  принадлежала всем.  Владыка  получал
власть на правах доверенного лица - осуществлял правление от
имени  "народа",  а  не от собственного.  Это  очень  важно,
поскольку   нам,  воспринимающим  миф  в  его  средневековой
(европейско-средневековой) форме, Артур является в  ипостаси
короля-сюзерена,  его  рыцари  -  в  образе   вассалов   или
ленников,  а население страны Логр - подданными. Нет  ничего
более   ошибочного.   Кельтский   повелитель   не   мог   ни
унаследовать,  ни  принять  власть,  не  мог  ее  единолично
.aci%ab"+obl.   Власть  была  ему  поручена   в   результате
консенсуса,  а  при  ее осуществлении властелин  обязан  был
руководствоваться   благом  страны  и  народа.   Это   благо
понималось как благо земли - при хорошем владыке страна, или
буквально понимаемая земля, была здорова и счастлива,  цвела
и  рожала,  кризис  же власти либо хаос безвластия  означали
неурожай,  голод  и другие напасти. Когда правление  владыки
хромало,  болела и земля. Скверно управляемая  страна  (этот
мотив   позже   неоднократно  использовался  в   литературе)
превращалась в Бесплодные Земли, "La Terre Gaste, The Wasted
Land" (Элиот).
     В мифологиях и преданиях всего мира бытует мотив короля-
богатыря, который благодаря своим геройским деяниям получает
признание  всего  народа и которому народ в  знак  признания
заслуг и личных качеств доверяет власть. И править он должен
был  так, чтобы народу жилось как можно лучше. При  этом  во
всем  мире  такие  легенды  были не  более  чем  психическим
противоядием от реальной личности владык и их поступков.  От
сознания,  что  король  есть постольку,  поскольку  он  трон
унаследовал   либо   добыл   силой.   Земля   является   его
собственностью, которой он может свободно и без  ограничений
распоряжаться.  Подданными  он  правит  по  самой   сущности
обязательных общественных условий и еще потому, что у него в
руках  аппарат  принуждения. А перестанет он править,  когда
умрет  или  кто-нибудь  - чаще всего  другой  король  -  его
низложит.
      У  кельтов  тоже существуют подобные легенды,  но  они
зиждятся  на  традиции  и  реальных фактах.  Король  кельтов
получал  власть  как бы "по доверенности" - потому  что  был
богатырем.  Потому  что  его фактические  деяния  и  заслуги
делали  его  достойным того, чтобы доверить, ему власть  (не
наоборот).  По  отношению к людям и земле  кельтский  король
осуществлял   сервитут   -  ничего  больше.   Его   приказов
слушались,   если  он  заслуживал  того,  чтобы   быть   ему
послушным.  Ни  на  что более власть не уполномочивала  -  в
особенности   же   не   давала  права   владеть   землей   и
распоряжаться этим правом. Земля была общим достоянием  всех
кельтов.   Если   об  этом  знать,  легче  понять   яростное
сопротивление,  которое столетиями оказывали  норманнским  и
английским   феодалам   валлийцы,  ирландцы   и   шотландцы.
Феодальная  система  реализации власти, которую  норманны  и
англы   старались   навязать   валлийским,   ирландским    и
шотландским  кельтам,  ставила  с  ног  на  голову  весь  их
кельтский мир.
      Потому-то  Артур  и  был  провозглашен  "королем  всех
бриттов"  и  "надеждой страны". Потому-то  он  -  "первейший
богатырь  среди богатырей", потому-то именно он,  а  не  кто
другой,  извлекает меч из камня. Это он,  как  бог  Ллеу  от
богини Арианрод, получает меч Экскалибур, символ власти,  из
рук  Владычицы Озера. Поэтому, словно герой Кухулин, который
в  одиночку защищал Ольстер от целой армии Медб из Коннэхта,
Артур, защищая страну, "собственноручно" положил под Бадоном
почти тысячу саксов.
      Разумеется,  Кухулин не управился бы с  целой  армией,
@ртур  не  повалил  бы тысячу саксов. Это легенда.  Легенда,
выражающая  кельтскую тоску по королю-герою, по непобедимому
королю-богу,  которому богиня (Великая Мать,  символ  Земли)
вложила в руки магический меч. По королю, признанному  самою
Землею,  которую в качестве выразителя воли народа он  будет
достойно защищать. По королю, принятому всеми, объединяющему
всех.  По  королю, под началом которого страна  расцветет  и
будет счастливой, урожайной, здоровой...
