нок, обязательно. Идем, я тебя покормлю.
   Пока мать гремела посудой, Фабио размышлял над своей тайной. Он  ско-
рее чувствовал, чем понимал, что "Демиург" небезопасен. Образ  сумасшед-
шего Охо стоял перед его глазами как оживший комикс. А вдруг и  с  мамой
случится тоже самое, если она узнает о приборе.
   "Слава Богу, что со мной все обошлось, а ведь могло быть и  хуже!"  -
малыш поежился от воспоминаний.
   - Ты что: мерзнешь? - Лючия подошла к сыну и потрогала губами лоб,  -
температуры вроде нет.
   - Конечно, нет, - подхватил малыш, - это так, нервы.
   - Что? - изумленно замерла мать с кастрюлей в руках, - какие нервы  в
твоем-то возрасте? Опять, небось, триллеров насмотрелся у Лео!  -  Фабио
предпочел молчать, позволяя матери развивать свою версию его  повзросле-
ния.
   Но вопросы так и распирали малыша, и он не удержался, спросив набитым
ртом:
   - Ма, вот если бы к тебе в руки попала волшебная палочка, что  бы  ты
делала?
   Лючия с улыбкой посмотрела на сына, радуясь его детской наивности,  и
ответила:
   - Откуда же ей взяться, этой палочке?
   - Не-е, - прожевывая спагетти промычал малыш, - я серьезно: вот  если
бы?
   - Ну, если  бы,  -  женщина,  которой  только  исполнилось  тридцать,
всерьез задумалась, а потом рассмеялась, - скажешь тоже - волшебная  па-
лочка.
   - А все-таки, - не унимался сын.
   - Ну, попыталась бы вернуть твоего отца.
   - А ты думаешь, это возможно? - поинтересовался малыш,  перестав  же-
вать.
   - Так ты же говоришь о волшебной палочке, а она вроде как все может.
   - Угу! Конечно, а чего бы ты еще хотела?
   - Ой! Да что за глупые вопросы ты задаешь? Только душу травишь, - Лю-
чия немного рассердилась, поскольку вопрос сына всколыхнул самое больное
за последние годы: нет мужа, нет того, нет этого. Она встала и молча на-
чала убирать со стола.
   - Ладно, извини меня, ма, - понял ее состояние Фабио.
   - Ничего, ничего, иди спать, - голос матери был снова мягким и ласко-
вым, - мне еще гладить для Макфинли.
   - Спокойной ночи.
   - Спокойной ночи.
   Фабио добрался до своей кровати и, свернувшись калачиком,  начал  ду-
мать.

          ВТОРОЙ СОН АЛЕКСАНДРЫ.

   Кто я?
   Я зависла над горным пейзажем, обрамляющем небольшую долину: в  прош-
лом, будущем или теперь?
   Невысокие скалы разбросаны, как выпавшие зубы  невиданных  великанов,
по лесистым склонам, скрывающихся за облаками вершин. В лесу буковые де-
ревья, а в долине кипарисы - вот и разберись, где же это место - в Гима-
лаях, Кордильерах или вовсе не на Земле.
   Я спускаюсь ниже и попадаю в какой-то храм. Я знаю, что это храм, хо-
тя здесь никто не молится, а группа людей что-то обсуждает.  Внезапно  я
оказываюсь рядом с женщиной лет тридцати, черты лица которой словно  из-
ваяны в гипсе и сливаюсь с ней.
   Кто я?
   В правой руке у меня жезл, в левой чаша, на плечах белый плащ с капю-
шоном, который покрывает мои черные волосы. Головы  всех  присутствующих
тоже покрыты, так положено.
   Я не знаю этих людей, но женщина, которая теперь  я,  знает.  Я  могу
лишь наблюдать за происходящим, не вмешиваясь.
   Женщина в гневе и заражает своей эмоцией меня. Люди, сидящие  вокруг,
один за другим высказывают то, что нам не нравится.
   - Они должны быть наказаны, - произносит  капюшон,  из  под  которого
твердо смотрят синие глаза и  торчит  окладистая,  рыжеватая  борода,  -
сколько можно терпеть их распущенность и кровь? В свое время Моисей  на-
казал евреев за меньшие прегрешения.
   - И что же? - твердо, со сталью в голосе отвечаем мы, -  разве  страх
научит людей миру и любви? Может, именно поступок Моисея наложил на  на-
роды богобоязнь, вместо того, чтобы привить им любовь к Богу!
   - Любовь? - синий взгляд становится ироничным, - можно  поговорить  и
об этом. Например, о любви Христа.
   - И чем же вас не устраивают высокие чувства Мирового Учителя?  -  мы
становимся колючими.
   - Лично меня устраивают, - без тени смущения парирует  борода,  -  но
есть мир, который воевал при Моисее, проповедовавшем богобоязнь, и  про-
должает воевать после Христа, заповедавшего любовь. Это - факт, мало за-
висящий от меня.
   - Вот и жаль! - вскидываемся мы. - Каждый сидящий здесь имеет опреде-
ленную миссию по отношению к народам Земли.  Это  означает,  что  народы
страдают, если кто-либо из нас не выполняет этих самых миссий. Так  кого
же я должна наказывать: вас, расписывающихся в своей  беспомощности  или
народы, страдающие от вашей безответственности?
   Откуда-то слева доносится мелодичное:
   - Не стоит гневаться, сестра. Ведь и ты имеешь свою  миссию,  которую
сейчас отказываешься выполнять. В чем же ты обвиняешь нас?
   Мы смотрим в темные глаза изумительно красивой женщины: у  нее  акку-
ратный прямой нос, тонкие ноздри, высокий лоб, прячущийся по  капюшон  и
идеальный, чувственный рот. Мы даже ощущаем запах фиалок, так она свежа,
но сейчас не время для симпатий, и мы произносим:
   - Я могу исполнить свою миссию, но вы все знаете, что это  -  крайняя
мера, за которой только пропасть и разрушение. Не останется ничего,  все
придется начинать заново. Вы этого хотите?
   В храме повисает тишина, и мы молчим некоторое время, давая остальным
подумать, а затем заканчиваем:
   - Прошу всех, кто согласен со мной, поднять руки.
   Только три руки, включая мою, из двадцати четырех, подняты. Мы проиг-
рали, ибо здесь не бывает воздержавшихся. Ярость клокочет,  грозя  пере-
полнить чашу внутреннего терпения, но мы сдерживаемся, и быстро  выходим
на улицу.
   Нас догоняет невысокий мужчина в коричневой рясе. Он ниже нас по ран-
гу, но мы всегда прислушиваемся к нему, ибо он старше и качал нас еще  в
люльке.
   - Чего же ты ждала, дочь? Все было известно с самого начала. Ни у ко-
го из них, - его рука в широком рукаве указывает в сторону храма,  -  не
хватает мудрости, чтобы придать народам трансформирующий импульс, и поэ-
тому они предпочитают уничтожить их, чтобы начать  заново  делать  тоже,
что уже умеют и выучили наизусть, но нам нужно нечто новое.
   - Вот именно, - подхватываю я, - я чувствую тоже самое,  но  не  могу
убедить их в этой правильности.
   - Но не можешь же ты делать работу за них.
   Мы умолкаем пораженные: такая мысль не приходила нам в голову.  Опре-
деленный порядок в Иерархии Сознаний четко  разграничивал  полномочия  и
функции ее членов, но встать над всем этим означало....
   Видя мое замешательство, мужчина продолжает:
   - Используй крайнюю меру, дочь. Обратись к Отцу,  пусть  он  разрешит
твои сомнения.
   Наши глаза вспыхивают надеждой, и мы быстро возвращаемся в храм,  где
все еще сидит большая часть совета.
   - Я решила воспользоваться своим правом апеллировать к Духовному  От-
цу. Пусть Он решит наш спор, - и, не дожидаясь ответа, я  выхожу  снова,
начиная подниматься к одной из скал, маячащих впереди. Тропа, по которой
я иду, протоптана только мной. Никто не вправе ходить сюда,  но  я  имею
право ходить по любым тропам в округе.
   Кто же я?
   Через час мы на месте и падаем в молитве на колени. Я  ощущаю  колос-
сальные потоки психической и нервной энергии, сконцентрированные в  теле
женщины в белом плаще. Я впервые ощущаю разницу между нами. Я не  выдер-
живаю напора неведомых мне сил. Вокруг все начинает гудеть, как в  аэро-
динамической трубе.
   На скале, у нас над головой появляется сияние, которое все усиливает-
ся по мере того, как увеличивается гул внутри нас. Долина начинает  кру-
житься перед глазами, сознание затуманивается, и в тот миг, когда я слы-
шу голос, идущий откуда-то сверху, еще не разобрав ни слова, теряю  соз-
нание....

                                ГЛАВА 2.

   Малыш Фабио зевнул и сладко потянулся на кровати. Солнце все еще  ка-
рабкалось по противоположным склонам гор, и в спальне было довольно сум-
рачно, но к этому в долине привыкли.