       Конечно,  таких  королей  не  было.  Это  миф.   Миф,
родившийся  во  времена,  когда мир британских  кельтов  уже
рушился под ударами иноземных захватчиков. Во времена, когда
выяснилось,  сколь слаба по сравнению с жестоким феодализмом
наивная кельтская демократия...
     Миф о короле Артуре...
     Несбыточный кельтский идеал. Что ж, от кельтов осталось
немного.  Но  идеал  выжил. Ибо был  -  в  противовес  самим
кельтам - несокрушимым.
     И осталась легенда.
     Абсолютно по той же самой причине.

                  ГРААЛЬ - ВЕРШИНА МИСТЕРИИ

      "Когда  же  настал  вечер, пришел богатый  человек  из
Аримафеи,  именем Иосиф, который также учился у  Иисуса;  он
пришел  к Пилату, просил Тела Иисусова. Тогда Пилат приказал
отдать Тело. И, взяв Тело, Иосиф обшил его чистою плащаницею
и положил его в новом своем гробе, который высек он в скале;
и,  привалив  большой  камень к двери гроба,  удалился"  (От
Матфея святое благовествование, 27:57 - 60).
      Оно,  конечно,  так, но дело-то в том,  что  Иосиф  не
удалился.  Да, да, знаю, все остальные евангелисты  -  Иоан,
Лука,   Марк,  а  также  апокрифист  Никодим  в  один  голос
утверждают то же, что и Матфей. Мол, удалился, и все тут,  а
у  гроба остались две Марии - Мария Магдалина и Мария,  жена
Клеофа. Но ведь мы-то знаем Артуровскую легенду!
      Иосиф Аримафейский не удалился от гроба. Иосифу явился
Христос,  живой,  а  из раны его, той, что  нанесена  копьем
римского центуриона Лонгина, текла кровь. Иосиф взял сосуд и
собрал  в  него  последние капли крови Спасителя,  И  только
после  этого удалился, покинул Иерусалим, отправился в город
Сарра,  а  оттуда  поплыл  в  Британию.  Именно  он,  Иосиф,
"повинен"  в  том,  что все языческое население  этой  земли
обратилось  в  христианство. Сосуд, в который  были  собраны
капли   крови  самой  настоящей  "царской"  (Ie  sang  real,
Sangreal,  Greal, Grail, Graal), исчез из  этого  мира,  был
спрятан,  а  потомки  Иосифа стали наследственными  стражами
Тайны. Грааль исчез, но мудрый Мерлин напророчил, что когда-
нибудь да он вернется. И Грааль вернулся...
      Как мы уже знаем, первым о Граале напомнил Кретьен  де
Труа. Правда, Кретьен романа не докончил, наверно, поэтому у
него  нет ни слова о Христе или Иосифе Аримафейском.  Ну  ни
словечка.  Мы не знаем, что такое Грааль, у Кретьена  Грааль
остается тайной. И еще одно: таинственный сосуд у Кретьена -
это   блюдо   или   тарелка   (escuelle),   сосуд,   которым
/.+l'." +(al во время пиршеств.
      Вся  эта история вновь всплывает в религиозной  версии
легенды  -  у Роберта де Борона ("Joseph d'Arimathie").  Там
перед    нами   уже   появляется   полная   история   Иосифа
Аримафейского,  крови, собранной в сосуд (который  у  Борона
впервые становится чашей, той самой, из коей Христос  вкушал
во  время Тайной Вечери), исхода Иосифа в Британию, передачи
потомками друг другу чаши до последнего из них, того самого,
который  становится Королем-Рыбаком, стражем тайны чудесного
сосуда до прихода истинного наследника...