   Вскочив с кровати, малыш побежал к реке, холодным потоком несущейся с
ближайшего ледника. Взрослые сделали здесь небольшой бассейн, отгорожен-
ный проволочным забором, чтобы дети могли без риска для жизни, купаться.
С разбега прыгнув в ледяную воду, Фабио как всегда сначала  ощутил,  что
дышать стало нечем, но через мгновенье организм бурно  погнал  по  жилам
горячую кровь, и, выбравшись на берег,  малыш  ощутил  прилив  жизненных
сил.
   Вернувшись в дом, он обнаружил на плите завтрак, заботливо  приготов-
ленный матерью, которая уже ушла делать покупки для  семей  Хенинксов  и
Макфинли.
   Уже несколько дней Фабио носил в себе тайну "Демиурга", он никому  не
говорил о нем и не включал его, он думал. Сначала малыш хотел  облегчить
жизнь себе и матери, но потом подумал, что это - эгоизм и слишком мелкая
задача для волшебной палочки, хотя матери он все же рассчитывал  помочь.
Он мог бы, наверное, вернуть отца, но пирамида своим шквалом  информации
научила его осторожности, и возвращение человека представлялось  ему  не
самой простой из проблем. Кроме того, как объяснить окружающим, что  че-
ловек, которого все давно похоронили, неожиданно появляется среди живых.
Такие вопросы ставили малыша в тупик, и он все еще не мог решить, с чего
начать.
   Впрочем, именно на сегодня он назначил дату, когда отступать было уже
некуда, иначе в дальнейшем, ни о каком уважении к себе не могло  быть  и
речи. Это тем более было важно, что у мамы сегодня были именины, а  зна-
чит, нужно было что-то дарить.
   Именно поэтому, быстро поглощая свой завтрак, Фабио беспрестанно  ер-
зал на табуретке, да так и оставил пол тарелки недоеденного супа,  трус-
цой засеменив к сараю.
   Вытащив "Демиурга" на свет божий, он включил его в сеть и сказал:
   - Пирамидка, пирамидка, сделай так, чтобы мама сегодня нашла  большой
клад, - после чего малыш подождал несколько секунд, замерев как  обычно,
и выдернул провод из розетки.
   Прошло полчаса, час - мама не появлялась. Фабио не думал,  что  ждать
так тяжело. Он предполагал, что стоит ему пожелать, как все сразу же ис-
полнится, но теперь, сидя на крыльце своего дома,  он  понял,  используя
запас знаний Охо, что словом "сегодня" он  предоставил  прибору  возмож-
ность решать поставленную задачу в течение всего дня. Уточнять эту самую
задачу малышу совсем не хотелось, поскольку это могло  повлиять  на  ка-
чество ее разрешения. Оставалось ждать.
   Лючия появилась только в три часа, когда измученный ожиданием  Фабио,
уже готов был снова воспользоваться прибором.
   Услышав стук щеколды на калитке, малыш едва удержался от того,  чтобы
кинуться к матери с вопросом: нашла? Однако, увидев ее лицо и пустые ру-
ки, он чуть не заревел от отчаяния, хотя голос Пирса твердил внутри: еще
не вечер, малыш.
   Совладав с собой, Фабио нашел силы поздравить мать с днем рождения  и
казаться естественным, но вряд ли ему это удалось бы, если бы Лючия поч-
ти сразу же не отправилась в сад вкапывать какой-то столб, оставив  сына
ходить из угла в угол двора. И именно тогда, когда он уже всерьез засом-
невался в "Демиурге", из сада донесся едва различимый, изумленный  голос
матери.
   Сердце малыша екнуло, и он кинулся в сад. В руках  матери  он  увидел
достаточно большую шкатулку, украшенную очень красивыми камнями. У Фабио
захватило дух при виде самоцветов, ликующих на солнце всевозможными цве-
тами. Его восторгу не было границ, и восхищение, прозвучавшее в вопросе,
было вполне искренним:
   - Что это, ма?
   - Господи, сын, да я и сама не знаю! - Фабио заметил, как  дрожат  от
волнения ее руки, похоже - это настоящий клад!
   - А что внутри? - малыш нетерпеливо потянулся к шкатулке.
   - Сейчас, сейчас, - Лючия огляделась вокруг  в  поисках  какой-нибудь
подходящей железки, чтобы открыть встроенный замок, но ничего, кроме ло-
паты не увидела, - идем в дом, - закончила она поиск.
   Они быстро, слегка запыхавшись, вбежали в кухню, и в  течение  десяти
напряженнейших секунд Лючия нервными движениями  ножом  заставила  замок
щелкнуть. Наступившая вслед за откидыванием крышки пауза была достаточно
красноречивой, чтобы свидетельствовать хотя бы приблизительно о содержи-
мом шкатулки.
   Женщина бессильно опустилась на стул, а Фабио шумно выдохнул то,  что
не находило выхода уже несколько дней. Глядя на гору бриллиантов,  руби-
нов и старинных золотых монет, малыш даже позабыл, что это его рук дело.
Он не заметил и того, насколько сама  шкатулка  и  ее  содержимое  соот-
ветствуют его мысленным представлениям о "большом кладе".
   - Бог мой! - наконец выдавила из себя мать, - что со  всем  этим  де-
лать? Это же целое состояние!
   - Значит, ты теперь сможешь не работать? Да, ма?
   - Не работать? - голова Лючии все еще плохо соображала, - ну,  конеч-
но, конечно! А ты сможешь учиться. Иди ко мне, мое золото, - она  протя-
нула руки к сыну, и когда тот подошел, обняла, и через несколько  секунд
Фабио ощутил, как задрожали ее плечи и что-то капнуло ему на макушку. Он
прижался к ней еще сильнее и сказал:
   - Не плачь, ма. Ты же сама говорила, что все будет хорошо, помнишь?
   - Да, да, конечно, - всхлипывая, ответила мать, -  теперь  все  будет
хорошо.
   Они молчали некоторое время, пока бремя прежних забот сменялось внут-
ри их радужными мечтами. Малыш Фабио ликовал!
   Теперь он был волшебником и мог помочь кому  угодно.  Выросший  среди
постоянных лишений, исключая разве что  полноту  родительской  любви,  в
своем сердце он не носил зла, потому что на себе испытал его  власть.  И
он не желал этого зла никому, он хотел жить в мире добра и любви. И ведь
как приятно делать добро: как хорошо теперь будет его маме. Славный  ма-
лыш Фабио, неискушенный знанием мира, в котором жил.
   - Я сейчас же пойду к господину Макфинли, - решительно встала  Лючия,
- и попрошу его продать все это.
   - Ма! - испуганно глянул на нее малыш, - зачем?
   - Какая польза от драгоценностей, если нам с тобой нужны деньги!
   - Деньги? - теперь заторможено соображал Фабио, - ах, конечно, но мо-
жет поехать прямо в город и самим продать шкатулку?
   - Ну, что ты, Фа, - Лючия погладила сына по голове, - меня сочтут во-
ровкой, отберут клад и посадят в тюрьму.
   - Но ведь ты нашла его у себя в саду! - Фабио очень не  хотел,  чтобы
кто-нибудь в долине узнал про клад сейчас.
   - Кто мне поверит?
   Фабио не было, что ответить. Он не знал, что делать. Если бы он пред-
полагал такие сложности с реализацией клада, он попросил бы у "Демиурга"
денег, а не драгоценностей, но не выбрасывать же всю эту красоту в реку.
Да и матери пришлось бы объяснять тогда все остальное. А  значит,  нужно
было идти к Макфинли.
   Пока он обо всем этом размышлял, мать уже переоделась и уложила  шка-
тулку в сумку. Она была очень взволнована, когда давала  сыну  последние
наставления, которых он не слышал уже давно:
   - Не балуй тут и жди меня! Я скоро приду.
   И малыш снова принялся ждать...
   Вилла Макфинли с бассейном и белыми мраморными колоннами занимала не-
малую часть долины вместе с приусадебным хозяйством и  парком.  Это  был
трехэтажный особняк, смешавший в своей архитектуре основательность сред-
них веков и просторность современных построек: мрамор и много стекла.
   Лючия перебросилась парой фраз с охранником у ворот, не сообщая ему о
цели своего визита, и тот пропустил ее так как знал, что она здесь рабо-
тает. Длинная аллея, ведущая к  особняку,  окончательно  вымотала  нервы
женщине.
   Эрхард Макфинли - богатый землевладелец - был собственником не только
этой долины, но и прилегающих пастбищ с тысячами голов скота  на  них  и
разбросанными в округе деревушками пастухов и  ферм.  Он  был  четвертым
наследником этого хозяйства и получил вместе с воспитанием соответствую-
щие черты характера и мировоззрение, о которых Лючия знала понаслышке от
личной прислуги хозяина, что лишь увеличивало ее волнение.
   Войдя в дом через черный ход, она обратилась к  аскетичному  старику,
выполнявшего работу дворецкого:
   - Оливер, не могли бы вы доложить господину Макфинли, что  у  меня  к
нему срочное дело.