      Был  ли Роберт де Борон первым, придавшим артуровскому
мифу религиозную окраску, или же Церковь уже раньше пыталась
приспособить короля Артура и Грааль к собственным нуждам, мы
не  знаем.  Не  знаем  так  же, каким  образом  в  кельтскую
легенду,    несомненно,   представляющую   собой    мешанину
мифологий,   традиций   и  реальных  исторических   событий,
касающихся  попыток  сдержать экспансию саксов  в  Британию,
ворвались  евангелические  мотивы.  Роберт  де  Борон  (как,
впрочем,  и  Кретьен)  ссылается  на  какие-то  ему   одному
известные  источники и таинственные книги, которые позволили
ему   узнать   фактическую  историю   евангельского   Иосифа
Аримафейского  и  чудесного  сосуда,  связанного  с   Тайной
Вечерей,   Распятием  и  Воскресением.  Такие  "таинственные
источники" - мотив в литературе старый как мир, вечно  живой
и  вечно  модный:  не  так давно мы говорили  о  "Британском
документе", который послужил Джефри Монмаутскому при  работе
над  "Историей  королей".  А  был  еще  Джеймс  Макферсон  и
сфабрикованные им "Песни Оссиана". Так что "тайные книги" и.
"тайные документы", из которых Роберт де Борон узнал  правду
о  Святом  Граале, можно смело отнести к той  же  категории,
что,  однако, не стало помехой тому, чтобы впоследствии  они
помогли   некоторым  сделать  захватывающие  дух  выводы   и
заключения <Взять хотя бы теорию М. Байгента, М. Лейга и  X.
Линкольна,  содержащуюся в работе "Святой  Грааль  и  Святая
Кровь",  в  соответствии  с которой  Христос  вовсе  не  был
распят, а с помощью Иосифа Аримафейского (!!!) и своей  жены
(!!!)  Марии  Магдалины  сбежал  в  Европу.  Таким  образом,
"Святой   Грааль"   -   это  реальная   "кровь",   то   есть
династическая   линия,   тайну  которой   стерегли   друиды,
меровинги,  альбийгоцы,  тамплиеры,  розенкрейцеры,  масоны.
"Недостает еще только евреев и.., цирюльников. Пардон, евреи
есть  -  доказывая,  что  какой-то  Rex  Mundi,  потомок   и
наследник  Христа,  все еще ожидает того дня,  когда  примет
власть  над  миром,  авторы  то и дело  цитируют  "Протоколы
Сионских мудрецов".
     А вот цирюльников почему-то нет!
      Приведенную теорию удачно высмеивает Эко  в  "Маятнике
Фуко".   -   Примеч.   авт.>.  Историю  Роберта   подхватили
цистерцианцы в "Вульгате", произведении, которое, как я  уже
упоминал, вероятнее всего инспирировал еще при жизни  Бернар
Клервоский.  И  теперь  все  становится  ясно.  Нет  никаких
"таинственных источников". Есть политика. И ничего кроме.
      Что  интересно, выдуманная Робертом де Вороном чаша  в
"Вульгате" исчезает. Грааль снова становится тарелкой, как у
Jретьена.   Остальное  (то  есть  сущность  и  происхождение
Грааля)  в  принципе  идентично. Однако,  как  уже  сказано,
клирики  ввели  в действие фигуру, которой нигде  и  никогда
раньше не было - целиком ими изобретенную, - Галахада,  сына
Ланселота, рожденного от него девственницей Элейной, дочерью
Пелеса,  внучкой  потомка  Иосифа  Аримафейского  по  прямой
линии.
      "Вульгата" (часть, озаглавленная "La Queste del  Saint
Graal")  поучает,  что Грааль объявился в Камелоте  точно  в
момент  прибытия  Галахада ко двору  в  День  Пятидесятницы.
Случилось   это  во  время  ужина  после  вечерних   молитв.
Загремело,  озарилось - и вот пред очами собравшихся  возник
накрытый Покровом Сосуд, несомый невидимыми руками. "Дворец,
- читаем мы, - заполнился наипрекраснейшими ароматами мира".
А  на  столах пред рыцарями "явились изысканнейшие яства,  и
перед  каждым было такое, кое он желал". А Грааль исчез  так
же неожиданно, как и появился.
      Инициатором  Великого Поиска  (и  в  "Вульгате",  и  у
Мэлори)  оказывается наименее ожидаемая особа - не  Галахад,
не   Персиваль,   не  Артур,  а...  Гавейн.  Именно   Гавейн
предлагает  разгадать Великую Тайну, выяснить, что  же  было
сокрыто  под  Покровом. "Пусть каждый из  нас,  -  призывает
Гавейн,  -  даст  рыцарскую клятву, что  завтра  же  с  утра
отправится  в поход, который будет длиться один год  и  один
день..."
      Король Артур в ужасе - цистерцианцы в "Вульгате" четко
намекают на то, что король-то уже знает: грядет конец эпохи.