   Проницательный дворецкий доброжелательно осведомился:
   - Ты чем-то взволнована, Лючия? Что-нибудь случилось?
   - Честно говоря, да, Оливер, но что именно я не могу вам сказать. Это
слишком серьезно для меня.
   - Как знаешь, - не выдал своего разочарования вышколенный  старик,  -
но ты слишком взволнована, чтобы говорить сейчас с хозяином.
   - Это правда! Я очень волнуюсь, - женщина поежилась, -  но  дело,  по
которому я пришла не терпит отлагательств.
   - Хм! - лицо дворецкого все же выразило недоумение, - ты меня  заинт-
риговала, но это не мое дело. Я доложу о тебе.
   Старик вышел и вернулся меньше, чем через минуту со словами:
   - Хозяин просил подождать. Он сейчас занят делами с управляющим паст-
бищами.
   - Надолго? - нервно вскинулась Лючия.
   - Не могу знать, - сухо ответил тот, но потом смягчился, - налить те-
бе чего-нибудь выпить, чтобы снять напряжение?
   - Пожалуй, - Лючия хотела попросить ликер, но подумала, что ей  пона-
добится ясная голова, и потому закончила, - нет, спасибо.
   - Как угодно. Жди здесь. Я приглашу тебя, когда хозяин освободится.
   По прошествии двух часов нервное напряжение  Лючии  внезапно  прошло,
она была настолько вымотана, что ей было абсолютно безразлично все,  что
будет дальше, и именно тогда появился Оливер.
   - Ты можешь пройти, - он указал ей на дверь, ведущую в  кабинет  Мак-
финли.
   Лючия направилась к двери, когда дворецкий остановил ее словами:
   - Сумку ты можешь оставить здесь.
   Женщина смутилась, но потом быстро нашлась:
   - Но в ней именно то, ради чего я пришла.
   Старик пытливо посмотрел на нее, а потом усмехнулся своим  мыслям  и,
освободив дорогу, сказал:
   - Надеюсь, это не бомба.
   Лючия оторопела от этих слов, но потом, уже взявшись за ручку  двери,
в тон ему парировала:
   - Нет, это - ядерная боеголовка.
   Эрхард Макфинли сидел за огромным столом в чуть меньшем  по  размерам
кресле, и сам он был чуть меньше этого кресла. Его апоплексическое  лицо
было все еще красным после общения с управляющим, который  в  итоге  был
уволен. Это был уже девятый за последние пять лет. Эрхард не выносил да-
же тени воровства, когда такая тень ложилась на  подчиненных.  С  другой
стороны его совсем не угнетало то, что тысячи людей работают на его кар-
ман за нищенскую плату.
   И теперь этот высокий и грузный мужчина безразлично рассматривал сто-
явшую перед ним женщину, понимая, что она достаточно красива, но никаких
эмоций это обстоятельство у него не вызывало, ибо люди были для него ма-
шинами по извлечению денег. Они интересовали его только, как части этого
сложного процесса, а что означала в этом процессе особь, стоявшая  перед
ним. Наверняка она явилась сюда с какой-нибудь ничтожной просьбой. Это и
бесило Макфинли: эти людишки даже просят всегда настолько мало, что  ему
лень руку поднять для выполнения их потребностей.
   - Ну, что там у вас? Сын заболел?
   - Н-нет, - переминалась с ноги на ногу Лючия, - я... как вам сказать.
   - Что? - начал раздражаться Макфинли, - крыша дома потекла?
   - Да нет, нет, я ... а впрочем, - она  сделала  несколько  торопливых
шагов к столу, доставая одновременно что-то из сумки, чем перепугала хо-
зяина дома, заставив его оцепенеть сначала от страха, а потом от изумле-
ния, когда он увидел то, что оказалось перед ним, поставленное со стуком
на стол, - вот! Я нашла клад!
   В комнате, где неярко горели светильники, поскольку Солнце уже  давно
зашло, повисла тишина. Даже неяркого света хватало, чтобы камни, лежащие
в  шкатулке,  показали  всю  свою  красоту.  Наконец,   Макфинли   задал
единственный вопрос:
   - Где вы это взяли?
   - У себя в саду, когда вкапывала столб, - Лючия  заторопилась,  пола-
гая, что искренность поможет ей, - вы знаете, господин Макфинли, у  меня
сегодня именины, и я так...
   - Хорошо! Очень хорошо, - уже не слыша ее, хозяин  дома  набирал  ка-
кой-то номер на телефоне, и когда на другом конце провода сняли  трубку,