Приближаются сумерки богов - "Gotterdammerung". Тех, других,
богов. И других божеств - иных идеалов, иных, нежели те, что
были  установлены Латеранскими Соборами. В ужасе  и  дамы  -
грешные  и  безнравственные дщери Евы. Они тоже  знают,  что
приходит  конец шелкам, конец amour courtois,  теперь  будут
четки, молитвы и власяница.
      Правда,  некоторые дамы тоже хотели  бы  поклясться  и
отправиться  в  поход,  но  оказавшийся  в  Камелоте  старый
отшельник   Насиен   гремит  во  весь   голос,   что   будет
богохульством и смертным грехом, ежели Грааль станут  искать
столь  низкоподлые существа. Рыцари-мужчины, если они  и  не
безгрешны,  могут  очиститься путем  исповеди,  но  женщинам
никакая  исповедь не поможет. Дщери Евы нечисты  и  на  века
останутся таковыми. Куда уж им за Граалем!
     Так что дамы остаются, а рыцари отправляются. Коллектив
Круглого Стола перестает существовать. Рыцарям наплевать  на
все.   Угрожающие   стране  зловещие  гиганты   и   драконы,
разбойники-рыцари и бандиты, саксы, ирландцы,  пикты  -  все
это  материи преходящие и не заслуживающие того,  чтобы  ими
забивать  головы.  Рыцари отправляются  искать  Грааль.  Так
сказать, раз, два, три, четыре, пять - я иду искать!  Решили
разделиться.  Каждый  едет  в одиночку.  Каждый  идет  своим
путем.  Самым  первым едет единственный,  наидостойнейший  и
наичистейший, специально для этой цели придуманный  Галахад.
Ну а читатель уже знает, что среди избранных рыцарями "своих
путей" единственный, соответствующий, тот, что ведет к  цели
- именно путь Галахада.
     Кто же такой Галахад?
      Джозеф  Кэмпбелл выводит имя "Галахад" от  библейского
Гилеада  либо  Галаада. Правда, в соответствии со  Священным
Писанием Гилеад не человек, а плодородная долина в Заиордани
-  но  это  место символическое, "свидетельство  согласия  и
мира"  (Бытие,  31:47 - 52) <В русском переводе  Библии  эти
разделы  изложены  несколько иначе.>. Кроме  того,  Кэмпбелл
считает,   что   объяснение  имени  Галахада  скрывается   в
библейской фразе "Numquid resina non est in Galaad", то есть
"Разве  уже нет бальзама в Гилеаде?" (Книга пророка Иеремии,
8:22.)  Стало быть, артуровский Галахад должен был выступать
в  "Вульгате"  одновременно как символ  мира,  примирения  и
бальзам, средство от страданий и всяческого зла. Утешитель и
спаситель.
        Истоки   же   вдохновения   цистерцианцев,   пишущих
"Вульгату",  Кэмпбелл  усматривает в решениях,  принятых  на
Четвертом    вселенском   Латеранском   Соборе,    созванном
Иннокентием  III в 1215 году. Собор этот, кроме официального
призыва  к  смертоубийственному  Крестовому  походу   против
альбигойцев и вальденсов, установил также следующий  догмат:
во время святой мессы при пресуществлении даров присутствует
Христос.   Присутствует  реально  -  телом  и   кровью.   Он
одновременно и священник, и жертва:
      "In  qua  idem  ipse  sacerdos,  et  sacrincium  lesus
Chistus,  cuius corpus et sanguis in sacramento altaris  sub
speciebus  panis  et  vini veraciter  contentur..."  <Посему
Иисус Христос, тело и кровь коего выступают при причащении в
Церкви в образе хлеба и вина, сам является и священником,  и
жертвой одновременно.>.
      И еще один догмат был принят на Четвертом Латеран-ском
Соборе.  Догмат, существующий до сих пор: есть  только  одна
вера  и одна Церковь. Только одна. И только один единственно
истинный путь, отступление от которого означает вечные муки.
"Una  vero  est  fidelium universalis ecclesia,  extra  quam
nullus  omnino salvatur..." <Единственно истинная вера  есть
вера  во  всеобщую Церковь, вне которой никто не может  быть
спасен.>.
     Только один путь, путь Галахада. И только один Грааль.
      Получается, что Грааль и Христос - суть одно и то  же.
Отыскать  Грааль  после  долгого, опасного,  полного  трудов
странствования  -  значит пр